Произведение аргентинского писателя повествует о двух сёстрах, которым за восемьдесят. Их разговоры, воспоминания, и главное, обсуждение личной жизнь соседки - вот из чего складывается канва романа.
Содержание:
Мануэль Пуиг. Падает тропическая ночь 1
Глава первая 1
Глава вторая 3
Глава третья 5
Глава четвертая 9
Глава пятая 11
Глава шестая 13
Глава седьмая 18
Глава восьмая 20
Глава девятая 23
Глава десятая 26
Глава одиннадцатая 29
Глава двенадцатая 32
Примечания 34
Мануэль Пуиг. Падает тропическая ночь
Глава первая
До чего грустно в этот час, почему так?
- Это вечерняя тоска, Нидия, она приходит, когда темнеет. Лучше найти какое-нибудь дело, занять себя чем-то в такое время. Потом, ближе к ночи, уже по-другому, это ощущение уходит.
- Особенно, если можешь легко заснуть. Тогда не думаешь обо всем, что было ужасного.
- Тут тебе повезло, ты даже не представляешь, как это помогает. Когда сон не идет, в голову лезет самое жуткое. Не будь этих чудных таблеток, я бы столько времени не продержалась.
- Тебе грех жаловаться, Люси, ты не пережила такого горя, как я.
- Знаю, Нидия. Но у меня жизнь тоже была не сахар.
- Когда умерла мама, бывало так же, помнишь? В этот час воспоминания одолевали особенно сильно.
- Помнить-то мы помнили о ней всегда; первое, о чем я думала, проснувшись, - что мамы больше нет. Но в этот час сильнее всего ощущалось ее отсутствие. Правда тогда, среди стольких дел, в голову не лезли, как теперь, одни грустные мысли. Ну да, столько было обязанностей.
- Приготовить поесть.
- А с детьми какая ответственность, Нидия. Вывести их в люди.
- И потом случается такое - тебя лишают самого дорогого.
- У верующих хоть есть утешение. Но я не могу себя обманывать, никак не могу. Великое дело - вера. Правда, завидую тем, у кого она есть.
- Да, Люси. Я им тоже завидую.
- Простым людям намного легче, они утешаются верой. А если не можешь себя обманывать, видишь жизнь, как она есть?
- Когда умер Пепе, было иначе, я словно соображение потеряла. И плакала-рыдала дни напролет. Но в этот раз все совсем по-другому.
- Одно дело муж, другое - дочь, Нидия. Твоя дочь. Что же такое творится, просто ужас.
- Люси, не могу сидеть взаперти, пойдем погуляем.
- Исключено, дождь собирается.
- Люси, ты не рассказала про эту, из соседнего дома. Чего это она больше не заходит?
- Из-за твоего приезда, наверное. Она заходила, в основном, излить душу, но при тебе не решается.
- Женщина она молодая, ей, должно быть, интересней в компании сверстников.
- Ну зачем ты так? Да нет! Она частенько заходила, сразу видно, охотно человек приходит или нет. Сначала она мне не нравилась, потом я привыкла. Она ведь приятная, по-своему, тебе не кажется?
- Знаешь, Люси, мне она показалась странной, но не вредной. Хотя держит дистанцию, с тобой тоже? Может, только со мной.
- Думаю, она не ожидала тебя здесь встретить, шла рассказать о наболевшем, а тут увидела тебя и не смогла.
- И поэтому больше не приходит. Люси, она же с тобой хочет поговорить, слегка излить душу.
- Знаешь, Нидия, просто невероятно, что вообразила себе эта женщина, даже не сомневалась, что он ее тоже любит.
- Но она ведь не девочка, должна понимать что к чему, призналась хоть, сколько ей лет?
- Нет, но судя по возрасту сына и по тому, что она училась до замужества и получила этот свой диплом, ей никак не меньше сорока пяти.
- Почти как Эмильсен.
- Сколько ей исполнилось бы в августе?
- Сорок восемь, Люси.
