- А… зачем им электроприборы понадобились? - спросила я для поддержания разговора.
- Под руку подвернулись, - отрезала Эмили, поражаясь моей глупости. Я не понимала простейших вещей, я не понимала различия между ними - категорией, в которую она себя то включала, то не включала, - и собой.
Она подняла на меня взгляд. Какую-то теплоту в этом взгляде я тоже уловила, где-то на заднем плане. И на том спасибо. В основном - оценка. Стоит ли со мной о чем-то говорить? Дойдет ли до старой, или только зря "дыхалку гонять"?
- Надо бы наверх смотаться, - проронила она наконец.
- Зачем?
- Ну… Есть смысл. - Приняв решение, Эмили тут же вскочила, огляделась. Передо мной была маленькая девочка, заинтриговавшая взрослых. - Надо куда-то все это погрузить. И в лифт, если он работает…
Она понеслась по комнатам, собирая все электрическое, оставив лишь радио, лишаться которого нам категорически не хотелось. Новости со всего света… Все равно что с других планет. Да и что там, в дальних странах, иначе, чем у нас? Разумеется, не забыла Эмили ничего из упомянутого мною: миксер, лампы, телевизор… Туда же электрофен и электромассажер, гриль, тостер, ростер, кофемолку, чайник, пылесос… Эмили полностью загрузила двухэтажный столик на колесах.
- Бегом, бегом! - покрикивала она жизнерадостно, сверкая глазами в мою сторону.
Мы вышли, толкая перегруженное транспортное средство. В вестибюле полно народу. Люди снуют вверх и вниз по лестнице, стоят в очереди к лифту; лифт, как ни странно, функционирует. Толпа оживлена, шумно: разговоры, смех, возгласы… Всех как-то странно лихорадит. Я вдруг осознала, что и ранее видела народ в вестибюле и перед домом, но почему-то не придавала этому значения. Возможно, потому, что в коридорах, отходивших от лестничных клеток, все оставалось по-прежнему, пусто и тихо; стены, двери с номерами, за которыми проживают мистер и миссис Джонс с семьей, мисс Фостер и мисс Бакстер, мистер и миссис Смит и мисс Алисия Смит - традиционные ячейки старого мира.
Мы заняли очередь к лифту, втолкнули в него импровизированную тележку, поднялись вверх с очередной группой людей, глазеющих на наше добро и, очевидно, не слишком им очарованных. Вверху мы вывалились из лифта, и Эмили замерла в нерешимости. Видно было, что она пытается найти оптимальное для меня решение.
Вверху то же, что и внизу: коридор, двери, площадка в середине. Только здесь не плоская площадка, а провал, колодец. Народ роится, жужжит. Двери повсюду нараспашку. Обстановка, как у входа на блошиный рынок: народ с тюками и мешками, кто-то толкает груженую детскую коляску со скрипящими вихляющимися колесами. Мужчина осторожно несет что-то, завернутое в толстое шерстяное одеяло, на голове, опасаясь повредить ценный груз. Сквозь дверь напротив лифта видна громадная куча барахла, до самого потолка. В куче роются детишки, сортируют вещи. Один из них заметил Эмили и пояснил:
- Только что привезли. Разбираем.
- Молодцы! - улыбнулась она.
Я заметила его готовность объяснить Эмили все, что ее заинтересует. Далее мы, обогнув гору вещей, прошли через пролом в стене, как будто возникший в результате взрыва бомбы. Дыра пропускала людей и тележки с рассортированным имуществом. В следующей комнате сплошь всевозможные емкости: кувшины, вазы, бутылки, горшки из различных материалов, от стекла до картона. Их таскали из соседней комнаты около дюжины ребятишек. В чем рынки подобного рода никогда не испытывали недостатка, так это в рабочей силе. В углу помещения застыли двое молодых людей с пистолетами, ножами и кастетами - охрана. В следующей комнате охраны не оказалось, ибо товар, находившийся там, спросом не пользовался. Здесь мы увидели электроприборы вроде тех, что приволокли с собой на столике-самокате.
Мы немного постояли, глядя на детей.
- Им здесь платят, - пояснила Эмили. - Или они выбирают что-то из вещей. Сюда даже школьники прибегают.
