"Я в самом деле - дурочка", - думает она.
МОРТЕН СТОИТ ЗА МОЛЬБЕРТОМ на расстоянии броска камня. Он не боится, что его узнают. Не так близко… Не за мольбертом. Не с длинными волосами и бородой. Кроме того, никто не ожидает встречи с покойниками на площади в Риме.
Потом он пишет её портрет. Мортен, стоя в цирке Домициана, пишет портрет Ине. Прошёл ровно год с тех пор, как они вместе владели этим местом. Этим городом. Этой жизнью. Он рисует её как "Мадонну" Мунка. Быстрыми контурами. Дерзко. Чувственно.
Мортен пишет вдохновенно. Плотину прорывает. Зима была долгой.
Вокруг него толпятся люди. Множество людей.
Кого он рисует? Этот человек рисует не с натуры.
- Beautiful, signor. Really artistic…
- Bravo!
- Ecco un artista!
Марио в демоническом настроении. В его душе бушует шторм.
Но вот ему становится грустно. На глазах выступают слёзы. Он плачет.
Никто ничего не говорит.
В самом низу - в левом углу… Там, где у Мунка скелет. Или эмбрион. Или тот и другой. Там он рисует самого себя. Присевшего на корточки. Коленопреклонённого.
Но вот всё готово. Он достаёт перо и листок бумаги.
"Ине. Я здесь. Прости меня. Но виноват не только я. Происходящее мне неподвластно. Всё так естественно. Это должно было случиться. Мне необходимо поговорить с тобой, Ине. Наверху в башне, Ине. Завтра утром в 12 часов. Не бойся! Но приходи одна. Обещай мне это. Я ничего не разрушу.
Мортен. Некогда твой".
Он складывает записку. Подзывает какого-то мальчика. Мортен даёт ему банкноту в пять тысяч лир. Указывает на Ине.
- La signora…
- Si, si. Grazie, signore.
- Prego, prego.
И вот он покидает площадь. Мольберт с мадонной остаётся, когда он уходит. Остаётся, окружённый восхищённой толпой. Никто не смеет прикоснуться к нему.
- Настоящий шедевр!
- За пять минут…
- А вы видели, что он плакал?
- Вот это мастер!
Уже наверху, в самом конце площади, он оборачивается и видит, что она получила письмо.
Тогда он бежит по проспекту Витторио через площадь дель Фьори, через Еврейский квартал по мосту Гарибальди домой в пансионат.
Ине, Ине!
- SCUSI, SIGNORA, una lettera.
- Come dice?
- Ecco…
- Grazie…
Она раскрывает записку. Она вскакивает с маленького стула без спинки, на котором сидит.
- Мортен! Мортен!
- Подожди, Ине! Должно быть, это недоразумение…
- Нет, нет! Это его письмо. Я вижу это, Магнус. Я знаю это. Он был здесь всё это время. В Риме…
- Идём!
- Я боюсь! Я так ужасно боюсь!
Они уходят. Они платят за неоконченный портрет, который Магнус скатывает в рулон и суёт под мышку.
Оглянись они вокруг, они заметили бы, как толпа народа так и кишит вдали перед мольбертом.
Через несколько часов площадь Навона пуста. Но "Мадонна" Мортена по-прежнему стоит на мольберте пред церковью Святой Агнессы!
МОРТЕН ПРОСЫПАЕТСЯ РАНО утром. Прежде чем лечь спать, он поставил будильник на час вперёд.
Летнее время.
И в тот последний раз, когда он был в Риме вместе с Ине, они завели и поставили будильник на час вперёд.
Лето… Они праздновали это как помолвку.
Мортен был в Гадесе, в царстве мёртвых… Сегодня он встретит Ине. Он никогда не понимал, почему всё у них должно было кончиться именно так. Это просто не укладывается в голове. Должно быть, где-то произошла ошибка. Должен быть путь обратно.
Он убирает комнату, принимает душ, завтракает… Потом выходит в город.
Мортен не стриг ни волосы, ни бороду с осени. Сейчас он идёт к парикмахеру. Сейчас он встретит Ине. Она должна видеть его таким, каким он был…
- Buon giorno, signore. Barba?
- Si, grazie.
- Anchi i capelli?
- Si.
Парикмахеру не везёт. Он оцарапывает щёки Мортена бритвой.
