Енни видит звезду над Бергенским аэропортом. Она знает, что, прежде чем встретить её взгляд в 21 час 5 апреля 1983 года, свет этой звезды оставил за собой миллиарды километров.
Свет этой звезды потратил время на долгий путь. За время каждого удара пульса Енни он распространился на сотни тысяч километров сквозь ночь мира. И всё-таки потратил на это дни, и месяцы, и годы. Десятки лет, сотни лет, тысячи лет…
Выглянуть в космос было всё равно что обернуться назад во времени. Мы видим Вселенную не такой, какая она есть, но такой, какой она была долгое время тому назад…
Когда радиотелескопы ловят свет отдалённых галактик, промелькнувший миллиарды световых лет тому назад, они наносят на карту Вселенной картину того, как она выглядела некогда в первобытные времена после Большого Взрыва. Ибо Вселенная не имеет безвременной географии. Вселенная - случайность. Вселенная - это взрыв.
Выглянуть в мировое пространство - всё равно что путешествовать во времени. Енни это знает. Она знает это с тех пор, как ей минуло семнадцать лет.
Всё, что человек может увидеть на небе, это космические ископаемые, насчитывающие миллионы лет. Всё, что может сделать астроном, это предсказать в прошлом - будущее.
Когда больная раком женщина, инженер-химик, смотрит ввысь из перегруженной делами жизни на Земле и обращает свой взор в небесное пространство, она заглядывает назад в историю. Если ночь ясна, она видит миллионы - нет, миллиарды лет назад во времени. Тогда она каким-то образом обращает лицо в сторону дома, в сторону своего космического начала и истока.
КОГДА ЕННИ была ребёнком, у неё часто кружилась голова при мысли о бесконечности Вселенной.
Папа объяснял ей, что Земля - крохотный шарик, плывший по орбите вокруг Солнца. Солнце было звездой. И высоко-высоко в небе парили миллионы миллионов подобных солнц.
А по ту сторону звёзд?
Там снова насчитывались миллионы новых звёзд. А дальше по ту сторону от них?
Кое-что из прочитанного заставило Енни прибегнуть к сопоставлению и убедиться: то была устаревшая картина мира. Вселенная не была бесконечна. Велика - да, была. Но не бесконечна.
А не была ли это поистине головокружительная мысль? Что Вселенная где-то кончалась, что действительность была загадочным колоссом, поднявшимся во мгновение ока.
Енни идёт в зал отправления, тут она вспоминает об астрономе, о котором как-то читала и который вычислил общее количество галактик во Вселенной. И более того: он считал не только звёзды на небе. Он вычислил общее количество элементарных частиц в мировом пространстве и нашёл вес Вселенной.
Мысль об этом поднимает настроение Енни. Действительность, думает она, действительность - предмет, который весит определённое количество килограммов.
В настоящее время масса Вселенной разделена на миллиарды галактик, расположенных на колоссальной территории. Но так было не всегда. Когда-то в первобытные времена, десять или пятнадцать миллиардов лет тому назад, вся масса Вселенной заключалась в одном-единственном предмете. Тогда действительность была вещью.
Мысль об этом заставляет быстрее биться пульс Енни.
Все звёзды и все галактики в мировом пространстве созданы из одной и той же материи. Некоторые слились здесь, а некоторые - там. Миллиарды световых лет могут отделять одну галактику от другой. Но у всех у них одни и те же истоки. Они все одного и того же рода…
Что это за материя, из которой состоит мир?
Что взорвалось однажды миллиарды лет назад?
Как это произошло?
Это глубочайшим образом касается Енни. Потому что она сама соткана из этой материи.
АЛКОГОЛЬ
- МНЕ НАДО ПОЛУЧИТЬ билет. До Осло на 22.20…
- У вас есть номер заказа?
- Номер…
- Вы не получили номер заказа?
- О, да… подождите… минутку… Посмотрим… XZ-восемьсот двенадцать.
- …Хатлестад?
- Да. Енни Хатлестад…
- Пятьсот девяносто две кроны.
Енни оплатила билет чеком Бергенского банка.
Давным-давно не была она в аэропорту. Её будто ударила мысль о том, что, должно быть, она в последний раз путешествует самолётом. Возможно, она в последний раз выписывает чек.
- А чемодан?..
- …Сдадите у стойки vis-a-vis.
ЕННИ ИДЁТ наискосок через зал отправления. Там она выбирает между ухоженной женщиной под тридцать и мужчиной ей под стать. Они наверняка прошли школу улыбки. Она выбирает мужчину.
- Я сразу увидел, что это ты, - говорит он, когда она подаёт ему билет. - Но обычно я жду, пока не увижу билет.
Ну вот, её, вероятно, снова увидели насквозь! Второй раз за один день! Как можно не понять, что она больна?