Действительно, среди знакомых уличных оборванцев я заметила и нескольких получше одетых, более ухоженных, а главное, выделяющихся надменным выражением лица, показывающим, что они лишь ненадолго снизошли до этого недостойного занятия. Точно так же в прежние времена дети из среднего класса подрабатывали на каникулах на упаковке товаров, продавцами и официантами. Заметила бы я это и сама, но Эмили ускорила процесс. Вообще она показывала, что знает, что для меня лучше, и, когда я не успевала что-то сообразить сама, охотно разъясняла непонятное. Сюда народ сносил свое имущество, дабы покинуть город налегке, а следом подходили торговцы и отдельные покупатели. Здание капитальное, перекрытия мощные, можно не опасаться, что обрушатся под тяжестью множества сосредоточенных здесь вещей. Мистер Мехта приобрел права на близлежащую свалку, прежде чем все свалки захватило городское управление, и вел дело вместе с несколькими компаньонами, среди которых был и отец Джеральда, ранее делавший деньги на производстве косметики. Со свалки сюда стаскивали то, что можно было пустить в продажу, толпами валили продавцы и покупатели, товар отправлялся на уличные рынки и в лавки.
Здесь же ремонтировали то, что можно было починить, вернуть к жизни. Этим, в основном, занимались люди старшего возраста. Мы видели, как портнихи латали одежду, ремесленники ремонтировали мебель и металлическую посуду. Не было недостатка в зрителях и советчиках. В углу устроился старик часовщик, окруженный плотным кольцом любопытных. Дети и взрослые, затаив дыхание, следили за работой с точными механизмами, напирали так, что охранник сдерживал их и даже отталкивал дубинкой.
Подальше женщина занималась очками: перебирала оправы, приспосабливала линзы. На стене перед ней висела таблица для проверки зрения, пользуясь которой, она тут же продавала очки желающим, выстроившимся в очередь. Окулист из прежней жизни… И при ней тоже толпа болельщиков. Мастеровые чинили стулья, корзины, работал точильщик ножей-ножниц - мы попали в музей старых ремесел с посетителями и охраной.
Чего только не было в помещениях, сквозь которые мы прошли! Бечевки и веревки, бутылки и бутыли, груды пластмассовых изделий и пленки, металл во всех видах, провода, изолента, книги, головные уборы и одежда… В одной комнате мы увидели вещи совсем новые, попавшие на свалку в пластиковых мешках, совершенно не запачканные. Зонтики, искусственные цветы, коробка, заполненная пробками…
И везде народ: покупатели, продавцы, работники и зрители. И даже кафе работает в маленькой комнатушке. Фиточай, выпечка, спиртное. Многие под хмельком, но здесь можно и без спиртного захмелеть. Трудно отличить пришедших сюда с целью от тех, кого пригнало любопытство. Какая-то многоязыкая толпа, доброжелательная, блюдущая порядок, выполняющая указания охранников, быстро улаживающая редкие недоразумения. Люди шутят, хвастаются приобретениями, обмениваются вещами без посредников, и охрана им в этом не препятствует. Главная цель здесь - создать толпу, усилить поток людей и товаров.
Мы обошли весь этаж и вернулись в комнату электроприборов. У нас приняли товар, выдали несколько талонов. Поскольку идея подняться на этот рынок принадлежала Эмили, я предложила ей распорядиться полученными талонами. Эмили усмехнулась. Очевидно, она полагала, что я надеялась много чего приобрести за сданные электроигрушки. Я, однако, понимала, что наши электроприборы годятся разве что на разборку, чтобы из составляющих их деталей изготовить что-либо более приличествующее ситуации. Эмили захотелось обзавестись сковородой для своего с Джеральдом хозяйства - с моего разрешения разумеется. Я не возражала, и мы отыскали сковороду, эмалированную кастрюлю, пластмассовый тазик, щетку-сметку - за все электрооборудование, когда-то дорогостоящее.
Вернувшись домой, Эмили сбросила маску напускной веселости, предназначенную лишь для того, чтобы вытащить меня с моей территории на ее - на ярмарку в верхнем этаже, - и уселась, пристально глядя на меня. Полагаю, она размышляла, понимаю ли я, что вещи для нее означают иное, нежели для детишек типа Джун: в каком-то отношении они ей более дороги, а в другом - ничего не стоят. То есть не принадлежат людям так, как принадлежали раньше. Собственно говоря, некоторые были в таком положении и раньше, задолго до того, как рухнула традиционная шкала ценностей. Люди издавна развлекались экспериментами с коммунализмом. А такие люди, как Райаны, не нуждались в идеях и теориях, они и без всяких теорий вольно обращались с понятиями "мое" и "твое". Фамилия Джун - Райан. Ее семья стала настоящим кошмаром для местной администрации задолго до крушения старого порядка. Райаны… Но о них позже.
Хотя, собственно… к чему откладывать эту тему? Какая разница, где о них рассказать? Может быть, мне так же не хочется заниматься этой неудобоваримой семейкой, как не хотелось с нею связываться муниципальным властям? Возможно, все дело в том, что Райаны не вписываются в теории развития общества - зато неразрывно связаны с практикой, с реальностью?
