- Будь у меня такая задница, - сказал Енох с притворным смущением, - я бы на ней сидел, а не показывал людям, которые приходят в парк. Пойдем, там дальше птицы, нечего на них смотреть.
Они прошли мимо клеток с птицами - тут зверинец кончался.
- Нам не нужна машина, - сказал Енох. - Мы спустимся пешком вон туда - видишь, где деревья?
Хейз застыл у последней птичьей клетки.
- Господи Иисусе, - застонал Енох, остановился и замахал руками. - Да идем же!
Но Хейз не двигался, глядя в клетку. Енох подскочил к нему и схватил за руку, но Хейз оттолкнул его, продолжая всматриваться в клетку. Клетка была пуста.
- Да она же пустая,- крикнул Енох,- что ты там нашел в пустой клетке? Идем! - Он стоял, раскрасневшись и обливаясь потом. - Она пустая! - крикнул он еще раз, но тут заметил, что в клетке все же кто-то есть. На полу, в углу у самой стены, был глаз. Глаз торчал из центра чего-то, похожего на кусок швабры, лежащий на старой тряпке. Енох прижался к прутьям и понял, что это не швабра, а сова с широко открытым глазом. Глаз смотрел прямо на Хейзела Моутса.
- Да это же старая сова, - застонал Енох. - Ты что, сову никогда не видел?
- Я - чист, - сказал Хейзел Моутс глазу. Он произнес это точно так же, как прежде женщине в "Прохладной бутылочке". Глаз мягко закрылся, сова отвернулась к стене.
"Убил кого-нибудь" подумал Енох.
- О, рада Христа, пойдем! - завопил он. - Я должен показать тебе это прямо сейчас.
Еноху пришлось оттащить его от клетки, но, пройдя несколько шагов, Хейз снова остановился, на этот раз он смотрел куда-то вдаль. У Еноха было неважное зрение. Он прищурился и наконец разглядел что-то вдали на дороге. Две маленькие фигурки прыгали с двух сторон по обочине.
Хейзел Моутс внезапно повернулся к нему:
- Ну, что ты там хочешь мне показать? Надо скорее кончать с этим. Пошли.
- Разве ж я не пытался втолковать тебе то же самое? - Енох чувствовал, как высыхает пот и жжет, покалывая кожу, даже под волосами на голове. - Мы перейдем дорогу и спустимся с холма. Надо идти пешком.
- Почему это? - буркнул Хейз.
- Сам не знаю.
Енох был уверен: что-то должно произойти. Его кровь перестала биться. Все время она стучала, как барабан, а теперь умолкла. Они пошли вниз. Склон был крутой, поросший деревьями; стволы были выкрашены снизу белой краской, так что казалось, на них надеты носки.
- Там сыро внизу. - Енох схватил Хейзела Моутса за руку. Хейзел отпихнул его, но Енох снова поймал его руку, остановил и показал на что-то сквозь листву. - Мюзэй, - произнес он. От этого странного слова у него забегали мурашки по коже. Он впервые произнес его вслух. Там, куда он показывал, виднелась серая стена. Здание росло, пока они к нему приближались, но стоило выйти из рощи на дорожку, оно внезапно съежилось. Здание было круглое, цвета сажи. Вперед выступали колонны, между которыми стояли безглазые каменные женщины с горшками на головах. Буквы на бетонном обруче над колоннами складывались в слово "МУЗЕЙ". Енох: боялся произнести его еще раз.
- Пошли наверх, - прошептал он.
К широкой черной двери вели десять ступеней. Енох осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь.
- Все в порядке, идем, только тихо: главное - не разбудить сторожа, старик меня не очень-то любит.
Они вошли в темный вестибюль. Сильно пахло линолеумом, креозотом и еще чем-то непонятным. Этот третий запах был подспудным, и Енох никак не мог его определить. В вестибюле ничего не было, если не считать двух урн, а у стены на стуле спал старик. Он был в той же форме, что и Енох, и походил на высохшего паука. Енох бросил, взгляд на Хейзела Моутса: почувствовал ли тот странный запах? Судя по всему, да. Кровь Еноха снова забилась, подталкивая его вперед. Он взял Хейза за руку, на цыпочках прошел к другой черной двери в конце зала, приоткрыл ее и заглянул. Потом поманил Хейза пальцем. Они оказались в зале, похожем на первый, только в форме креста.