Она непонимающе смотрит на него. Он широко улыбается.
- Енни! - говорит он. - Ты меня не помнишь?
- ?..
- Ты посмотри мне в глаза…
- О, Аннерс!! Ну конечно же… Я целиком занята своими мыслями. Аннерс Лёвстаккен!
- Верно. Третье ноября шестьдесят шестого… Это я отвозил тебя домой после завтрака у русских.
- Несмотря на то, что это было семнадцать лет тому назад…
- Разве это не ты вышла замуж? За какого-то театрального деятеля в Тронхейме?
- Да - и разошлась…
- А что теперь?
- Что?
- А теперь? Свободна?
Свободна. Именно сейчас. Енни не понимала смысл этого слова. И всё равно оно спровоцировало её. Что значит: человек - свободен?
- Ты в Осло? Что-нибудь случилось?
- Да, в Осло.
- Дела?
Енни ужасно разозлилась. А может, это как раз то, что ей нужно. Чтобы чуточку согрелись щёки, чтобы кровь быстрее текла по жилам.
- Мне на конференцию… в Хельсинки.
- Как интересно! А чему посвящена?
- Адреналину. Синтетическое производство адреналина.
Теперь она с ним рассчиталась. Он широко улыбнулся и протянул ей посадочный талон.
- Счастливого пути, Енни! Я был чуточку влюблён в тебя, знаешь…
Поворачиваясь спиной к нему, она выдавила застывшую улыбку. Он всё ещё не забыл те времена.
ЗАЛ ОЖИДАНИЯ ТАК И КИШИТ важными персонами. Пасхальные туристы вперемешку с чопорными бизнесменами. Последних всё-таки большинство.
Настоящие пингвины с зонтиками и с кейсами…
Енни видела их насквозь.
Она пошла в кафетерий. Не выпить ли ей бокал кампари?
Одно несомненно - средства на это у неё имелись. Енни никогда раньше не располагала такими большими деньгами, как теперь.
Кампари…
Несколько недель тому назад она называла его божественным напитком. То была роскошь, которую она лишь изредка могла позволить себе. С красным вином она была много щедрее.
Почему она не купила бокал кампари? И ещё один? И ещё один. Чтобы потом закруглиться ещё и бокалом портвейна. Да почему бы ей не надраться до чёртиков по пути в Осло? Для этого у неё достаточно серьёзных причин. Бокал кампари наверняка пошёл бы ей на пользу. Да и они в Саннвикене наверняка поняли бы это…
У Енни в разные периоды жизни были чрезвычайно доверительные отношения с алкоголем. Особенно в первое время после того, как она уехала от мужа, от Юнни. Он временами пил так сильно, что только по одной этой причине она сама утратила страсть к алкоголю. Потом она снова навёрстывала упущенное и снова отказывалась… Но несколько бутылок красного вина сопутствовали ей постоянно. И они выпивались ею в одиночестве так же часто, как и вместе с друзьями.
Вино обладало парадоксальным свойством. Оно делало её отношение к миру более близким и более тёплым. Но и создавало дистанцию ко всему окружающему, дистанцию, необходимую для понимания мира как единого целого.
После бутылки красного вина мир оказывался ровно на таком расстоянии от Енни, что она была в состоянии понять его. Тогда она порой подходила к окну, надолго останавливалась возле него и выглядывала наружу. Ни дом, ни вершина дерева, ни один человек там, снаружи, совершенно не интересовали её. Причина её равнодушия крылась в том, что она так высоко поднималась надо всем…
Однако при счастливом стечении обстоятельств случалось так, что она думала о жизни в её обыденности, думала о Вселенной, о мировом пространстве. И о самой себе как о части великого целого.
Ей не было по-настоящему ясно, вызывалось ли это состояние вином или же вообще оно присуще ей самой. Потому что подобные мысли на следующее утро всегда исчезали.
На другой же день было понятно, что все пошлости мира близки ей. Что это - тысячи мелочей. Но тогда уже все вещи утрачивали теплоту вчерашнего дня.
Вино научило Енни только щуриться в ответ на многочисленные перемены в жизни. Возможно, днём она видела разные детали отчётливее, чем ночью. Но тогда за счёт целого, за счёт поверхностного обзора. Если какая-то "целостность" тогда существовала. Если только не была абстракцией. И, стало быть, свойством, присущим вину…
Даже смерть была приемлема после нескольких бокалов…
Наипервейшим качеством вина должна была бы быть терпимость. Не смирение, не уступчивость. Эти качества не имели ни малейшего отношения к природе вина. Но настойчивость, наступательность и настроенная в пользу "да" терпимость. Примирение… да, соединение - тоже.