О таких районных Райанах любой слыхал за свою жизнь предостаточно. Социальные работники единодушно определяют Райанов как хрестоматийный случай. Ирландец-чернорабочий - а чаще нигде не работающий, и польская беженка, оба католики. Число детей дошло до одиннадцати. Муж пьяница, хулиган, в семье жесток, не без приступов пьяной нежности. Жена пьяница, истеричка, никуда не годная мать и хозяйка, с такими же пароксизмами страстной любви. Дети в школе не задерживались. Семейка - бельмо на глазу соседей, жилищного начальства, службы благотворительности, полиции. Двое старших детей попались на воровстве, отправились в колонию. Дочь - не старшая, вторая - забеременела в пятнадцать лет. Итак, хрестоматийный, набивший оскомину случай… Если бы только не было их так много. И если бы оба родителя, муж и жена, не были такими крупными, заметными, острыми на язык. Их цитировали в застольных междусобойчиках, в ходе серьезных совещаний и на массовых митингах. Тоже своего рода закономерность: отдельный случай выделяется из череды подобных и становится представителем типа. В нашем городе мельтешили тысячи таких райанов всех цветов кожи и прически, но их не знал никто, кроме ближайших соседей да компетентного начальства. Чаще всего эти неприметные райаны переселялись в тюрьмы, лечебницы, на кладбища. Но вот семейство этих конкретных Райанов привлекло внимание каких-то благодетелей. Последовали попытки сдержать, направить заблудших, удержать их вместе.
Так выглядела картина с официальной точки зрения, в репортажах, в газетной статье, озаглавленной "За чертой бедности и еще дальше". Райаны с дюжиной других похожих семейств отметились и в книге "Изгои общества изобилия". Прыткий выпускник университета, тетушка которого служила в органах призрения, собрал материал для книги "Варвары, которых мы плодим", где сравнивал Райанов с готами и гуннами, сгубившими Рим.
Как жили эти новые вандалы и визиготы? Прежде всего в грязи. Грязь на полу, грязные стены, грязная изломанная мебель. Кошки, собаки, дети получали питание весьма нерегулярно. В доме редко было тепло, потому все тринадцать Райанов и их гости - Райаны охотно принимали гостей, точнее, привлекали и удерживали их на своей орбите - толпились в одной комнате. Родители пьянствовали беспрерывно, иногда напивались и дети. Друзья всех цветов кожи, часто примечательные, неординарные. Сидели, жевали чипсы да сухари, увлеченно спорили. Иногда хозяйка или ее старшая дочь варили картошку с мясом или без, открывали банку консервов - устраивали пир. Основная диета - чипсы, сладкие напитки да переслащенный чай, точнее, сироп с шестью-семью ложками сахарного песка на чашку. Апатия сменялась неестественными всплесками активности, когда сахар растекался по артериям, активность выражалась в болтовне, сплетнях, кривотолках, в которых иногда сверкали искры парадоксов, ненароком, без многомыслия, возникали прилипчивые выражения, курсировавшие затем по городу замысловатыми маршрутами. "Райаны против всего света". К трем средним Райанам прицепились на детской площадке, но они не подкачали, молодцы; надзорная медсестра оставила записку с напоминанием Мэри, пятой по возрасту, обязательно зайти к врачу в среду по поводу сыпи; Пол нашел незапертый автомобиль и обчистил его… Две дочурки Райанов зашли в супермаркет и вышли оттуда с двумя десятками пластиковых кошельков, двумя фунтами кофе, садовыми ножницами, парой пакетиков колониальных пряностей и шестью пластмассовыми шумовками. Ворованное барахло использовалось, выменивалось, но чаще валялось дома, пылилось и ломалось; воровали не прибыли ради, а из любви к высокому искусству, потому что не могли не украсть, коли плохо лежит. Подруга Рут негритянка Тесса, ее брат, еще одна подруга Рут Ирен с сестренкой бегали в магазин, где продавали телевизоры, и часами вглядывались в чехарду дергающихся изображений. Персонал магазина терпимо относился к мелким оборванцам, а телевизор в доме Райанов хотя и имелся, но почти никогда не работал. За Стивеном на улице увязалась собака - он бросал палки в канал, и собака притаскивала сразу по три, четыре, даже по пять палок!.. Болтали, наливались чаем, убивали время, в постель падали часа в три ночи, а то и в шесть утра. Никто не раздевался - время не то, чтоб раздеваться. Маленький засыпал на руках у сестры, и его перекладывали на какую-нибудь дерюгу тут же, рядом, чтобы далеко не таскать. Утром в четырех кроватях дома покоилось по три-четыре тела, перемежавшихся кошками и собаками, общество взаимного обогрева. Спали до десяти, одиннадцати, вставали за полдень. Если Райан и находил работу, то очень скоро ее лишался, ибо вставать раньше - совершенно нереально.
