Многие из нас зачастую сетуют на неудачно сложившуюся жизнь, на непонимание близких и родных, нередко обижаются на окружающих, считают себя невезучими и несчастными, говорят, что жизнь обошла их своими радостями. К сожалению, таких людей много. Редко кто из них скажет, что получил в жизни то, что заслужил и во всех неудачах виноват сам. Никто не хочет признавать даже прошлые ошибки, считая себя правыми во всем.
Не составили исключения и герои новой книги, предлагаемой читателям. Через ошибки и беды они стремились найти счастье в своей жизни, пытались понять окружающих и самих себя. Иным это удалось.
Возможно, горький опыт героев книги подскажет выход и правильное решение читателю, убедит и поможет вовремя.
Содержание:
Глава 1. Чужая родня 1
Глава 2. Быть или не быть 8
Глава 3. Виновата любовь 18
Глава 4. Корни невезения 26
Глава 5. Тайм-аут 34
Глава 6. Звезда рыбака 43
Глава 7. Несогласье 52
Глава 8. Чужие огни 61
Глава 9. Счастливый день 69
Нетесова Эльмира
Я обязательно вернусь
Глава 1. Чужая родня
Юлька тащилась по дороге старой клячей, поминутно перекидывая из руки в руку старый, облезлый чемодан, повисший непомерной тяжестью в этой нелегкой дороге, казавшейся бесконечной и мучительной. Оно и понятно, попробуй пройти эти семь километров по ухабистой, слякотной разбитой дороге, ведущей от самой трассы к деревне. Ладно бы порожняком, а тут с грузом, да на больных ногах, какие подкашивались на каждом шагу и никак не хотели держать бабу. Та, оглядевшись, присмотрела оттаявший пенек и, решив отдохнуть, присела у обочины.
На дороге ни души, хоть голиком иди, никто не приметит и не осудит. Пустота и тишина вокруг. Баба вздыхает и, уронив слезу, жалеет саму себя:
- В эдакую дикость плетусь добровольно. А что делать, если в городе жить стало невозможно. Выпихнула сама судьба. Вот только за что? Ревет баба в три ручья, уже не оглядываясь, что творится вокруг. Потому и не приметила машину, резко затормозившую рядом. Из нее надтреснутым голосом крикнуло:
- Эй, ты, чмо! Чего тут сопли развезла? И без тебя скользко! А ну, шурши живо, покуда я добрый! Подкину в деревуху коль по пути. Не то вовсе примерзнешь на кочке! Да шевелись шустрее! - вышел из машины взъерошенный, коренастый человек и, подняв чемодан, спросил Юльку:
- Тебе в Сосновку?
Баба молча кивнула, послушно потрусила за мужиком. Еще бы! Встретить на этой дороге машину не просто удача, а настоящее счастье. Уж пусть брешется тот человек, сколько влезет, лишь бы подвез. Ведь прошла всего пару километров, из сил выбилась. А впереди еще целых пять, пока их одолеешь, - залезает баба в машину и, устроившись на сиденье, благодарно оглядела водителя. Тот спросил глухо:
- В отпуск? Иль к родне намылилась?
- К бабке! Она в Сосновке всю жизнь прожила. Ее Аннушкой зовут.
- Она твоя бабка?! Вот это финт! Даже не предполагал, кого подхватил на дороге! Аннушку здесь знают все! Без нее никто не дышит. Знатная женщина, путевая! Побольше б таких. Я вон на что крепким себя считал, а тоже без Аннушки не обошелся. В прошлом году сколько времени она со мной промучилась, но все же поставила на ноги, слепила из меня человека заново, - глянул на Юльку и спросил:
- Ты к ней в гости иль насовсем?
- Не знаю, как сживемся. Оставит иль нет, ведь я даже не предупредила о своем приезде. В последний раз года три назад с нею виделись. Захочет ли принять? - дрогнул голос Юльки.
- Она чужих лечит. Свою и тем более не выкинет, не отшвырнет от себя! Если у тебя не гнилой норов, сживетесь! - сказал человек уверенно и, объехав очередную глубокую канаву, спросил:
- А ты из города? Кем там работала?
- Медсестрой в больнице.
- Чего ж ушла?
