Но рост - это еще ладно, над болтуном военным люди посмеялись, да и забыли, но ведь оставался еще голос, а Васе все последние дни стоило больших усилий, когда он пел, изображать детский тенорок. Можно было догадаться, что с каждым сантиметром роста и голос начнет ломаться, как у подростка, но вот не догадался Вася, а Карпов ничего по этому поводу не сказал. И, делая последний круг на пони по манежу, Вася подумал, что, по-хорошему, ему стоило бы здорово обидеться на Карпова, но обижаться было выше его сил, потому что, хоть цирковая карьера прямо здесь и сейчас катилась пони под хвост, само превращение, которое в эти дни переживал лилипут, безумно его радовало. Даже не так - слово "радовало" применительно к этому чуду звучало бы оскорбительно. У Васи вообще был не самый выдающийся словарный запас, и лилипут это понимал, но еще он понимал, что нет в русском или каком-то другом языке таких слов, которыми можно было бы описать то, что с ним сейчас происходит.
Но то - Вася, жалкий цирковой лилипут, который не помнил даже, кто были его родители, кто и когда научил его пить водку и как из детдома он попал в этот цирк. У меня в запасе значительно больше слов, чем у этого лилипута, поэтому я, в отличие от него, могу точно сказать, что с ним происходило - провал. Да, это был ужасный провал, - когда он, соскочив с пони, достал свою скрипочку и еще более мерзким, чем в тот вечер, когда его увидел Карпов, голосом - хриплым и почти мужским, - запел про девчонку, с которой ссорились чуть-чуть.
Спровоцировать свист и недовольные крики в таком цирке - это, в общем, тоже своего рода подвиг, и тот день, когда публика свистом и криками прогнала Васю за кулисы, был, наверное, самым главным днем в истории этого учреждения культуры. Когда шум за спиной смолк, Вася, шагая вдоль клетки с несчастной умной коровой, вдруг понял, что никогда еще он не был так счастлив, и глупое счастливое выражение своего лица он сохранил даже в кабинете директора цирка, который (а неприятных совпадений в этой истории будет еще много) именно в этот вечер решил остаться на работе, чтобы закончить какие-то недоделанные дела. Он был неглупый человек, этот Сергей Николаевич Козлов, директор муниципального учреждения культуры "Городской цирк". Он прекрасно понимал, какова цена искусства вверенной ему труппы, и даже искренне жалел тех - особенно детей, - кто по какой-то загадочной причине приходил в этот цирк за весельем и радостью. У Сергея Николаевича не было иллюзий, и своим местом он дорожил в основном из-за сдаваемых в аренду цирковых помещений да собственного салона игровых автоматов в цокольном этаже цирка. Когда правительство запретило игорный бизнес, и для салона пришлось заказывать новую вывеску - "Интернет- кафе", - образованная корова на месяц осталась без нормальной еды, и корову Сергей Николаевич тоже жалел. Он вообще был не только умным, но и добрым человеком, и когда в кабинет вошел Вася, Сергей Николаевич не сразу решил, кем ему стоит быть сегодня - умным или добрым. Если добрым, то есть, помимо прочего, любознательным и участливым, то стоило, конечно, спросить, что произошло с лилипутом, и почему он так сильно вырос за последние дни. Но это если добрым, а умный человек внутри Сергея Николаевича, вздохнув, немедленно сделал вывод, что таким рослым лилипутом публику уже не удивишь. Не то чтобы цирковые сборы как-то особенно волновали Сергея Николаевича - нет, он просто боялся скандала, потому что любой скандал мог закончиться тем, что городской департамент культуры обратил бы на цирк внимание и прислал бы в этот кабинет нового директора, отправив Сергея Николаевича в недобровольную отставку.
Вся внутренняя полемика между умным Сергеем Николаевичем и добрым Сергеем Николаевичем заняла не более минуты - время, достаточное для того, чтобы с Васиного лица сошла счастливая улыбка, и чтобы Вася оказался психологически готов к любому вопросу начальника. А вопрос, по большому счету, был философским и риторическим, вот таким:
- А ты не охуел расти?
