Хотя столь любезное обхождение потребовало от него почти сверхчеловеческого усилия, Фрэнсис все же почувствовал некоторое удовлетворение от того, что пошел на такие жертвы. У Юки заметно поднялось настроение. Она вся засветилась, напоминая сверкающий дискотечный шар.
- Плоды папайи - такая вкуснотища, пальчики оближешь. Попробуйте.
- Что ж, так и сделаю.
Ханна скрутила свои длинные черные волосы обратно в конский хвост и закрепила резинкой, чтобы он не распался. Она повернулась, явив взгляду учеников золотисто-коричневую от загара шею, посмотрела на доску и написала мелом слово "КАМАПУА’А". В классе тотчас же послышалось хихиканье ее учеников. Школьники так реагировали каждый год, когда они приступали к изучению этого раздела Кумулипо, гавайского мифа о создании мира. Некоторые сказания в гавайской мифологии и впрямь были смешными, но именно миф о Камапуа’а, боге-кабане, вызывал острый интерес у детей. Ханна понимала почему. Бог-кабан представлял собой образчик истинного повесы. Озорной любитель удовольствий, распущенный и похотливый, согласно легенде наделенный "рылом непомерных размеров", он, как и Каналоа, зловонный бог-осьминог, целиком захватывал их воображение.
Ханна недалеко ушла по возрасту от своих учеников и хорошо помнила то изнурительное время, когда сама пыталась запомнить родословную многочисленных гавайских богов. Кто кого родил, и когда, и образ какого животного, растения или полезного ископаемого они впоследствии приняли. Ей тогда все казалось довольно запутанным и сложным.
Так что ее порадовало, что дети сейчас смеются - значит, им нравится урок.
Ханна изучала гавайскую историю и язык в университете, выбор этих предметов помогал ей чувствовать себя особенной, гордиться своими корнями. Именно тогда она решила, что отныне ее жизнь будет посвящена сохранению столь самобытной культуры. Поэтому она теперь и преподавала гавайский язык. Отец Ханны, бывший военно-морской летчик, ныне летавший на торговых самолетах авиакомпании "Алоха", всегда предлагал замолвить за нее словечко перед своим руководством, чтобы она могла получать раза в два больше, работая стюардессой. Но дочь считала, что ее работа важна, и эта уверенность давала ей гораздо большее ощущение удовлетворения, чем от высокой зарплаты. Все предметы в школе "Кекула кайапуни’о" преподавались на гавайском языке. Здесь действовала экспериментальная программа языкового погружения; таких в штате было немного, и Ханна вместе с другими преданными своему делу учителями прилагала все силы, чтобы эксперимент удался.
Учительница повернулась к классу как раз вовремя, чтобы заметить, как Лиза Накашима, известная непоседа, пыталась передать записку Лилиане Моррисон, своей постоянной соучастнице в нарушении спокойствия класса. Ханна перехватила записку и, развернув ее, увидела нарисованное наспех изображение Камапуа’а, бога-кабана, весьма смахивающего на мультяшного поросенка Порки, с невероятно раздувшимся членом. Тот выглядел так комично, что Ханна не удержалась и рассмеялась.
Прибыли представители профсоюза: один из них походил на того парня из "Голдфингера", фильма про Джеймса Бонда, который все бросал шляпу (ах, да, его звали Мастер-На-Все-Руки); его спутником был пронырливый белый хлыщ в рубашке, выглядевшей так, словно ее сделали из облученных цветков гибискуса. Фрэнсис порадовался, что на нем по-прежнему очки.
- Вы Фрэнк?
- Фрэнсис.
- Но ведь все зовут вас Фрэнком?
- Вообще-то нет.
Эти два парня, этакие крутые водители грузовиков, стояли и беззастенчиво рассматривали голливудского гомика и его благоухающую помощницу.
Фрэнсис вспомнил про Юки.
- Это моя помощница.
Он мысленно попенял себе за то, что не запомнил имя этой вонючей девицы. Но она сама пришла ему на выручку, встала и протянула членам профсоюза руку:
- Юки Сугимото.
