- В войну. Давно. - Тищенко привалился к стеклу спиной. - Не торопитесь, Геннадий Захарович. Обдумайте сегодняшний доклад моих коллег. Возьмите с собой эти бумаги… Знаете, какое было самое трудное испытание для России? Революция? Нет. Люди понимали, что трудиться для другого несправедливо. Война? Нет. Быть рабом недостойно человека, и это понятно… Самое трудное испытание, через которое мы перешагнули, Геннадий Захарович, это, мне кажется, строительство Днепрогэса. Да, да. Мелочь? Ошибаетесь. Малопонятное явление - электрическая энергия. Ненужная трата сил, по мнению обывателя того времени. И перешагнуть через это… К атому относятся уже уважительней. Теперь надо свыкаться и с новыми формами производства. Отбросить рассуждения - страна большая, есть ресурсы, есть руки.
- Так мы пойдем, Станислав Михайлович? - спросил Федор. Молодые люди уже стояли у двери.
- Да, да… Спасибо за сообщение. - Профессор отошел от окна. - Кстати, в какой аудитории сегодня играют?
- В восьмой. - Федор сдержанно кивнул Грекову. А Эдуард вообще не обратил на него внимания.
- Ребята на вас обиделись. - Тищенко подождал, когда за ними захлопнется дверь. - Они видят вашу растерянность и нерешительность. И это им неприятно. Они крепко поработали. В такой короткий срок выдали прекрасный результат.
- Это невежливо. Попрощаться - язык не отвалится, - возмутился Греков. - Мало ли что может не устраивать меня в докладе… Ваши парни слабо представляют себе завод. Повседневность. Их бы в нашу шкуру. Они, как астрономы, изучают звезды в телескоп…
- О, это уже серьезно! - Тищенко старался улыбкой охладить негодование главного инженера. - Вижу, вы человек азартный. А я обещал вам зрелище. Сейчас отправимся. - Он подсел к телефону.
Греков был недоволен собой. Столь неожиданный поворот в ровном и приятном течении встречи. Чем же он вызван? Боязнью предстоящих трудностей? Именно. Самой обыкновенной боязнью.
Сквозь просыхающие мазки тряпки на доске, словно остов разбитого корабля, проступали контуры цифр. Однажды на Черном море он видел полузасыпанный песком скелет шхуны, обглоданный сумасшедшим новороссийским ветром. По-видимому, шхуну выбросило на берег штормом.
- Занято. Умеют у нас разговаривать по телефону, ничего не скажешь! - Тищенко положил трубку, взглянул на Грекова. - Знаете, Геннадий Захарович, вероятность победы - задача с определенным множеством алгоритмов…
Он направился к выходу, жестом приглашая Грекова следовать за собой.
На листе бумаги, приколотом кнопками к двери, были написаны два слова: "Тихо! Играют!"
Тищенко осторожно приоткрыл дверь, боком проник в комнату, увлекая за собой Грекова.
За тремя столами напротив друг друга сидели шесть человек. Они склонились над какими-то бумагами. Двое мужчин в синих халатах время от времени принимали от каждого из сидящих карточки и раскладывали их на столе.
- Что играют? "Эпос"? - Тищенко наклонился к одному из мужчин.
- Нет. "Успех". "Эпос" закончили. Люди разошлись.
Один из сидящих за столом, не поднимая головы, резко оборвал: "Тихо!" Чувствовалось, что он привык командовать.
- Знаете, кто это? - спросил Тищенко. - Нестеров. Генеральный директор объединения. Лауреат.
- Превосходно. - Греков сел. - А тот, напротив него? Министр?
- Нет, - серьезно ответил Тищенко. - Главный экономист завода полупроводников.
- Понятно. - Греков обвел глазами комнату. - А это кто? - спросил он, указывая на моложавого человека в спортивной куртке.
- Ленинградец. Наш гость. Михаил Иванович Ежиков. В тридцать пять лет доктор наук.
Генеральный директор недовольно поднял голову, но, заметив Тищенко, улыбнулся и приветственно взмахнул рукой.
