Г-н Назарие подошел к окну. Ему было страшно выглянуть наружу - глупый, нервный страх, который он не мог перебороть. Он взялся за оконную ручку. В первый момент ему показалось, что из сада за ним пристально следит женщина, ловя каждый его жест, будто ожидая от него чего-то, какого-то важного поступка. Было еще достаточно светло, краски неба выцвели и размылись; пространство здесь было другим и другим - воздух. Моргнув, г-н Назарие увидел в цветнике напротив окна Симину. От растерянности он изобразил что-то вроде улыбки. Девочка склонила головку с неописуемой грацией. Но тут же выдала себя, стрельнув глазами куда-то высоко, много выше окна. "Она не меня ожидала увидеть, - понял г-н Назарие. - Она ждала кого-то другого, и не здесь, в окне, а там…" Симина тут же осознала свою ошибку и выбежала из цветов, протягивая руки к г-ну Назарие. Но он уже без улыбки и молча, опустив глаза, захлопнул створки окна. Холод в комнате стал как будто не таким гнетущим. Профессор долго, в изнеможении, простоял не двигаясь. Комариный звон приблизился и охватывал его теперь со всех сторон, навязчивый, выматывающий, рождая в голове профессора страшную мысль: что, если он никогда не очнется от этого томительного сна, не вырвется из этого горячечного, бредового мира?..
VIII
Егор вернулся со станции уже около десяти вечера. Ему с трудом удалось дозвониться в Джурджу, вызвать врача. К местному, живущему в селе по соседству, он доверия не испытывал.
Усадьба казалась освещенной слабее, чем обычно. Г-жа Моску, г-н Назарие и Симина поджидали его в столовой. У накрытого стола хлопотала пожилая женщина в платке, замотанном наподобие тюрбана. Все молчали. Г-н Назарие, бледный, смотрел в пустоту, как узник сквозь решетку.
- Сегодня мы поужинаем весьма и весьма скромно, господа, - объявила г-жа Моску. - Кухарка ушла в деревню и не вернулась. Боюсь, что мы остались без кухарки… Сегодня нам будет прислуживать кормилица..
"Итак, это кормилица", - сказал себе Егор, глядя на нее повнимательнее. Странная женщина, без возраста, а какая походка! Как будто она всю жизнь прикидывалась хромой, а теперь решила вдруг бросить притворство и с непривычки то и дело натыкалась на мебель. Тюрбан был низко надвинут на лоб - виднелся только белый нос, широкий, расплющенный, и рот - как подмерзшая рана, с синюшными, шершавыми губами. Глаза прочно смотрели в пол.
- Как бы то ни было, но мамалыга с молоком и брынзой для нас найдется, - закончила г-жа Моску.
Сели за стол. При этом г-н Назарие проявил признаки беспокойства, словно его только что разбудили.
- Как чувствовала себя Санда? - спросил Егор.
Никто не ответил. Г-жа Моску уже принялась за еду и, без сомнения, не услышала вопроса. Симина с видом примерной девочки тянулась за солонкой. Г-н Назарие снова ушел в себя.
- Что-то случилось? - обратился к нему Егор после долгих минут молчания.
- Нет, - ответил профессор. - Когда мы уходили, она спала. По крайней мере хочется надеяться… Если это был не обморок…
Он поднял глаза от тарелки и жестко взглянул на Егора.
- Лучше бы вы вернулись с доктором.
- Он приедет утром, первым же поездом, - заверил Егор. - Надо напомнить кучеру, чтобы с вечера приготовил коляску…
Г-жа Моску прислушивалась к разговору с большим любопытством.
- Боюсь, что скоро у нас не станет и кучера, - задумчиво сказала она. - Кучер сегодня попросил расчет… Кормилица, не плати ему, пока он не привезет со станции гостей…
- Приедет один доктор, - поправил ее Егор.
- Но мало ли кто еще может нагрянуть, - живо возразила г-жа Моску. - Сезон в разгаре. Сентябрь. В прежние годы об эту пору мы не знали, как разместить всех гостей. Сколько наезжало молодежи, барышни, кавалеры - компания для Санды…
Печалью повеяло от ее слов, и еще сиротливее стало в огромной комнате.