- Вон в ту дверь, - произнес Енох едва слышно.
Они вошли в темное помещение, полное стеклянных ящиков. Ящики висели по всем стенам, а посередине на полу стояли три больших, похожих на гробы. Те, что висели на стенах, были заполнены приделанными к лакированным палочкам птицами, с любопытством глядевшими вниз застывшими глазами.
- Идем,- шепнул Енох.
Он обошел две стеклянные витрины и остановился у дальнего конца третьей. Остановился, вытянув шею и сцепив руки; Хейзел Моутс подошел и встал рядом.
Так они и стояли - напряженный Енох и, слегка наклонившись, Хейз. Под стеклом лежали три кубка, несколько тупых ножей и человек. На человека-то и смотрел Енох. Человек был ростом фута три. Голый, высохший и желтый, с глазами, зажмуренными так, словно сверху на него падал огромный железный брусок.
- Видишь надпись? - спросил Енох церковным шепотом, указывая на машинописную табличку, лежащую у ног мужчины.- Тут сказано, что раньше он был такого же роста, как мы с тобой. Какие-то арабы сделали это с ним за шесть месяцев. - Он осторожно посмотрел на Хейзела Моутса.
Ясно было только, что Хейз смотрит на высохшего человека. Он так наклонился над витриной, что его лицо отразилось в стекле. Отражение было бледным, глаза казались двумя пулевыми отверстиями. Енох постоял немного, выжидая. Послышались шаги. О Иисусе, Иисусе, молил Енох, пусть он поторопится и сделает все, что нужно. В зал вошла женщина с двумя мальчиками. Она держала их за руки и ухмылялась. Хейзел Моутс не отрывал взгляд от высохшего человека. Женщина шла к ним. Она приблизилась к ящику с другой стороны, заглянула в него, и ее ухмыляющееся отражение наползло в стекле на лицо Хейзела Моутса.
Женщина прыснула и прижала ко рту два пальца. Рожицы мальчишек появились с двух сторон, словно две сковородки, отражающие ее ухмылку. Заметив ее лицо на стекле, Хейз отшатнулся и издал какой-то звук. Этот звук мог исходить и от человека, лежащего в ящике, - через секунду Енох понял, что так оно и есть.
- Стой! - крикнул он и бросился вслед за Хейзел ом Моутсом.
Он догнал его только на полпути к вершине холма. Дернул за руку, развернул и остановился, внезапно ощутив, как по телу растекается непривычная слабость, точно он превратился в воздушный шар. Хейзел Моутс встряхнул его, схватив за плечи.
- Адрес, дай мне их адрес, - завопил он.
Даже если бы Енох точно знал адрес, он все равно сейчас бы его не вспомнил. Он даже не в состоянии был держаться на ногах. Как только Хейз отпустил его, Енох упал на землю прямо под дерево в белом "носке". Перевернулся на спину и отрешенно застыл: ему казалось, что его уносит течение. Он еще видел, как где-то далеко-далеко голубая фигура прыгнула, схватила камень и размахнулась; злобное лицо повернулось, камень полетел; Енох крепко зажмурил глаза, и камень треснул его в лоб.
Когда Енох очнулся, Хейзела Моутса уже не было. С минуту он лежал неподвижно. Потом дотронулся до лба и поднес руку к глазам. С пальцев стекало что-то красное. Он повернул голову, заметил каплю крови на земле и, глядя на нее, подумал, что кровь течет, как маленький родник. Он приподнялся, дрожа, прижал палец к ране и почувствовал слабые толчки своей крови, тайной крови, бьющейся в самом центре города.
И тогда он понял, что предначертанное только начинает сбываться.