- Горю, Станислав Михайлович. Как швед под Полтавой. Не знаю, куда определить излишки фондонакопления!
- Съездите на поклон к министру, - ехидно посоветовал какой-то старик в черном костюме. - Нестерову он не откажет, выручит.
- Хватит. Наездились. Своими шариками надо крутить, - отозвалась полная женщина, партнерша старика, постукивая по столу пальцем с толстым обручальным кольцом. - Пустите излишки на детский сад.
- Такие-то деньжища? - Генеральный директор удивленно взглянул на женщину.
- Ну что? Пас? - Главный экономист нетерпеливо потер руки.
- Я, пожалуй, передам харьковчанам миллиона полтора, - неуверенно произнес Нестеров. - В счет будущих поставок.
Греков поднялся и отвел Тищенко в сторону. Ему не терпелось узнать, что тут происходит.
- Деловые игры, Геннадий Захарович. Элемент современных исследований проблем управления.
- Ваше изобретение? - Греков смутно улавливал суть.
- Нет. Видите ли, всякая игра - модель конфликтной ситуации. Варианты этой ситуации разнообразны. Но есть определенные незыблемые правила игры, составленные из точных компонентов - алгоритмов. Военные издавна проводят штабные игры - теоретически отрабатывают стратегию и тактику. А практически - проводят маневры с участием всех родов войск. Так вот, деловые игры имитируют процессы управления производством. Это те же маневры, но за столом. А какие тут бушуют страсти! В бой идут и кадры, и ресурсы, и поставщики. Ведь ошибка одного предприятия сказывается на всей системе отношений.
Греков недоверчиво смотрел на Тищенко. Все это выглядело довольно фантастично.
- И есть польза?
- Странный вопрос. Жаль, вы пропустили "Эпос". Экспериментальное планирование ограниченных средств. Технологи составили макет работ по новой технике. Директор установил премию. Вот и разыгралась баталия за наиболее эффективные варианты выполнения работ между технологами и производственными службами.
- И чем эта баталия закончилась?
- Сроки выполнения сократились на двадцать процентов. Два бюро из трех перевыполнили нормативы.
Генеральный директор протянул Ежикову конверт с решением. При этом у Нестерова был вид студента-первокурсника на экзамене.
- Я вложил деньги в науку, Михаил Иванович. Но получил отрицательный эффект.
Ежиков снял очки, потер пальцами переносицу.
- Вложение в науку отрицательного эффекта не дает. Эффект может быть слабый или сильный. Но не отрицательный. - Ежиков принялся чертить на доске какие-то кривые.
- Можно мне присоединиться? - спросил Греков у Тищенко.
Сразу у вас ничего не получится. - Тищенко достал плоскую коробочку с леденцами и протянул Грекову. Тот отказался. - Нужна подготовка. Методику игры разработали ленинградцы. Изучают ее на специальном курсе. Глядите внимательно!
Все игроки собрались у доски.
Ежиков вытащил кошелек, достал пятак.
- Неопределенность вложения в науку будем регулировать пятаком. Орел или решка! Орел - миллион рублей, решка - пятьсот тысяч.
Ежиков расчистил место.
- Орел! Орел! - закричала радостно дама из Харькова.
- Ну и масштабы у вас, Куницына. А фабрика-то - артель…
- Это у меня артель? - возмутилась Куницына. - Три тысячи человек.
Однако звон монеты оборвал назревающий спор.
- Орел! - выкрикнул Ежиков. - Миллион рублей!
И тотчас толпа у доски рассеялась - все бросились по своим местам.
Ежиков подошел к столу и включил кнопку на двуглазых шахматных часах.
- Михаил Иванович, а что у нас на мизере? - дама торопливо листала огромные таблицы.
- На мизере - прямые затраты, - довольно ответил Нестеров. - Женщина - директор предприятия - это так лирично…
- А мы сейчас увидим - кто лирик, а кто физик…
Ежиков постучал карандашом по столу, призывая игроков к порядку.
- Итак, на оценку ситуации и сверку счетов в банке дается пятнадцать минут. А мы пока с арбитром займемся кредитованием…
Тищенко повернулся к Грекову.