Ответ Сергея Николаевича действительно не интересовал. Его даже не интересовали (а этого-то вопроса Вася действительно боялся, потому что Карпов просил его никому не рассказывать об уколе, а альтернативной версии причин своего превращения лилипут еще не придумал) обстоятельства, благодаря которым Вася вырос и продолжает расти. Его интересовало только, понимает ли Вася, что если в его трудовой книжке написано "клоун (лилипут)", то он и должен оставаться лилипутом, а если не хочет, то какого черта он вообще в этом цирке работает. Высказав Васе эту, в общем, простую и правильную мысль, Сергей Николаевич объявил ему, что увольняет его по статье, и что завтра Вася может уже не приходить на работу.
Вася, конечно, ожидал чего-то подобного и поэтому сам удивился, когда вместо "Спасибо" или какой-нибудь грубости ответил, что он этого так не оставит и подаст на Сергея Николаевича и его цирк в суд. Наверное, от карповского укола у лилипутов вырастают не только руки и ноги, но и гордость, что ли. И об этом Карпов тоже Васю, конечно, не предупредил.
8
На первую полосу (здесь было принято говорить - "на обложку") новость, конечно, не тянула, да никто и не претендовал, просто забавная история: лилипут судится с цирком, из которого его уволили за то, что он вырос. Посмеялись, конечно, решили писать, потом перешли к другим темам - что-то там про Людмилу Гурченко. Днем новость с видеороликом появилась на сайте, на следующий день вышла в газете - четверть полосы и заголовок "Болезнь роста" (фразу "Вася не мог сдержать слез" редактор заменил на ""Я в шоке", - сказал Вася нашему корреспонденту"), А еще через день у здания суда Васю встретила девушка неопределенного возраста, представилась, но он не расслышал имени. Сказала, что работает на Первом канале гостевым редактором в программе "Пусть говорят", и не хочет ли Вася заработать немного (триста долларов, как потом оказалось) денег и съездить на полтора дня в Москву - сняться в программе, ну и прославиться, он же всегда хотел прославиться, иначе зачем он работал в цирке. Вася не очень вслушивался в то, о чем девушка говорит - гораздо интереснее ему было представить ее голой; почему-то с некоторых пор он всех встречных женщин представлял голыми, и еще у него регулярно стали потеть ладони. В Москву? А в самом деле, почему бы не съездить в Москву. Про "Пусть говорят" он слышал, и ему не так чтобы очень хотелось попасть в телевизор, но съездить в Москву (Вася, когда мысленно себе об этом говорил, сказал - "проветриться") он хотел, и в Москве раньше ни разу не был. Следующим утром, в шестом часу, девушка попросила водителя такси остановиться у дома, в котором Вася снимал комнату, он вышел из арки - обычного роста парень, не очень высокий, но и не лилипут, и редакторша даже подумала, что ведущий Андрей Малахов может не поверить, что Вася когда-то был лилипутом. Ехали молча, и через полчаса уже были в аэропорту.
До Москвы лететь - час сорок. Вася, оказалось, никогда раньше не летал на самолетах, и редакторша (мы называем ее девушкой, но на самом деле ей сорок два года, зовут Инна, разведена, дочке Олесе тринадцать) даже волновалась, что Васю может затошнить на взлете, но бывший лилипут еще до взлета заснул, положив голову девушке на плечо, она смотрела на него и почему-то тоже представляла его голым. Забегая вперед, скажем, что этим же вечером в номере московской гостиницы "Алтай" Инна станет первой в жизни Васи женщиной, а Вася - ее первым за последние полтора года мужчиной. Любовь - это вообще круто, если разобраться.
