Завод - Илья Штемлер 22 стр.


- При царе Алексее за курение били палками по пяткам, - сказал Сопреев, разгоняя ладонью папиросный дым и недовольно глядя на Павла Алехина. Но тот, казалось, не слышал его слов.

- Много ты, Миша, знаешь. Как только голова твоя вмещает? - Кирпотин положил не верстак плоский каркас прибора. - Небось больно голове-то, все втиснуть надо?

Сопреев хотел ответить, но передумал. Он уже давно разговаривал с Кирпотиным лишь в особых случаях, когда было необходимо по работе. К тому же он уже минут пятнадцать что-то обеспокоенно искал на своем столе, перекладывал инструмент, поднимал толстую фетровую подстилку, даже заглянул под верстак.

- Хватит дымить! - вдруг выкрикнул Сопреев. - Дышать нечем.

Алехин удивленно поднял глаза от чертежей.

- Место специальное выделили, а он дымит! - Сопреев сбавил тон, точно извиняясь за внезапную свою несдержанность. - И вообще, Паша, много ты куришь в последнее время.

- Что ты ищешь? - Алехин погасил сигарету.

- Я… С чего ты взял? Ничего не ищу… - Сопреев пожал плечами. Конечно, он мог бы что-нибудь придумать, но, видно, не ожидал этого вопроса и растерялся.

Внезапно выражение его лица изменилось. Сопреев указал глазами в глубину цеха. Алехин повернул голову.

По проходу шел Юрий Синьков.

- Кого я вижу! - выкрикнул Сопреев. - Никак, Юра? Наш путешественник.

Синьков подошел, поздоровался. После давней встречи в подвале Алехин-старший и Синьков избегали друг друга. Вот и сейчас Алехин с деловым видом склонился над чертежом.

- А… Юра! - Кирпотин обернулся и сдвинул очки на лоб. - Садись.

- Спасибо, дядя Саша, я постою. - Юра улыбнулся Кирпотину, словно увидел знакомого в чужом городе.

- Садись, садись! - подхватил Сопреев и подтолкнул к нему табурет. - Как там Польша-?

- Польша нормально, - доброжелательно проговорил Синьков. - Привет шлет вашему бригадиру.

- Паша, слышишь? Тебе приветики шлют! - Сопреев согнутым пальцем постучал по чертежу.

Дольше притворяться глухим было нелепо.

- Синьков, что ли? - произнес Алехин, не здороваясь. - От кого это мне приветы?

- От Анджея. Не помню фамилию. Технический руководитель в Краковском тресте.

- Мрощак.

- Да, да. Анджей Мрощак. Хороший человек.

- Ничего вроде мужик. - Алехин уперся кулаком в подбородок и прищурил глаза. - В замке был? В этом…

- Вавеле? Был.

- И на площади рыночной был?

- Был. Ее не минуешь.

- А в Закопанах?

- Возили.

- Ив шкуре, медвежьей фотографировался?

- Нет. Не хотелось.

Странный разговор. Будто отдергивали руку от горячей воды, пробуя, не остыла ли. Хотя мало кто на заводе так "болел" за свою аппаратуру, как Алехин. Он даже вел переписку с заказчиками.

- Ну а с Кириллом все в порядке? Не сотворил что-нибудь? - Зеленые зрачки алехинских глаз сузились.

- Вроде все в порядке, - Синьков усмехнулся.

Алехин кивнул и вновь уткнулся в чертежи сборки.

- Так-так… Рассказал бы еще что-нибудь. - Сопреев выдвинул ящик и внимательно его оглядел.

- А что рассказывать? Вы и без моих рассказов все знаете, Михаил Михалыч, - сказал Синьков. - Энциклопедист!

- Ты гляди! - Сопреев ухмыльнулся. - Правда, читать я люблю. Одно, говорят, мешает - голова у меня маленькая. Все не уместить.

Да, у осла голова побольше, - поддержал Синьков.

Сопреев захохотал, навалившись грудью на верстак.