Диагноз, думала она, известие о смерти - это она приняла бы после целой бутылки вина. Тогда она могла бы выбирать, пройти ли ей свой путь - этап за этапом - или же сразу положить конец всему. И значит, ждать, пока терпимость, присущая вину, не окутает всё своим примиряющим покровом…
А теперь Енни стояла в кафетерии в аэропорту Флесланн и собиралась заплатить за бокал кампари. Но потом извинилась и передумала. Теперь ей хотелось быть трезвой.
Проблема ныне заключалась не в том, чтобы оставаться трезвой, а в том, что она не чувствовала себя достаточно трезвой. Если бы купить себе напиток, заставивший бы её протрезветь ещё сильнее, чем она была, она пошла бы на это. (Почему не придумали такой напиток?)
ЕННИ ОГЛЯДЕЛАСЬ в зале отправления.
Несколько пассажиров, похожих на пингвинов, сидели за бутылкой водки или с чашкой кофе в холодном помещении. Склонившись над кейсом с документами. Или хорошенько укрывшись за развёрнутой газетой. Но большинство дёргалось и прыгало во все стороны, совершенно механически, словно в старых немых фильмах.
Люди они были современные. Они напоминали ей роботов. Одному за другим приходилось посылать телеграммы в разные города.
За дверью небо было ясное и звёздное. И возможно - холодно. Но внутри здания было ещё холоднее. Ледяной ветер проносился здесь между людьми.
Енни почувствовала, как ночь манит её выйти на воздух. Да и никакого утешения здесь, в зале отправления, не найти. Никакой терпимости. Никакого примирения.
На воздух! - думала она. Выйти в ночь!
Было начало десятого. До отлёта оставалось ещё около часа.
А если она не успеет вовремя на свой самолёт, наверняка завтра рано утром в Осло полетит другой…
Багажа при ней не было. Ей надо было думать только о самой себе.
ПОНИМАНИЕ
ЗА ДВЕРЬЮ ЗАЛА ОТПРАВЛЕНИЯ почти совсем темно. Высоко над апрельской ночью висит ковёр, сотканный из сверкающего света. Каждая лампочка в этом узоре, похожая на грушу, блестит на тысячную долю ватта.
Енни прогуливается мимо автобусов, и такси, и всех взятых напрокат автомобилей. Не быстро, но решительным шагом. Она пересекает дорогу и отправляется в берёзовую рощу.
Во мраке роща выглядит как неприступная непроходимая чаща. Но Енни находит тропку, что скользит меж стволами.
Она узнаёт терпкий, почти кисловатый запах весны. Запах прелой земли. Но и сладостное благоухание пробуждающейся жизни. Это даёт ей ощущение чего-то неподдельного, первобытного…
Она прикасается к стволам деревьев, цепляется за свисающие вниз ветки, ощупывает крошечные почки. Потом надолго останавливается и крепким объятием охватывает берёзовый ствол.
Это - мой мир, думает она. Вот таков он здесь и есть…
ОНА УХОДИТ так далеко, что уже не видит огней аэропорта. Будто посторонний шум, доносится ужасающий грохот, с каким начинает работать двигатель реактивного самолёта.
Она выходит к прогалине в лесу. Здесь она садится на пенёк. Она разгребает руками траву, ощущает пальцами холодную землю.
Потом она поднимает со склона холма большой камень и кладёт его на колени. Он такой тяжёлый, и так приятно держать его в руках. Он такой массивный. Такой солидный.
Будто вместе с этим камнем она поднимает всю природу. Будто держит на весу весь мир. Будто она сдвигает с места онемевшую ногу.
ЭТО Я - весь мир.
Сейчас она не пьяна. Она - больна. И сейчас она - абсолютно трезвая.
Я умру, думает Енни. Но я - нечто большее, нежели заблудший в мире - гость. Я - сама действительность.
Чёрные верхушки деревьев вырисовываются словно слабые тени на фоне тёмного неба. Теперь они - ещё чуть темнее, так что ей больше не отличить небо от земли.
Я - не существую в этом мире. Я - сама этот мир. Она произносит все слова громко для самой себя. Я - сама этот мир.
ОНА ДОСТАТОЧНО думала об этом прежде. Что мир - тайна. Что мир - загадка, загадка, имеющая нечто общее с ней самой. Но теперь - теперь это было нечто большее, чем мысль. Теперь это было познание мира, столь трудное, почти невероятное, что она могла присягнуть: это так.
Смутное чувство симпатии ко всему, что есть на свете, она и прежде испытывала не раз. Если не что-либо иное, то вино вызывало в ней подобное чувство. Но она никогда не могла полностью избавиться от ощущения, что она совершенно условное, произвольное существо и что она вросла в такую же условную, произвольную действительность. Пропасть между ней самой и всем прочим была непреодолима.
Мир, который существует, думала теперь Енни, этот мир, что принадлежит мне, он всё равно - мой. Он - мой.
