Содержание:
Информация об издании 1
Посвящение / Эпиграф 1
Ком крэка размером с "Ритц" 1
Инсектопия 5
Европейская история 8
Тоже Дейв 13
Любовь и забота 15
Крутые-крутые игрушки для крутых-крутых мальчиков 20
Неисправности в "вольво"-760-турбо: инструкция 29
Премия для извращенца 33
Содержание 46
Информация об издании (2) 46
Читайте в серии "Английская линия": 46
Наши серии: 46
Книги Издательского дома "Флюид", выпущенные под торговой маркой FreeFly™, можно приобрести 47
Примечания 47
Уилл Селф - Крутые-крутые игрушки для крутых-крутых мальчиков
(Will Self - Tough, Tough Toys for Tough, Tough Boys)
Информация об издании
УДК 821.111-34
ББК 84(4Вел)-44
С29
Защиту интеллектуальной собственности и прав "Издательского дома "Флюид"" осуществляет юридическая компания "Ведение специальных проектов"
Перевод с английского Н. Головина, А. Логиновой, О. Пулена, О. Сергеевой, А. Финогеновой
Художественное оформление серии В. Коротаевой
Селф У.
Пер. с англ. - М.: ИД "Флюид", 2010. - 304 с. - Английская линия.
Уилл Селф (р. 1961) - один из самых ярких современных английских прозаиков, "мастер эпатажа и язвительный насмешник с необычайным полетом фантазии".
Критики находят в его творчестве влияние таких не похожих друг на друга авторов, как Франц Кафка, Уильям С. Берроуз, Мартин Эмис, Виктор Пелевин.
С каждым прикосновением к прозе У. Селфа убеждаешься, что он еще более не прост, чем кажется с первого взгляда. Его фантастические конструкции, символические параллели и метафизические заключения произрастают из почвы повседневности, как цветы лотоса из болотной тины, с особенной отчетливостью выделяясь на ее фоне. Автор заставляет нас поверить в полную реальность происходящего, которая то и дело подтверждается десятками и сотнями конкретных деталей, заставляя удивляться и сопереживать, восхищаться и утирать слезы от смеха.
ISBN 978-5-98358-277-4
© Will Self, 1998
© Головин Н., Логинова А., Пулен О., Сергеева О., Финогенова А., перевод, 2010
© ООО "ИД "Флюид", 2010
Посвящение / Эпиграф
Прекрасному человеку Фарре Анвар и - как всегда, с благодарностью - Д.И.О.
Жизнь - это сон, который не дает мне заснуть.
Оскар Уайльд
Ком крэка размером с "Ритц"
Здание - массивное, грандиозное. У основания - огромные арки, составляющие колоннаду, вгрызающуюся в его жесткую шкуру. В центре - высокие прозрачные двери со столбами по обе стороны. В середине фасада - фронтон, и на нем через каждые двадцать футов - бесстрастные лица древних богов и богинь. Над ними - ряды окон, каждое - как сияющий глаз. Все строение - плотное, угловатое, прочное и белое - молочного цвета, полупрозрачно-белесое.
Над главным входом - вывеска, буквы которой составлены из белых лампочек. Она гласит: "РИТЦ". Тембе глядит на шикарный отель. Глядит, затем перебегает Пикадилли, лавируя между машин - визжащих такси, гудящих грузовиков, сигналящих автобусов. Поднимается ко входу. Швейцар неподвижен, стоит на посту у медленно вращающейся двери. Он тоже белый - молочного, полупрозрачно-белесого цвета. Белое лицо, белые руки; тяжелое пальто, почти касающееся земли окаменевшими складками - молочными, полупрозрачно-белесыми.
Тембе вытягивает черную руку. Прикладывает ладонь к колонне у двери. Наслаждается контрастом: черные с желтой окаемкой пальцы на молочном, полупрозрачно-белесом. Ковыряет колонну - так, как школьник ковыряет штукатурку. Отколупывает кусочек стены. Швейцар смотрит мимо него незрячими, молочного, полупрозрачно-белесого цвета глазами.