ГЛАВА 6
Весь вечер Хейз ездил по городу и наконец увидел слепого с девочкой. Они стояли на перекрестке, ожидая зеленого сигнала. Квартала четыре он ехал за ними по центральной улице, потом свернул в переулок. Они дошли до мрачного района за железнодорожным депо и поднялись на крыльцо двухэтажного дома, похожего на ящик. Когда открылась дверь, на слепого упал луч света, и Хейз чуть не свернул себе шею, чтоб получше его рассмотреть. Девочка медленно, словно на шарнирах, повернула голову и окинула взглядом его машину. Хейз с такой силой прижался к стеклу, что его расплющенное лицо казалось вырезанным из бумаги. Он запомнил номер дома и табличку "сдаются комнаты".
Потом он вернулся в центр и запарковал "эссекс" перед кинотеатром, где собирался ловить людей, выходящих после сеанса. Электрические рекламы горели так ярко, что луна и тянувшаяся за ней скромная вереница облаков казались бледными и жалкими. Хейз вылез из "эссекса" и взобрался на капот.
Тощий человечек, с выпяченной верхней губой покупал в стеклянной кассе билеты трем дородным женщинам, выстроившимся за его спиной.
- Хочу еще купить девочкам чего-нибудь подкрепиться, - говорил он кассирше, - не могу ж я позволить, чтобы они голодали у меня на глазах.
- Ну что за нахал! - рассмеялась одна из женщин. - Я от него со смеху помру!
Три мальчика в одинаковых красных шерстяных куртках вышли из фойе. Хейз простер к ним руки.
- Видели ли вы ту кровь, которая вас якобы искупила? - вскричал Хейз.
Женщины разом обернулись и уставились на него.
- Умник,- произнес человечек, перекосившись так, словно почувствовал в словах Хейза оскорбление.
Мальчики пошли дальше, толкая друг друга плечами. Хейз немного подождал, а затем вскричал снова:
- Видели ли вы ту кровь, которая вас якобы искупила?
- Вдохновитель черни, - сказал человечек. - Терпеть не могу этих народных вождей.
- К какой церкви ты принадлежишь? Ты, вот ты? - спросил Хейз, указывая на самого высокого мальчика в красной куртке.
Тот хихикнул.
- А ты, - столь же бесстрастно обратился Хейз к другому, - ты к какой церкви принадлежишь?
- К церкви Христа, - ответил мальчик фальцетом, чтобы скрыть правду.
- К церкви Христа? - повторил Хейз. - Что ж, я проповедую Церковь Без Христа. Я прихожанин и проповедник церкви, где слепые не видят, хромые не ходят, а мертвые лежат, где им положено. Если вы спросите меня, что это за церковь, я отвечу, что это церковь, где кровь Иисуса не послужит вам искуплением.
- Это же проповедник, - сказала одна из женщин. - Идем отсюда.
- Слушайте меня, люди, я буду говорить правду всюду, где бы ни оказался, - воззвал Хейз. - Я буду проповедовать всем, кто захочет меня слушать, где бы они ни были. Я буду говорить, что не было Грехопадения, потому что неоткуда было падать, и не было Искупления, потому что не было Грехопадения, и не будет Страшного суда, потому что не было Грехопадения и Искупления. Все это значит только одно: Иисус лгал.
Человечек и его спутницы быстро вошли в кино, мальчишки тоже ушли, но появились другие люди, и Хейз повторил все снова. Ушли эти, но остановились новые, и он произнес то же в третий раз. Но исчезли и эти, и больше никто не выходил - оставалась лишь женщина в стеклянной кассе. Она все время, не отрываясь, смотрела на него, но он ее не замечал. Она была в очках с искусственными бриллиантами на дужках, а светлые волосы свисали с ее головы, точно сосиски. Прямо в дырку в стекле она крикнула:
- Эй, раз у вас нет церкви, чтоб этим заниматься, нечего это делать у кинотеатра.
- Моя церковь - Церковь Без Христа, леди, - ответил Хейз. - А раз нету Христа, не нужно и церкви.
- Слушай, - сказала она, - если ты отсюда не уберешься, я вызову полицию.
- Кинотеатров полно.
Он слез с капота, забрался в "эссекс" и уехал. Этим вечером он проповедовал еще у трех кинотеатров, а потом отправился к миссис Уоттс.
