Рассказ Алисы Ганиевой - яркая, образная зарисовка жизни современного Дагестана, его нравов, обычаем и современного уклада.
Алиса Ганиева
Шайтаны
Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку "Спасибо", тем больше прекрасных произведений появляется на свет!
1
Автомобиль заглох, застряв в тумане.
- Сюда, давай, - послышались голоса. Зашуршали пакетами, захлопали дверями "газели". Стало слышно, как кто-то, приближаясь, чавкает грязью.
- Здесь сыро, надевайте кофты, - сказали Наиде женщины, закутывая круглые головы в длинные, с бахромой, платки и неловко вылезая наружу с полиэтиленовыми пакетами.
Пахло землей, чабрецом, сыростью, а издалека - вареным мясом. В тумане встретились невидимые голоса и руки.
- Облако село, сейчас сойдет, - произнес чей-то хриплый бас.
После глухих приветствий, вздыхая и перешептываясь, начали красться вверх по каменистой улочке. Их вел Шапи, сын покойного Хасана. За ним - отец Наиды и приехавшие друзья Шапи, кто-то лакец, кто-то - цунтинец, кто-то русский. За Наидой, касаясь ее руками, шли родственницы.
Пение слышалось еще издали, мешаясь с далеким шумом реки и голосами. Миновав еле видный внутренний дворик, где растаял Шапи с друзьями, Наида и спутницы прошли в комнату, набитую женщинами, которые сидели на треугольных бацадинских табуретках, подушках, а то и просто на коврах и читали зикр. Начались тихие соболезнования, объятия и всхлипывания. Наида протянула хозяйке свой пакет с подарочными носками и полотенцами, та прижала ее к груди. Пришедшим сразу подали белые вышитые подушки, и они уселась у порога, поджав колени и склонив головы.
Бахý в коричневом бархатном платье сидела в центре и медленно, с придыханиями читала аят, предшествующий тысячекратной священной формуле. Затем звякнула четками и завела громко лаилаhа илалаh, и вместе с ней - хором, остальные. В проеме двери показалась и снова исчезла любопытствующая детская фигурка. Потом за стенкой загремел, скатившись, металлический чан и снова стал слышен только ускоряющийся рефрен "нет божества, кроме Аллаха".
Раскрасневшись, Баху качала головой из стороны в сторону, упрямо ударяя на первое "ла", как будто силясь столкнуть со скалы большой камень. Кто кричал громко, прикрыв глаза, кто едва шевелил губами, развернув ладони к лицу так, будто собирался умыться. Наида поймала себя на том, что бессознательно слегка нагибается при каждом повторе.
Закончив зикр, принялись за разговоры. Баху, откинувшись, отдыхала.
- На Белала букIоне Санит после зикра в обморок упала, - сказала тощая белокурая женщина в темно-синей юбке. - Прямо после шахада свалилась.
- Ба! - удивилась молодая в шифоновой косынке.
Занесли глубокий таз, в котором дымились большие, похожие на пельмени, курзе с мясом.
- ХIасанил рохIалье щвайги , - пробасила Баху, беря хинк в руки и высасывая из него бульон.
- Амин, амин, - заговорили остальные, протягивая руки к еде.
- Как Амир твой, Бильма? - вполголоса обратилась к приехавшей с Наидой женщине сидящая рядом толстушка.
- Ничего, пу-пу машалла.
- Я слышала, у него проблемы были, - продолжила толстушка, тревожно заглядывая Бильме в глаза.
- У кого? - послышались вопросы.
- У Бильминого сына.
- Оставь да, Тайбат, тебе больше всех надо что ли? - отмахнулась молодая в косынке.
- Я переживаю просто, ва! Хасан, мунагьал чураяв , живой был, даже спрашивал про Амира. Амир, говорят, с убитым Абуса сыном общался.
- Его уже замучили этими хабарами. Что все пристали к нему, не пойму? - вспылила Бильма. - Один раз с человеком поговорил, тут же повсюду таскать начали.
- Щиб ккараб ? - заволновались бабушки, вытягивая ноги в темных шароварах.
Им перевели.
- Абуса жена тоже говорит, ее сын ни при чем был. Думает, его похитили, оружие ему подкинули, а потом убили, - сообщила Тайбат.
- Астаупирулла , - раздалось со всех сторон.
- Может так и было, откуда мы знаем, - вставила Бильма, - а вообще, я не знаю, мне главное, чтобы от Амира отстали. Сейчас, пу-пу, машалла, его не трогают.
Все хором заговорили.
- Что говорят? - спросила у Бильмы оказавшаяся в комнате лачка.
- Жениться, говорят… - улыбнулась Бильма. - Женишь их теперь, трудно стало женить.
- У вас много таких ребят? - спросила лачку Тайбат.
- Вагон! - хлопнула та ладошами. - Все их знают.