Семья жила на пособия, за исключением периодов, когда мистер Райан вдруг выходил из запоя и устраивался на работу. Тогда появлялись деньги, ибо был мистер Райан плотником. Покупали одежду, которую носили все, кому она под руку попадется и кому подойдет. Маленьким подшивали и подгоняли обноски. Новое превращалось в лохмотья чуть ли не в день покупки.
Дети ходили "на работу" по настроению, которое проявлялось у них весьма часто. Сладколикая крошка Джун очень рано проявила задатки лидера. При ней толклись трое-четверо-пятеро детишек, которых она вела по магазинам. Охотились они не за деньгами. Если и доставались им деньги, то очень скоро снова улетучивались, тратились на всякую ерунду, отдавались "взаймы" без отдачи или просто терялись. Как правило, добытчики возвращались с какой-нибудь мраморной настольной лампой, набором кофейных чашек, которые понравились им в телевизионной рекламе, с зеркалом в розовой пластиковой рамке. Самая желанная добыча - сигареты, мгновенно разлетавшиеся по карманам, ртам взрослых и пухлым губешкам детишек.
Цель, к которой стремились философы и святые, была ими достигнута при рождении. К этой цели вел ПУТЬ РАЙАНОВ. Каждый день, каждый опыт, поступок самодостаточен, каждое действие отрезано от последствий. "Украдешь - в тюрьму попадешь". "Правильное питание - залог процветания". "Не трать зря деньги, пригодятся". Эти истины, доводимые до их сведения заботливыми служащими и добровольцами благотворительных обществ, не задерживались в головах Райанов.
Нелегко с ними было священникам и проповедникам. "Не копи себе в миру сокровищ" - каких, спрашивается, сокровищ, если у них и рубашки в собственности не было? "Не будь рабом привычки" - какой привычки? Разве что считать отсутствие всяких привычек своего рода привычкой. "Ближнего своего возлюби, как самого себя?" Этой благодатью обделенных они блистали в полной мере. В доме день и ночь калейдоскоп цветов глаз, волос, кожи, в атмосфере терпимость, щедрость, готовность понять и простить, которой не встретишь в "правильных" семействах - а если и встретишь, то лишь после громов и молний разносов и града упреков.
"Воздерживайся от излишеств?" Какие уж тут излишества…
"Чванства чуждайся, скромен будь и непритязателен?" Через пять минут после появления в доме Райанов любой представитель среднего класса схватился бы за телефон, чтобы связаться со своим адвокатом.
Безответственные и бесполезные, лишенные будущего, необразованные и не способные к получению образования - Райаны умели, конечно, прочитать и изобразить свою фамилию - бесправные, жившие милостыней, грязные, вонючие, завшивевшие, - чего ожидать, когда в одной кровати спят вперемешку пятеро существ разных возрастов, полов и даже биологических видов? Все, что старое общество считало отрицательным, нежелательным, можно было отнести к Райанам. Все, к чему стремилось старое общество, для Райанов оставалось недостижимым. Они и не пытались этого достичь.
Бедняги Райаны, обреченные, проклятые… Опасные, представлявшие угрозу нашему образу жизни… Счастливые, живущие сиюминутными интересами, забот не знающие, зависти достойные… Им нравилась их жизнь. Они нравились друг другу.
Но вот настало время злое… считавшееся злым. И тут Райаны и иже с ними вдруг предстали в ином свете. Некоторые из парней определились в возникшие во множестве военизированные образования, даже в полицию. А к ставшему господствующим скудному образу жизни, к бродячему и полубродячему существованию им не привыкать. Для них если что и изменилось, то только к лучшему. Плохое питание? Но они привыкли к нему и выжили. Неграмотность и необразованность? Они не мешают получать наслаждение от жизни, напротив… И уж во всяком случае Райаны оценивали реальность вернее, чем образованные - и даже высокоученые - представители среднего класса и истэблишмента, либо зарывавшие голову в песок и считавшие, что ничто вокруг не меняется, либо измышлявшие какие-то призрачные конструкции "реорганизации общества", "перестройки государственной системы".
Итак, многие "райаны" и некоторые Райаны растворились еще в старом обществе, а оставшиеся Райаны, описываемая мною семья, до сих пор существовала в составе матери и трех младших детей. Отец сложил голову по пьяной лавочке, старшие дети покинули город кроме двоих, служивших в полиции. Джун нашла место в коммуне Джеральда, там же частенько появлялся и ее младший братишка. В конце концов, "райаны" ведь представляли собой часть нашего общества, сформировавшего их. Они настолько же далеко отстояли от того, что должно было вскоре нагрянуть, от детской банды "из подполья", разрушившей дом Джеральда, как и - когда-то - от нас.
"Дом Джеральда" - я использую это выражение так же, как когда-то люди использовали термин "райаны" для обозначения образа жизни. Временного образа жизни. Собственно говоря, любой образ жизни носит временный характер.