- В этом году тоже было много гостей… - попытался утешить хозяйку Егор.
- Но они так быстро разъехались! - перебила его г-жа Моску. - Должен же еще хоть кто-нибудь нас навестить. Может быть, родственники…
Симина усмехнулась. Она знала, что кого-кого, а уж родственников давно никаким калачом сюда не заманишь.
- Сейчас не самое подходящее время принимать гостей, - сказал Егор. - Санда все-таки серьезно больна…
Г-жа Моску, казалось, только сейчас осознала, что ее дочь не сидит вместе со всеми за столом, а без сил лежит в постели. Она обвела комнату глазами и убедилась, что это так, Санды за столом нет.
- Я должна пойти ее проведать, - объявила она, внезапно поднимаясь.
Симина спокойно осталась сидеть на своем месте. И даже как будто забыла, что за столом гости, потому что принялась баловаться ножом, нарезая мамалыгу на тарелке тоненькими ломтями.
- Зачем ты учишь девочку всяким гадким сказкам, любезная? - спросил Егор, повернувшись к кормилице.
Застигнутая врасплох, та от удивления оступилась на ровном месте. Она явно была польщена, что с ней заговорил молодой и такой видный барин. Хоть она и распоряжалась слугами, но в барский дом обычно при гостях не заходила.
- Я ее, ваша милость, ни единой сказке не научила, - ответила она без всякой робости. - Я их отродясь не знала. Это сама барышня меня и учит…
Голос у нее был тусклый и надтреснутый. Егор почему-то вспомнил одну пьесу, знаменитую лет пятнадцать назад, и ее героиню, торговку птицей. Но голосом кормилица вовсе не напоминала ту бабу. Ни голосом, ни глазами, как голубая плесень, которые она держала все время долу. Такие бывают у слепых, остановившиеся, сырые, только у тех посадка головы прямая, неподвижная.
- …наша барышня, умница, которая все книжки прочла, - продолжала кормилица, осклабясь и исподлобья сверля глазами Егора.
"Это она улыбается", - с содроганием сообразил Егор. Но еще больше его ошеломили кормилицыны глаза. В них бродила, набухала, просверкивала отвратительная похоть старой женщины. Егор чувствовал, как она раздевает его, как присасывается к нему голодным взглядом. Он покраснел и отвернулся, от стыда и омерзения забыв, о чем спрашивал. Его привел в себя смех Симины: девочка запрокинула голову на спинку стула, под резкий свет лампы, и хохотала, показывая все зубки.
- Вот врунья, - едва выговорила она сквозь смех.
Это было как пощечина для обоих гостей. Кормилица тоже скалилась, стоя поодаль. "Они над нами издеваются, - думал Егор, - особенно Симина. Она заметила, как старуха на меня смотрит, и прекрасно понимает, что означают эти взгляды".
Симина делала вид, что хочет перебороть смех, прикрывала ротик салфеткой, щипала себя за руку. Но при этом то и дело поглядывала на кормилицу и разражалась новым приступом хохота. В конце концов она схватила ножик и стала быстрыми короткими взмахами резать воздух, как будто пытаясь с помощью этих манипуляций отвлечься и вернуться в рамки приличий.
- Не играй с ножом, - вдруг сказал г-н Назарие. - Ангел-хранитель улетит!..
Голос его грянул неожиданно, но так строго и серьезно, словно профессор долго взвешивал свои слова. У Симины мгновенно прошел весь смех. Она съежилась, как от холода, лицо стало необыкновенно бледным, а глаза засверкали бессильной яростью. "Молодец профессор, меткий удар, - одобрил про себя Егор. - Будь ее воля, эта маленькая колдунья сожгла бы нас сейчас заживо…" Наблюдая за Симиной, он не мог противиться чувству злой радости при виде ее унижения.
Г-н Назарие заметил, что кормилица вытаращилась на дверь. Он тоже повернул голову и увидел г-жу Моску, которая, нахмурясь, в раздумье стояла на пороге.
- Странное дело! - воскликнула она. - Санды там нет. Ума не приложу, куда она могла деться!..