- У нас тоже знают, - удовлетворенно отметила Тайбат, высоко поднимая полную руку с капающим хинком. - Даже в некоторых селах свои мечети есть у них.
- Уллубий здесь мечеть, видели, построил! - обрадовано сообщила Баху, с аппетитом доедая содержимое таза. - Миллион, говорят, отдал из кармана!
- Я в Махачкале у них в новом доме была, - тут же загорелась Тайбат. - Три этажа, короче, а на мансарде мечеть себе сделали от души!
В комнату, обнимая по очереди дочерей и племянниц покойного, зашли новые соболезнующие.
- Вая-я-я, еле доехали, - вздохнула белолицая женщина в просторном темном платье с блестками. - В Хаджал-махи пробка была на все село, потом, когда асфальт кончился, мотор заглох. Сразу какие-то машины остановились с ребятами, момент, - починили.
- Сейчас дороги хорошие, Манарша, ты же помнишь, как раньше в скалы рельсы вбивали, сверху деревянные доски клали и так ехали, - сказала хозяйка, складывая на животе запачканные мукой руки.
- Развернуться нельзя было! - с чувством подтвердила Манарша, обращаясь к лачке.
Потом перебралась к бабушкам и они заговорили на аварском о родне, о том, как жарко в Махачкале, и какие там комары, и как покойный Хасан в молодости бывал на праздниках и свадьбах ряженым, прыгал в маске зайцеволка или козла, сыпал толокно, наливал вино, и как покойная Хапсат не хотела за него замуж и три раза сбегала из села, и ее ловили по пути в райцентр.
Наида вышла в соседнюю комнату, устланную убранными от дождя клеенками, на которых сушились раскрытые абрикосы. Тут же на полу в глубоких мисках лежали еще не заправленные медом тюркские сласти.
Дальше, на кухне, было шумно. Резали, натирали, кипятили, чистили, раскатывали, шинковали. Было много девушек: и сельских, и приезжих, городских.
- А, Наида, как выросла! С папой приехала? Мама поправилась? - зажужжало вокруг. Ей подвинули стул, нож и ведро картошки.
После приветствий продолжили разговор о недавнем наводнении. Река подмыла фундамент школы и чуть не снесла железный мост.
- А Тайбат же есть, - тихо зашептала Наиде в ухо соседка, - пошла из реки камни таскать. Вот так юбку задрала, - соседка провела ребром ладони чуть выше своих колен, - камни туда сложила и несет. Какой позор был, вая-я-я!
На кухню, широко улыбаясь, шумно зашла белолицая Манарша.
Звонко перецеловавшись почти со всеми, она остановилась у тонкой узкоплечей девушки, складывавшей на блюдо нарезанные кругами помидоры.
- Этой девочки у нас свадьба осенью?
Та смутилась, оглядываясь на мать.
Мать, с большой родинкой на румяной щеке, всплеснула руками:
- За три месяца все залы забиты, не знаем, что делать. Она хочет только в "Маракеше", я ей говорю, зачем в "Маракеше", давай в "Европе" сделаем.
- Там беспонтово, мама-а, - тихо протянула девушка.
- Хабиб мне тоже говорит, мол, люди скажут, что мы деньги пожалели.
- А в "Эльтаве" нельзя что ли сделать? - спросила Манарша, беря нарезанный девушкой помидор и отправляя его в рот.
- В "Эльтаве" у ее подружки была, она не хочет там же.
- А чемодан взяли уже, да? - спросила хозяйка, заливая молозиво в конвертик из теста и защепляя концы.
- Не говори, - отмахнулась мать, - столько всего дали они, на три года ей хватит. Цепочка вот такой толщины, как горох! Шубу дали, трубку, одежду…
Манарша подсела к Наидиной соседке и тихо зашептала
- Там Бильма приехала, а Тайбат говорит, что ее Амира не просто так на допросы водили. Почему, говорит, он на мавлид сюда не приехал? Потому что, говорит, они зикр не признают. А я ей говорю, да нормальный парень Бильмин сын. Мы же все его знаем. То, что он с Абуса сыном общался, ничего не значит.
- Не говори, Манарша, - шептала собеседница. - Все нервы измотали им, пока мальчика таскали. Этого знаешь? Того знаешь? Эти книги откуда? Те книги откуда? 20 лет ему всего, зачем мучают? Братья хорошо его избили. Чтобы с кем не надо не связывался…
- Баху чай просит! - раздался чей-то крик.
Низенькая крепкая девица разлила густой до черноты чай в стеклянные стаканы и расставила их на подносе, бросив с краю горсть карамелей.
- Чамастак, для Баху покрепче сделай чай! - крикнула ей хозяйка.