- Вот подлость!
- Да уж…
- Но у тебя есть сын, и он тебя обожает.
- Бедный Масик. Добрая душа, но дочь - другое дело, Люси. Тебе не понять.
- Ты ненормальная, мужчине пятьдесят, а он все у тебя Масик.
- Само получается. Мы всегда звали его Масиком.
- Пора зажигать свет. До чего уныло в домах с тусклым светом; ты, может, замечала: в домах одиноких стариков всегда мало света. Поэтому я люблю, когда все ярко освещено. Никогда не обращала внимания?
- Эту тоже зажечь?
- Да, чтобы не смахивало на стариковский дом.
- А как она с этим типом познакомилась?
- Я тебе говорила, что она серьезно болела, да?
- Да, Люси, но не сказала чем. Тем же, чем Эмильсен?
- Нет…
- Я думала тем же, почему-то так себе это представляла.
- Нет… Там было другое, Нидия.
- Ты говорила, она страшно перепугалась.
- Да, но вовремя спохватились.
- Значит, опухоль.
- Нет… Как это называется? Что-то вроде вируса. Она все по-португальски объясняла и повторяла термины здешних врачей.
- Без конца мешает португальский с аргентинским, то есть с испанским. Я не сильно ее понимала.
- Она столько лет в Рио. Я тоже, когда говорю с теми, кто здесь давно живет, вставляю много португальских слов, непроизвольно.
- Так что там за болезнь?
- Ну это… вирус. И никак не могли попасть в точку, ну эти врачи, но потом наконец определили, и она сразу пошла на поправку. А в санатории познакомилась с ним.
- У него-то что было?
- Там его жена лежала. Она умерла, бедняжка.
- От чего, Люси, от того же, что Эмильсен?
- Нет, вроде у нее было кровоизлияние, долго болела, но было ясно, что она умрет.
- Странно - кровоизлияние у нестарого человека.
- Об этом она особо не распространялась. У нее одна тема: он.
- А он уже поглядывал на других женщин, в такие минуты?
- Нет, он вроде расчудесный, только и думает, что о доме. И за женой ухаживал, не жалея сил, пока она болела.
- И как же так получилось?
- Она видела его мельком в санатории, мимоходом, в коридорах, когда ее водили из палаты на процедуры.
- И в такие моменты ее тянуло заглядываться на мужчин?
- Не забегай вперед, девушка не из тех, кто заглядывается. С ней случилась очень странная вещь, Нидия.
- Какая?
- Когда она его увидела, ей показалось, что это другой, ну в смысле, что он очень похож на того, другого мужчину, которого она сильно любила много лет назад и с тех пор больше не видела, это ее крайне поразило. И она подумала, что этого, из санатория, тоже никогда больше не увидит.
- Судя по твоим словам, этот из санатория не был похож на ее бывшего мужа.
- Нет.
- Значит, она вертихвостка, Люси.
- Нет, по-моему нет. Она помногу часов работает, и много занимается. И вовсе ей не до того, чтобы за кем-то бегать. Нет, Нидия, что ты. Иначе она бы не кинулась к нему очертя голову, когда он попался ей на пути.
- Ну, я к тому, что их уже трое: бывший муж, этот, с кем она познакомилась в санатории, и тот, на которого он так похож.
- Судя по ее намекам, после развода она сильно увлеклась тем типом из Мексики и теперь этим, здешним, и все.
- Конечно, аргентинец, мексиканец и бразилец, они очень похожи.
- Да, муж был аргентинцем, я тебе говорила?
- Был? Он что, умер?
- Нет, жив.
- Знаешь, Люси, никак не могу привыкнуть говорить: Эмильсен была тем-то и тем-то. Что ее больше нет.
- Но она живет в твоей памяти, в воспоминании всех, кто ее любил.
- Это дела не поправит. Конечно, она всегда будет жива в моей памяти, но что мне с того? Я хочу поговорить с ней, потолковать о том о сем, и не могу! Тоскую, а ее в живых нет как нет.