Тембе достает из кармана ветровки стеклянную трубку для крэка и крошит в пирексовую чашку кусочек стены. Кладет трубку на землю, у основания белой стены, а из другого кармана достает горелку. Зажигает ее опасной спичкой, чиркнув о джинсы. Горелка полыхает желтым; Тембе прикручивает пламя до шипящего синего язычка. Берет в руки трубку и, зажав чубук сухими губами, начинает поглаживать чашку синим язычком огня.
Крошки крэка в трубке тают, превращаясь в миниатюрный Анхель дыма, падающего в округлую чашку, кипя и бурля, Тембе затягивается, затягивается и затягивается, чувствуя, как изнутри поднимается волна кайфа, как она поднимается снаружи, стирая различия между вне и внутри. Он затягивается, затягивается, пока от него не остается больше ничего, кроме самого процесса, самой затяжки: ветровой конус с летящим сквозь него вихрем дыма.
Я его курю, думает, а возможно, только чувствует, он. Я курю ком крэка размером с "Ритц".
Когда Дэнни демобилизовался после "Бури в пустыне", он вернулся в Харлесден на северо-западе Лондона. Не то чтобы ему так нравился район - кому вообще он может нравиться? - но все его друзья были здесь, все те, с кем вместе он рос. И здесь же был его дядя, Даркус, - после смерти Хетти заботиться о нем было некому.
Денни не хотелось думать, что он несет ответственность за Даркуса. Он даже не знал, приходится ли старик ему просто дядей, а не двоюродным или даже троюродным. Хетти никогда не придавала особого значения формальным семейным связям и не заморачивалась на тему родственных отношений детей и взрослых. Ее больше волновали практические вопросы: кто кого кормит, кто с кем спит, кто кому не дает прогуливать школу. Может быть, Даркус приходился Дэнни родным отцом - а может, и вовсе чужим человеком.
Мать Дэнни - Корал, о которой он, по сути, ничего не знал, нарекла его другим именем - Банту. Дэнни был Банту, а его младший брат звался Тембе. Корал сказала тете Хетти, что их отец родом из Африки, отсюда и имена, однако сам он никогда в это не верил.
- Толку-то от имен, а? - сказал свеженареченный Дэнни брату, когда они сидели на скамейке у харлесденской станции метро, попивая молочный коктейль и наблюдая за бомжами, клянчащими мелочь на бухло. - Кретинские имена нам дали, если уж на то пошло. Банту! Тембе! Мать думала, что они все такие клевые и африканские, да только хрена лысого она знала. Банту - это, твою мать, племя , а Тембе - ваще жанр музыки .
- Мне по фигу, - ответил Тембе. - Мне мое имя нравится. Я теперь поднялся... - он выпятил грудь, пытаясь заполнить ветровку, - и всем скажу, чтобы звали меня Тембе - так хоть кликуху тупую не навесят или еще чего.
Тембе было девятнадцать - высокий, тощий пацан с желтовато-черной кожей и плоскими чертами лица.
Денни презрительно цыкнул:
- Ты сраный торчок, Тембе, хорош втирать. Тебе повезло, что я вернулся, займусь тобой теперь.
Два брата сидели на скамейке, передавая друг другу молочный коктейль. Дэнни было двадцать пять, и Тембе вынужден был признать - выглядел он отлично. Крутой - без вопросов, с этим никто бы не стал спорить. Он всегда был крутым - и к тому же, кто бы на него ни наехал, всегда давал отпор.
Когда Тембе учился в школе, он воспринимал старшего брата чуть ли не как героя. Тот был крутым, но при этом и учился хорошо. Проблема состояла в том, что он не хотел на этом зацикливаться - или, как говорили учителя, "не хотел найти приложения для своих способностей". "Чё толку-то? - говорил он. - Ну, закончил ты эту сраную школу, и чё дальше? Как хренов послушный ниггер, переться в Центр трудоустройства? Знаешь этот прикол: "Чё сказать черному, у которого есть работа? - Дайте биг-мак и картошку..." Короче, я этой дурью маяться не собираюсь. Не забывай, как сказал Мутабарука: если останешься в стране белых надолго, ничё хорошего не выйдет. Сто пудов правда".
