Спиленную черепную крышку закрепляли гвоздиками, после чего возвращали на место кожу и зашивали разрез. Недостающие кости или суставы заменяли деревянными вставками или гипсовыми муляжами согласно правилу, гласящему, что твердое должно быть твердым, а мягкое - мягким.
Собранный и зашитый труп обмывали под проточной водой с мылом, обтирали и "штукатурили": брили, причесывали, гримировали. Тут были очень кстати прижизненные фотографии покойника. В конце труп одевали и укладывали в гроб - и тогда только отдавали родственникам покойного.
С сегодняшнего дня Данилов начинал работать. Накануне он звонил Юрию Юрьевичу, и тот сказал, что все равно проторчит на работе до вечера, поэтому сам представит Данилова коллективу и введет в курс дела. После занятий Данилов наскоро перекусил в "Макдоналдсе" и спустился в метро. Ехать было удобно - без пересадок. И время хорошее - до часа пик еще далеко. Можно было почитать или подумать.
Данилов был очень удивлен тем, как его мать отреагировала на крутой профессиональный вираж. Против ожидаемого Светлана Викторовна не ужаснулась и не бросилась отговаривать сына. Наоборот - выдержала паузу и сказала:
- Что ж, может быть так и надо.
- Вот уж не думал, что ты со мной согласишься, - признался Данилов.
- Вова! - с укоризной сказала мать. - Во-первых, это твое собственное дело. Тебе решать, тебе жить. Во-вторых, не исключено, что это твое призвание. Может, ты наконец возьмешься за ум и по примеру Игоря сядешь за диссертацию. В-третьих, в жизни каждого мужчины наступает момент, когда бес пинает его в ребро…
- Хватит, мам, - Данилов поднял обе руки в жесте безоговорочной капитуляции.
- Нет, я уж докончу, раз начала. В-четвертых, твоя работа на "скорой" мне никогда не нравилась! Бомжи, аварии, всякие опасности… Я каждый раз ждала тебя с дежурства, как с войны. Особенно после того, как тебя чуть ли не убил этот проклятый китаец! И анестезиология - не самый лучший выбор. Я же знаю, что все анестезиологи постоянно дышат газами, которые дают своим больным. А тут хоть тихая спокойная работа…
- Никаких дежурств.
- Да, именно - никаких дежурств. Да и ординатура тебе не помешает. В наше время врач без ординатуры - это и не врач вовсе.
- Тут ты не права, - возразил Данилов.
- Зато я права в главном - к середине жизни ты наконец взялся за ум!
Данилов не раз убеждался в том, что жизнь просто обожает устраивать сюрпризы. Уверен в чем-то? Получи совершенно противоположный результат! Ждешь одного? Получай другое! Выстроил четкий план действий? Забудь о нем! Данилову казалось, что Елена согласится с ним, а мать будет против, но вышло наоборот. Или почти наоборот.
Елена была настроена критически. Патологоанатомия в ее представлении была скучным, унылым занятием - ни для ума, ни для сердца. Еще больше она не могла смириться с тем, что Данилов словно перечеркнул свой чуть ли не десятилетний опыт врачебной работы и начал карьеру с нуля, да еще и нашел сомнительную подработку на фельдшерской должности. Данилову несколько раз казалось, что вот сейчас Елена не выдержит и скажет что-то вроде: "Лучше бы ты в охранники или в дворники пошел!"
Елена говорила другое:
- Вовка! Вся твоя проблема, извини меня, конечно, не стоит и выеденного яйца! Тебе бы сходить к нормальному психологу, выговориться, снять стресс, проветрить мозги и продолжать работу. На фиг тебе сдалась ординатура по патологоанатомии? Ты же там от тоски подохнешь! Тебе же всегда нравилась живая работа с людьми!
- Да, нравилась, - в сотый, наверное, раз подтвердил Данилов. - А теперь не нравится. Так вот вышло. Ты еще некрофилом меня назови!