Первым представился белый:
- Джо Уорд.
Они обменялись рукопожатиями. Затем пришла очередь "Мастера-На-Все-Руки".
- Эд Хафф.
В приветствии не было ни малейшего намека на дружеское расположение или искренность. Встреча с ними не обещала Фрэнсису ничего хорошего. Она не входила в разряд приятных дел. Джо и Эд прибыли с одной-единственной целью: выбить полный почасовой тариф для членов своего профсоюза. Представителям профсоюза уже осточертело постоянно сдавать позиции, вкалывать сверхурочно или, еще хуже, тратить собственные выходные, тогда как члены профсоюза требовали удвоить почасовую ставку. На сей раз они не собирались уступать ни на йоту. Пусть полностью оплачивают грузоперевозки или валят снимать свой идиотский сериал где-нибудь в Таиланде.
Фрэнсиса сломать было трудно, ему уже не раз приходилось иметь дело с подобными людьми. Да, их смело можно было назвать атлантами, на плечах которых держалась вся киноиндустрия. Это были люди, которые управляли грузовиками, выгружали оборудование, а потом слонялись без дела, набивая животы и играя в карты, пока не приходило время снова все загружать и ехать до следующего пункта назначения. Они прибывали на место съемки первыми и уезжали последними. Без них невозможно было снять ни одной сцены, и если вы, не дай бог, разочаруете их, они запросто могут вас подставить. Например, начнут работу позже обычного; также что-нибудь может случиться с грузовиками - например, они могут потеряться где-нибудь в дороге или, еще хуже, просто ползти как улитка. Подобные трюки обойдутся кинокомпании в десятки тысяч долларов за потерянное время. Меньше всего хороший продюсер жаждал потерять день съемок только из-за недовольства рабочих сцены и гребаных водителей грузовиков. А Фрэнсис был именно таким продюсером - настоящим профессионалом, который тщательно следил за тем, чтобы все было вовремя и на своих местах.
- Пожалуйста, присаживайтесь, - предложил он посетителям.
Юки встала и пересела к Фрэнсису. Мгновенно усилившееся благоухание вызвало в его желудке стремительный приток желчи; эти запахи практически убивали его, пока Джо и Эд втискивались в кабинку.
- Не желаете ли перекусить? Я плачу.
- Мне просто кофе.
Джо чуть наклонился вперед. Он не хотел терять ни минуты.
- Какой у вас план?
- Шесть недель подготовки, затем двадцать восемь дней съемок.
- Сколько, по-вашему, грузовиков вам понадобится?
Принесли кофе. Фрэнсис вдобавок заказал половину папайи и, подумав, что ему не мешало бы возместить потери протеина, израсходованного прошлой ночью, попросил приготовить омлет и поджарить ломтик бекона. Он сделал глоток из чашки и мысленно улыбнулся. Бекон он заказывал, испытывая некоторые колебания, но потом решил послать к чертям собачьим всех этих диетологов, личных тренеров, дерматологов, кардиологов и прежде всего Чада. Тот вообще испытывал самый настоящий ужас перед свининой. Как будто небольшой тромбоцит в артериях или увеличение жировой прослойки на ноль целых сколько-то там десятых были самым большим несчастьем, которое только может приключиться с человеком.
- Полный набор. Мы рассчитываем привлечь к работе много ваших людей.
Джо и Эд тотчас же насторожились.
- Да?
Фрэнсис кивнул и сделал глоток кофе. Джо и Эд взялись за свои чашки. Юки достала блокнот и механический карандаш.
Джо метнул на нее подозрительный взгляд.
- А это еще зачем?
- Я подумала, мне понадобится сделать кое-какие записи.
Джо повернулся к Фрэнсису:
- На уступки мы не пойдем.
Фрэнсис улыбнулся. Он ждал этих слов.
- Я не прошу никаких скидок.
- Вы полностью оплачиваете грузоперевозки. - Не вопрос, утверждение.
- Конечно, полностью.
Фрэнсису показалось, что плечи Эда расслабились.