Потешил ты меня! Был бы царем - озолотил.

Синьков искоса взглянул на Алехина.

- Павел Егорович, я, собственно, к вам с просьбой, - наконец обратился Юрий к бригадиру. - Сердечник барахлит. Как в прошлый раз. А месяц декабрь, сами понимаете…

- А у нас, Юрочка, тоже не январь за окном, - негромко заметил Сопреев, сдувая невидимые пылинки с верстака.

- Я же не вас прошу, Михаил Михайлович! - Синьков едва сдерживал раздражение.

- А Паша и я - одна бригада. Дело общее.

Алехин молчал.

- Что ж, извините, - Синьков поднялся.

- Погоди! - остановил его Алехин. - Куда ж ты глядел в прошлый раз, когда я с твоим прибором три дня возился?

- Я к вам, Павел Егорович, пришел с просьбой. А не упреки выслушивать.

- И он упреков не любит! - Алехин кивнул в ту сторону, где над верстаком виднелась каштановая шевелюра сына. - У тебя есть руки да голова в придачу. Или забыл наш разговор в подвале? А я помню. Так что иди-ка ты отсюда по-хорошему.

Синьков криво усмехнулся. Редко он выглядел таким растерянным. Даже новый костюм словно бы обвис на нем. Медленно повернувшись, он вышел из цеха.

Несколько минут в бригаде молчали. Первым томительную паузу прервал Сопреев.

- Ну и хитрец! Недаром за дипломом гонится, в большие люди выскочит. Испугался, что опять план завалит, так на мировую пошел.

- Перестань! - резко оборвал его Алехин.

- Ты на меня, Паша, не очень-то кричи. Я тебе вроде не сын и не жена. - Сопреев взглянул на Алехина и притих.

Кирпотин достал из ящика ветошь и принялся тщательно вытирать перепачканные маслом пальцы.

- Слышь, Паша! Надо помочь ребятишкам.

Алехин молча взял карандаш и что-то пометил в чертеже.

- Говорю, помочь надо ребятам. Неприятности у них могут быть. - Кирпотин швырнул ветошь в ведро.

- Помогай. - Алехин не поднимал головы.

- А ты?

- Я свое сказал.

Сопреев насмешливо посмотрел на Кирпотина. Но не только насмешку уловил Кирпотин в этом взгляде. Была в нем уверенность в извечном порядке вещей. Дело, конечно, не в столкновении с Синьковым - это мелочь. Главное в другом, хорошо известном ему, Сопрееву. Все в этом мире предопределено. Лишь необходимо следить за тем, чтобы своими неразумными поступками глупцы не смогли бы потревожить стройную пирамиду его, сопреевского, мироздания. Не сломать, нет. Именно потревожить. Ибо сломать им это мироздание не под силу.

Сопреев извлек из ящика фарфоровую кружку. На ее стенке красный котенок удивленно смотрел на красного мышонка. Оторвав кусок газеты, Сопреев тщательно вытер кружку и направился в коридор к автомату с газированной водой.

Кирпотин сложил разбросанные детали и убрал прибор с верстака. Фетровая подстилка соскользнула. И тут внимание Кирпотина привлек сложенный вдвое тетрадный листок, который лежал под фетром. Кирпотин сдвинул со лба очки. Может, нужная бумага валяется? С первых же прочитанных слов им овладело беспокойство. Что это за письмо? Как оно попало сюда? Ну и дела! Так вот что искал Сопреев на своем верстаке. Конечно, это его почерк. Аккуратный, твердый. Сопреев в обед не уходил, а остался в цехе. Видно, ему кто-то помешал, он и спихнул бумагу под фетровую подстилку на верстаке Кирпотина.

- Наша, ты в обед не был на месте?

- Уходил. Минут тридцать обедал, - ответил Алехин.

- А когда вернулся, что Мишка-то делал?

- Сидел за твоим верстаком.

- За моим? - Кирпотин вспомнил, что из заготовительного цеха принесли детали и сложили их на верстак Сопреева. Вот тот и подсел на его место.