И Банту (так его звали тогда) как-то ухитрился собраться и улетел на Ямайку. Он утверждал, что это и была "родина", хотя и сам наверняка не знал почему, - к корням тетя Хетти относилась столь же безразлично, как и к узам родства. Однако он уговорил Стэна, державшего ямайскую забегаловку в Мэнор-Парк-роуд, чтобы его двоюродный брат пристроил его на работу в Кингстоне. В плане исторических корней все это было сомнительно, но в плане карьеры для Банту это был значительный шаг вперед.
В Кингстоне оказалось, что брат Стэна умер, или пропал без вести, или вообще никогда не существовал. Банту успел услышать все возможные версии, прежде чем перестал искать. В следующие полгода он перестал быть "Банту" и стал "Лондоном", поскольку - во всяком случае, для ямайцев - именно оттуда он был родом. И примерно в это же время он нашел постоянную работу - на человека по прозвищу Сканк, который покупал порошок с лодок и готовил из него крэк для продажи на улицах Тренчтауна.
Сканк регулярно читал Лондону лекции: "Возьми человека с улицы - он весь жесткий. Нет у него гиб-ко-сти, а значит, и расти ему не-ку-да. А возьми молодежь - они могут учиться, могут ценить, что им говоришь... Слышишь меня, пацан?" Лондон же считал, что большая часть речей Сканка была брехней. Но брехней не были М16 в масле, спрятанные под половицами его дома, и уж точно не был брехней маленький злобный "глок", который дрэдоголовый носил в плечевой кобуре.
Лондон был хорошим работником. Кое-где срезал углы, но в общем и целом следовал указаниям босса дословно. А в одном вопросе он действительно проявил себя как серьезный молодой человек: никогда не прикасался к продукту. Косячок-другой для расслабона - не вопрос. Но никаких камней, никакой дури, никакого крэка - и даже никакого порошка.
Лондон насмотрелся и на покупателей, и на своих собратьев - дилеров и гонцов. Насмотрелся на то, как у них коротило мозги. Коротило так, что они видели то, чего не было: проволочные пружины, торчащие из плоти, - доказательство, что инопланетяне засунули передатчик им в мозг. И слышали то, чего не было, типа стрекота лопастей несуществующих вертолетов Госнаркоконтроля, кружащих над их домами. Так что Лондон не трогал "дурь" - и даже не хотел трогать.
Год толкать крэк в Тренчтауне - более полной подготовки и быть не может. Это бизнес того рода, где после обучения на рабочем месте сразу выходишь на пенсию, без особого карьерного роста в промежутке. Лондон начал приобретать авторитет, так что Сканк отправил его в Филадельфию, где существовало множество возможностей для бизнеса, да и столь успешное десятилетие подходило уже к концу.
Лондон просто не мог поверить тому, что увидел в Филадельфии. Он просто не мог поверить, что ему и его браткам чуть ли не все сходило с рук. Стоило выбраться из делового центра и белых кварталов, и можно было практически безболезненно палить изо всех стволов. Иногда Лондон велел своим ребятам опустить окна рабочего фургона, и они просто стреляли, никуда особо не целясь, поливая старые коричневые здания дождем девятимиллиметрового калибра.
Но в основном стволы служили только для устрашения. Ямайцы пользовались в Филадельфии славой настолько дурной, что мочить кого-то им практически не приходилось. Так что бизнес там ничем не отличался от обычной торговой сети - контроль поставок, отчисления от продаж, улаживание проблем с персоналом. Лондону стало скучно, и он стал заниматься тем, чем не следовало. К продукту он по-прежнему не прикасался - не такой он был дурак, - но занялся кое-чем похуже. Он пошел против Сканка.