- Сократили. Ни одну меня. Полтора десятка баб на улицу выставили. Уцелели те, у кого малолетние дети и старики на иждивении имеются, либо кто вовремя забеременел. Этих не могли сократить. Оставили работать. А нас, одиночек, всех под задницу метлой прогнали.
- Тебе что ж, и забеременеть не было от кого? - рассмеялся водитель.
- На ту зарплату не то ребенка вырастить, самой не прожить. Ни на что не хватало, хоть и работала на полторы ставки. А толку от того? Всю зиму в резиновых сапогах проходила, вот и поморозила ноги, - хлюпнула баба.
- Оно везде так, чем больше вкалываешь, тем круче по шее имеешь. Ты не первая, - вздохнул человек и, затормозив возле дома, сказал Юльке:
- Передавай привет Аннушке!
- От кого? - спохватилась баба.
- От Никиты! Скажи, что всегда ее помню.
Мужик подал Юльке чемодан и, не дожидаясь, пока
она войдет в дом, укатил по дороге не оглянувшись.
Женщина стукнула в окно. Вскоре в коридоре послышались шаги. И на крыльцо вышла Анна:
- Юлька? Вот это гость! Как же ты так решилась? Не предупредила, не сказала, нежданно, как сосулька с крыши свалилась! А если б я в деревню ушла? До самого вечера во дворе дожидалась бы! Ну, чего наруже стынем? Заходи в избу! - позвала за собой, широко открыв двери.
- Надолго ли ко мне? - оглядела внучку.
- На сколько примешь. Мне деваться некуда, - шмыгнула носом совсем по-детски.
- Как это? А квартиру куда дела?
- Сдала квартирантам на год. А предоплату тебе привезла. Чтоб не думала, будто в иждивенки приехала на твою шею. А хочешь, можем корову купить. Тут хватит, за полгода вперед заплатили не торгуясь, - похвалилась Юлька.
- Да у меня есть корова и две телки в сарае стоят, все стельные. Свиней держу, вон четверо в катухе визжат, уже большие. Кур три десятка по нашестам сидят. Так что с голоду не пухну. С хозяйства копейку имею. Без хлеба не сижу. Хотя с сына - твоего отца, ни копейки не видела уже много лет. А и не жду от него. Борька, видать, вовсе про меня позабыл. Даже писем нет от него, - пожаловалась Анна.
- В городе живет. Перед отъездом с ним виделись. Пришел проститься. Ты же знаешь, что у него давно другая семья. Разошлись они с матерью. Из-за чего, так и не сказали. Моча в голову стукнула обоим. Ведь нормально жили, все работали. Я уже заканчивала колледж. И вдруг прихожу домой, а мне объявляют, что они разошлись. Поначалу не поверилось. Когда одна осталась, дошло, что не шутили. Всяк в свою сторону смылся. Каждому угол нашелся. Мне обещали помогать. Ну, кое-как поддерживали с полгода, звонили, иногда навещали. А потом забыли. Это как всегда…
- Да ты уже сама взрослая! Пора впрягаться. Я в твои годы уже мамкой была и ни на кого не рассчитывала! - заметила Анна хмуро.
- Ты в деревне жила. Живую копейку с хозяйства всегда имела, жратвы полно. К тому ж нигде не училась, - поджала губы Юлька.
- А что проку с твоей учебы? Сама говоришь, нигде на работу устроиться не могла. У нас в деревне завсегда дел невпроворот, каждая пара рук нужна, тут лишних людей не бывает. Тебе тоже дело сыщется, было б желание помочь.
- Я-то с радостью. Но здоровья нет. От простуд и недоеданий совсем расклеилась. Особо ноги сдали. Помоги! - попросила бабку.
- Ты вначале умойся с дороги. Потом поешь. Конечно, гляну тебя. И не только ноги, а всю как есть. Там посмотрю, что с тобой делать надо. Одни ноги не болят. Подкосил тебя город. А ведь просила твоих родителей оставить тебя у меня. Так не уговорила. Не согласились отдать на пещерное воспитание. Мечтали вырастить большим человеком, начальником. Оно и не состоялось. Курица, вон, тоже птица, а летать ей не дано. Так и человеки, не всем суждено стать начальниками. Бабе такое вовсе ни к чему. Ее дело дом, дети и церковь. На что лишним голову забивать, - кормила Юльку борщом, котлетами, поила молоком, поставила перед внучкой пирожки, та ела с жадностью. Потом словно спохватилась:
- Баб, а почему ты не ешь?