- А что случилось? - поинтересовался Алехин.

- Вспугнул ты Мишку. Он и пихнул это мне. - Кирпотин положил на чертежи тетрадный листок.

"В группу народного контроля, - прочитал Павел, - Совесть коммуниста не позволяет мне молчать. Полученные из обработки корпуса имеют брак литья. Его старательно закрасили в красильном цехе. С ведома главного инженера и главного конструктора. Без разрешения отдела главного технолога меняют режим обработки. Кроме этого, я хочу обратить внимание на принцип работы главного конструктора Лепина…" На этом фраза обрывалась.

А может, что не он? - растерянно проговорил Алехин.

- Почерк его.

- Так ведь он же беспартийный! - удивился Алехин.

- На то она и анонимка, чтобы сбить с толку, - рассудительно сказал Кирпотин.

- Анонимка? С чего ты взял? Может, он и подписался бы в конце.

- Жди! Выдал себя за партийного и в конце подпишется? - с сомнением проговорил Кирпотин. - А ведь ты, Паша, общественный судья…

- Все я, Саня, понимаю, - прервал его Алехин и, помолчав, добавил - А с другой стороны, если действительно скрытый брак литья, об этом заявить надо.

- Надо, - согласился Кирпотин. - Только почему же не открыто? Зачем выдавать себя за совестливого коммуниста? Важно не только что сказать, но и ради чего это сказать. Что же будем делать, Павел?

Алехин повертел в руках листок, затем протянул его Кирпотину.

- Положи на место. Как было.

2

Директор смотрел, как за окном появляются и исчезают крупные снежные хлопья. "Как балерины, когда перебегают освещенную софитами сцену", - неожиданно подумал Смердов и спросил Всесвятского:

- Вы любите балет?

Всесвятский озадаченно почесал затылок, потом взглянул на разложенные по столу бумаги.

- Кто его знает! - проговорил он наконец. - Бывает, смотрю по телевизору… А что?

- Да так… - Смердов вглядывался в холодное стекло. - Понимаете, Игорь Афанасьевич, иной раз хочется что-то вспомнить. Ведь столько лет живу на земле, а четко помню лишь две вещи: траншею под Минском, меня тогда ранило в живот, и стену дома, что напротив. Хоть сейчас темно, но представляю ее до мельчайшей трещинки.

- Да. Темнеет рано. - Всесвятский досадовал, что разговор ушел куда-то в сторону. Но сказать об этом директору было неловка.

- Конечно, есть и другие воспоминания, - подумав, продолжал Смердов. - Дети, внуки. Любопытные встречи, события. Да и от заводских дел никуда не денешься, все это не то…

- Придумываете, Рафаэль Поликарпович, - осторожно проговорил Всесвятский. - Стоите у окна. Вот вам все и кажется…

- Как все мне кажется? Мне ведь не кажется, что вы уволились и вдруг решили вернуться.

- Не вдруг, - поправил Всесвятский.

Перед отъездом в командировку к нему домой зашел Греков. Извинился за поздний визит. Было уже одиннадцать, а просидели потом до двух ночи. Греков был возбужден, часто курил. Порой казалось, что его мысли заняты вовсе не тем, что составляло предмет их беседы. В ту ночь он и уговорил Всесвятского вернуться на завод. Тот взял два дня на размышление. И вот сегодня явился в кабинет к Смердову, подал заявление о восстановлении его на заводе.

- Чем это вас Греков прельстил? - Смердов отошел от окна. - Вас, отлично знающего завод.

- Именно тем, что я не знаю.

Гладкий желтоватый череп Всесвятского почудился Смердову большим, умело вылепленным снежком, непонятным образом проникшим в теплый кабинет. И если немного подождать, снежок растает.

- Наш главный инженер в последнее гремя выступает в роли, имеющей весьма отдаленное отношение к его прямым обязанностям. Не всегда он следует и здравому смыслу… - взглянув на собеседника, Смердов запнулся. - Вы что-то хотели сказать?

