Она была воплощением Блондинки. Идеалом Блондинки.
Она была - БЛОНДИНКОЙ.
Она была - НЕСЧАСТНА.
Она была - ЛЕГЕНДОЙ. А умерев, стала БОГИНЕЙ.
КАКОЙ же она была?
Возможно, такой, какой увидела ее в своем отчаянном, потрясающем романе Джойс Кэрол Оутс? Потому что роман "Блондинка" - это самое, наверное, необычное, искреннее и страшное жизнеописание великой Мэрилин.
Правда - или вымысел?
Или - тончайшее нервное сочетание вымысла и правды?
Иногда - поверьте! - это уже не важно…
Содержание:
От автора 1
ПРОЛОГ - 3 августа 1962 г. 1
РЕБЕНОК - 1932–1938 2
ДЕВУШКА - 1942–1947 29
ЖЕНЩИНА - 1949–1953 68
Примечания 113
Джойс Кэрол Оутс
Блондинка
Посвящается Элеанор Бергштейн и Майклу Голдмену
От автора
"Блондинка" - это радикально дистиллированная "жизнь" в форме прозы, и, несмотря на внушительный объем романа, принцип соответствия реальности держится здесь на синекдохе . Так, к примеру, вместо многочисленных домов, где некогда жила и воспитывалась ребенком Норма Джин, в "Блондинке" описан лишь один, вымышленный. Вместо многочисленных любовников, проблем со здоровьем, абортов, попыток самоубийства, ролей в кино в "Блондинке" упоминаются лишь некоторые, избранные, часто символические.
Реальная Мэрилин Монро действительно вела нечто вроде дневника и действительно писала стихи, точнее - фрагменты, отрывки в стихотворной форме. Из них в последнюю главу ("Помогите, помогите!") включены лишь две строчки; все остальные стихотворения сочинены автором. Ряд фраз из главы "Собрание сочинений Мэрилин Монро" взяты из интервью с ней, остальные придуманы; строки, приведенные в конце этой главы, завершают труд Чарлза Дарвина "Происхождение видов". Не следует искать в книге биографических фактов из жизни Мэрилин Монро. "Блондинка" изначально создавалась не как исторический документ, но как биографический роман на тему. (При этом автор использовала следующую литературу: "Легенда: жизнь и смерть Мэрилин Монро" Фреда Гайлза, 1985; "Богиня: тайные жизни Мэрилин Монро" Энтони Саммерса, 1986; и "Мэрилин Монро: жизнь актрисы" Карла Э. Роллинсона-младшего, 1986. Более субъективными произведениями на ту же тему, рисующими Мэрилин Монро как некую мифическую фигуру, являются: "Мэрилин Монро" Грэхема Макканна, 1987, и "Мэрилин" Нормана Майлера, 1973.) Из книг, описывающих жизнь Голливуда в сороковые и пятидесятые, наиболее полезной оказалась "Называя по именам" Виктора Нейваски. Из книг по актерскому мастерству, на которые ссылается или цитирует автор, наиболее искренними и ценными ей показались: "Думающее тело" Мейбл Тодд, "К актеру" Михаила Чехова, а также "Работа актера над собой" и "Моя жизнь в искусстве" Константина Станиславского. А вот "Настольная книга актера" и "Жизнь актера", а также "Парадоксы актерского мастерства" создают впечатление некой искусственности, надуманности. То же можно сказать и о "Книге американского патриота". Дважды цитируется в "Блондинке" отрывок из послесловия Г. Дж. Уэллса к роману "Машина времени" (в главах "Колибри", "И все мы ушли в мир света"). Строки из Эмили Дикинсон появляются в главах под названиями "Ванная", "Сирота", "Пора замуж". Отрывок из Артура Шопенгауэра "Мир как воля и представление" цитируется в главе "Смерть Румпельштильсхена ". Отрывок из труда Зигмунда Фрейда "Цивилизация и чувство неудовлетворенности" приводится в перефразированном виде в главе "Снайпер". Отрывки из "Размышлений" Блеза Паскаля цитируются в "Рослин 1961".