- Последний раз, когда ваша студия сюда наведывалась, они нас просто в гроб вогнали всякими скидками.
- Это в прошлом.
Джо по-прежнему не сводил с продюсера настороженных глаз. Фрэнсис невозмутимо пил кофе.
- Послушайте, парни, буду с вами откровенен. Это короткая работенка, легче простого, и студия решила, что ей не нужна никакая головная боль. Сериал выходит на экраны частями, а мы с вами намерены и дальше сотрудничать. Вот я и подумал, что одной из деловых сторон стоит пересмотреть условия.
Джо и Эд заговорщицки кивали, словно им только что доверили некий весьма ценный корпоративный секрет.
- Что насчет сверхурочных?
- И сверхурочные, и выходные. Мы принимаем все ваши условия.
- Питание?
- Если, по вашему мнению, мы должны обеспечить вас питанием, то вы его получите. У нас есть соглашения со службой доставки питания, одной из лучших. Ваши парни смогут набивать себе животы превосходными ребрышками, пока их артерии не взорвутся.
Джо и Эд обменялись растерянными взглядами.
- Вы не наймете Сида?
Фрэнсис удивленно посмотрел на них.
- Кто такой Сид?
- Все обращаются к Сиду. На острове только один поставщик провизии.
Фрэнсис поправил солнечные очки.
- Что ж, теперь их два.
Джо и Эд нахмурились.
- Наши ребята предпочитают есть местную пищу.
- Местную? Что вы имеете в виду?
- Консервированная ветчина и яйца, локо-моко, пои. Вы понимаете? Местную.
Фрэнсис с готовностью закивал:
- Наш повар приготовит все, что пожелаете.
Юки взглянула на мужчин:
- Извините, что прерываю вашу беседу, но не лучше было бы, если бы ваши работники перешли на более полезную пищу? То есть… я хочу сказать, вы правда знаете, что именно входит в состав консервированной ветчины?
Ей ответил Эд:
- Пупки и жопы.
Юки презрительно поджала губы и вернулась к своим мыслям.
Джо повернулся к Фрэнсису:
- И как называется эта контора?
- Поставкой провизии будет заниматься Джек Люси из Лас-Вегаса.
Джо закивал:
- Я слышал о нем.
Принесли половину папайи. Фрэнсис принялся выдавливать на нее сок лайма, постаравшись, чтобы брызги полетели в сторону Джо и Эда. Потом набрал полную ложку мякоти и добавил:
- Мне доводилось работать с ним прежде. Личность поистине незаурядная.
7
Ханна сидела на кухне в квартире Джозефа и потягивала кофе. У нее был обеденный перерыв, время до возвращения на работу еще оставалось, поэтому она расслабилась, получая удовольствие от выдавшейся спокойной минутки. Девушка откинулась на спинку стула и положила ноги на стол. Не обращая внимания на то, что на ней костюм, в котором она обычно ходила в школу (голубые широкие брюки и блузка в розово-черную полоску на пуговичках), Ханна небрежно развалилась на стуле, отчего на недавно выглаженной одежде стали мгновенно, как сорняки, вырастать складки.
Она была гавайкой, с черными волосами и прекрасной загорелой кожей, сверкающие темные глаза смотрели с уточненного лица. Имея стройное телосложение (мать Ханны считала, что это свидетельствовало о наличии японских предков), она являлась обладательницей маленькой, красиво округленной груди, какую можно видеть у таитянок на картинах Гогена. В своем деловом облачении Ханна чувствовала себя обманщицей, словно притворяясь, что она не исконная страстная гавайка, а какая-нибудь там азиатская деловая дама, работающая на крупную корпорацию в Токио или Сингапуре.
Ханне никогда не нравилась принятая в школьной системе манера одеваться. Ведь следовало учитывать, что они живут на Гавайях, с их неторопливым образом жизни, в "штате Алоха", славящемся своим гостеприимством, где даже губернатор носит сандалии и гавайскую рубашку. Однако школьная администрация посчитала, что учителя должны производить впечатление строгих, авторитетных и высококвалифицированных людей. Возможно, доля истины в подобном подходе была. Если учителя станут у доски болтать по-гавайски, одетые как какие-нибудь хиппи или серферы, их могут не воспринимать всерьез. На учителей и так уже достаточно давили, так что не следовало оставлять возможности упрекать их и в манере одеваться.