- Нидия, иначе и быть не может, понятно, что горько, как не горевать, если теряешь дочь? Да еще такую, что всегда была тебе подругой.
- Как бы я хотела привыкнуть к мысли, что ее больше нет. И послушать ее совета, она ведь, как заболела, видя мое беспокойство, когда ей становилось хуже, смотрела мне пристально в глаза и говорила: "Ты себя береги".
- Помню ее еще здоровой. Так жаль, что я не могла быть с вами, когда вы столько всего пережили, от Рио до Буэнос-Айреса так далеко
- Хорошо, ты не видела ее во время болезни. Она никогда не жаловалась, но сильно сдала.
- Какая девочка, какая сила духа!
- Люси, скажу честно, она ведь ни разу не намекнула, что знает, что с ней. Ни разу не пожаловалась при мне, никогда.
- Просто берегла тебя.
- Я не хотела сейчас ехать в Рио, не было сил, но вспомнила, как она говорила, что надо себя беречь, и поехала.
- Знаешь, Нидия, тебе это пойдет на пользу. Пляж, вечерняя прохлада - будешь хорошо спать, в прошлый твой приезд у тебя снизилось давление, и теперь будет так же, вот увидишь.
- Но тогда мне было семьдесят восемь лет, а теперь восемьдесят два.
- Ах, пожалуйста, не произноси эти цифры, звучит как шутка.
- Какие тут шутки…
- Нидия, сядем на диету построже, и давление у тебя снизится. Немного сбросишь вес, и тебе станет лучше.
- Не готовь больше мучного, не могу устоять перед твоей лапшой.
- Соседке так понравилось, а она ведь из семьи испанцев, там больше готовят из риса.
- Почему она переехала в Рио?
- Она уехала из Аргентины во времена Исабелиты и "Тройного А", когда пошла эта кампания против психоаналитиков, мол, все они из левых. Она-то не психоаналитик, у нее диплом психолога.
- Этого я никогда не понимала, раньше таких дипломов не было.
- Когда я училась, не было такой специальности, а то бы я выбрала ее. Надо было пройти всю медицину, а потом специализироваться в психиатрии.
- Да, это я помню, Люси.
- Вот, а потом ввели специальность "психология", изучать медицину стало не обязательно, отсюда и пошли все эти шарлатанки, да простит меня бедняжка Сильвия, ведь она со мной всегда так любезна.
- А о психоаналитиках-женщинах ты ни словом не обмолвилась.
- Понимаешь, в дипломе писали "психолог", психиатр звучало слегка старомодно, а те, кто изучал медицину, окрестили себя психоаналитиками, по словам этой самой Сильвии. Как-то так.
- Вроде поняла. Значит, психиатры - это те, кто сначала изучал медицину, психологи же не изучали ничего. А психоаналитики - не мытьем так катаньем присвоили себе это звание.
- Приблизительно так.
- Видишь, что-то я понимаю? Хотя объясняешь ты не ахти… Только вот память начинает подводить, но, если мне хорошенько объяснить, я пойму.
- Просто у тебя слух отличный. А я, если два-три человека говорят одновременно, уже не понимаю.
- Зря ты сердишься на сына, когда он тебя поправляет, Люси.
- Почему?
- Потому что ты можешь ляпнуть наобум, не дослышав, отвечаешь, как Бог на душу положит, наугад, как придется.
- Знаешь, Нидия, когда дети становятся родителями, по-моему, это очень плохо.
- Бедный мальчик, до сих пор беспокоится, поправляет тебя.
- Знаешь, Нидия, я не собираюсь взвешивать, что сказать тому или другому, говорю, как есть, и баста.
- Ладно, не сердись, расскажи про соседку, почему она уехала из Аргентины?
- Я же тебе сказала, из-за угроз "ААА", помнишь? "Тройной А".