На пороге показалась старуха, морщинистая и загорелая, в черном чохто, мешкообразном платье и шароварах. Женщины указали ей пальцами на прибывшую внучку. Внучка, простоволосая и слегка растерянная, сидела в углу, теребя пайетки на черной кофте и поглядывая на сноровистых сверстниц.
- Вай, диляй, гьание ячIе, эбельул, - протянула старуха и, приблизившись, принялась обнимать ее, смущая и забрасывая вопросами.
- Бабушка про учебу спрашивает, Бикá, - стали переводить девушке.
- Наш язык не знает она, - оправдывался чей-то голос.
- Мои тоже не говорят. Я им на своем, они на русском, - произнесла одна из собравшихся.
В это время вернулась Чамастак с одним стаканом на подносе.
- Баху крепче надо.
- Дильа абчIи, я же говорила, - нахмурилась хозяйка, доставая шумовкой из кипящей воды вареные хинкал с молозивом.
- Честно говоря, - возмущенным полушепотом обратилась Манарша к окружающим, - Баху ведет себя, как ханша. На всех мавлидах всегда она главная, на всех зикрах всегда она читает. Очень любит "лиля" заводить, и кушает за троих! Она в эту миску с хинкалом сейчас чуть сама не упала, я говорю!
Женщины тихо засмеялись.
- Вот ты даешь, Манарша!
- А что, неправда что ли? - возразила та, распуская улыбку во все белое лицо.
- А где Урузма? - вдруг спросила хозяйка.
Женщины засуетились. Старуха заговорила на аварском о том, что Урузма сегодня непременно обещала прийти попеть "лиля". Кто-то предложил отправить за Урузмой девочек и те, возбужденно шепчась, пошли к выходу. Наиду подняли с места и послали вместе со всеми.
2
- Только поскорей! - крикнул кто-то - скоро опять зикр начнется!
Туман почти рассеялся. Верхушки гор очистились еще не до конца и выглядывали из белого неба темно-зелеными пятнами. Во дворе вдоль окон стояли длинные деревянные скамейки, где сидели соболезнующие мужчины.
- Быстро идем, а то смотрят на нас, - говорили девушки, оглядываясь друг на друга.
- Ты меня знаешь? Меня Эльмира зовут, - сказала смуглокожая, оглядывая Наиду с ног до головы, - я тебя на Арсенчика свадьбе видела, ты еще в красном платье была.
- Наверное, - улыбнулась Наида.
Когда вышли за ворота, Эльмира насмешливо обернулась к девушке, резавшей помидоры:
- Саида, там твой жених сидел.
- Завидуешь? - улыбнулась Саида.
- А платье выбрали? - спросила ее Бика, откидывая назад длинные волосы.
- Такое саулское платье! - зажглась Саида. - Кофейное, за 150 тысяч взяли, с японским шлейфом. Здесь, короче, корсет, здесь - ручная вышивка, жемчуг, сваровски, туда-сюда. У меня подружка когда замуж выходила, она в Москву ездила за платьем, но там таких шикарных нет, как в наших салонах. Купила лажовое, без шлейфа. Жених оплатил.
- Да, у некоторых женихи и машину сами оформляют, - мечтательно затянула Бика. - А прическу знаешь где делать?
- В "Карине" думаю, у Зумруд.
- У Зумруд не делай, - покачала головой Бика. - Она всем одинаковые делает, на лицо не смотрит. И знаешь, что я тебе посоветую? Татуаж губ.
- Не-е-ет, больно же, Бика!
- Тебе укольчик сделают, больно не будет, не верь! - начала Бика, но низенькая Чамастак шикнула:
- Не кричите, вы же на букIон приехали! Твоя косынка где? - обратилась она к Бике.
- А я на мавлидах не сижу, мне можно без косынки, - пробурчала Бика.
- Слышите, что она говорит? - поразилась Чамастак, всплескивая руками.
Наида прервала ее:
- Кто такая Урузма?
- Первая жена Хасана, мунагьал чураяв. Она с ним только год прожила, еще до войны.
- А почему так мало?
- Не нравилась ему. Родители его жениться заставили. Он чуть-чуть пожил с ней, а потом отослал.
Наида скользила по мокрым после дождя камням, цепляясь за стены с высеченными кое-где спиралями и арабскими надписями. В старой части села все дома сливались в одну единую каменную крепость с узкими улочками и арочными переходами. За дверными провалами необитаемых жилищ просвечивали длинные срединные столбы, черные от многовековой копоти. Урузма жила в одной из трехэтажных башен с маленькими не застекленными окошками и плоской крышей, которую она укатывала бетонным катком.
Сюда - позвала Чамастак, и они поднялись по ступеням в просторную темную комнату с большими деревянными ларями по углам. Под потолком висели сушеные пучки зверобоя, полыни и крапивы, на стенах - деревянные ящики для кухонной утвари с унцукульской резьбой.
Урузмы не было.