- Scusi, scusi!
- Ничего страшного.
Кровь, кровь…
С римской тщательностью осушает незадачливый парикмахер ранку. Заклеивает её пластырем.
ИНЕ ТРЕЗВЕЕТ. Она не спит всю ночь. Trecentoventinore… Она смотрит в окно. Задний двор.
Как он мог уехать от неё? Как он мог прожить полгода в Риме без неё? Не возвращаясь, не посылая письма?
Но ведь это она изменила ему…
Она не может вернуть его обратно. Полгода. Он наверняка нашёл себе другую. Возможно, в Институте Норвегии был осенний курс. В Риме всегда была норвежская колония. И Скандинавское общество.
Искусствоведка… Или истинная римлянка. Или девушка из провинции.
Утром она увидит его. Только бы скорее настал день!
Мортен, Мортен!
ОН ИДЁТ по городу.
Святая Цецилия. Христова невеста, что во времена императора Марка Аврелия была осуждена на смерть в раскалённой паровой бане. Святая Цецилия, что была найдена через 1500 лет. Тогда тело девушки лежало таким, словно она только сию минуту впала в сон. Невредимая.
Словно юная дева в своей постели. Святая Цецилия. Как небесный оргáн. Она слышала пение ангелов. И обрела силу, смогла создать орган, издававший звуки, походившие на небесную музыку…
Мост Перчатки Гладиатора. Остров. Мост Фабрицио.
Он выходит на площадь дель Фьори - где в 1600 году был сожжён Джордано Бруно за то, что утверждал: вселенная бесконечна… Сегодня базарный день, здесь торгуют мясом, и рыбой, и овощами. И зелёными, сочными винными ягодами. И большими белыми коровьими желудками. Деликатес. Вечером центр Рима - во власти наркоманов…
Потом он следует по проспекту Витторио. Там впереди - направо - он видит Энгельсборг. Замок Святого Ангела. Время близится к двенадцати.
Не все часы вдоль его маршрута переведены вперёд. Стрелки некоторых ещё не успели добраться до одиннадцати.
…Время - восемь часов. Ине только-только успела уснуть. Но тут звонит будильник.
Она одевается, выходит на улицу, садится за столик в баре.
- Caffe пего, per favore. Е un panino.
Как заставить время идти?
Выпив кофе с круглой французской булочкой, она берёт такси до площади Святого Петра. Может, она успеет заглянуть в собор Святого Петра? Так она, во всяком случае, попадёт на нужную ей сторону Тибра.
МОРТЕН ПОДНЯЛСЯ на башню замка Энгельсборг. Время без пяти двенадцать. Он назначил точное место встречи. Мортен и Ине были здесь прежде. Он уверен, что она придёт. Нельзя упустить шанс встретить того, кто совсем недавно вернулся из царства мёртвых.
Замок Святого Ангела Памятник императору Адриану. Император Адриан! Тот, что умер от водянки. Он испытывал ужасные муки и пытался подкупить своих рабов, чтобы те указали ему место под сердцем, где быстрый удар ножа оказался бы смертельным.
Перед смертью он написал своё "Обращение к душе":
Маленькая изнеженная беспокойная душонка,
Гостья и спутница тела,
Куда направляешь ты свои стопы,
Ты - бледная, оцепеневшая, нагая
И уж не призрачная, как обычно?
ЭНГЕЛЬСБОРГ. Тюремный замок, похожий на свадебный торт. Мортену и Ине дóлжно встретиться на верхушке свадебного торта…
Фу! Она, верно, уже замужем. Как жестока и несправедлива жизнь!
Ине, Ине - скоро ли ты придёшь? Время - пять минут первого.
ВРЕМЯ - ПЯТЬ МИНУТ ДВЕНАДЦАТОГО. У Ине ещё много времени до встречи с Мортеном. Она стоит под огромным куполом собора Святого Петра. Буквы там, наверху, насколько она может прочесть отсюда, снизу, - двухметровой высоты. Чувствуешь себя такой маленькой в этом большом соборе. Словно дитя под неусыпным взором могущественного Бога.
МОРТЕН ЖДЁТ в башне свою возлюбленную. Время - четверть первого… Время - половина первого. Ине, Ине! Почему ты не приходишь?