Утром он подъехал к дому, где накануне скрылись слепой и девочка. Это было невзрачное желтое строение - второе в ряду одинаковых домов. Он поднялся на крыльцо и позвонил. Открыла женщина со шваброй в руках. Хейз сказал, что хочет снять комнату.
- А кто вы такой? - спросила она. Это была высокая костлявая женщина, похожая на швабру, которую она держала вверх ногами.
Хейз сказал, что он проповедник. Женщина пристально оглядела его, потом посмотрела на машину.
- А какой церкви?
- Церкви Без Христа, - ответил он.
- Протестант? - спросила она с подозрением. - Или что иностранное?
- Протестанты, мэм, - сказал Хейз. Поразмыслив, она сказала:
- Ну, так можете посмотреть.
Они прошли в белую оштукатуренную прихожую и поднялись по ступенькам. Женщина открыла дверь в комнатку немногим больше его машины и вмещавшую койку, комод, стол и стул. В стену были вбиты два гвоздя, заменявшие вешалку.
- Три доллара в неделю, плата вперед,- сказала женщина.
В комнате были окно и еще одна дверь - прямо напротив той, в которую они вошли. Хейз приоткрыл ее, решив, что это чулан. За дверью был обрыв глубиной футов тридцать, и внизу тесный дворик, заваленный мусором. На дверной раме, на уровне коленей, была прибита рейка, предохраняющая от падения.
- Скажите, не живет ли у вас некий Хокс? - торопливо спросил Хейз.
- Вниз и прямо, - ответила женщина. - Он живет с дочерью. - Она тоже посмотрела на обрыв. - Тут раньше была пожарная лестница, не знаю, куда делась.
Хейз заплатил три доллара. Как только хозяйка ушла, он спустился вниз и постучался к Хоксам.
Дочка слепого приоткрыла дверь и застыла в проеме, глядя на него. Казалось, она старается уравновесить свое лицо, чтобы выражение с двух сторон было одинаковым.
- Это тот парень, папа, - сказала она негромко, - тот, что меня преследовал.
Она прижала голову к двери, чтобы Хейз не смог увидеть, что происходит за ее спиной. Слепой тоже подошел к двери, но шире ее не открыл. Он выглядел совсем не так, как два дня назад: угрюмый и неприветливый, он ничего не сказал, только стоял молча.
Хейз выпалил приготовленную заранее фразу:
- Я тут живу и решил, что раз ваша девочка так на меня глядела, надо бы мне тоже ответить ей взаимностью. - Он не смотрел на девочку, а вглядывался в черные очки и нелепые шрамы, начинавшиеся под ними и тянувшиеся по щекам слепого.
- Я смотрела на тебя так, - сказала девочка, - потому что осуждала твой поступок. Это ты таращился на меня. Ты бы видел, папа, как он на меня пялился!
- Я открыл свою собственную церковь,- сообщил Хейз.- Церковь Без Христа. Проповедую на улицах.
- Ты не мог бы оставить меня в покое? - спросил Хокс. У него был тихий, не похожий на прежний голос. - Я ведь не приглашал тебя и не просил ко мне приставать.
Хейз не рассчитывал на такой прием. Он подождал, размышляя, что бы еще сказать.
- Что же ты за проповедник, - услышал он собственное бормотание, - раз не хочешь спасти мою душу?
Слепой захлопнул дверь перед его носом. Хейз постоял, глядя на белую доску, вытер рот рукавом и ушел.
За дверью Хокс снял черные очки и стал через дырку в шторе смотреть, как Хейз садится в машину и уезжает. Глаз, которым он смотрел, был немного круглее и меньше другого, но обоими он видел одинаково хорошо. Девочка прильнула к другой дырке, пониже.
- Почему ты его не любишь, папа? - спросила она. - Потому что он за мной ухаживает?
- Если бы он за тобой ухаживал, я бы в нем души не чаял, - ответил Хокс.
- Мне нравятся его глаза, - заметила она. - Он смотрит, словно ничего не видит, но все равно смотрит.
Комната была не больше, чем у Хейза, но здесь уместились две койки, бензиновая плитка, раковина и сундук, заменявший стол. Хокс сел на койку и закурил.
