Позируя фотографам, ей стоило только принять нужную позу, на которой настаивали или предлагали эти самые фотографы. И тут же появлялся Волшебный Друг, а сама она впадала в транс.
Уже будучи киноактрисой, она, появляясь на площадке, нет, сначала заходя в гримерную, а уж потом представая перед объективом камеры, тут же, как по мановению волшебной палочки, ощущала это превращение: кровь жарко приливала к сердцу, и ощущение было пронзительнее и мощнее, чем в сексе. Она произносила свои реплики, которые запоминала с легкостью, как бы само собой, даже не осознавая, что старается их запомнить, и тут же в нанятом напрокат теле оживали разные персонажи - то Анджела, то Нелл. Она была Розой, была Лорелей Ли, была Девушкой Сверху. Даже на гигантской рекламе у входа в метро (свидетелем ее "падения" стал тогда Бывший Спортсмен) она была Девушкой Сверху, упивающейся роскошью своего тела, самим своим существованием. Смотрите на меня! Вот она я!
Но теперь с ней творилось что-то странное. Она, верившая в то, что пришло начало ее новой карьеры, карьеры серьезной театральной актрисы, все чаще стала испытывать сомнения и неуверенность в себе. Страшно волновалась перед каждым выходом на площадку, просто заболевала от этого страха. Тяжело поднималась с постели только тогда, когда в дверь начинали громко стучать. И лишь тогда понимала, что уже опоздала на утренние съемки. Смотрела на себя в зеркало: Норма Джин и никакая вам не "Мэрилин". И кожа обвисшая, и глаза налиты кровью, и в уголках рта предательские припухлости. Ты как здесь оказалась? Ты кто вообще такая? В ответ она слышала низкий сдавленный смех. Смеялся мужчина и говорил с издевкой: Ты, глупая больная корова.
И все больше и больше времени уходило на то, чтобы вызвать из зеркала "Мэрилин".
Как-то она призналась Уайти, своему гримеру, в каком-то смысле знавшему ее куда ближе и во всех интимных подробностях, нежели любой из мужей и любовников:
- Знаешь, Уайти, я потеряла храбрость. Храбрость быть молодой.
На что Уайти с упреком воскликнул:
- Да вы что, мисс Монро! Вы молодая, совсем молодая женщина.
- А эти глаза? Нет, это уже не я.
Уайти, щурясь, всматривался в зеркало, потом слегка пожимал плечами.
- Вот закончу делать эти глаза, мисс Монро, тогда и увидим.
Иногда Уайти проявлял себя настоящим магом и волшебником, и молодость возвращалась. Иногда - нет.
Сначала на съемках "Автобусной остановки" Блондинке Актрисе требовалось не больше времени, чем обычно, чтобы приготовиться предстать перед камерой. Эта молодая женщина была от природы наделена такой замечательной красотой, такой нежной светящейся кожей, таким живым взглядом, что могла смело смотреть прямо в объектив кинокамеры, лишь слегка припудрив лицо и наложив румяна и помаду. Затем на подготовку стало уходить все больше и больше времени. Неужели Уайти начал терять квалификацию? С кожей актрисы явно что-то не так, грим ей следует снять бережно и осторожно, кольдкремом, а потом нанести снова. Иногда и с волосами творилось что-то неладное. (Но что, скажите на милость, может быть не так с волосами?) И их увлажняли, и укладывали заново, и сушили ручным феном. А Норма Джин неподвижно сидела перед зеркалом, глаза опущены. Сидела и молилась.
Пожалуйста, приди! Пожалуйста!
Не покидай меня. Умоляю!
Так она звала и заклинала некогда презираемую ею "Мэрилин".