Егор и г-н Назарие одновременно вскочили и, не говоря ни слова, бегом бросились по коридору.
- Фонарик… - бормотал на бегу Егор. - Сейчас бы карманный фонарик…
В эти минуты все его помыслы сосредоточились на электрическом фонарике, таком удобном. Почему он не прихватил его с собой!
В комнате Санды было темно, Егор чиркнул спичкой и отыскал лампу. Фитиль оказался сухим, холодным. У Егора слегка дрожали руки. Дрожал, сквозь облачко копоти, и язычок огня.
- Не следовало оставлять ее одну, - сказал г-н Назарие. - Теперь просто не знаю, что и думать!
В голосе профессора слышалась искренняя забота, но Егор не ответил. Он прикрыл лампу колпаком и осторожно прибавил огня. Когда пламя установилось, Егор взял лампу, намереваясь выйти из комнаты. Но ему показалось, что на кровати кто-то лежит. Высоко держа лампу, он подошел ближе и увидел Санду, одетую, наспех прикрытую одеялом.
- Что такое? - с трудом спросила она.
Щеки ее раскраснелись, дыхание было частым, как будто она только что вбежала - или очнулась от страшного сна.
- Где Tbi была? - спросил в свою очередь Егор.
- Нигде!
Она явно лгала - судя по усилившейся краске в лице, по тому, как она стиснула пальцами одеяло.
- Неправда, - твердо сказал Егор. - Госпожа Моску заходила сюда несколько минут назад и не застала тебя.
- Я спала, - защищалась Санда. - Вы меня разбудили.
Голос у нее дрожал, сквозь слезы она заискивающе смотрела на Егора, но раз перевела просящий взгляд и на г-на Назарие, который стоял на почтительном расстоянии от кровати.
- Я же вижу, что ты одета, - уличал ее Егор. - Ты даже туфли снять не успела!
Он сдернул с нее одеяло. Так оно и было: Санда бросилась в постель одетая от силы минуту назад. "Но куда же она уходила и как вернулась незамеченной? Давит на меня эта комната", - думал Егор.
- Где ты была, Санда? - снова спросил он, нагибаясь к ней. - Скажи мне, где ты была, скажи, моя дорогая! Я хочу тебя спасти. Хочу спасти, понимаешь? - Он перешел на крик. Лампа прыгала у него в руке. Санда испуганно отодвинулась к стене, прижав пальцы к губам.
- Не подходи, Егор, - вырвалось у нее. - Я тебя боюсь! Что тебе от меня надо?
В самом деле, свет косо бил Егору в лицо, и его глаза сверкали так неистово, что г-н-Назарие тоже испугался.
- Что вам от меня надо? - повторила Санда.
Егор поставил лампу на столик и, наклонясь к Санде, встряхнул ее за плечи. Он встретил то же сопротивление, что и тогда, на закате. "Они отнимут ее у меня, они ее околдуют".
- Ну, ну, Санда, - заговорил он ласково. - Скоро придет доктор. Почему ты не хочешь сказать мне, где была?
Вместо ответа Санда только кусала губы и судорожно сплетала пальцы.
- Ты меня любишь, Санда, скажи, любишь? - допытывался Егор.
Она забилась, стараясь спрятать лицо в подушки, но Егор взял ее голову в ладони и принудил глядеть на него, а сам в ожесточении повторял один и тот же вопрос.
- Я боюсь! Закройте дверь! - вскрикнула вдруг Санда.
- Там никого нет, - сказал Егор. - К тому же дверь закрыта, вот посмотри…
Он отодвинулся в сторону, чтобы не загораживать ей дверь, Санда взглянула, потом схватилась за голову и разрыдалась, всхлипывая, захлебываясь слезами.
Егор сел на кровать рядом с ней, она с минуту смотрела ему в глаза, как если бы решила наконец раскрыть свою тайну, но только снова бессильно схватилась за голову.
- Где ты была? - шепотом спросил Егор.
- Я не могу сказать, - сквозь слёзы проговорила она, - не могу!..
Она обвилась вокруг Егора, припала к нему - исступленно, отчаянно, - к его теплу, его живительной силе. Но вдруг отпрянула, как будто ее оттащили, крикнув в ужасе, с неожиданной силой:
- Я не хочу умирать, Егор! Они меня тоже убьют!..