- Нет, ничего, - ответил Всесвятский. - А впрочем… Здравый смысл часто путают с излишней предусмотрительностью. Мол, человек здравомыслящий, то есть никому не мешает, живет тихо. Так называемое здравомыслие - это не лучший вариант существования.

- Вот как? - Смердов усмехнулся. - Не замечал я раньше у вас подобных настроений.

- А вы не задумывались, почему я ушел от вас, Рафаэль Поликарпович? Нет? Жаль. А Греков задумался, хотя мы с ним были в гораздо худших отношениях, чем с вами. Он мне сказал: возвращайтесь. Я ему поверил и принес это заявление. И вдруг вы говорите, что Греков - фантазер, что я обольщаю себя и поступил легкомысленно, порвав с институтом.

На столе поверх каких-то бумаг лежала папка. Директор приподнял ее и придвинул к Всесвятскому.

Протокол комиссии народного контроля. Ознакомьтесь.

Всесвятский посмотрел на часы. Затем достал перетянутый резинкой футляр от очков.

- Сколько времени? - спросил Смердов, усаживаясь в кресло.

- Что? Времени? - Всесвятский вновь взглянул на часы. - Семь минут пятого.

- В четверть пятого у меня совещание по этому вопросу. - Смердов ткнул указательным пальцем в папку.

- Хорошо, хорошо, - пробормотал Всесвятский, не зная, как истолковать это предупреждение. - Мне уйти?

- Зачем же? Пересядьте куда-нибудь. Здесь сядут ревизоры. - Смердов поморщился. - Слово-то какое? Ревизоры!

Всесвятский взял папку и, сутулясь, направился к старому креслу, стоявшему в углу.

- Кстати, кого бы направить в командировку в Москву? - спросил Смердов. - Я получил телеграмму от Грекова. Ему нужна помощь экономиста.

- Вы у меня спрашиваете? - Всесвятский выпрямился.

- А у кого же? Вы заведуете отделом.

- Ну, что ж… Допустим, Татьяну Алехину. Или нет. Лучше Глизарову. Она дипломированный инженер.

- Хорошо, Глизарову… Чем это вас так удивил мой вопрос?

- Я как-то не понял… Весь наш сегодняшний разговор… Решил, что вы мне дали от ворот поворот.

- Я и сам себя не понимаю, - вздохнул Смердов и прижал рукой свое плечо. Всесвятский отвернулся. Смердов достал из ящика прозрачную трубочку, выудил маленький белый диск нитроглицерина, сунул под язык и прикрыл в ожидании глаза. Сейчас лекарство сработает легким неприятным толчком в мозг. И прекратится противная ноющая боль в груди. Надолго ли?

В кабинет входили по-разному.

Начальник цеха Стародуб вступил с опаской. Поздоровался. Однако, заметив, что в кабинете только директор и Всесвятский, сделал шаг назад.

- Куда? - окликнул Стародуба директор.

- Я пока покурю. - Иван Кузьмич продолжал отступать к двери. Он избегал директора. Многолетний опыт подсказывал ему, что от начальства лучше быть подальше.

- Курите здесь.

- Ладно, потерплю. - Иван Кузьмич вздохнул и сел на стул, стоявший у стены. Он попытался привлечь внимание Всесвятского, подмигнул ему: не забыли, мол, нас! Но тот читал какие-то бумаги. Стародуб отвернулся к окну.

Аня Глизарова появилась в кабинете почти незаметно. Встретившись взглядом с директором, поздоровалась и осторожно опустилась на стул, оправляя на коленях юбку.

- Анна Борисовна, завтра оформляйте командировку в Москву, к Грекову, - сказал Смердов.

- Хорошо, Рафаэль Поликарпович. - Аня не смотрела на директора. Она могла бы и отказаться. У нее годовалый ребенок и не совсем здорова мама. Но если сейчас директор передумает, она разревется от досады.