Стоит очутиться в световом кругу при полной темноте, и тотчас почувствуешь себя изолированным от всех. Там, в световом кругу… забываешь о том, что из темноты со всех сторон наблюдает за твоей жизнью много посторонних глаз… то состояние, которое вы испытываете… называется… "публичное одиночество". На спектакле, на глазах тысячной толпы, вы всегда можете замкнуться в одиночество, как улитка в раковину.
Вы можете носить с собой малый круг внимания не только на сцене, но и в самой жизни.
Константин Станиславский "Работа актера над собой"
Сцена действия - место священное… Здесь актер умереть не может.
Майкл Голдмен "Свобода актера"
Гений - это вовсе не дар. Это выход, который изобретает человек в отчаянном положении.
Жан Поль Сартр
ПРОЛОГ
3 августа 1962 г.
И пришла Смерть, просвистела, промчалась по бульвару в блекнущем коричневатом свете.
И пришла Смерть, летящая, как в детских мультфильмах, на громоздком, незамысловатом велосипеде рассыльного.
И пришла Смерть, верно, неумолимо. Не желающая слышать никаких отговорок. Поспешная. Яростно жмущая на педали. Смерть с посылкой в плетеной проволочной корзинке, закрепленной за сиденьем. На посылке надпись "СПЕЦИАЛЬНАЯ ДОСТАВКА. ОБРАЩАТЬСЯ С ОСТОРОЖНОСТЬЮ".
И явилась Смерть, уверенно ведущая свой нескладный велосипед по дороге, среди машин, через перекресток Уилшир и Ла-Бри. Где из-за дорожно-ремонтных работ две полосы движения на Уилшир слились в одну.
Смерть так стремительна! Смерть, лишь ковыряющая в носу в ответ на яростные гудки пожилых водителей. Смерть, хохочущая: "Да в гробу я тебя видала, приятель! И тебя, и тебя тоже!" Смерть, пролетающая мимо лоснящихся, сверкающих капотов дорогих автомобилей последних моделей, обгоняющая их, как Багз Банни .
И явилась Смерть, которую не отвращает ни вонь выхлопных газов, ни загрязненный воздух Лос-Анджелеса. Ни теплый радиоактивный воздух южной Калифорнии, где родилась сама Смерть.
Да, я видела Смерть. Мне снилась Смерть накануне ночью. И еще много раз, по ночам. И я ее не боялась.
И явилась Смерть, так буднично, так невзначай. Примчалась, крепко держась за проржавевшие ручки неуклюжего, но надежного велосипеда. Явилась Смерть - в футболке с надписью "Cal Tech", выстиранных, но не отглаженных шортах цвета хаки, в тапочках, но без носков. Смерть с мускулистыми икрами и волосатыми ногами. С круто изогнутым костистым позвоночником. Юношескими прыщиками на физиономии. Смерть взвинченная, заведенная до Предела, ослепленная солнечными бликами, режущими глаз, что отражались от ветровых стекол и хромированных панелей.
Дружное завывание гудков и клаксонов приветствовало это торжественное появление Смерти. Смерти с модной стрижкой ежиком. Смерти, энергично жующей жвачку.
Смерти такой заурядной, такой рутинной - пять дней в неделю плюс еще по субботам и воскресеньям за дополнительную плату. "Голливуд, услуги по доставке на дом". Смерти, доставляющей свои, особые посылки.