Драматург прилетел в Аризону, побыть с ней. Вырвался, несмотря на то что жизнь его, казалось, полетела в тартарары. Несмотря на то (он даже боялся сказать ей об этом) что он снова получил повестку и должен был ехать в Вашингтон, где ему предстояло явиться в КРАД и там в специальной комнате для закрытых совещаний давать объяснения. Как могло случиться, что он, еще совсем молодым человеком, мог участвовать или просто сочувствовать "подрывной" деятельности разных там негодяев и нелегалов?..
При виде Блондинки Актрисы он испытал потрясение - она выглядела… обезумевшей, была совершенно не похожа на себя. В ней ничего не осталось от той девушки с льняными волосами и золотистым смехом.
О, помоги же мне! Ты мне поможешь?
Дорогая… Но что случилось? Я люблю тебя.
Я не знаю. Я так хочу, чтоб Шери жила! Не хочу, чтоб Шери умирала!
Сердце его разрывалось от любви к ней. Господи, какой же она еще ребенок! Целиком зависит от него, как некогда, много лет назад, зависели его родные дети. Нет, даже больше, потому что у его детей была Эстер. А Эстер всегда была им ближе.
Они подолгу лежали в постели, в ее мотеле - шторы на окнах постоянно опущены, защищают от слепящего света пустыни. Лежали, перешептывались, целовались и занимались любовью, и утешали друг друга, как могли. Ибо и его душа тоже нуждалась в утешении, и он тоже боялся окружавшего их жестокого мира. В такой полудреме они могли пребывать часами. Им казалось (а может, то вовсе не было плодом воображения), что они могут входить в сны друг друга, что равносильно вхождению в душу. Держи меня, вот так, еще крепче. Люби меня. Не позволяй мне уйти.
А вокруг - пустыня, сюрреалистический пейзаж, красные горы, гребни и впадины, как кратеры на Луне. Или ночное небо - безмерное и угнетающее и в то же время возвышающее этим своим величием и безмерностью. Словом, все в точности так, как и описывала Блондинка Актриса.
Мне кажется, я смогу излечиться, если ты будешь со мной, здесь. Если мы поженимся. О, ну когда же мы наконец поженимся! Все время боюсь: что-то случится и помешает нам.
Он обнимал ее за талию, он говорил с ней о ночном небе. Говорил все, что только приходило в голову. Рассказывал о некоей параллельной Вселенной, где они уже женаты и у них дюжина детей. Она смеялась. Он целовал ее веки. Целовал груди. Подносил к губам ее руку и медленно целовал каждый пальчик. Рассказывал все, что знал о созвездии Близнецов, - она сказала ему, что по знаку Близнец. На самом деле это двойняшки, они не враждуют, но любят друг друга, очень преданны, очень привязаны друг к другу. И это навеки, навсегда, даже после смерти.
И все заметили, что буквально через день после приезда Драматурга Блондинка Актриса начала оживать. И Драматург, и без того уже бывший героем в глазах некоторых, превратился во всеобщего любимца и героя. Казалось, Блондинке Актрисе сделали переливание крови. Но при этом Драматург вовсе не казался ослабевшим или истощенным. Напротив - он был необычайно бодр и оживлен. Просто чудо какое-то!
Они так любили друг друга, эти двое. Достаточно было увидеть их вместе… увидеть, как она опирается о его руку, как смотрит на него снизу вверх. И как он смотрит на нее.
В чем же состоял секрет Драматурга? Да просто он понимал Блондинку Актрису, как ни один другой мужчина на свете. Да, он держал ее в объятиях и утешал; да, он нянчился с ней, как и другие мужчины. Но он также искренне и откровенно говорил с ней обо всем. И это ей нравилось! Строго говорил, что ей следует стать реалисткой. Стать настоящим профессионалом. Ведь она - одна из самых высокооплачиваемых женщин-исполнительниц во всем мире, и ее наняли делать работу. Так при чем тут разные эмоции? При чем тут всякие ненужные сомнения?
- Ты уже взрослая и ответственная женщина, Норма, и должна отвечать за свои поступки.
В ответ она молча целовала его в губы.