- Вы играете в покер?
- Когда-то играл. В короткий.
- Тут много общего, - кивнул Тищенко в зал. - Представляю, как все это кажется вам легкомысленным. Такие серьезные люди, и вдруг!
- Я воздержусь от суждений, - произнес Греков. - Посижу. Понаблюдаю… Но, признаться, именно так мне и кажется. Несерьезным.
- Само слово "игра" наводит на подобное, уверяю вас. Мы часто находимся во власти слов… Однако быть участником этой игры непросто. Ведь она готовится годами. Годами! - Тищенко дружески дотронулся до плеча Грекова. - Посидите. Приглядитесь. Уверяю вас, со временем подобные игры станут началом любых деловых отношений… И не старайтесь сразу отвергать. Человечество значительно бы выиграло, если бы научилось не отвергать того, чего не понимает. А пока считайте себя человеком, попавшим вдруг на странный неожиданный спектакль. Так и воспринимайте. Не торопитесь…
И Греков принялся следовать совету профессора. Он просто наблюдал. В течение трех с лишним часов…
Странное дело, томящее чувство одиночества и тоски, которое было охватило его там, в кабинете, пропадало. А появлялось чувство причастности к важным и нужным событиям, значение которых Греков пока осознавал интуитивно, каким-то шестым чувством.
А за столами сидели серьезные люди, руководители крупнейших предприятий. И, как школьники, увлеченно, самозабвенно играли…
"Хитрец, этот Тищенко, хитрец, - думал Греков. - Специально привел. На эффект рассчитывал… А я ведь и впрямь азартный человек…"
Глава третья
1
Кирилл ожидал, что бригадир до пятницы появится на работе и ему не придется отпрашиваться на понедельник у мастера или начальника цеха. Он вздохнул, продолжая отлаживать сердечник. Бригадир перед отъездом дал сложное задание. И Кирилл почти все выполнил. Только вот сердечник никак не успокаивался в центре экрана. Работа кропотливая, требовала терпения, и, главное, надо сосредоточиться. А вот сосредоточиться он не мог. В голову лезли мысли о предстоящем визите в милицию. Что они ему сделают? Да ничего…
Все равно грудь словно заложило плотной ватой, которую так трудно пробить мелким и частым дыханием. И Кирилл ловил себя на том, что нет-нет да взглянет в сторону верстаков, расположенных у окна. Фигура отца казалась такой же энергичной, лишь изредка что-то менялось в сильном изгибе спины, точно вытаскивали ось, на которую было насажено это мощное тело. Недолго, всего лишь несколько секунд, длилось перевоплощение, но Кирилл его замечал. И непривычной болью резало сердце. Странно, дома в те непродолжительные минуты, когда они сходились вместе, у Кирилла пропадало чувство боли, а вот порознь все было иначе… Да и мать он почти не видел - Татьяна вечерами уходила. Куда, никто не знал. Приходила поздно. Иной раз позже Кирилла… Лишь Павел после работы тихонечко постукивал молотком. И со стороны казалось, что кто-то на пишущей машинке пунктиром подбивает законченную фразу…
Кирилл подвернул винт. Сердечник качнулся раз, второй и прилип к стене канала. Ну что ты будешь с ним делать?
- Электростатика! - раздался за спиной знакомый голос. - Вот и липнет.
Кирилл не обернулся. Он узнал, чей это голос.
- Много ты, Лиса, понимаешь… Электростатика, - передразнил его другой голос. - Он и без тебя знает, что электростатика. Правда Кирилл?
- Что, Алехин, электростатика, да?
Кирилл чуть развернулся.
- Шли бы вы отсюда…
- И чего ты злишься, не пойму, - заторопился Машкин по прозвищу Вторник. - Мы, что ли, виноваты?
- А кто же, кто?! Сами очухивались под лестницей, а меня, кирного, отпустили.
- Вот дает! - поразился Лисицын. - Что ты - маленький, не сообразил?
- Предатели вы! - Кирилл сплюнул и отвернулся к верстаку.