Егор и г-н Назарие едва успели подхватить ее на руки, когда она рухнула без чувств.
IX
Перед тем как расстаться, г-н Назарие сказал Егору:
- У меня такое впечатление, что я сегодня не просыпался. Сплю без просыпу вторые сутки и вижу сон.
- Если бы так, - ответил Егор. - Но я почти уверен, что мы не спим… К несчастью.
Они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись. Егор запер за собой дверь на ключ, затворил окно. Он двигался по комнате, контролируя каждый свой жест, словно допуская чье-то невидимое присутствие. Страха не было - только болезненная усталость во всех членах, в крови, как после сильного жара. Он решил подольше не засыпать. Дело шло к двум. Он прикинул, что еще час - и можно спокойно ложиться, рассвет обезопасит его от видений. Однако стоило ему облачиться в пижаму, как всякое сопротивление сломилось. Напрасно он мотал головой, хлопал себя по щекам - ничем было не отогнать сонную негу, вдруг растекшуюся по жилам. Он уснул с зажженной лампой, успев отметить напоследок, как несколько комаров снялись с потолка, закружились все ниже и ниже…
Очнулся он в просторном салоне с позолотой на стенах, с огромными канделябрами, украшенными хрустальными подвесками. "Это начинается сон", - понял Егор и заметался, пытаясь проснуться. Но его сковало зрелище незнакомой, нарядно одетой публики. Особенно хороши были дамы - в бальных туалетах с осиной талией.
- Vous etes a croquer! - раздался подле него мужской голос, вызвав удам смешки.
"Где я слышал эту фразу? - заволновался Егор. - Слышал или прочел в какой-то давней книжке?.. - Однако, припомнив, что дело происходит во сне, он успокоился. - Побыстрее бы только проснуться…"
Очень странная - и в то же время хорошо знакомая - музыка грянула вдруг, навевая радость с привкусом грусти и какие-то смутные воспоминания, не о былом, а скорее о детских, давно забытых снах. Егор шагнул в гущу элегантной танцующей толпы. Стараясь не мешать парам, он пробирался вдоль стены. "Да, это начало века, - определил он. - Если бы публика увидела, как я одет…" Он с опаской опустил глаза на свой костюм - костюм был чужой, старинного покроя. Но первое недоумение тут же улетучилось. Рядом заговорили по-французски. Приятный голос молодой женщины, которая знает, что ее слушают. "Она знает, что я здесь", - со сладким замиранием сердца подумал Егор. Он подошел к зеркалу, чтобы увидеть женщину. Они встретились глазами. Нет, он видел впервые это лицо с очень красными губами. Дама стояла в окружении нескольких мужчин и, вероятно, ждала, что ей сейчас представят Егора, потому что улыбнулась ему. Мужчины тем не менее смотрели на него довольно враждебно. Он никого не узнавал в этом салоне, где оказался по чьей-то воле. Заглянув в соседнюю комнату, он увидел столы с зеленым сукном. Карточные игры его не занимали. Любопытно было лишь то, что игроки шевелили губами в разговоре совершенно беззвучно.
Он вернулся в бальную залу. Теперь здесь стало несколько душно. Дамы замахали большими шелковыми веерами. Егор спиной почувствовал чей-то укоризненный взгляд. Обернувшись, он увидел знакомые черты, но не сразу вспомнил имя: Раду Пражан. Его-то как сюда занесло? И что за вид - как у ряженого. Было очевидно, что Пражан чувствует себя не в своей тарелке на этом пышном балу, среди богатой публики. С ним никто не заговаривал. Егор направился в тот угол, откуда Пражан, прислонясь к стенке, смотрел на него, не мигая. Он прочел во взгляде приятеля, что должен спешить, должен пробиться к нему как можно скорее…
Но как трудно передвигаться по бальной зале в разгар танцев! Все новые и новые пары преграждали ему путь. Пришлось поработать локтями - вначале с оглядкой, поминутно прося прощения, потом - уже бесцеремонно, распихивая, расталкивая дам и кавалеров. Те несколько метров, что отделяли его от Пражана, оказались неправдоподобно длинными. Сколько бы он ни пробивался вперед, расстояние между ними не уменьшалось. Пражан настойчиво звал его глазами, и как ясно он понимал этот зов!..