9
Инна, кстати, зря переживала - с таким же успехом она могла бы притащить на съемку, наверное, любого человека любой внешности, потому что за все время программы Васе удалось произнести только одну фразу "Меня несправедливо уволили", - а все остальное за него сказал сам ведущий Малахов, у которого, оказывается, в специальной папочке лежала распечатанная из интернета статья "Болезнь роста". Кроме Васи, в студии было много людей - актер из популярного сериала про суд, знаменитый дрессировщик Юрий Куклачев, депутат Госдумы из фракции "Единая Россия" (его имени и лица Вася не запомнил) и еще какие-то люди вплоть до кинорежиссера Сергея Соловьева, которому Малахов несколько раз пытался напомнить, что в фильме "Асса" снимались лилипуты, но Соловьев вместо этого говорил что-то про Анну Каренину. Если бы Карпов смотрел телевизор, он бы, наверное, расстроился - если не из-за общей дебильности обсуждения, то, по крайней мере, из-за того, что Вася ему не позвонил, когда вырос. Но Карпов телевизора не смотрел и вообще еще до конца не выздоровел - в сарай не ходил, валялся на диване, болтая с Мариной, которая хоть и с удовольствием слушала карповские истории про детство, но уже почти не скрывала, что ей здесь совсем не нравится, и она была бы очень рада, если бы Карпов согласился с тем, что пора возвращаться жить в Москву.
Но то - Карповы, и если они не смотрят телевизор, это не значит, что его вообще никто не смотрит. Еще не закончился эфир, а в редакции "Пусть говорят" зазвонил телефон - секретарша корпорации "Время-капитал" интересовалась, не уехал ли еще из Москвы этот лилипут, которого сейчас показывают. На самом деле Вася бы уже уехал, съемка была вчера, но Инна поменяла ему билет и оплатила номер еще на одни сутки - оплатила бы на два дня, но не было денег. Зачем "Времени" понадобился Вася, секретарша не объяснила, но уже через полчаса у гостиницы "Алтай" остановилось такси, а еще через десять минут Инна осталась в номере одна, а Вася, сопровождаемый молчащим бритоголовым охранником, выезжал на такси по Алтуфьевскому шоссе к МКАДу.
Стоит, наверное, рассказать о том, что такое "Время-капитал" (ну да, вы понимаете, что название компании изменено; я не Вася, судиться не хочу), - в России есть некоторое количество компаний, которые и не на слуху, и в новости попадают куда реже, чем "Газпром" с "Лукойлом", но при ближайшем рассмотрении оказывается, что и в нефтегазовом секторе у них активы, и в металлургии, и в телекоммуникациях, и в строительстве, и в журнале "Форбс", который каждый год в майском номере публикует списки миллиардеров, имя владельца такой компании, будучи не столь затасканным, как имя, например, "Роман Абрамович", стабильно оказывается на каком-нибудь почетном месте между пятнадцатым и двадцать четвертым.
Основатель "Времени" Аркадий Магомедов, впрочем, в "Форбс" успел попасть только однажды - в 2004 году, и тогда (говорят, покойный Пол Хлебников даже оштрафовал кого-то из журналистов за этот неуспех) даже фотографию его редакция найти не смогла, вместо фотографии напечатали заштрихованный силуэт.