- Как не помнить…
- Ты ж говоришь, у тебя дырявая память. Видишь, тоже не любишь, когда тебя поправляют. В общем, она уехала, потому что однажды ночью позвонили и сказали, чтобы убиралась из страны в двадцать четыре часа, а то убьют.
- У Эмильсен была подруга, ей тоже пришлось уехать. Но та преподавала на факультете.
- Пол-Аргентины вынудили уехать. Короче, она оставила сына у бывшего мужа, они уже жили врозь, а, когда закончился учебный год, послала за ним. И он остался с ней в Мексике - мальчик. Мальчику очень понравилась Мексика, всегда говорил, что хочет там жить.
- Я так и не съездила. Собирались туда с бедной Бланки-той, но жизнь отпустила ей мало времени, бедняжка, добрая душа.
- Нидия, что мы все о мертвых? Вот невеселый возраст.
- Не ной, Люси, прошу тебя, не жалуйся.
- Ты права. В общем, там она познакомилась с этим человеком, жутко в него влюбилась, а потом ей пришлось переехать из Мехико сюда, так плохо она переносила высоту. И теперь живет здесь уже много лет.
- А тип, который так ее любил, не поехал с ней? Почему?
- Нет, это она его сильно любила, он вроде сначала ее любил, а потом нет.
- Вот она и стала страдать от высоты. Я не психолог, и то понимаю. Когда я видела, что Эмильсен лучше, у меня и давление улучшалось; поистине, все хвори от печали. Но продолжай, что там дальше?
- В общем, несколько месяцев назад она познакомилась в клинике с этим другим мужчиной, поразительно похожим на того, из Мексики. Однако ей и в голову не приходило, что она снова с ним столкнется, ну с этим, который здешний. И в один прекрасный день идет она в аргентинское консульство выправить бумаги и встречает его. Приветствует по-испански, а он смеется, он же не аргентинец. Просто в этой клинике раньше работал очень известный доктор, аргентинский профессор, и он привел туда много клиентов из наших. Из аргентинской колонии. Он был очень пожилой и, как ты догадываешься, уже умер. Ну ладно, в общем, там, в консульстве, она встретила этого и, думая, что он аргентинец, спросила по-испански, как поживает его жена. Они ведь раньше никогда не разговаривали. И жена тоже оказалась бразильянкой.
- А он, что делал в консульстве?
- Что-то оформлял для клиента. Явно судьба. По ее словам, человек этот - красавец каких мало, в ее вкусе. Показала фото, но мне он не понравился, сильно лысый и довольно полный. Она говорит, ей такие нравились всегда, именно с такой внешностью, домашние, без лоска, и совсем не важно, говорит, что у него брюшко.
- И чем он похож на того?
- Не спеши. Понять это ей было непросто. Много времени заняло.
- Но чем похож-то?
- Взглядом. Тот же взгляд. Глаза черные, немного детские, чуть пугливые, смотрит все больше в сторону.
- Взгляд человека, говорящего неправду.
- Нет-нет. Она говорит, взгляд человека, который нуждается в защите, как ребенок, потерявший мать. Я ей сказала: только у детей, особенно у мальчиков, есть что-то такое во взгляде, когда они маленькие, лет до двенадцати-тринадцати, потом это проходит, и тогда уже не тянет их потискать, прижать покрепче, почти сдавить, они уже не такие нежненькие, как раньше.
- Девочки другие, ты права. Или не знаю, может, это только Эмильсен всегда казалась взрослой. Одного я не выносила, даже злилась страшно - когда она не могла спокойно посидеть в кино. Вечно ей то в туалет, то еще чего, не давала спокойно фильм посмотреть. Но это было единственное. Я с ней никогда хлопот не знала.
- А с моими детьми просто беда была, но в кино они сидели тихо.
- Продолжай. Там она спросила, как поживает его жена.