- Ты не некрофил, ты - подросток! Упрямый, не желающий прислушаться не только к добрым советам, но и к самому себе!
Хорошо хоть, что у обоих хватало ума окончить разговор, не доводя до ссоры. Всякий раз Данилов надеялся, что Елена не станет больше возвращаться к этой теме, но напрасно. Достаточно было маленькой искорки, чтобы тут же разгоралось пламя.
Юрий Юрьевич выдал Данилову халат и ключ от одного из шкафчиков в раздевалке, затем представил его коллективу в лице дежурного санитара Валеры, лысого флегматичного толстяка, а затем показал, где находятся нужные кабинеты. Их было немного - бумажный архив, где хранилась медицинская документация и чистые бланки; архив для микропрепаратов и биопсийного материала; лаборатория для приготовления препаратов; кладовка с реактивами и дезинфицирующими средствами.
- Вообще-то дезсредства положено хранить вместе с инвентарем для уборки, - зачем-то сказал заведующий, - но у нас повелось так.
Данилов не возражал, ему было все равно. Он думал, что заведующий некоторое время будет рядом контролировать процесс, но тот показал неотработанный материал и ушел к себе.
Данилов начал работать. На неделе он проштудировал литературу по специальности, освежил в памяти методы и пропорции и уже через пять минут почувствовал себя настоящим лаборантом-гистологом. Небольшая заминка вышла с бланками, но Данилов запорол всего два, после чего уже не ошибался с графами.
Разок в дверь заглянул Валера. Встретив взгляд Данилова, успокаивающе махнул рукой - мол, работай, не буду мешать. Данилов так и не понял, что это было - контроль или случайность.
В девятом часу Владимир закончил с последним препаратом, отнес отработанный материал в архив, подивился тому, что и здесь на дверки холодильников принято лепить разные сувенирные магнитики. В следующий заход принес в архив готовые микропрепараты и сложил их в отдельную ячейку вместе с бланками. Затем вернулся в лабораторию, убрал за собой, осмотрел для порядка микротом (прибор для получения срезов животных и растительных тканей, залитых в парафин), нашел, что тот работает исправно, и отправился в раздевалку.
В коридоре Данилов встретил Валеру.
- Уже отстрелялся? - спросил тот.
- Да.
- Тогда пошли.
Думая, что какое-то дело осталось несделанным, Данилов развернулся и пошел за Валерой. Дойдя до двери с пластиковой табличкой "Комната отдыха", Валера толкнул ее и отступил в сторону, одновременно сделав приглашающий жест рукой:
- Прошу!
- Спасибо, - поблагодарил Данилов и вошел внутрь.
Там было на удивление уютно. Удобный, не старый еще раскладной диван, стол, покрытый чистой клеенкой, три металлических винтовых стула, небольшой телевизор, подвешенный на кронштейне к потолку, тумбочка в углу, раковина у двери, небольшой кактус на подоконнике.
- Садись на диван, - распорядился Валера. - Выпьем по сто пятьдесят за знакомство, и пойдешь домой.
- А удобно ли? - как и положено новичку, усомнился Данилов.
- Более чем! - заверил Валера, доставая из тумбочки две стопки и полупочатую бутыль молдавского коньяка.
Следом за выпивкой на столе появилась закуска - плитка горького шоколада. Валера определенно знал толк в сочетании напитков и закусок. Данилов поймал себя на мысли о том, что санитару больше бы подошла бутылка водки и граненые стаканы вместо хрупких стопок.
- По чуть-чуть, чисто символически, ведь мы на работе, - сказал Валера, неверно истолковав улыбку Данилова.
Сев на один из стульев и разлив коньяк по рюмкам, санитар провозгласил традиционное:
- За знакомство!
Выпили, закусили шоколадом.
- Юю сказал, что ты раньше на "скорой" работал, а теперь в ординатуре учишься, так ведь?
- Так, - подтвердил Данилов, не любивший рассказывать в подробностях свою биографию.