Закон "Каждый ребенок имеет право на хорошее образование" предполагал отличное знание английского языка как признак солидной школьной подготовки. Как будто владение одним лишь родным языком каким-то образом означало, что ты не так умен, как дети в каком-нибудь Коннектикуте. Подумаешь, Коннектикут. Всего лишь огромный кусок материкового дерьма. А еще учителя были вынуждены постоянно тестировать своих учеников, позволять проверяющим появляться в стенах школы и наблюдать за занятиями, а также мириться со всеми остальными бюрократическими препятствиями.
Ханна отхлебнула кофе и оглядела кухню. Ей нравилось оставаться на ночь у Джозефа. Его дом всегда был выдраен до блеска, казался почти маниакально чистым в сравнении с ее жилищем. Никаких гор грязного белья, загромождающих интерьер наподобие внушительных муравейников в Западной Африке, никаких журнальных, книжных или газетных свалок, покрывающих каждый сантиметр свободного пространства. Квартира Джозефа, напротив, была стерильной, без единого пятнышка, словно в любую минуту он ожидал прибытия представителей отдела здравоохранения с внеплановой проверкой.
Джозеф всегда делал уборку после Ханны. Укладывал ее предназначенную для стирки одежду в бельевую корзину, выбрасывал газеты и отмывал до блеска грязные тарелки, сваленные грудой в раковине. Он любил в шутку приговаривать, отправляя ее спортивные брюки в стирку, что приятно чувствовать воздействие женской руки в доме. Ханне нравилось, что Джозеф убирает за ней. Это свидетельствовало о его любви. Он совсем избаловал ее в этом плане.
В черных глазах Ханны вспыхнул огонек, когда она услышала шаги Джозефа.
- Хочешь кофе?
Джозеф отрицательно мотнул головой и наклонился, чтобы поцеловать ее.
- Сид только что звонил. У него какие-то неприятности, - сообщила девушка.
- Перезвоню ему позже.
Джозеф окинул взглядом Ханну, которая с ногами забралась на стул.
- Если будешь так сидеть, твоя одежда помнется.
Ханна улыбнулась:
- Я знаю.
Джек просто глазам не мог поверить. Что, белые люди здесь вообще не живут? Что не так с этим местом? Разве это не Америка? Всюду, куда ни посмотри, Джек видел только похожих на китайцев островитян, спешащих по своим делам. Даже некоторые из вывесок были на китайском или японском, или что-то в этом духе. То же самое можно наблюдать где-нибудь в Гонконге.
Европейцы вроде Джека казались на фоне аборигенов загорелыми мужланами, напялившими гавайские рубашки, кем, впрочем, они и являлись. Можно было сразу определить, что они не местные. Эти люди прилетали из Мичигана и Северной Каролины, Канзаса и Орегона, Огайо и Миннесоты. Они проделывали весь этот долгий путь к черту на кулички - к единственной наиболее изолированной группе островов посреди Тихого океана - в поисках солнца. И, несомненно, получали его сполна. У всех облезала обгоревшая кожа на носу, лбы и шеи приобретали цвет вареных лобстеров, кричащие яркие рубашки с трудом умещали жирные брюха, набитые под завязку говядиной, и не скрывали ножки-прутики, такие же белые, как частокол у них на родине…
- Нам надо достать солнцезащитный крем.
- У меня есть. "СПФ-30".
- Он помогает?
- Да. Думаю, проблем не будет.
- Не хочу походить на этих придурков, жрущих картофель фри.
- Надень шляпу.
- Давай жми на газ. Я здесь сейчас поджарюсь.
Стэнли увеличил мощность кондиционера.
- Так лучше?
- Просто прибавь ходу.