Известно об Аркадии Магомедовиче было мало - родился где-то между Дагестаном и Грузией, сидел за что-то непонятное в тюрьме с 1982 по 1986 год (когда сидел, кстати, Давид Тухманов специально для Магомедова, чтоб веселее сиделось, написал песню "В доме моем", и впервые ее спела София Ротару на концерте в День советской милиции в 1983 году - потом Магомедов подарит за это Тухманову темно-вишневый "Мерседес"), освободившись, сразу же стал заметной фигурой в кооперативном движении - кооператорская молодежь почтительно называла его старым цеховиком, но никаких подробностей на этот счет у нас нет. Датой рождения корпорации "Время-капитал" считается 6 декабря 1999 года; "Время" - так называлась сеть видеосалонов на московских вокзалах, основанная Аркадием Магомедовичем в 1988 году и просуществовавшая до 1992 года. Под этой ностальгической маркой он объединил все свои активы, и в 2003 году, когда в офисах "Времени" прошли обыски, в "Коммерсанте" даже была статья "Пришли за Магомедовым" - но как пришли, так и ушли, все обошлось, и злые языки говорят, что Магомедов сумел дозвониться до помощника президента Игоря Сечина и объяснить ему, что влиятельные семьи Чечни, Ингушетии и Дагестана, имеющие отношение к бизнесу Магомедова, готовы приложить все усилия для дестабилизации обстановки в северокавказском регионе, если бизнес Аркадия Магомедова подвергнется хоть какой-то угрозе со стороны государства. Поверил Сечин или нет - неизвестно. Через несколько дней кто-то похитил вице-президента "Времени" Сергея Кукушкина, неделю его держали на чьей-то даче, кажется, в Серебряном бору (Кукушкин видел церковь на другом берегу реки), и кормили какими-то таблетками, способными, как говорили в старину, развязать язык. Своим развязанным языком Кукушкин рассказал, что, да, если Магомедова посадят, на Кавказе начнется война - но больше ничего не рассказал, не знал. Потом Кукушкина найдут спящим в вагоне метро на станции "Выхино", из вице-президентов он уйдет и уедет жить в Америку - Магомедов назначит ему личную пенсию.
После похищения Кукушкина от "Времени" отстали, а само "Время" с тех пор вело себя на рынке особенно агрессивно - известен, например, случай с директором одного из нефтеперерабатывающих заводов Западной Сибири, который не был доволен тем размером компенсации, который предложил ему Магомедов за контрольный пакет акций завода. Директору даже кто-то в Москве пообещал защиту, и он собрался ехать разговаривать о Магомедове с кем-то влиятельным, но не доехал - по дороге в аэропорт сказал водителю, что хочет искупаться перед полетом (это в сентябре-то, в Иртыше!), побежал к реке, сбрасывая с себя одежду, прыгнул в воду и умер в воде от инфаркта. Что это было, так никто и не понял, но все остальные владельцы интересующих "Время" предприятий, пересказывая друг другу эту историю, предпочитали с тех пор Магомедову не возражать, а когда он неожиданно умер в феврале 2005 года, на похороны в Дербент прилетел, кажется, весь список "Форбс" и половина администрации президента.
Первым за гробом (хоронили Магомедова "по-русски" - на третий день, в гробу и без муфтия; вообще, был ли он мусульманином - никто не знал) шагал старший сын и один из двух наследников покойного - Кирилл Аркадьевич. Свое состояние Аркадий Магомедов завещал двоим своим сыновьям, но младший - Мефодий, - не приехал ни на похороны, он вообще ни разу за все эти годы не появился на публике, хотя, как и Кирилл, был "сопредседателем совета директоров" - уникальная, наверное, и в мировой практике должность.
Пресс-служба "Времени" объясняла, что все представительские функции взял на себя Кирилл Магомедов, а Мефодий Аркадьевич - это мозговой центр корпорации, и именно он разрабатывает все стратегические планы "Времени". Источник "Ведомостей" отмечал, что именно Мефодий Магомедов стоит за всеми громкими сделками с участием "Времени", и без младшего брата Кирилл, конечно, не смог бы удержать в своих руках оставшуюся от отца империю.
На самом деле, конечно, все было совсем не так, и если Кирилл, отсыпаясь в перелетах между Гонконгом и Лондоном и краснея перед премьером Путиным на показушных антикризисных совещаниях, тащил на себе весь бизнес, то Мефодий был неумным и недобрым богатым бездельником, по полгода путешествующим по далеким странам (Бутан, Непал и далее вплоть до Колумбии) и по полгода безвылазно сидящим в собственном замке в поселке Барвиха Одинцовского района Московской области. Наверное, Мефодий заслуживал бы каких-то совсем уж ругательных слов, если бы не одна уважительная причина, которая у него, конечно, была, и с которой столкнулся Вася, когда охранник привез его в замок Мефодия и, раскрыв перед ним дверь огромного кабинета, оставил одного в полутемном помещении.