- У нас хорошо, - сообщил Валера. - Сам не пойму, чего отсюда все сваливают. Можно подумать, что в других местах лучше.
- Хорошо там, где нас нет, - вставил Данилов, чтобы не показаться невежливым.
- Я здесь уже шестой год, - Валера отломил от плитки очередную дольку и, сунув ее в рот, зачмокал от удовольствия. - Люблю сладкое, по мне это видно.
Данилов почувствовал расположение к Валере. Причиной тому был не коньяк и не шоколад - ему всегда нравились люди, умеющие смеяться над собой.
- Я ведь тоже когда-то учился на врача, - поведал Валера, - в Саратове. Отчислили с третьего курса - завалил летнюю сессию. Пересдать тоже не удалось, пришлось идти служить. Вот так…
Валера разлил оставшийся коньяк.
- А после армии? - поинтересовался Данилов.
- А после армии женитьба, поиски хорошей работы, и как видишь! - Валера обвел рукой вокруг, словно демонстрируя свои достижения. - Вот такие пирожки. Ну, давай за все хорошее!
После того как коньяк был выпит, мужчины минут десять поговорили "за жизнь" - обо всем и ни о чем. Беседу прервал звонок.
- Привезли кого-то, - Валера не торопясь вымыл стопки, убрал их в тумбочку, отправил пустую бутылку и обертку от шоколада в корзину для мусора, стоявшую под раковиной, и только тогда пошел открывать.
По дороге из раздевалки Данилов заглянул в приемную. Валера разговаривал с незнакомым мужчиной в форме парамедика.
- Всего хорошего! - сказал он Данилову. - Будем считать, что знакомство состоялось.
- И тебе не кашлять!
На выходе Данилов попрощался с угрюмым усатым охранником и поспешил домой, предвкушая горячие бутерброды с кофе, душ и прочие радости жизни.
Глава третья
Если Бог даст…
Нет ничего зазорного или унизительного в том, что ординаторы сидят на лекциях и практических занятиях вместе со студентами. Повторение - мать учения. Вдобавок, отпустив студентов, преподаватели нередко просят ординаторов задержаться и поучаствовать в разборе каких-либо сложных или редких случаев по теме занятия. У каждого своя манера преподавания - кто-то, подобно Ерофееву, любит загадки и каверзы, а кто-то просто делится своими знаниями.
Первые три недели Данилову казалось, что дураков на кафедре профессора Мусинского нет. Все преподаватели были умными, деловито-собранными, дружелюбными. Не кафедра, а аристократический салон.
Ординаторы занимались решением клинико-морфологических задач по расстройствам кровообращения, когда из коридора послышались громкие крики. Можно было разобрать отдельные фразы:
- Что он себе позволяет?! Нашел дуру!.. Молчать не стану!
Ассистент Граблина, проводившая занятие, на посторонний шум никак не отреагировала, даже не выглянула в коридор.
- Что там такое, Надежда Алексеевна? - спросила Ирина, отрываясь от микроскопа.
- Ничего особенного, - поморщилась Граблина. - Доцент Стаканникова почтила нас своим присутствием.
- Доцент Стаканникова? - переспросила Алена. - Она с вашей кафедры?
- Наталья Анатольевна читает лекции стоматологам, - пояснила Граблина, - и руководит нашей базой в шестьдесят пятой больнице. Здесь она бывает редко. К счастью.
Крики продолжались долго, минут десять, пока, наконец, после "А вот и Георгий Владимирович!" не наступила тишина.
- Давайте немного отдохнем, - предложила Граблина и, не дожидаясь ответа, встала и вышла из лаборатории.
- Стаканникова - это песня, - сразу же после ее ухода сказал Денис. - Неужели вам стоматологи про нее не рассказывали?
- Нет, - ответила за всех Ирина.
- У тети огромные амбиции, докторская степень и нет не то что заведования, но и профессорского звания, - продолжил Денис. - Плюс недостаток мужского внимания. В общем, редкая стерва.