А Смердов все вглядывался в нее, словно что-то припоминал. Наконец он вспомнил - тот пасквилянт писал, что она любовница Грекова. Выдумают же такую чепуху!

Главный технолог Земцов широко распахнул дверь, шумно поздоровался с Всесвятским. Заметив строгий взгляд директора, шагнул к самому креслу.

- Порядок, Рафаэль Поликарпович, - с грубоватой почтительностью сообщил он. - Все приспособления для контроля высотомера сдали в ОТК. И макет тоже.

- Хорошо, - одобрил Смердов. - Оперативно сработали.

- Само собой!

Не успел Земцов сесть, как в кабинет вступил начальник ОТК Борискин.

- Борискин, вы уже приняли высотомеры? - спросил директор.

- Когда? Ведь пять минут назад получили приспособления! - удивился Борискин.

- Пять минут назад? - Смердов повернулся к Земцову.

На лице главного технолога отразилось благородное негодование.

- Я же вам сказал, Рафаэль Поликарпович, что мы все сдали, - обиженно произнес Земцов.

- Сказали, да не все. Приспособления надо было сдать еще три дня назад! - Смердов прислушался к себе, кажется, совсем прекратилась боль в груди, можно глубже вздохнуть. - Распустил вас Греков!

Директор подумал, что сейчас не стоило бы упоминать Грекова в таком плане. Кое-кто наверняка воспримет это как руководство к действию. Но ничего не поделаешь, уже сказал.

А кабинет все наполнялся. Люди рассаживались поудобнее, поглядывали то на директора, то на высокого худощавого мужчину - председателя группы народного контроля. Переговаривались вполголоса. Павел Алехин снял пиджак и положил себе на колени. Парторг Старостин протиснулся между рядами стульев к столу директора.

Пора бы и начинать собрание. Смердов приподнялся и обвел присутствующих медленным взглядом серых глаз.

- А где Лепин?

- В коридоре, - ответил Старостин. - Спорит с конструктором.

- Надо позвать! - Смердов нажал кнопку.

Но Лепин опередил секретаршу. Он стремительно появился в кабинете, придвинул свободный стул, сел.

- Прошу прощения, задержался.

- Заставляете ждать, Семен Александрович, - укоряюще сказал парторг и по привычке вытащил связку каких-то ключей. - Итак, товарищи, начнем. Собрание у нас планом не предусмотренное, можно сказать, стихийное. Вроде чрезвычайной сессии. - Старостин улыбнулся, но, не встретив поддержки, нахмурился. - Всем известно, что на заводе работала комиссия городского комитета народного контроля. Работу она закончила. Теперь товарищи из комиссии изъявили желание выступить перед руководителями отделов и представителями общественности. Прошу вас, Игнат Куприянович. - Старостин кивнул худощавому мужчине.

- Позвольте! - выкрикнул Лепин и, не дожидаясь разрешения, встал. - Считаю своим долгом заявить, что обсуждения подобного рода нельзя проводить без технического руководителя завода.

Председатель группы народного контроля застыл в неловкой позе, упершись руками о стол.

- А вы-то кто? - раздался хрипловатый голос Земцова. - Вы замещаете Грекова, значит, все в порядке.

- Я лишь исполняю обязанности. - Лепин отыскал глазами Земцева. - В интересах дела, милейший Тихон Алексеевич.

В зале беспокойно зашевелились. Всем было известно, что главного инженера обычно замещает главный технолог. Это диктуется профессиональной спецификой. И то, что Греков оставил вместо себя Лепина, а не Земцова, вызывало далеко идущие обобщения и пересуды.

- Вот мы и послушаем, где дела, а где интересы! - Земцов сложил руки на груди. - Начнем собрание. Время дорого.

- Минуточку, товарищи! - Старостин постучал ключом о стол. - Мы никого не обсуждаем. Мы собрались заслушать выводы комиссии. Так что, очевидно, можно обойтись и без уважаемого Геннадия Захаровича.

В кабинете загомонили, требуя начинать.

Назад Дальше