- Я незадолго до тебя успела. Теперь неохота. Меня в моей избе уговаривать не стоит. Я себя не обижу А ты давай приляжь, отдохни с дороги. Потом я тебя гляну, - пообещала Анна.
Но спать Юльке не хотелось. Она вспомнила о чемодане, разгрузила его, достав сыр и колбасу, халву и конфеты, пряники и фрукты, какие привезла из города. Вытащила из пакета кофту и платок для бабки. Той понравились подарки. В последний раз лет двадцать назад получила от сына халат к дню рожденья. Красивый, весь в горошек, его только по праздникам надевала, потому и теперь как новый сохранился.
- Баб, возьми деньги! - вспомнила Юлька.
- Зачем они мне? За что?
- Я у тебя жить буду!
- И что с того? Ты ж внучка! С чужих за еду не беру. Она каждому от Господа! А ты чего придумала? Лучше сапоги себе купи, да шубу, что потеплей! Коли не хватит, я добавлю, - пообещала внучке. Та сидела пристыженная:
- Знаешь, бабуль, меня часто мать попрекала. Как только попрошу у нее денег на плащ или куртку, она тут же стыдит, мол, самой пора зарабатывать. А как, если я училась. Не воровать же мне! Ну, я к отцу. Тот, если у него было, никогда не отказывал и не оговаривал, не спрашивал, на что деньги прошу. Так я у матери вообще перестала просить. Последний раз, когда она позвонила и предложила увидеться, я отказалась. Сбрехала, что времени нет. На самом деле мне выйти было не в чем. Но признаться не хотелось. Я позвонила отцу, и он помог, выручил как всегда.
- Что ж теперь не попросила у Бориса?
- Ты же знаешь, у него другая семья, свои заботы, кажется, у меня брат появился. Стыдно стало просить. Ему самому теперь помочь надо. А я ни у дел, - опустила голову Юлька.
- Эх ты, луковка горькая! Да хоть сколько ни появись детей, каждый дорог, и большой, и малыш. Ведь вон погляди, что с ногами натворила! Вовсе сгубила себя! - положила Юльку на диван, осматривала, ощупывала, прослушивала всю как есть.
- Зачем куришь, бесстыжая? - глянула на внучку строго. Юлька покраснела:
- Я уже бросила, - ответила тихо.
- С час назад за избой окурок выкинула, - буркнула Анна. И продолжила:
- Сколько абортов сделала, два или три?
- Один, - растерялась Юлька.
- Не ври! И сроки были большими. Вовсе с пути сбилась! Это же надо, чуть ни сдохла в своем городе! Как же так себя довела?
- Не повезло мне, баб! Думала, семья получится. А они, козлы, переночуют и отваливают насовсем. Словно их и не было никогда. Видят что в квартире рухлядь, а ни мебель, сама одета плохо, угощенье на столе слабое, начинают понимать, что тут придется самому впрягаться в лямку, а неохота! Зачем вытягивать слабый возок, когда есть бабы с крепким достатком? Каждый хочет жить на всем готовом и не рвать пупок. Тут же еще нет уверенности, что семья состоится. Вот и уходили, бросали меня с первой ночи. А ты спрашиваешь, сколько абортов я сделала? Иль родить их всех было нужно, так чем их кормила б, коль у самой ни каждый день хлеб имелся! А мужику что, он вышел за дверь и забыл имя. Ни один не вернулся, - всхлипнула баба.
- Чего ж принимала, ложилась в постель, коль уверенности не было? Зачем всякого козла привечала в гости! Не зная мужика, постель делила! Иль вовсе про бабью гордость запамятовала?
- О чем ты? Теперь не ваше время. Нынче на четырех баб один мужик приходится. Как его делить? Вот и грызутся меж собой за каждого. Там иной мужик плевка не стоит, а туда же, корчит из себя сокровище. Если его раздеть и посмотреть, сплошное убожество, бухой рахитик, полная никчемность, ни хозяин в доме, ни мужик в постели, сплошная видимость. И таких большинство.