- Да, Нидия. Он ответил, что жена умерла. И они заговорили об этой болезни, о других людях, которые там лежали, она ведь тоже провела там пару недель, и до этого еще лежала какое-то время - то ложилась, то выписывалась, и была в курсе болезней целого этажа, клиника помещалась в трехэтажном доме, прежде принадлежавшем одной семье, так-то. Он принялся рассказывать, и они увлеклись беседой. По ее словам, в глаза он почти не смотрел, больше по сторонам, и она тоже стала отводить взгляд, так ей это действовало на нервы. И он напоминал ей другого, хотя она этого еще не сознавала, все спрашивала себя, как идиотка, почему всегда, с самого начала, этот человек привлекал ее внимание. В санатории она часто думала, что в этом человеке из коридора есть что-то необычное, очень привлекательное, но непонятное. А в консульстве он смотрел на людей, которые сновали туда-сюда с бумагами, и не глядел на нее, пока они разговаривали, и тогда она тоже перестала смотреть на него и вдруг почувствовала его взгляд. Он собрался с духом и посмотрел на нее, пока она ему что-то говорила, глядя в другую сторону. Она ощутила, как взгляд его скользит по ее лицу, волосам, губам, рукам, декольте. А когда она решилась взглянуть ему в глаза, он их отвел. Она воспользовалась этим, чтобы рассмотреть его получше, и увидела, что на нем неглаженая сорочка. Не из тех, что постираешь, повесишь, и они разглаживаются сами, нет, а такая, что надо гладить, и она была неглаженая. И тут она не удержалась, слова сами сорвались с языка, и она предложила ему пойти выпить кофе внизу, в новом здании консульства, таком шикарном. Ведь она, по ее словам, женщина очень сдержанная, мол, это и плохо, что слишком сдержанная.
- Именно это мне в ней не нравится, теперь понятно. Она долго все обдумывает и не говорит ничего лишнего.
- Да уж, непосредственной ее не назовешь. Я сказала об этом сыну, а он говорит, что современные аргентинские женщины все такие, черствее, что ли. Это оттого, мол, что их матери были слишком словоохотливы, но неискренни, всех старались к себе расположить, такие вроде приветливые.
- То есть мы были фальшивые.
- Не фальшивые, но такие - профессионально приветливые, как говорит мой Кука. А эта из новой волны.
- Нет, "новая волна" говорят про молодых. Эта старше.
- Я хочу сказать - нового сорта. Но в тот день он ее потряс, что-то ей от него передалось, и она стала говорить не задумываясь - вроде предложения посидеть внизу. Он ответил, что у него с собой мало денег, а она сказала, что угощает, приглашает выпить чего-нибудь прохладительного, от кофе у нее перевозбуждение, кофе она пьет, только когда пациенты идут один за другим и глаза слипаются и клонит в сон. В общем, тип согласился.
- Люси, ты будто вчера родилась.
- А что? Думаешь, неправда?
- Думаю. Она постоянно с кем-нибудь крутит. Тебе рассказывает только эту историю, а у самой роман за романом.
- Почему ты всегда плохо думаешь о людях?
- Убеждена, что это так.
- Нет, Нидия, в таких вещах она откровенна. Постоянно твердит, что очень старомодна, это ее недостаток, и с мужчиной у нее ничего не будет, если она не увлечена им по-настоящему.
- Продолжай.
- Но если ты не веришь ее рассказам, зачем тебе знать дальше?
- А она уже совсем выздоровела?
- Говорит, что да.
- Выглядит она неплохо, значит, хоть это правда.
- Она рассказывала, что считала себя безнадежно больной, ей было так плохо, что казалось: это неизлечимо. И когда врач ее выписал, она словно впала в исступление, в эйфорию, ощутила жажду жизни, как никогда раньше. И, вернувшись к себе в квартиру, стала думать об этом человеке из санатория, и чем он так ее поразил. Единственное, говорит, о чем просила в те минуты, это о великом даре рисовальщика. Тогда она смогла бы набросать по памяти его портрет, изучить и понять, чем он так ее потряс.
- Скажи, как он выглядел на снимке?