Когда третий килограмм пропал без вести, Сканк почуял неладное и послал быка поговорить со своим заморским представителем. Лондон к тому времени уже скрылся и замел следы - сначала рейс BIWI до Тринидада, а оттуда в Лондон самолетом British Airways.
Оказавшись в Лондоне, Лондон избавился от прозвища, не имевшего теперь никакого значения. Какое- то время он был никто и звался никак. Шатался по Харлесдену, играл в бильярд с Тембе и другими безработными. Жил на украденные у Сканка деньги и не высовывался. Возможностей для шустрого парня, знающего, как обращаться со стволом, открывалось множество, но он видел, что происходило в Тренчтауне и в Филадельфии, и знал, что надолго его не хватит. К тому же у местных ментов был свой подход к черным ребятам с огнестрелом - огонь на поражение. С ямайцами он тоже никаких дел вести не мог. Рано или поздно об этом донесли бы Сканку, чьи методы ничем не отличались от полицейских.
Сам толком не поняв, как все произошло, он оказался в вербовочном пункте на Тоттенхэм-Корт-роуд. Среднее образование? Есть. Опыт? Кадетский корпус, все дела. Он думал, что это поможет объяснить, откуда он разбирается в оружии, но в учебке полковой старшина сразу просек, что кадет из него никакой. Полк? Что-нибудь серьезное, настоящие бойцы. Пехота, все дела. "Королевские зеленые мундиры"? Почему бы и нет?
Имя "Банту" на форме смотрелось откровенно по- идиотски. Он ухмыльнулся сержанту:
- Хотели назвать Зулу, да не вышло.
- Сынок, нам плевать, как ты себя зовешь. У тебя теперь новая семья, и, если охота, возьми себе новое имя.
Так он стал Дэнни. На дворе стоял 1991 год, и Дэнни подписался на два года службы.
Теперь у него хотя бы был дом, куда он мог вернуться после армии. Он был достаточно предусмотрителен и вложил большую часть денег Сканка в хату на Лeoпольд-роуд. Эдвардианского стиля дом для Хетти, и Даркуса, и Тембе, и всей прочей родни. Дэнни ощущал себя невольным отцом семейства и переложил все обязанности на тетю Хетти. Но, когда он вернулся, все изменилось: Хетти умерла, а Даркус почти впал в маразм - клевал носом над сводками бегов, нуждался в помощи сиделки, и даже еду ему приходилось доставлять на дом. Дэнни был оскорблен тем, насколько заброшенным оказался его дядя.
Дом и сам разваливался. Стоило топнуть ногой в гостиной или пробежаться по лестнице, и потолок выдыхал маленькие облачка штукатурки. Канализацию постоянно забивало, и под окнами второго этажа постоянно образовывались сырые пятна. На кухне, у плиты, отошедший линолеум обнажал другие, древние слои линолеума - словно мертвая кожа, пропитанная жиром и грязью.
Армия изменила Дэнни. Когда он записывался в нее, то был злобным, склонным к насилию цветным подростком; вернулся же разочарованным, умелым, злобным черным мужчиной. Да и выглядел он теперь по-другому. Никаких украшений, никаких увесистых золотых колец (на пальцах и в ухе), никаких браслетов. Вместо замысловатой прически - аккуратная короткая стрижка и одежда, без слов говорящая: военная подготовка. Дэнни всегда был худым, но в армии он оброс мышцами. Он был темнее Тембе, и черты лица у него были острее. Теперь он стал плотным и компактным, словно кто-то сточил с него все лишнее.
- Ну, и чё терь делать будешь? - спросил Тембе, когда они сидели перед телевизором и смотрели вечерние субботние скачки, потягивая пиво и смоля косячки. Даркус дремал в углу. На экране мужчина с бакенбардами блеял прогноз следующего забега.
- А хэ зэ. Без уголовщины, этточно. Хорош, насмотрелся на всю оставшуюся.
- Ага. Убийства. - Тембе оживленно подтянулся, вцепившись в подлокотники. - Банту, расскажи, а? Про убийства там, все такое. Каково в бою по натуре?