В кабинете, как показалось Васе, было пусто. На стенах висели две картины - портрет угрюмого кавказца с седыми висками, одетого в королевскую мантию (Васе простительно - он не узнал ни покойного Аркадия Магомедовича, ни кисть Ильи Глазунова) и какой-то черный квадрат в стеклянной рамке. В конце кабинета стоял стол, за столом никого не было, и Вася шагнул вперед, полагая, что, пока он дойдет до стола, в кабинет все-таки кто-нибудь придет, но только бывший лилипут сделал первый шаг, как с ним поздоровался тихий писклявый голос, раздавшийся откуда-то справа. Вася повернул голову и увидел диван, на котором полулежал неприятного вида лилипут в шелковом халате.
- Здравствуй, Вася, - сказал лилипут. - "Сантиметров девяносто", - подумал Вася и тоже поздоровался.
10
Аркадия Магомедова не просто так хоронили по-русски безбожно. Свои отношения с Богом он много раз пытался сформулировать (и в тюрьме, и после), но единственное что понял - наказание в виде сына-урода он уже получил, поэтому о дальнейшем, наверное, беспокоиться не стоит. Мефодия он очень любил, и Кирилл (разницы между сыновьями было - два года) с раннего детства знал, что, хоть младший брат не растет, любой, кто его обидит - враг, а сам Мефодий - человек родной и любимый, и, что бы ни происходило в жизни дальше, Кирилл должен делать все, чтобы брат ни секунды не сомневался в своей полноценности.
Смерть отца обоих застала за границей, и обоих - в Америке. Кирилла - в Бостоне, Мефодия - в Майами. Что на похороны поедет только один брат - это не обсуждалось, но Кириллу было неприятно, когда в телефонном разговоре Мефодий вместо положенных слов сожаления первым делом спросил, как по-английски будет: "За мои же пряники я еще и пидарас". Пока Кирилл летел из Бостона в Махачкалу, он думал о том, не может ли случиться так, что брату захочется разделить компанию пополам вопреки завещанию отца, - в принципе, найдя себе сильных союзников где-нибудь в кремлевских коридорах или хотя бы в конкурирующих офисах, сделать это нетрудно, а в человеческих качествах Мефодия Кирилл к тому времени сомневаться перестал, урод он и есть урод. Но тревога оказалась лишней - младший брат будто и не заметил смерти отца. Вернувшись в Москву, подписал на имя брата доверенность на все действия от имени компании и продолжил в меру своего невеликого лилипутского аппетита проедать семейное состояние. А Кирилл, хоть и пытался, подражая отцу, оставаться в тени, быстро превратился во всерублевскую знаменитость - не так много на свете молодых, красивых и неженатых миллиардеров. Миллионы девушек и некоторые светские хроникеры ждали, что Кирилл в конце концов женится, но когда прошел год, а потом два, три и четыре, репутация холостяка стала важной составной частью имиджа главы "Времени", и стоило ему в очередном интервью, отвечая на дежурный вопрос, сказать что-нибудь вроде "Секс гуманизму не товарищ" или даже "Родное не трахают", по Москве с новой степенью оживленности начинали циркулировать слухи о том, что Кирилл Магомедов гей, а то и вообще ужасный извращенец. Кто- то рассказывал даже, что он за какие- то жуткие деньги снимает проституток, притаскивает их к себе домой, раздевает, сажает на рояль (почему рояль?) и, одной рукой играя советские песни, другой мастурбирует.
А про Мефодия никаких слухов почему-то не было, хотя он, конечно, их заслуживал - но, видимо, лилипут- миллиардер - это было слишком даже по меркам светской Москвы. Наверное, если бы в каком-нибудь таблоиде вдруг написали, что, оказывается, совладелец "Времени-капитал" - лилипут, никто бы не поверил в такую небылицу. Педофил, наркоман, фашист - ради Бога, но чтобы лилипут - глупость какая-то.