О да. Он был прав.
Иногда ей хотелось, чтобы он схватил ее за руку и встряхнул - сильно-сильно. Как делал Бывший Спортсмен, чтобы разбудить.
Далее Драматург переходил к самой сути вопроса. Он начал свою писательскую карьеру с создания монологов, и монолог стал для него наиболее естественной формой речи и самовыражения. Разве не он предупреждал ее о том, что не стоит слишком увлекаться теорией?
- Я всегда верил, дорогая, что ты прирожденная актриса. Актриса, что называется, от Бога. И все эти интеллектуальные выверты тебя только испортят. В Нью-Йорке ты так много занималась, что уже через несколько недель буквально изнурила себя. А это признак любительщины. Это фанатизм.
Некоторые считают это признаком таланта, но лично я так не думаю. Мне кажется, гораздо лучше, если актер как бы балансирует на грани чего-то неизведанного, недоработанного, создавая тот или иной образ. Оставляет в нем частичку недосказанности. Этим секретом в полной мере обладал Джон Барримор. Ты же вроде бы дружишь с Брандо? Так вот, и Брандо тоже знает этот секрет, тоже использует этот прием в свой технике. Вплоть до того, что специально не вызубривает все свои реплики наизусть, а потому вынужден импровизировать, оставляя тем самым место своему персонажу. Чтобы тот сам проявил себя, понимаешь? Взять любого выдающегося театрального актера. Ведь он ни разу не исполнит свою роль одинаково. Он не просто произносит свои реплики, он говорит их так, словно сам слышит впервые. И Перлман должен был бы сказать тебе об этом, но ты же знаешь Макса: для него свет клином сошелся на этом показушном "методе" Станиславского.
Если честно, то все это граничит с полным бредом. Что, если вдруг колибри станет анализировать и осознавать, сколько взмахов делают ее крылья в секунду, почему и как она летит именно в ту, а не другую сторону? Да ведь тогда она просто летать не сможет! Если мы будем осознанно произносить каждое слово, разве не разучимся мы говорить? Забудь ты об этом Перлмане, забудь о Станиславском! Обо всей его бредовой теории! "Перерепетировать" свою роль - вот в чем состоит главная опасность для актера. Тогда он перегорает. Во время постановок моих пьес режиссеры иногда просто загоняли актеров; и перед премьерой бедняги совершенно выдыхались, теряли кураж, становились скучными и невыразительными. То же самое и с Перлманом. Многие восхваляют его за то, что будто бы на репетициях он заставляет актеров чуть ли не кровью харкать, а посмотришь, что там у них на полу, и увидишь - одно дерьмо!
Вот ты, дорогая, ты говоришь, будто изучила свою Шери вдоль и поперек. Как родную сестру. А может, это вовсе и не так уж хорошо. Вполне возможно даже, что ты заблуждаешься. Ты должна признать, что в чем-то Шери все равно остается для тебя загадкой. Помнишь, ты рассказывала мне о своем видении Магды? Ты рассказала мне тогда о ней куда больше, чем знал я, ее создатель. Так почему бы не дать Шери вздохнуть немножко свободнее? Довериться ей, позволить ей чем - то удивить тебя?.. Советую начать прямо завтра, на съемочной площадке.
И снова молча, с дрожью благодарности Блондинка Актриса приподнялась на цыпочки и поцеловала Драматурга в губы.
О да. Конечно! Слава тебе, Господи! Он был прав.
И вот наутро на съемочную площадку вышла Шери - болезненно-бледная платиновая блондинка в претенциозной и жалкой блузочке из черных кружев, плотно облегающей черной шелковой юбке с широким туго затянутым черным поясом, черных чулках в сеточку и черных же туфлях на шпильках. Грубо подведенные глаза, сексапильный, в красной помаде, детский ротик. Она вся дрожит, напряжена до предела. То была сама Мэрилин! Нет, то была Шери.