Чья-то рука обвила Егора за талию. Мгновение - и будто запотевшее стекло отделило его от танцующей публики. Глаза Пражана глядели теперь с высоты, из-под потолка, и он еще нелепее выглядел там в своем маскараде.
- Ну же, взгляни на меня, друг мой любезный! - заговорила девица Кристина, обдавая Егора тревожным веяньем фиалки, влекущим теплом дыхания, одновременно воскрешая в нем ужас и отвращение. - Тебе не по вкусу наше веселье?
Каждое слово болью отдавалось в его голове, с каждым звуком он проваливался в иное пространство, в иные сферы.
- Мы у себя дома, душа моя, - продолжала девица Кристина.
Она повела его за собой, мановением руки призывая оглядеть комнату, через которую они проходили. Егор узнал столовую, разве что вид у мебели был посвежее, не столь унылый.
- Поднимемся ко мне, хочешь? - вдруг сказала девица Кристина и потянула его вверх по лестнице, но он, вырвав руку, отскочил к окну и выговорил через силу;
- Ты мертва. И ты знаешь, что мертва.
Девица Кристина горько усмехнулась и снова подступила к нему. Она была бледнее обычного. "Это от луны. Как внезапно взошла луна", - подумалось Егору.
- Что с того, ведь я люблю тебя, Егор, - прошептала девица Кристина. - Ради тебя я прихожу из такой дали…
Егор смерил ее ненавидящим взглядом. Где же силы - крикнуть, проснуться?. Кристина как будто читала его мысли, потому что ее улыбка стала еще грустнее, еще безнадежнее.
- Ты всегда здесь, - наконец выдавил из себя Егор. - Ниоткуда ты не приходишь…
- Что ты понимаешь, любезный друг, - тихо возразила Кристина. - Поверь: тебя я не хочу терять, твоя кровь мне не нужна. Позволь мне только иногда любить тебя, вот и все!
Такая страсть, такой голод по любви сквозили в ее голосе, что Егор содрогнулся и кинулся прочь, надеясь спастись бегством. Он бежал по бесконечному зловещему коридору и остановился, лишь отбежав на порядочное расстояние. Он стоял, тяжело дыша и плохо понимая, где он и куда теперь податься. Мысли рассыпались, воля была слепа. Коридор уходил вниз, как рудниковая шахта. Вдруг его ноздри защекотал слабый запах фиалки. Охваченный паникой, Егор вломился в первую попавшуюся дверь. В висках стучало, он привалился к двери, замер, прислушиваясь, не раздадутся ли снова шаги девицы Кристины. Тишина тянулась долгие-долгие минуты. Егор в изнеможении повернул голову, огляделся - и узнал свою комнату. Он попал прямо в свою комнату. Все тут было точь-в-точь как днем, вплоть до портсигара на столике и стакана с остатками коньяка. Вот только как-то странно, как в зеркальном отражении, преломлялся на всем свет.
Он бросился на кровать с одной мыслью - заснуть. Тут-то его и настигла снова фиалковая напасть. Сил противиться, спасаться бегством больше не было. Девица Кристина сидела рядом на постели, как будто поджидала его здесь давно.
- Зачем ты бежишь от меня, Егор? - сказала она, глядя на него в упор. - Зачем не позволяешь любить себя? Или все дело в Санде?
Она умолкла, не сводя с него глаз. Что было в них - тоска, нетерпение, угроза? Егор не мог разобраться. Не мог верно прочесть ее лицо - такое живое и такое ледяное, - ее глаза, неправдоподобно большие и неподвижные, как два хрустальных ободка.
- Если дело в Санде, - продолжала Кристина, - это поправимо. Она долго не протянет, бедняжка.
Егор дернулся было в негодовании, хотел угрожающе взмахнуть рукой, однако у него достало сил лишь скрестить свой взгляд со взглядом девицы Кристины.
- Но ты же мертвая! - крикнул он. - Ты не можешь любить!