- Вот хряк Господень, - буркнул он.
- Вспомни, каким ты сам был раньше, - сказала девочка. - Вспомни, что ты пытался сделать. Ты смог с этим покончить, и он сможет.
- Не хочу, чтоб он тут крутился, - сказал Хокс. - Он мне на нервы действует.
- Послушай. - Девочка села рядом на койку. - Давай сделаем так. Ты поможешь мне его подцепить, а потом иди на все четыре стороны, а я буду жить с ним.
- Да он и не подозревает о твоем существовании,- ответил Хокс.
- Даже если и не подозревает, - сказала девочка, - меня это не волнует. Тогда мне еще легче будет его заполучить. Я его хочу; помоги - и можешь катиться на все четыре стороны.
Хокс растянулся на койке и докурил сигарету. Его лицо было сосредоточенным и злым. Один раз он рассмеялся, но тут же его лицо снова напряглось.
- Ты права, это может оказаться занятным, - промолвил он. - Вдруг появится елей на Аароновой бороде.
- Слушай! - сказала она.- Это было бы шикарно! Я просто с ума от него схожу. Никогда не видела такого симпатичного парня. Ты его не прогоняй. Расскажи ему, как ослепил себя ради Иисуса, покажи вырезку из газеты.
- Ну конечно, вырезку, - пробормотал он.
Хейз сидел в машине, размышляя. В конце концов он решил, что должен совратить дочку Хокса. Слепой узнает, что его дочь растлили, и поймет, что Хейз не шутил о Церкви Без Христа. Кроме того, у Хейза был другой резон: ему не хотелось возвращаться к миссис Уоттс. Прошлой ночью, когда он спал, она взяла его шляпу и изрезала самым непристойным образом. Ему нужна женщина, но не для удовольствия, а чтобы доказать, что он не верит в существование греха, раз практикует то, что называют грехом; но миссис Уоттс ему надоела. Он должен сам кого-нибудь растлить, а дочка слепого, раз она живет дома, наверняка невинна.
Перед тем как вернуться домой, он зашел в лавку за новой шляпой. Он хотел найти полную противоположность прежней и выбрал белую панаму с трехцветной лентой - красно-зелено-желтой. Продавец сказал, что это отличная вещь, особенно если он собирается во Флориду.
- Я не собираюсь во Флориду, - сказал Хейз. - Просто эта шляпа - полная противоположность той, что я носил раньше.
- Ну, вы можете носить ее где угодно, - сказал продавец. - Она совершенно новая.
- Я знаю, - ответил Хейз.
Выйдя из магазина, он сразу же сорвал трехцветную ленту, размял верх и опустил поля. Теперь шляпа выглядела так же неприглядно, как прежняя.
До вечера он не заходил к Хоксам, дожидаясь, пока те сядут ужинать. Стоило ему постучать, дверь тут же отворилась, девочка высунула голову. Он резко распахнул дверь и вошел, не глядя на девочку. Хокс сидел у сундука, перед ним лежали остатки ужина, но он не ел. Он едва успел нацепить черные очки.
- Если Иисус исцеляет слепых, почему он не исцелил тебя? - задал Хейз заранее приготовленный вопрос.
- Он ведь ослепил Павла, - сказал Хокс.
Хейз сел на край койки, обвел глазами комнату, а потом снова посмотрел на слепого. Положил ногу на ногу, убрал и снова положил.
- Откуда у тебя эти шрамы? - спросил он. Лжеслепой улыбнулся.
- У тебя еще есть шанс спастись, если ты раскаешься,- сказал он. - Я не могу спасти тебя. Все в твоих руках.
- Я это уже сделал,- сказал Хейз.- Только без раскаяния. Я проповедую о том, как я занимаюсь этим каждую ночь в…
- Взгляни-ка! - перебил его Хокс. Он вытащил из кармана пожелтевшую газетную вырезку и опять криво улыбнулся. - Вот откуда у меня шрамы.
Девочка сделала от двери знак, чтобы он улыбался и не выглядел мрачно. Пока он ждал, когда Хейз дочитает заметку, улыбка мало-помалу вернулась.