Мы смотрели на эту роскошную женщину, на то, как она нервно грызет ногти, совсем как какая-нибудь девчушка на занятиях по актерскому мастерству или же просто простодушная и недалекая девушка, чертовски хорошо знающая, что показала себя не с лучшей стороны и что ее сейчас выбранят за это.
Она волокла за собой по полу ободранное боа из перьев, как могла делать только Шери. Она говорила со всей искренностью и прямотой Шери, этаким плебейским говорком и так тихо, что ее почти невозможно было расслышать.
- О Господи, мне так стыдно! Прошу вас, простите меня. Я сделала то, чего никогда бы не сделала Шери. Я позволила себе впасть в отчаяние. Я не осознавала своей ответственности перед съемочной группой. Мне так стыдно!
Какого черта?.. И все мы тут же позабыли свои обиды, гнев и раздражение, которые она у нас вызывала. И разразились громкими аплодисментами. Да мы просто обожали нашу Мэрилин!..
Сейчас на съемках моего нового фильма все идет очень хорошо, а начало было таким скверным. Фильм называется "Автобусная остановка". Надеюсь, он тебе понравится!
Она, как прилежная и преданная дочь, посылала Глэдис открытки в Лейквуд. Посылала открытки и из Нью-Йорка.
Знаешь, я просто влюблена в этот город! Это настоящий город, не то что там наш Город из Песка. И если захочешь навестить меня, мамочка, я все устрою. Самолетов теперь полно, только и знают что летать взад-вперед.
А вот звонить матери после отъезда из Лос-Анджелеса она долго не решалась. Ей казалось, Глэдис будет упрекать ее за то, что она покинула ее, уехала так далеко. Потом все же позвонила, но не услышала в голосе мэтери и тени упрека. Позвонила ей Норма Джин из Нью-Йорка, сразу, как только влюбилась в Драматурга, но уже знала, что они обязательно поженятся и что он станет отцом ее детей.
Здесь у меня много новых замечательных друзей. И один из них - это известный на весь мир преподаватель актерского мастерства, а другой - всемирно известный американский драматург, лауреат Пулицеровской премии. Встречаюсь также с давними друзьями и знакомыми по Голливуду, в том числе с Марлоном Брандо.
Она рассказывала Глэдис о том, как покупала книги в магазине Стрэнда. То был букинистический магазин, и она пыталась найти там старые книжки Глэдис, но не находила. "Сокровищница американской поэзии". Кажется, именно так она называлась? О, как же она любила в детстве эту книжку! Как любила, когда Глэдис читала ей стихи. Теперь она читала стихи самой себе, вслух, но голосом Глэдис. На все эти ее высказывания Глэдис отвечала еле слышно: Очень мило с твоей стороны, дорогая.
И вот она перестала звонить Глэдис и только посылала ей открытки с видами Аризоны.
Настанет день, когда я разбогатею и мы с тобой приедем посмотреть эти места. Здесь словно "конец света", сама увидишь!
Всякий раз Норма Джин страшилась отсмотреть снятый материал, боялась вдруг обнаружить, что Мэрилин ее подвела. Понятия не имела, что будет представлять собой эта картина, "Автобусная остановка", показанная целиком, а не состоящая из этих разрозненных сцен. А сцены с ней снимались и переснимались до бесконечности, и все были окрашены таким напряженным и нервным ее исполнением, что сердце всякий раз готово было выпрыгнуть из грудной клетки. И она даже представить себе не могла, какими они покажутся стороннему наблюдателю. Подобно Шери, она смело и слепо ныряла в роль с головой, и была "оптимисткой". Доверялась, как советовал ее возлюбленный, только своему инстинкту.
Итак, Норма Джин ни разу не видела "Автобусной остановки" полностью, от ее шумного комедийного начала до сентиментально-романтического конца, не видела вплоть до предварительного просмотра, состоявшегося уже на Студии, в начале сентября. До тех пор она так и не видела, насколько блестяще ей удалось воплотить на экране образ Шери, и узнала она об этом лишь несколько месяцев спустя.