- Знаешь что?! - сразу же вскинулась Ирина. - Не надо увязывать характер женщины с избытком или недостатком мужского внимания! Это по меньшей мере…
- Успокойся, пожалуйста, - попросил Денис. - Я просто хотел сказать, что у человека, ни разу не бывшего счастливым в любви, портится характер.
- Это одно и то же! - возразила Ирина. - Мы тебя прекрасно поняли.
- Давай лучше про Стаканникову, - попросил Илья.
- Что - заинтересовало? - съязвила Ирина.
- Нам в шестьдесят пятой придется провести два месяца. Ты что - план не видела? И я уже чувствую, что эти месяцы станут незабываемыми.
- Вы правы, коллега, - подтвердил Денис. - Там-то мы узнаем о себе всю правду, а точнее, что мы - безмозглые тупицы, лентяи и патанатомы из нас, как из печени кость!
- Из печени кость? - Данилов никогда не слышал подобного выражения.
- Ее любимая присказка. Она еще и не такое может выдать…
- Интересно, в чем причина сегодняшнего скандала? - спросила Алена.
- Причина всегда одна, - Денис махнул рукой. - Стаканникову опять обошли, обделили или обидели. Потерпи немного - скоро все узнаешь.
На два часа было назначено кафедральное совещание - конечно, с обязательной явкой ординаторов и аспирантов.
В худой, натянутой словно струна, брюнетке в строгом, без излишеств, сером костюме, вошедшей в зал вместе с Мусинским, нетрудно было опознать доцента Стаканникову. Ее можно было бы назвать красивой, если б не надменно-брезгливое выражение, искажавшее черты лица.
Отказавшись от предложенного ей Мусинским места в президиуме, Стаканникова уселась в первом ряду, напротив заведующего. Сидела она в позе примерной ученицы: прямая спина, взгляд устремлен вперед.
- Начнем, - сказал Мусинский, дождавшись тишины в зале.
Стаканникова тут же встала и заняла место за кафедрой.
- Наталья Анатольевна… - покачал головой Мусинский.
- Несмотря на то, что Георгий Владимирович просил меня не поднимать этот вопрос на сегодняшнем совещании, я все же поступлю по-своему, - заявила Стаканникова. - Пусть даже и вне регламента!
Дама оказалась прирожденным проповедником с великолепно поставленным голосом и гипнотизирующим взглядом бездонных карих глаз.
- Если кто не знает - администрация шестьдесят пятой больницы по своему почину, без согласования с кем-либо, отобрала у нашей кафедры две учебные комнаты! - Стаканникова выдержала паузу, явно ожидая взрыва негодования.
Собравшиеся молчали. Лишь несколько человек, подобно Стаканниковой, явившиеся на заседание без халатов, видимо, сотрудники филиала, негромко высказались с места в стиле: "Это ужасно!"
- Но ведь мы уже все обсудили, Наталья Анатольевна, - развел руками Мусинский. - Эти комнаты были предоставлены нам временно, до приобретения больницей томографа. Администрация сделала любезность…
- Это были наши комнаты, Георгий Владимирович! И любой настоящий руководитель, - Стаканникова выделила голосом слово "настоящий", - никогда не отдаст помещения без борьбы! Того и гляди, нас завтра вообще выставят на улицу! Что - прикажете ютиться здесь?! Сидеть на голове друг у друга?
- Теперь до шести не закончим, - не понижая голоса, высказался в пространство доцент Поленов.
- Я прекрасно понимаю причину вашего нетерпения, Кирилл Владимирович, - губы Стаканниковой растянулись в ехидной улыбке, - но ничем помочь не могу.
По залу прошуршал тихий смех: женитьба пятидесятилетнего Поленова на одной из своих студенток стала любимой темой для шуток - обычно дружелюбных и не обидных.
Поленов благоразумно не стал отвечать, только пожал плечами.