Парни продолжали стоять. Кирилл вновь слегка тронул винт, и стержень неверно закачался, грозя вот-вот залипнуть…
- Говорю, электростатика. У нас тоже была такая штука с гравиметром. Ничем не снять. То появится, то исчезнет. Сам Лепин прискакал.
- Говорит - парадокс… Из-за этого парадокса у меня в мае одиннадцать рублей накололось, - Лисицын вздохнул. - Так и на свадьбу не соберешь.
Кирилл обернулся и посмотрел на Лисицына. Худенькое личико сосредоточенно струилось к носику, к узким синеватым губам. И такой вот женится…
- Ты чего? - забеспокоился Лисицын.
- Женишься, что ли? - Кирилл вновь уткнулся в экран.
- Ага.
- Чего ж так?
- Да ну ее… Пристала. И мать зудит - женись, человеком станешь. А я и так человек.
- Ты - Лиса, - поправил Машкин.
- Меньше пропивать, говорит, будешь. А то я пью…
- А то не пьешь.
- Ну выпью иногда когда. От этого дела у меня сон хороший. К тому же я катер собираю. Мне не до пьянки…
- А что, выписал тебе рейки Кузьмич? - не торопясь, примирительным тоном произнес Кирилл.
- Выписал, зараза, - весело ответил Лисицын, то ли довольный примирением, то ли с добротой к начальнику цеха. - И сам по телефону на склад звонил, интересовался.
- Он вообще мужик неплохой, - Машкин поспешил войти в разговор.
- Неплохой, - согласился Кирилл.
- Кому же понравится, если твои работяги будут под лестницей кирять во время работы? - рассудительно проговорил Лисицын.
- Конечно, - согласился Кирилл. Он был рад примирению с ребятами. Действительно, никто не тянул его на аркане под эту лестницу…
- Так ты заходи ко мне домой вечером. В понедельник, - Лисицын потрогал экран.
- Свадьба, что ли?
- Но.
- Постараюсь. В понедельник у меня дельце одно. Все будет в порядке - зайду.
- От зараза. Одолжение еще делает, - без злости произнес Лисицын. - От зараза…
- И вот еще что, - Кирилл остановил взгляд на остреньких, похожих на осенние дубовые листочки, ушах Лисицына. - Женишься, так нечего там. Не силой же тебя заставляют, верно?
- А что? - не понял Лисицын.
- А то… На мать валишь, на невесту. Унижаешь их перед всеми. Да и себя тоже… Не джентльмен ты, Лиса.
- От дает, - растерялся Лисицын. - Что же я такого сказал?
- А ничего. Прими к сведению, по-дружески.
Машкин засмеялся и дурашливо подтолкнул Лисицына в бок.
- Да ладно, - огрызнулся Лисицын, не скрывая смущения. - Слушай, джентльмен, у тебя нет магнитофона?
- Нет.
- Жалко… Так мы пошли. Покедова.
Кирилл не ответил - сердечник дернулся и приник к стенке канавки. Ну что делать? Неделю угробил на эту настройку - и впустую. Кирилл мысленно пытался представить, как бы в этом случае поступил бригадир? Все сначала, все. Выведу по нулям, поставлю чистый экран, и все сначала… Он достал полоску миллиметровой бумаги и закрепил на штативе. А хорошо он выдал Лисе, молодец. Кирилл и за собой часто замечал эту смешную и наивную браваду. Показное равнодушие. А ведь они стали совсем взрослыми людьми. Вот и Лиса женится. Смешно. В общем-то, смешно. Какой из него муж? И он почувствовал легкий запах духов, а на губах привкус сухой шершавой ладони Ларисы… А потом с внезапным грохотом обвала распахнулась дверь, и на пороге появилась бабка Галина Сергеевна… "Сорок минут мерзнете. В квартиру войти не можете? Или поссориться решили?" И Кирилл тогда подумал, почему сорок минут? И еще подумал - как тихо обычно открывается эта дверь. А бабка все стояла. Кот Степан протаскивал восьмеркой между стоптанными ботами свой тяжелый хвост. И урчал, будто запускал стартер. "Ну что ты, бабушка. Да ступай ты, смешная. Что мы - маленькие?" Лариса все не отнимала ладони от губ Кирилла, глупейшее было положение. А главное, бабка смотрит и ни с места. Словно играли в детскую игру "Замри!"… Первым не выдержал кот. Наконец-то ему удалось запустить стартер, и он мягко ушел, вытянув хвост, уводя, как на буксире, Галину Сергеевну…