И пришла Смерть в Брентвуд, где ее совсем не ждали. Смерть летала по узким, почти пустынным в августе улочкам Брентвуда. О, этот Брентвуд с его трогательно ухоженными садиками и лужайками, мимо которых, торопливо крутя педали, пролетала Смерть. Торопливо и так обыденно. Альта-Виста, Кампо, Джакумба, Брайдман, Лос-Оливос. И дальше, дальше, на Пятую Хелена-драйв, улицу-тупик. Пальмы, бугенвиллеи, красные вьющиеся розы. Запах гниющих лепестков. Запах спаленной солнцем травы. Живые изгороди. Глицинии. Закругляющиеся асфальтовые дорожки. Шторы на окнах плотно задернуты - защищают от солнца.
Смерть доставляет посылку, на которой нет обратного адреса.
ММ ПРОЖИВАЮЩЕЙ
2305 ПЯТАЯ ХЕЛЕНА-ДРАЙВ
БРЕНТВУД КАЛИФОРНИЯ
США
ПЛАНЕТА ЗЕМЛЯ
Оказавшись на Пятой Хелена-драйв, Смерть крутит педали уже медленнее. И, сощурившись, вглядывается в номера домов. Смерть и не думает оглядываться на посылку со столь странным адресом. Коробочку, завернутую в полосатую белорозовую блестящую бумагу, в которую, если как следует присмотреться, уже заворачивали что-то раньше. Украшал эту коробочку готовый белый шелковый бант, приклеенный прозрачным скотчем.
И размером коробочка совсем невелика: восемь на восемь и десять дюймов. И весит каких-то несколько унций. Может, пустая? Или набита тонкой оберточной бумагой?..
Нет. Если потрясти, сразу становится ясно - там, внутри, что-то есть. Что-то такое мягкое, с закругленными краями, возможно, некий предмет, сделанный из ткани.
Смерть явилась в начале вечера, 3 августа 1962 года, и позвонила в звонок дома под номером 12305 по Пятой Хелена-драйв. Отерла вспотевший лоб бейсбольной кепкой. Продолжала нетерпеливо и энергично жевать жвачку. Шагов внутри слышно не было. Но нельзя же оставить этот чертов пакет на ступеньках, надо, чтобы расписались, что посылка доставлена по адресу.
Из-за двери доносился лишь приглушенный шум кондиционера. А может, радио? Небольшой домик в испанском стиле, "гасиенда" всего в один этаж. Стены под необожженный кирпич, лоснящаяся оранжевая черепичная крыша, окна с опущенными жалюзи. На всем следы пыли. Тесный и миниатюрный, точно кукольный домик, самый что ни на есть заурядный, в Брентвуде таких полно. Смерть позвонила еще раз, сильнее нажимая кнопку. На этот раз дверь отворилась.
Из рук Смерти я приняла этот дар. Мне кажется, я знала, что там, в коробке. И от кого. Увидев имя и адрес, рассмеялась, а потом расписалась в получении.
РЕБЕНОК
1932–1938
Поцелуй
Этот фильм я смотрю всю жизнь. Но так ни разу и не досмотрела до конца.
Почти то же самое, если бы она сказала: "Этот фильм и есть моя жизнь!"
Первый раз мать взяла ее в кино, когда ей было всего два или три годика. Впечатление было совершенно ошеломляющее. "Египетский театр" Граумана, что на Голливуд-бульвар. Лишь спустя несколько лет научилась она следить за развитием сюжета, но тогда, в первый раз, была просто очарована движением - неустанным, напоминающим рябь на воде, мерцающим движением на огромном экране, высоко над ее головой. Тогда она еще не понимала, что это есть не что иное, как сама вселенная, на которую проецируются бесчисленные безымянные формы жизни.
Сколько раз ребенком, а потом уже девушкой, с трепетом возвращалась она в этот кинотеатр. И несмотря на разницу в названиях, тут же узнавала многих актеров. Потому что в каждом фильме непременно присутствовали Прекрасная Принцесса (обязательно блондинка) и Темный Принц (обязательно брюнет). И целый вихрь самых разнообразных событий то сводил их вместе, то разлучал. Снова сводил и снова разлучал, а фильм тем временем уже близился к концу. Музыка гремела все громче, по нарастающей, и они вот-вот должны были слиться в яростных объятиях.