- Оно и раньше так вот было. Правда, что мужиков больше имелось. Нынче молодые умирают. До полусотни не доживают, косят их болезни всякие. Вон раньше в Березняках в каждом доме по два, три мужика жили. Нынче по одному не в каждой избе. Зато старух прорва. И все одинокие, вдовые, а поди ж ты, живут и ничего им не делается. До девяноста лет, да еще с соседними стариками озоруют. Вот тебе и бабки!
- А ты чего одна? Почему себе не сыщешь какого-нибудь лешака. Все веселее было бы коротать время.
- Мне это лихо без нужды. Я на первом обожглась. С тех пор никого к себе не подпустила. А и нельзя тем баловать тому, кто знахарством занят. Запрет на то имеется.
- Но ты же лечишь мужиков!
- Это другое дело. Поставила на ноги, помогла, как Бог дал, а дальше ступай себе без оглядки. Ты вот меньше лопочи, а послушай, что с тобой приключилось. Ведь хвороб нацепляла полное лукошко. Очень вовремя ко мне приехала. Но не скоро избавишься от болезней своих. Коль жить захочешь, многое изменить придется. Глянь, как тебя город подпортил. Морда стала серой, морщинистой, вялой, как у старухи. Зубы желтые, ровно у дряхлой кобылы. Ни в теле, ни в руках, ни в ногах нет силы. Даже волосы с головы выпадать стали, потускнели и секутся. Внутри того не легче. Желудок подсажен, бронхи простужены, почки засорены. Короче, Юлька, организм твой тянет на старуху, хотя тебе всего двадцать пять. Если б не знала, не поверила б. Оно и сердце скоро сдаст. Совсем развалишься. А ведь молодая, - пожалела Анна внучку
- Не от хорошей жизни, - вздохнула Юлька.
- Да будет тебе жаловаться. У тебя родители живы. В конце концов, я имелась, всегда приехать могла, но дотянула до последнего, покуда ноги не сдали вконец.
- Эх, бабуля! Да не нужна я родителям. Они свои жизни устроили, а меня забыли. Сами впихнули меня в тот колледж, мечтали потом в институт устроить, чтоб врачом стала. Но пороха не хватило. А и ни к чему Теперь врачи получают гроши. Немногим больше меня. Назвать зарплату вслух стыдятся. И неспроста. Зачем же мне еще шесть лет мучиться, чтоб потом с голоду подыхать? Дипломом о высшем образовании сыт не будешь. Вот и отказалась от института. Да и кто бы его оплачивал? Там учеба в крутую копейку обошлась бы, мне не по силам. А родители сказали, что помогать не будут. Так и осталась на грошовом заработке. Обносилась, наголодалась, измучилась вконец. Три года терпела. А тут главврач вызывает на беседу. И говорит, что вынужден сократить штат, а я первый кандидат на изгнание. И главное, понимаешь, чем упрекнул, что я грубая, больные на меня за это жалуются, на мой неуравновешенный характер указывают коллеги. Будто сами не такие же. Они не просто орут, а даже матерятся. Но им сходит с рук. У них знаменитая родня, деньги. Вот и удержались в больнице. А нас, медсестер, выкинули. Вступиться было некому.
- А ты не сетуй! Все к лучшему! Пойду-ка я, истоплю баньку, - предложила Анна.
- Давай завтра! Сегодня хочется отдохнуть, - попросила Юлька бабку. Но вскоре вместе с Анной, заранее наносила воды, нарубила дров, занесла их в баню. Анна сняла с чердака пару березовых веников, положила в предбаннике полотенца и сказала улыбчиво:
- Ох, и высеку тебя завтра! За все разом…
- Лишь бы душу не трогала. Она и без того болит, - выдохнула баба тяжкий ком и пошла в избу следом за бабкой, спотыкаясь больными ногами на каждой борозде огорода, отделявшего дом от бани.
Женщины долго проговорили в ту ночь. Юлька впервые порадовалась, что бабка не разобрала русскую печь, и теперь на ней можно спать, не боясь сквозняков и простуды. Когда и как она заснула, Юлька не помнила. Проснулась, когда Анна уже встала, гремела чугунами, ведрами, топила печь, на какой уже невмоготу стало лежать. От жары дышать было нечем.
- Вставай, Юлька! Я уже баню истопила. Пошли париться! - позвала за собой Анна.