- Хорошо, что вы предлагаете, Наталья Анатольевна? - уступил Мусинский. - Выделить вам эти две комнаты здесь?
- Я предлагаю написать письмо в Департамент здравоохранения с жалобой на самоуправство главного врача шестьдесят пятой больницы и просить поддержки в ректорате…
- Ректорат-то тут чем поможет? - удивился Мусинский.
- Как это чем, Георгий Владимирович! - в свою очередь изобразила удивление Стаканникова. - Если департамент не пожелает вмешиваться, то придется обращаться в министерство. Я надеюсь, что до этого не дойдет, но кто его знает? Малинин - настоящий самодур. Когда я его спросила о том, не боится ли он испортить отношения с главным патологоанатомом Москвы, он ответил, что это не повод…
- Наталья Анатольевна! Я бы попросил вас никогда не выступать от моего имени без моего ведома! - нахмурился Мусинский.
- Но я…
- Минуточку! - попросил заведующий кафедрой. - Ординаторы и аспиранты могут быть свободны.
- Эх, не удалось нам досмотреть шоу, - притворно грустно вздохнул Денис, спускаясь по лестнице в подвал.
Данилов промолчал - его совершенно не интересовали производственные конфликты.
- Как Георгий Владимирович только ее терпит? - удивилась Ирина.
- Связываться не хочет, - ответил Данилов. - Если она по поводу двух не принадлежавших ей комнат способна дойти до министра, то при попытке от нее избавиться…
- Она обратится к президенту! - закончил Денис.
- Не иначе, - согласился Данилов.
- Все к лучшему, - подал голос оптимист Илья. - Шоу мы не досмотрели, зато освободились часа на полтора раньше…
"Можно позволить себе пообедать где-нибудь основательно", - подумал Данилов. Традиционный обед из двух гамбургеров (недорого и до вечера хватает) ему давно уже приелся. Захотелось немного роскоши - например, бизнес-ланча из трех блюд.
Данилов никогда не жил на широкую ногу, но ограничивать себя во всем так, как сейчас, ему приходилось только в студенческие годы. Необходимость считать каждый потраченный рубль не тяготила, а просто угнетала. И еще больше угнетало сознание того, что впереди два таких года.
Впервые в жизни Данилов пожалел о том, что так и не выучил толком ни один иностранный язык. Можно было бы заниматься переводами. Не слишком большой, но в целом неплохой заработок для ответственного человека, умеющего организовать свое время.
Не знаешь, что и лучше - нервничать по поводу невеликих доходов или всякий раз, занимаясь с пациентом, терзаться сомнениями, вызванными неуверенностью в себе. Недаром говорится, что победитель тяжело переносит поражение.
Смириться с таким положением Данилову помогало лишь осознание правильности своего решения. Не представляя себя вне медицины, Владимир тем не менее не мог больше работать с живыми людьми - мнительность и неуверенность в себе одолевали его настолько, что мешали принять правильное решение. Оставалось одно: работать с мертвыми, которым уже не навредишь, и с присланным на исследование материалом.
Составление заключения по данным гистологического исследования было делом очень ответственным, ведь от его правильности зависел чей-то диагноз, а очень часто и жизнь. Достаточно было, например, пропустить признаки онкологического процесса, чтобы сильно осложнить жизнь пациенту. Но эти соображения Данилова совсем не смущали. Он не видел людей, он работал с присланным материалом: исследовал срез или каплю на предметном стекле и давал заключение. Это не напрягало.
Несколько лет назад Данилову не пришлось бы становиться патологоанатомом через ординатуру - хватило бы и трехмесячных курсов переподготовки. Однако в министерстве сочли, что для подавляющего большинства врачей трех месяцев недостаточно, и изменили правила, оставив лазейку только для избранных - хирургов, урологов и онкологов.
"Ладно - прорвемся, - в который уже раз подбодрил: себя Данилов. - Опять же - ординатура будет за плечами, а это очень полезно для карьеры. И до тридцати пяти лет мне еще далеко…"