Но конец далеко не всегда был счастливым. И предсказать его было просто невозможно. Ибо порой один из героев опускался на колени перед смертным одром второго и возвещал о смерти прощальным поцелуем. Даже если он (или она) каким-то образом выживал после смерти возлюбленной, вы понимали, что весь смысл жизни теперь для него потерян.
Потому что жизнь без кино не имела никакого смысла.
А кино просто не могло существовать без темного зала кинотеатра.
Однако как все же досадно так и не увидеть, чем же закончится фильм.
Потому что вечно что-то мешало. То в зале поднимался шум и зажигался свет. Громко верещала пожарная сирена (но без огня? был ли огонь? однажды показалось, она определенно улавливает запах дыма), и всех просили покинуть зал. Или же она куда-то опаздывала, и приходилось уйти, так и не досмотрев до конца; или же просто засыпала в кресле, пропускала конец и просыпалась, рассеянно щурясь от яркого света, а незнакомые люди вокруг вставали с мест и начинали выходить.
Как, уже кончилось? Это конец? Но как и чем это могло закончиться?
И даже уже будучи взрослой женщиной, она продолжала ходить в кино. Проскальзывала в темный зал кинотеатра, расположенного где-то на окраине города или же в совершенно незнакомом городе. Она страдала бессонницей, а потому часто покупала билет на сеанс для полуночников. Иногда она покупала билет и на самый первый сеанс. Не то чтобы она ощущала скоротечность и мимолетность жизни (хотя жизнь становилась для нее все более затруднительной, все чаще ставила в тупик по мере того, как она взрослела). И вместо того, чтобы слиться с этой быстротечной жизнью, она постоянно пыталась остановить время. Силой, как малое дитя, которое хватается за стрелки часов, пытаясь прервать их неумолимый бег.
Итак, она входила в темный зал (где часто пахло залежалым поп-корном, едким лосьоном для волос, дезинфекцией), входила возбужденная, как молоденькая девушка, жаждущая снова увидеть на экране - о, еще раз! хотя бы один раз! - роскошную блондинку, которая, казалось, никогда не состарится. Блондинку, облеченную в женскую плоть, грациозную, как ни одна женщина на свете. И еще казалось, что свет исходит не только от ее чудесно сияющих глаз, но и от самой кожи! Ибо кожа - это зеркало моей души. Душе просто негде больше поселиться. В ней одной обещание всех мыслимых человеческих радостей. Итак, она проскальзывала в зал, выбирала кресло в первом или втором ряду, поближе к экрану, и целиком отдавалась фильму, который казался одновременно знакомым и незнакомым - как часто повторяющийся сон, что никак не удается толком запомнить. Костюмы актеров, их прически, даже лица и голоса со временем менялись. И в голове у нее проносились нечеткие обрывки воспоминаний из детства. Чувство одиночества, испытанное ею тогда, от которого лишь частично мог избавить мерцающий экран. Другой мир, в котором можно жить. Но где он?..
И в какой-то день или час она вдруг понимала, что Прекрасная Принцесса, которая прекрасна просто потому, что прекрасна и зовется Прекрасной Принцессой, обречена на вечные поиски. Обречена вечно заглядывать людям в глаза, ища подтверждения тому, что существует. Ибо мы, если нам не говорить, кто мы, словно и не мы вовсе. Разве не так?
Взрослая женщина. Беспокойство и нарастающий страх.