Какой болезненный и тяжкий путь нужно было ей пройти, чтобы достичь этого простого понимания! Потому что разве было в этой Вселенной нечто более естественное, чем это простое знание? Было ли возможно вторгнуться в более ясный ход мысли?
Насколько бы бесконечно более простой ни казалась эта мысль по сравнению со всей запутанной христианской мифологией с её тысячелетней давности традицией удваивать действительность…
Это я - всё то, что существует. Это я - то, что бесконечно редко может пережить самоё себя как цельность. Как личность.
Чудилось, будто она на том самом месте, где сидела, выступала от имени всей действительности.
Над деревьями, словно острые иголки в ночи, сияют звёзды. А свет, излучаемый ими, словно натянутые струны между небом и землёй. Они связывают Вселенную воедино.
ЕННИ ПОДНИМАЕТ КАМЕНЬ с колен и снова кладёт его на склон холма.
А потом что-то будто поднимает её с пенька, на котором она сидит. Она делает это не сама, но чувствует, что тело её поднимается. Это какая-то особая сила, внезапно подталкивающая её. Какой-то напор снизу.
Она делает несколько шагов. Но не чувствует собственного веса. Потому что она уже не только она сама по себе. Она и холм тоже. Он - словно онемевшая нога.
ОЩУЩЕНИЕ ТАКОЕ, БУДТО идёшь по воде. Море под тобой и море со всех сторон. Но море, которое она ощущает под собой, бездна, что поднимает её ввысь, - это бездна в ней самой.
Кажется, будто её собственное "я" было высосано из неё и поглощено чем-то более крупным. Так она словно бы уходит, она исчезает. Кажется, будто она теряет саму себя. Как теряет саму себя капля, встречаясь с гладью воды.
Енни больше не существует. И одновременно она - всё. Точь-в-точь как капля… существует в море, да и не только как капля…
ЕННИ НЕ ЧУВСТВУЕТ больше веса собственного тела, но она чувствует вокруг себя материю Вселенной. Её тело - тело мира.
Деревья, камни, пенёк, на котором она сидела. Лес вокруг неё.
Всё соединено между собой, всё - едино. Только поверхность разная.
Формы природы, окружающие её, словно рябь - на поверхности океана. Под ними всеми - напор из бездны, что выжимает всё наверх. Бездонная пропасть, мрак, из которого струится свет, чёрная дыра, которая так наполнена, что кажется пустой.
Раньше Енни была лишь волнующейся поверхностью. Ныне она тоже - тяжёлая, и плотная, и молчаливая бездна внизу…
Сейчас волны на поверхности успокоились.
Точь-в-точь как все деревья, что растут вокруг, поднимаются, возвышаются, тянутся ввысь, так и она стоит посреди этого ландшафта, да, и она тоже. Она тоже этот ландшафт. Как камень или пенёк в природе сами являются природой, а не только камнем или пеньком.
Так, как она ощущает мизинец на руке, - так ощущает она и ландшафт вокруг себя, будто это её собственное тело.
Та самая жизненная сила, что течёт в её жилах, наливает соком и берёзовые стволы. И всё это - деревья, камни, пенёк, трава, склон холма, на который ступает её нога, да и она сама - всё это одно сознание, одна душа.
Она ощущает, как сознание своего "я" просачивается из неё наружу и исчезает, вытекает. Одновременно она ощущает себя окружённой сознанием, окутанной тёплым и живым потоком сознания.
Великий Боже! - думает Енни. Великая Я!
ОНА ЧУВСТВУЕТ себя вырванной из времени.
Время?
Слова, такие как "время" и "пространство", - бессмысленны. Енни теперь вне времени. Она - вне времени и пространства.
Она переживает нечто, что не длится секундами или годами. Это длится и секундами, и годами. И всё же ещё короче, всё же ещё длиннее.
Мир - будничный мир Енни - он словно панцирь, из которого ей надо выползти.
Её переполняет чувство неописуемого счастья. Теперь у неё больше нет желаний, ей ничего больше не хочется. Не потому, что у неё есть всё, что она может пожелать себе, но потому, что она сама - всё это и есть.
- Будда! - шепчет она. - Нирвана…
И ВОТ ВНЕЗАПНО всё снова встаёт на свои места.
Деревья становятся деревьями, камни - камнями, пенёк, на котором она сидела, - лесным пеньком, звёзды убирают свои острые пальцы на тысячу световых лет обратно, а Енни Хатлестад - на пути в Осло, чтобы умереть.
Она чувствует, что тепло вокруг неё исчезает. Остаётся лишь выжженный мир, мир холодной золы.
ТО, ЧТО ОНА ПЕРЕЖИЛА, описать невозможно. Но она уверена: пережитое ею есть нечто предельно реальное. В прохладную апрельскую ночь она берёт с собой совершенно новое понимание, истину, в которой никогда не усомнится.