- Может, в поле пошла? - тяжело выдохнула Эльмира.
- Сегодня не могла она пойти, сегодня третий день, - откликнулась Чамастак.
Вышли. Плоские, кое-где провалившиеся крыши уходили вниз по склону. Чуть ниже белели новые постройки с огородами. Внизу шумела река, а напротив, вынырнув из-за тумана вставала высокая лесистая гора.
С соседней крыши за ними наблюдала похожая на монахиню старушка в черном чохто.
- ГьурчIами! - обратилась к ней Чамастак на аварском. В ответ старушка охотно заговорила и, расспросив подробно про всех девушек, кто они и чьи, и откуда приехали, сообщила, что Урузмы сегодня не было с раннего утра.
Постояв в нерешительности, девушки отправились назад. Бика, обиженно шла впереди, теребя свои пайетки, когда прямо перед ней, на землю повалился осел и стал с ревом вертеться спиной в пыли. Бика пронзительно взвизгнула.
- ГIабдал, - крикнула Чамастак.
- Чего? - не поняв ругательства, спросила Бика, еще не отойдя от испуга.
Эльмира засмеялась:
- Пойдемте, еще поищем Урузму. Может, она на кладбище?
- На кладбище ей сейчас нельзя, - ответила Чамастак, - нет ее там.
- Значит, в поле все-таки, - упрямо настаивала Эльмира. - Вон они, ходят.
И указала на гору.
Приложив ладонь козырьком ко лбу, Наида увидела, как по горным тропкам спускаются две маленькие согнутые женские фигуры с огромными стогами сена на спинах.
- Это Абасиляй и Каримиляй, - сказала Чамастак, прищурившись. - Это не Урузма.
- Ой, пойдемте тогда назад, - заныла Бика, стряхивая с юбки поднятую ослом пыль.
- Да, - согласилась Эльмира. - только надо через магазин пойти. Вдруг, она там.
- А дети у нее есть? - неожиданно спросила Наида.
- Нет. И братьев-сестер тоже нет. Ее отца убили, когда она родилась только.
- Кто убил?
- Двоюродный брат. Урузмин отец же есть, он был ученый человек. Коран знал. Он себе в доме даже дырку сделал в стене, высовывал оттуда голову наружу и так читал Коран, чтобы светлее было. А уши глиной залеплял, чтобы шум не мешал. Ну вот, это, и когда умер его дядя, ему предложили ясин читать и другие молитвы на могиле. Несколько ночей он должен был на кладбище ночевать. А двоюродный брат его тоже немножко знал Коран и тоже хотел читать, но его алимы не пускали, потому что он был нечистый. Ему только 15 лет было - из-за этого. И, это, один раз даже подрались они двое на могиле. Но тут голос из могилы раздался и остановил их. Урузминому отцу от души завидовали, потому что он был ученый. Начали эти враги натравливать на ученого этого пацана, двоюродного брата. И мальчик его убил, в конце концов. Воткнул нож и побежал через все село прятаться у врагов.
- И судили его?
- Судили, только семья Урузмы мстить не стала. Маслиат сделали. Он в село вернулся через три года, надел белую простынь и пошел к Урузминой матери и братьям. Лег на землю, положил ей в руки нож и говорит, типа, я твой къурбан, убей меня. Но она его простила.
Девушки дошли до магазинчика, у которого стояла высохшая золотозубая женщина с завернутой в лепешку халвой - даром для соболезнующих.
- Яхарай? - обратилась к ней Чамастак и они, отойдя в сторонку, заговорили на аварском.
- Вай Алла-а-а, как мне надоело здесь, - протянула Бика, доставая мобильник и вертя его в руках.
- Фотки покажи, - подскочила к ней Саида. - Аминка здесь какая красотка! Мамина!
- СубханАллах, красивая, - согласилась Бика.
- Уя, это Баришка что ли, из Педа? - спросила Эльмира, тоже взглядывая на экранчик изящного телефона.
- Да, это мы фоткались, когда мелирование модно было.
- А ты что с ней общаешься? - возмутилась Эльмира, задирая смуглые руки. - Ее знаешь, как на телефон засняли? Я сама всю запись не видела, но у всех пацанов этот ролик есть. Русик мне даже кусочек показывал, где она в парке голая сидит, лицо прячет.
- Да ты что! - поразилась Бика. - Это из-за этого она в Кизилюрт переезжает?
- Ее там тоже не оставят, - усмехнулась Наида.
В это время подошла Чамастак и, оглядываясь на удаляющуюся золотозубую женщину, заговорила:
- Родственница наша, в то село, наверху, замуж вышла. Тяжело, говорит. Света-воды нет. Шесть детей у нее, а еще четыре умерли без врачей. Она назад, домой пошла. До вечера будет идти.
- А почему не подвезет никто? - спросила Бика.