Машину вел Стэнли. А это означало, что они и дальше будут ползти вперед со всей возможной медлительностью, останавливаться из-за каждой ерунды, из-за которой только можно было остановиться. Джек задумался о том, доводилось ли когда-нибудь сыну переехать перекресток на желтый свет. Их машина стала тормозить за какую-нибудь миллиардную долю секунды до того, как зажегся чертов желтый. Хотя, впрочем, следовало признать, что Стэнли ни разу в жизни не попадал в аварии.
Постоянные остановки и усердное, бесстрастное маневрирование действовали на Джека удручающе, точнее, они до невозможности бесили его. Если бы он хоть раз посмотрел какое-нибудь из ток-шоу Опры Уинфри или имел за плечами психологическую подготовку, то давно бы уже понял, что подобное поведение Стэнли следовало назвать скрытой агрессией, и его целью было вывести Джека из себя. Что ж, ему удалось разозлить отца - тот с каждой минутой все больше сатанел.
- Боже, веди поживее.
- Смотри, какое движение.
- Я вижу. Все нас обгоняют.
- Может, сам сядешь за руль?
Вопрос был чисто риторический. В Лас-Вегасе, конечно, Джек сам водил машину. Он не брал Стэнли даже в качестве попутчика. Но служба проката автомобилей в Гонолулу и слышать не хотела о том, чтобы Джек сел за руль. На лиц, переживших инсульт, действие страховки не распространялось. Джека Люси эти правила неприятно поразили и порядком вывели из себя. Служащая - девушка, похожая на китаянку, но на бейдже значилось, что ее зовут Гейл-Энн - бесстрастно стояла перед ними, не выражая ни намека на гавайский дух гостеприимства, она даже не делала вид, что ей приятно с ними общаться. Просто стояла и монотонно бубнила, что только Стэнли имеет право садиться за руль. Она снова и снова повторяла слова "бремя ответственности". Громко и отчетливо. Словно Джек умственно отсталый. Как будто он сам и являлся этим бременем.
Джек в отместку не поленился пару раз крепко приложиться своим ходунком к лакированному боку "линкольна", просто чтобы показать им, "какой обузой может оказаться такой ущербный калека, как он".
Поэтому именно Стэнли сидел теперь за рулем, тащась, как улитка, по дороге, предоставив отцу ненужную уйму времени для знакомства с городом.
Джеку Люси попалась на глаза вывеска, на которой красовалась надпись: "LA FEMME NU". Оформлена она была со всеми традиционными атрибутами стриптиз-клуба. Но что это за язык? В нормальном английском обычно пишут "NUDE" - голая женщина. Может, недостающие буквы просто выгорели? Джек довольно ухмыльнулся. Возможно, город, в конце концов, окажется не таким уж и плохим. Даже стриптиз-клуб имеется. Интересно, как будут выглядеть эти китайские куколки, полирующие своими кисками клубные шесты?
Что ж, он вернется сюда чуть позже и все увидит собственными глазами, после того как выгрузит Стэнли у гостиницы. Но сначала им предстоит кое-что сделать.
Фрэнсису срочно требовалось прилечь. Ему просто позарез нужен был час сна или, возможно, доза сильнодействующего снотворного ксанакс, просто чтобы прийти в норму. Тело тряслось и дрожало, он выглядел да и чувствовал себя как парализованный восьмидесятилетний старик.
Напряжение во время завтрака с представителями профсоюза, которое испытывал Фрэнсис, пытаясь удержать ситуацию под контролем, а также вонь, исходящая от этой азиатской девицы, оказались выше его сил. Он-то считал, что полезный обильный завтрак благотворно скажется на самочувствии и избавит его от непрекращающейся пульсирующей боли в голове, которая была следствием вчерашнего кутежа, но в действительности приобрел лишь самое заурядное несварение желудка и отрыжку от жирной свинины. Был даже такой момент, когда Фрэнсис уже всерьез собирался расстаться с завтраком и извергнуть все содержимое желудка прямо на стол. Но он давно вырос из пеленок. Поэтому пришлось сделать над собой нечеловеческое усилие и сдержаться.