Лариса, чудачка, не отрывая ладони от губ Кирилла, дотянулась второй рукой до двери и захлопнула ее… "Ты не торопи меня, не торопи", - повторяла все она… А Лиса? Вот тебе и Лиса. На сколько же он старше Кирилла? Тогда под лестницей собрались по случаю его дня рождения. Значит, всего на два месяца… Чепуха…
Юрий Синьков зашел в цех после обеда. Новый темно-синий костюм, крахмальный воротничок, галстук. По приказу он числился до понедельника в загранкомандировке. И вдруг явился. Сборщики здоровались с Синысовым, расспрашивали о поездке. Интересовались, как работают приборы, ведь в Польшу шел экспорт уже много лет. Юрий отвечал обстоятельно. Он знал, что будет интересовать ребят. Иногда заглядывал в записную книжку. Неожиданно Синьков оборвал рассказ и кивнул на двух незнакомых мужчин у стенда цеховых контролеров.
- Новенькие?
- Народный контроль. Говорят, под Грекова копают, - ответил один из механиков. - Кто-то жалобу послал. Две недели уже сидят.
К механикам, обступившим бригадира, подошел Кирилл.
- С приездом, шеф! - Он хлопнул Синькова по плечу. - Ты вроде с курорта. Загорел. Что у них там, лето? - Кирилл был рад возвращению бригадира.
- По экспедициям ездил. - Синьков крепко пожал руку Кирилла. - Что, старик? Скучал небось?
- Ну.
- Я тоже по тебе скучал.
Механики разошлись по местам, они остались вдвоем. Юрий выдвинул из-под верстака тяжелый железный стул. Кирилл достал газету и постелил ее на сиденье.
- Ну вот и дома. - Юрий уселся и зажал ладони в коленях. - Рассказывай по порядку. Вначале о своих делах, потом о наших. Как Лариса? Да! - Он вытащил из кармана бронзовую заколку. - Передай ей.
- Спасибо. - Кирилл подкинул заколку.
- Не за что. Взрослым ты стал, Алехин.
- Заметил? - Кирилл вновь подбросил заколку, резко поймал. - Знаешь, очень уж ты правильный. И в институте и на работе, все у тебя без сучка и задоринки. Иной раз хочется потрогать тебя, не из картона ли ты вырезан? - Кирилл и сам удивлялся, чего это он вдруг? Ведь ждал Синькова, скучал. - Ты извини. Я глупость говорю. - Кирилл усмехнулся и добавил шутливо - Болезнь роста. Дурака валяю.
- Дурака и валяешь, - серьезно ответил Юрий. - Забавно, Алехин. По-твоему, если какой-нибудь тип - склочник, жену лупит, халтурщик и пьяница - значит, он обычный человек? Не картонный? Скворец ты еще, парень, хоть и кажешься взрослым…
- Ладно, шеф, увел я тебя в сторону. - Кирилл воспользовался паузой. - Ты меня отпусти в понедельник. Дело есть важное.
Синьков никогда не расспрашивал, что у него за дела, и Кирилл это знал.
- Ладно. - Синьков взглянул на установленный на верстаке прибор.
- Залипает, - небрежно произнес Кирилл. - Электростатика.
- Электростатика! - Синьков усмехнулся. - Руки у тебя не те.
Юрию не хотелось признаваться, что с этим прибором и у него самого ничего не получалось. Еще в начале года, когда в одном из тридцати приборов вдруг возникло это непонятное явление, он долго мучился с отладкой сердечника, пока начальник цеха не передал прибор Павлу Алехину. И вот опять подобная же чепуха. "Закон свинства" в типичном проявлении. Так и надо дураку. Все пыжился, гордость демонстрировал, вместо того чтобы присмотреться к работе Алехина-старшего. Неужели опять идти к нему на поклон?