- Дэнни. Меня зовут Дэнни. Не забывай, придурок. Банту умер. И еще - хорош спрашивать о войне. Тебе лучше не знать. Расскажи я тебе хоть половину, ты бы тут в штаны наложил. Так что забудь.
- Но... но... если не товар толкать, чё тогда делать- то будешь?
- Займусь ручным, мать твою, трудом. Вот что я буду делать, братишка. Ты посмотри, дом в каком состоянии. Если хочешь здесь и дальше жить с этой своей жирной шалавой, лучше и сам чего сделай. Поможешь мне навести тут порядок.
"Жирной шалавой" была Бренда, подружка Тембе, въехавшая к нему через неделю после того, как брат уехал служить. Они спали вместе в беспорядочной куче наверху - пропитывая простыни потом и отходя от пьянок, или крэка, или того и другого.
Дэнни начал с подвала.
- Гидроизоляция, да? - спросил Даркус, выныривая из забытья и вспоминая, как четыре десятка лет тому назад работал на стройке. - Тащи сюда этот мешок, ниггер. - Ирландский хохот, густой, как овсянка, цемент, боль в запястьях.
- Ага. Так и есть, дядя. Вычищу всю гниль из той стены и укреплю заново.
- Подпорная стенка, да?
- Не-не-не, это другая.
Он нанял конголезцев. Купил перчатки, очки, комбинезон и маску. Послал Тембе в строительный магазин - заказать две тысячи кирпичей, 50 килограммов гравия, песка и цемента. А пока тот ходил, Дэнни спустился по шаткой лестнице, вкрутил желтую лампочку и принялся за дело.
Сверло впилось в мертель. Дэнни сверлил сверху и с боков, чтобы потом отжать кусок стены. Пыль летела во все стороны, звук не отставал. Дэнни продолжал сверлить, представляя на месте стены кого-то, с кем бы ему хотелось расправиться - какой-нибудь чурка в пустыне или Сканк, его преследователь. Держа перфоратор у бедра, как герой комикса держит ружье, он нажал на кнопку и почувствовал, как мертель дрожит и крошится.
Выпал кусок стены. Даже в мутном свете подвальной лампочки Дэнни увидел, что за ней не земля, как он ожидал. Вместо этого там оказалось какое-то молочно-белое вещество. Немного его было и на сверле, и на неровном полу тоже лежали завитки, похожие на кокосовую стружку.
Дэнни поднял на лоб очки и стянул маску. Присел и поднес к лицу пригоршню вещества. Оно было желтовато-белым, по плотности нечто среднее между воском и мелом. Он стянул перчатку и растер кусочек между пальцами. Вещество крошилось и слоилось. Он бросил крошку на нижнюю губу, пробуя на вкус. Вещество отдавало химией. Он удивленно взглянул на четырехфутовую дыру в стене. Раскачивающаяся лампочка бросала причудливые ленты света на неровную поверхность. Это был крэк. Дэнни нашел крэковую жилу.
Тембе расстроился, когда вернулся и узнал, что Дэнни больше не нужны кирпичи. Не нужны ни гравий, ни цемент, ни песок. Однако от Тембе ему кое-что было нужно.
- Ты ж ведь с этого дерьма тащишься, да? - спросил Дэнни, сидя на кухонном столе. В руках он держал ком крэка размером с голубиное яйцо.
- Тв-вою м-мать! - Тембе не столько присел, сколько рухнул. - Это ж хренова туча дури. Ты где ее взял?
- Не твое дело. Не твое. Оставь это мне. Я нашел нам поставщика. Теперь мы займемся бизнесом. - Он указал на стол с лежащим на нем огрызком карандаша и листком бумаги, покрытым вычислениями: - Я возьмусь за поставки, ты займешься продажей. Вот, - он кинул яйцо из крэка Тембе, - здесь почти восьмушка. Разбей на двадцатки - чтобы вышел фунт. Все продашь, выйдет сороковник, может, и тебе покурить хватит.