Сюжет фильма страшно запутан и сложен, хотя и знаком. Или почти знаком. Возможно, его слепили невпопад из каких-то совершенно разрозненных кусков. Возможно, специально сделали так, чтобы он дразнил и мучил. Возможно, настоящее перемежается в нем с обрывками прошлого. Или будущего?.. Крупные планы Прекрасной Принцессы, они носят такой интимный характер. Мы ведь предпочитаем оставаться извне, не влезать в шкуру других. Если б я только могла сказать: Вот она! Это я! Эта женщина, эта вещь на экране, вот кто я! Но ведь никогда не знаешь, чем все кончится. Она ни разу не видела финальной сцены, никогда не искала в ней неизбежной связи с промелькнувшими на экране обрывками прошлого. А ведь именно в нем, прошлом, если не считать финального поцелуя, и находился ключ к тайне фильма, она это твердо знала. Как органы человека при вскрытии являются ключом к тайне его жизни.
И обязательно настанет время, возможно, даже сегодня вечером, когда она, слегка запыхавшись, усядется в кресло с протертой засаленной плюшевой обивкой, где-нибудь во втором ряду старого кинотеатра на забытой Богом городской окраине; и пол будет закругляться под ее ногами, как земной шар, и покажется неровным и липким под подметками дорогих туфель. И народу в зале совсем немного, и почти все они сидят поодиночке; и она рада этому обстоятельству и тому, что в гриме ее никто не узнает (темные очки, красивый парик, плащ-дождевик); и никто из знакомых никогда не узнает, что она здесь, даже и не догадаются, что она может быть здесь.
Ну уж на этот раз я досмотрю до конца. На этот раз. Но почему, почему именно сейчас? Она понятия не имеет. И вообще-то ее ждут в совершенно другом месте, она опаздывает уже на несколько часов; возможно, даже заказано такси - везти ее в аэропорт. А может, она опаздывает уже на несколько дней, недель, поскольку, став взрослой, перестала считаться со временем? Ибо что есть время, как не ожидания людей, которые ты обязана оправдать? Но можно и отказаться играть в эту игру.
Да, она тоже заметила, что на этот раз Прекрасная Принцесса сбита с толку временем, именно им. Сбита с толку сюжетом фильма. Люди всегда подскажут, намеком, взглядом. А что, если нет? В этом фильме Прекрасная Принцесса уже немного не та, что прежде. Уже не в том ослепительном расцвете молодости и красоты. Хотя, конечно, все еще очень красива. И выглядит такой белокожей и сияющей на экране, когда выходит из такси на улицу, где метет ветер. Она в гриме, в темных очках, в прилизанном каштановом парике и туго затянутом в талии плаще. И камера неотступно следит за ней, пока она взбегает по ступенькам. Входит в кинотеатр и покупает один билет. Затем проскальзывает в темный зал и садится в кресло во втором ряду. И поскольку она - Прекрасная Принцесса, посетители смотрят на нее, но не узнают. Принимают за обычную женщину, пусть даже очень красивую, но им не знакомую. Фильм только что начался. И через секунду она целиком отдается тому, что происходит на экране, снимает темные очки. Голова приподнята. Глаза прикованы к светящемуся экрану, а в них какое-то совершенно детское выражение - благоговейное и немного встревоженное. И все происходящее на этом экране отражается на лице, как чередование света и теней на воде. Целиком уйдя в это восхищенное созерцание, она не видит, не замечает Темного Принца. Не замечает, что он вошел следом за ней в кинотеатр.
Вот на несколько секунд он попадает в объектив камеры, стоит за потертыми бархатными шторами у бокового прохода. Красивое лицо в тени, выражение лица нетерпеливое, напряженное. На нем темный костюм без галстука, поля мягкой фетровой шляпы затеняют верхнюю часть лба. Звучит музыкальная подсказка, и он быстро подходит и наклоняется к ней. К женщине, сидящей во втором ряду. Что-то шепчет ей на ухо, она вздрагивает, оборачивается. Ее удивление и испуг выглядят так натурально, хотя она знает сценарий. По крайней мере до этого момента. И еще немножко из того, что будет дальше…
Моя любовь! Это ты!
Только ты, ты, и никто другой!