К тому времени она уже была замужней женщиной. Сидела в темном просмотровом зале, в одном из плюшевых кресел в первом ряду, и крепко держала мужа за руку. И пребывала словно в тумане от выпитого только что "Дом Периньон". Норма Джин была все той же "Мэрилин", только немного притихшей и более спокойной. И кризис, через который она прошла этой весной в Аризоне, казался ей чем-то очень отдаленным и чуждым, словно то происходило вовсе не с ней. Для нее стало настоящим открытием и потрясением, что "Автобусная остановка" получилась так хорошо. Подобно Шери, она продемонстрировала лучшее и самое вдохновенное в своей карьере исполнение. Из чистого страха ей удалось достичь вершин, о которых она и мечтать не смела. И ей нечего было стыдиться - напротив, она с полным на то основанием могла гордиться собой. И в то же время казалось, в этой победе есть некая доля иронии. Примерно такие же ощущения, должно быть, испытывает пловец, которому удалось переплыть бурную реку и который при этом едва не утонул. Пловец из последних сил стремится достичь берега; зрители же, следящие за его усилиями и ничем не рискующие, разражаются громкими аплодисментами.
И зрители в просмотровом зале Студии действительно разразились громкими аплодисментами.
Драматург бережно обнимал ее за дрожащие плечи.
- Дорогая, ты что, плачешь? - удивленно прошептал он. - Но ты была великолепна! Просто великолепна. Послушай, как тебя принимают. Весь Голливуд обожает тебя.
Почему я тогда плакала? Может, потому, что в реальной жизни Шери не пила. А если и пила, то совсем немного. Она не потеряла половины зубов. Ей не приходилось спать без разбору с разными там ублюдками. Правда, не совсем понятно, как ей удалось этого избежать. Может, потому, что сценарий был так сентиментален и банален, к тому же в 1956-м было уже меньше риска попасть под рентгеновские лучи цензурного отдела, следившего за тем, чтоб соблюдались нравственность и приличия. В реальной жизни Шери наверняка бы избили, возможно, даже изнасиловали. В реальной жизни она пошла бы по рукам. Только не надо говорить мне, что на Диком Западе этого нет, уж я-то мужчин знаю. Уж они бы употребляли ее на полную катушку - до тех пор, пока она не истаскалась бы окончательно, не подурнела и все прочее. И не нашлось бы никакого симпатичного и неотесанного парня-ковбоя по имени Бо, который бы взвалил ее на плечо и увез бы оттуда на свое ранчо в десять тысяч акров.
Нет, она бы потихоньку спивалась, глотала таблетки, чтобы как-то продержаться. И неизбежно настал бы день, когда она уже не смогла бы подняться с постели, даже глаза толком не смогла бы открыть. И после этого умерла.
Принц и Хористка (Американка). 1957
Мисс Монро! Это ваш первый визит в Англию. Ваши впечатления?
То было Царство Мертвых. И обитатели его двигались бесшумно, как призраки. Лица бледные - в тон неба с каким-то молочным отливом и туманного воздуха, без красок и теней. И она среди них, Блондинка Актриса (или Американка); и она тоже попадает под воздействие этих чар.
На этих островах в Северном море было невозможно понять, весна теперь или зима. Невозможно было предсказать, чем завтрашний день будет отличаться от сегодняшнего. Крокусы и нарциссы храбро и ярко цвели даже на пронизывающем до костей холоде. Солнце бледным полумесяцем висело посреди неба.
Но вскоре ты перестаешь все это замечать.
- Дорогая, в чем дело? Иди сюда!
- О, Папочка! Я так скучаю по дому.
Принц и Хористка. Ее партнером по съемкам был знаменитый английский актер по фамилии О.