ОНА ВЫХОДИТ из собора Святого Петра. Она идёт медленно, но целеустремлённо по улице, что носит название Дорога Примирения и ведёт с площади Святого Петра в Энгельсборг. Дорога Примирения… Могут ли примириться они с Мортеном?
ВРЕМЯ БЕЗ ДВАДЦАТИ ЧАС. Почему она не идёт? Мортен уже начинает нервничать. К этому он не готов.
Ине, Ине - почему ты покинула меня?
Но вдруг ему становится ясно: Ине вышла замуж за Магнуса. У них свадебное путешествие. Они не хотят, чтобы медовый месяц был испорчен пришельцем из царства мёртвых. В разгар медового месяца не ходят на свидание со старым возлюбленным. Даже если он был мёртв не так уж и долго.
Он был наивен. Как он мог подумать, что Ине захочет встретиться с ним здесь? Он уж и так более чем достаточно наказал её, заставив испытывать чувство вины…
Было бы лучше, если б он положил конец всему в этот сентябрьский день. Ему лучше уйти в отставку, сойти в тень. Это было бы в порядке вещей…
Мортен принимает решение. Он не может всю оставшуюся жизнь преследовать ту, что его не любит. Как третий лишний. Как проигрышный билет в лотерее.
Словно злой дух…
С тех пор, как Мортен был мальчишкой, он всегда носил на поясе острый нож в ножнах. Теперь он знает зачем… Теперь он знает, как ею употребить. Он избыл уже те дни, которые наметил для себя. И лучше положить конец именно здесь.
Он был поражён неумолимой логикой событий. Ведь в Энгельсборге умирают не впервые.
Ему чудится, он слышит арию, которую поёт в башне Марио:
В небе звёзды горели,
Ночь дышала прохладой.
Дверь отворилась,
Шаги в тишине прозвучали…
Вошла она, сияя,
И на грудь мне упала…
Нет, не забыть мне той ночи счастливой!
О, где вы, ласки, слова любви и жар объятий пылких,
Как светлый сон, исчезли вы навеки…
Всё миновало, -
И вот я умираю,
И вот я умираю,
И в смертный час мой я так жажду жизни,
Так жажду жизни…
ИНЕ СМОТРИТ на часы на Дороге Примирения. 12.45. Она вздрагивает, переводит взгляд на свои ручные часики, останавливает проходящего мимо патера, спрашивает на своём ломаном итальянском, который час, показывает ему свои часы.
- Время без пятнадцати час, синьорина. Это - летнее время. Вы этого не знали?
Вы этого не знали? Разумеется, это - летнее время. Всегда, когда Ине и Мортен в Риме, наступает лето. Недоразумение! Ошибка!
- Мортен, Мортен! Я ведь не слишком опоздаю? Ты ведь стоишь там наверху, на башне, и ждёшь меня?
Ине мчится к замку… На самом верху башни стоит множество людей. Не Мортена ли она видит там в стороне, налево?
Com’e bello ilmio Mario!
ВРЕМЯ ПОЧТИ ЧАС. Мортен вплотную подходит к статуе архангела Михаила на башне. Вынимает нож из ножен. Он теперь - силён и решителен. Он теперь тот, кто со всем справляется сам. Он не такой, как император Адриан. Он не нуждается в помощи рабов, чтобы умереть.
Сначала он делает жёсткий разрез на пульсе у запястья. Затем всаживает нож под левую грудь и падает на него.
Ине врывается на сцену. Ей не по себе. Она видит, что люди толпятся в стороне возле архангела Михаила.
Она прокладывает себе путь. Смотритель здания… Два смотрителя и один полицейский. Они склоняются над каким-то человеком.
- Morto, signore.
Ине бросается пред ним на колени.
- Мортен, Мортен!
Она тормошит его.
- Вставай, Мортен! Слышишь, вставай!
- Morto, morto!
Она падает на тело Мортена.
- О Мортен, ты умер?
Она воздевает руки к небу.
Ведь это только недоразумение! Ошибка!..
- Вы знаете его, синьорина? Знаете, кто он? Она плачет, смотрит на полицейского. Он хватает её за руку.
- Вы знаете, как его зовут?
- Si, si. Марио Каварадосси.
Тут появляется другой.
Он кладёт ей руку на плечо.
- Он уже мёртв, Ине. Идём!
Она холодно смотрит на него. Холодно и жёстко…
- Это конец, Ине, теперь - конец…
Она вырывается из его рук.