Бабы разделись, набрали в тазы воды. Помылись не спеша. И только Анна положила внучку на попок, приготовилась парить Юльку, как дверь в баньку распахнулась, и чей-то визгливый голос прокричал:
- Эй, бабы! Ваша изба горит!
Анна с Юлькой, забыв обо всем, выскочили из бани и бросились к дому бегом. Летели из-под ног, как из-под
копыт, мерзлые комья земли. Голые бабы спешили к избе, даже не заметив у соседнего дома кучку хохочущих мужиков. Они смотрели на бегущих женщин. Юлька, забыв о больных ногах, перескакивала через борозды, не оглядываясь, не видя и не слыша никого вокруг. Анна неслась к дому во весь дух.
Калитку во двор рванули так, что та взвыла. На крыльцо влетели в один прыжок. Вскочили в дом. Но где пожар? Дрова в печке давно прогорели. В избе спокойно и тепло.
- Ах ты, козел! - ухватила Анна коромысло и, подскочив к мужику соседу, дубасила его по спине, плечам, по заднице. Юлька била мужика по морде, пока он не свалился лицом в землю:
- Ну, чего налетели! Я ж пошутил!
- Получи за свою шалость, свинячья грыжа, сушеный геморрой! - били бабы мужика. Вокруг хохотали соседи.
- Эй, Анна! Ты ж горбатым сделаешь Леху!
- Так ему и надо, козлу облезлому! - совала ногою в бок соседу Юлька и только тут спохватилась, что они с Анной совсем голые.
- Баб! Скорей в баню! С ним разобраться мы еще успеем. Глянь, мы совсем голые! - только теперь поняли, над чем так громко хохочут мужики.
- Анька, всегда ты над нами смеялась, над нашей немощью и хворями. Нынче мы на тебя глянули. Теперь квиты. И нечего обижаться. Все мы человеки, - оправдывался мужик вслед соседке. Та, уходя, грозилась ощипать мужика, как курчонка.
Когда за бабами закрылась дверь бани, мужики вскоре ушли в дом к соседу, а Юлька еще долго не могла успокоиться:
- Отморозки, недоноски проклятые! Так напугали нас! И надо же, додумались чем шутить! Я со страху и про халат забыла, скакала что борзая! Откуда силы взялись? - удивлялась Юлька.
- Нас только пробежаться заставили. А вот у соседки Татьяны несушку с яйцами прямо в кошелке, поставили на печную трубу. Ну, что тут поделаешь? Ни печь затопить, ни курицу успокоить. Она такой базар устроила, хуже нас. А Татьяне восьмой десяток! Ей не только на крышу, на койку залезть тяжко. Но разве это поймут озорники! - сетовала Анна.
- Кто ж ей помог курицу опустить?
- Они и сняли! Вот только на бутылку с бабки сдернули. До чего не додумаются алкаши. Если к луне бутылку привязать, наши забулдыги и туда залезут. Вот и нас осрамили окаянные, - сетовала Анна.
- Погоди! С этими говнюками еще поквитаемся, - пообещала Юлька, ложась под бабкин веник.
- Теперь не дергайся, голубушка, лежи смирно и терпи, - уговаривала бабка Юльку и хлестала внучку веником, окуная его в горяченную воду. Та лежала, сцепив зубы. Кожа на спине вскоре стала багровой, ноги, руки, бока Юльки были алыми, она едва сдерживала стоны, но Анна будто ослепла, хлестала Юльку, шептала заговоры, молитвы, иногда обрызгивала внучку святой водой и снова бралась за веник. В баньке от жары и пара нечем было дышать. Юлька попросила о передышке, хотелось пить, бабка дала ей кружку кваса и снова велела лечь на полок.
- Не отвертишься. Ты у меня не ходить, а летать научишься. Я заставлю жить бабой, не старухой, а то, ишь, прокисла, свет не видя. Сплошная дряхлота и немощь. Оттого и мужики на тебя не смотрели, что ты, как кадушка с прокисшим говном! Куда ни ткни, отовсюду единая вонь! Срамотища! У эдакой молодой бабы все отвисло, отцвело. Ты хуже старухи глядишься, будто все годы пила беспробудно. Ни в единой клетке жизни нет, сплошная дряблость. На тебя даже наши сосновские деды не позарятся, - зудела Анна.
Юльке было обидно слушать ее брань, но она терпела.