- Ещё нет, по-настоящему ещё нет!
Она всецело входит в роль. Что-то словно поднимает её. Она знает, что ей надо делать. Роль затвержена наизусть. Либретто она знает как свои пять пальцев.
Она бежит к выступу, встаёт на перила.
- Ине, что ты делаешь? Остановись, Ине! Ты с ума сошла!..
- Avanti a Dio!
Она бросается вниз и падает к мосту Святого Ангела на берег Тибра.
В ту же самую минуту в её почтовый ящик в доме на Черёмуховой улице опускается письмо.
СВОБОДА
Добрый вечер, говорим мы, размахивая руками. Мгновение спустя мы, боязливо оглядываясь по сторонам, закуриваем сигарету. Надеюсь, я ничего дурного не сказал?
В чём причина всей этой бессмысленной суеты?
Лишь краткий миг ползаем мы по земному шару во Вселенной. А потом медленно отступаем при виде трамвая!
Впечатление такое, что мы больше боимся жизни, чем смерти, словно наша боязнь пред ближним сильнее страха пред космической ночью.
Независимо от того, кто мы есть и что мы делаем, это будет забыто через сотню или тысячу лет. Не должно ли нам сделать кое-какие выводы из прожитого? Я полагаю - не должно ли нам использовать наше тщеславие себе на пользу, превратить его в средство духовного обогащения?
Безусловно, было бы ужасно, если бы всё в этой жизни запоминалось навсегда. Не даёт ли это почти непостижимую свободу думать о том, что завтра - да, завтра всё будет забыто?
Я вовсе не собираюсь призывать к безответственности. Но нам нет надобности огорчаться из-за нас самих. Мы не нуждаемся в том, чтобы нас непременно помнили после смерти. Мы свободны от подобных предрассудков. Мы можем жить здесь и сейчас.
ОПАСНЫЙ КАШЕЛЬ
СОЛЬВЕЙГ НЕ ЕЛА конфет с начинкой. Она могла взять кусочек шоколада к кофе или до, или после встреч в собрании миссионеров. Нередко она позволяла себе на завтрак целый марципановый хлебец. И пока, занимаясь домашней работой, Сольвейг напевала без слов, она постоянно сосала леденцы и лакомилась пастилой. Она не была худенькой. Но конфет с начинкой она не ела.
В конфетах мог быть алкоголь, или шерри, или такой ликёр, от которого кружится голова и впадаешь в грех. Никогда нельзя быть абсолютно уверенной даже в церковном вине. Она слышала, что и в "крови Иисуса" может содержаться алкоголь. Много раз она пробиралась в кабинет пастора за алтарём миссионерской церкви - удостовериться, нет ли в церковном вине ликёра или мадеры. Ей надо было лишь задать этот вопрос, ведь вино это казалось ей таким вкусным!
Она принадлежала к роду грешников. В её роду даже торговали пивом в небольшом магазинчике. Дабы искупить родовой грех, она, бывало, покупала на свои сбережения целую партию пива и выливала содержимое бутылок в сточную канаву. Ведь там алкоголю окончательно приходил конец. Но одна она была слишком слаба, чтобы опрокидывать пивные ларьки. Именно об этом она постоянно толковала с Иисусом и со своим попугаем.
Время от времени Сольвейг читала свою любимую историю во Второй книге Моисея о чудесах Господа Бога в Египте. Она улыбалась, и смеялась, и хлопала себя по бокам всякий раз, когда Бог Израилев насылал своих судей на грешный народ. Больше всего любила она историю о том, как Господь ожесточил сердце фараона и превратил всю персть земную в мошек, садившихся на людей и животных. Хотя нет, не эта история была самая её любимая, и, листая дальше, Сольвейг быстро доходила до чуда на море, поросшем папирусом. Больше других трогала её история о том, когда Моисея, и Аарона, и всех прочих Божий ангел провёл через это самое поросшее папирусом море. Меж тем как безбожные египтяне были все как один потоплены! Ни один человек, как написано, не вышел оттуда живым. Она видела их всех, лежащих мёртвыми на берегу, так же явственно, как видели их некогда израильтяне. Но почему Господь не послал своих ангелов и сегодня, чтобы они могли навести порядок на земле в каждом большом или маленьком супермаркете? Это была одна из тех вещей, которые она не понимала.