Сказав это, я расплакалась и пошла ставить чайник.
- Мне хотелось сделать для тебя что-нибудь приятное, тебе ведь на работе пригодились бы хорошие носки, и вот…
Он заваривал мне чай и все это время кусал нижнюю губу.
- Я такая скотина, - сказал он наконец, протягивая мне чашку. - Малыш, прости меня, пожалуйста.
Пару недель спустя он спросил, сколько дней, по моим подсчетам, мне понадобится, чтобы связать ему носки. А я про них напрочь забыла.
- Довольно много, милый, - ответила я. - Я еще даже не разобралась, как вязать шарф.
В Шотландии я уже не могла отвертеться от вязания - времени здесь было предостаточно. Мы с Ви сидели в гостиной, обложившись книгами, ручками, карандашами и блокнотами, Клавдия занималась своим вышиванием, а Фрэнк сидел за "Дождливым крикетом". В камине потрескивал огонь, Беша лежала у него вместе с другими собаками, и они все дружно храпели, как смертельно соскучившийся хор. Я достала пряжу из потрепанной тряпичной сумки и показала ее Ви.
- Ты знаешь, что с этим делать? - спросила я.
- Круто! - воскликнула она. - Я не знала, что ты вяжешь! Сейчас станешь похожа на престарелую тетушку.
- Ну да, может, уже пора.
- Ха. Я вязала, когда была маленькой. У Клавдии, конечно, получалось куда лучше. Я уже лет сто не держала спицы в руках. Однажды я связала одеяло из овечьей шерсти на корабле, плывшем из Тасмании в Англию, пока Фрэнк читал "Войну и мир" на русском. Я могу тебя научить, как набирать петли, ну и с чего там еще нужно начинать. А Клавдия покажет, что делать дальше. Ты знаешь, что она сама связала мне вот это?
Ви нагнулась и задрала штанины джинсов. Из ее огромных поношенных "мартинсов" выглядывали полосатые носки.
- Когда мы вернулись из Тасмании, она пересчитала все ошибки в моем одеяле, старая карга! Можешь пока для тренировки связать шарф платочной вязкой, одними лицевыми петлями. А потом - шарф, в котором две лицевые чередуются с двумя изнаночными. Я, может, тоже свяжу. А то руки уже зачесались, как увидела твою пряжу.
- Мне надо связать носки, - перебила я ее. - Для Кристофера.
- Зачем? - Ви выпучила глаза от удивления.
Я пожала плечами.
- Мне кажется, носки, связанные вручную, сделают его счастливым.
- Тогда пускай сам себе свяжет! Фрэнк умеет вязать. Это не так уж и трудно.
Я рассмеялась.
- Да нет, я думаю, он станет счастливее, если именно я свяжу для него носки.
- Господи боже.
- Ну не в том смысле, что носки, которые я свяжу, сами по себе сделают его счастливее - просто мне кажется, он чувствует, что я его люблю, когда я что-нибудь для него делаю.
- Но почему именно носки?! Чтобы связать пару носков, надо потратить годы! Свяжи их лучше для себя!
- Клавдия ведь связала носки для тебя.
- Да, но эта старая перечница только и делает, что вяжет. Если, конечно, не редактирует и не вышивает. Она обожает мастерить людям подарки. Ну и к тому же она ведь моя сестра.
- Это да.
- В любом случае до носков тебе еще далеко. Начать надо с шарфа.
- Ладно. Это трудно?
- Если ты можешь писать романы Зеба Росса, то связать шарф уж точно сумеешь.
Некоторое время мы провозились с набором петель. Ви показала мне, как сделать скользящий узел и потом накинуть на пальцы что-то вроде лассо. Она набрала несколько петель, чтобы я посмотрела, как это делается, а потом просто стянула их со спицы, расправила пальцами, и в руке у нее снова оказалась прямая нить. Это напоминало наложение заклятия, а затем - его снятие. Я почти час все повторяла за Ви и наконец смогла набрать двадцать петель - на одной из спиц появилась красная полоса, будто эта спица была мечом, испачканным кровью.
- Что теперь? - спросила я.
Ви забрала у меня спицы.
- Вонзаешь в него копье, - сказала она, втыкая пустую спицу в первую из набранных петель, - потом вешаешь его, - и она накинула пряжу петлей на спицу, - и сбрасываешь в пропасть!
С этими словами она вынула спицу из-под нити и отвела в сторону, и я увидела, что на ней появилась новая петля.
- Это все Клавдия придумала, кстати. Иначе она никак не могла запомнить порядок действий.
Еще около часа я сидела и повторяла то, чему научила меня Ви, и скоро из нити стало складываться простейшее полотно. Ви воодушевленно стучала на своем ноутбуке, но время от времени прерывалась, чтобы взглянуть, как у меня идут дела.
- У тебя здорово получается! - сказала она. - Ты прирожденная вязальщица. Как и целительница.
- Ха-ха, какая еще целительница?
- Обыкновенная! Лечишь энергией рук.
- Ерунда какая, я не верю в энергию рук.
- Я знаю, что не веришь, но у тебя есть этот дар.
Много лет назад, когда Ви и Фрэнк еще жили в Брайтоне, кто-то принес Ви книгу о рэйки, и однажды вечером мы решили проверить, как это работает. Идея заключалась в том, чтобы использовать энергию своих ладоней для исцеления людей, при этом не прикасаясь к ним. Когда Ви провела руками над моим плечом (я слишком много писала, и оно болело), я почувствовала тепло, и мне показалось, что боль уменьшилась. Если верить Фрэнку, в моих ладонях энергии было больше, чем в ладонях Ви. Оказалось, что застарелая мозоль у него на ноге, над которой я провела рукой, примерно через неделю исчезла. Впрочем, плечо у меня вскоре разболелось пуще прежнего, и я больше про рэйки не вспоминала.
Я связала еще несколько рядов.
- На этом ведь можно зарабатывать, - сказала я. - Как моя подруга Либби.
- Это надо делать, чтобы расслабиться, - возразила Ви. - Иначе ничего не получится.
- Возможно. А кстати, есть такой анекдот. Хотя это не вполне анекдот, скорее просто история. На тропическом острове живут рыбаки. Каждое утро они просыпаются, когда пожелают, выходят на лодках в море и ловят рыбу для себя и своих семей - ну и, может, еще для своих знакомых, которые больны и не могут в этот день выйти на рыбалку. У них у всех есть огороды, где они выращивают все что им нужно. Когда рыбалка закончена, рыбаки играют с детьми или встречаются за партией в карты, или просто сидят на солнышке и читают книги. Каждый вечер они едят на ужин рыбу, которую сами же поймали, а потом ходят друг к другу в гости и рассказывают истории или устраивают вечеринки. Однажды к ним на остров приезжает отдохнуть американец - туристы здесь бывают редко, но недавно об этом острове в какой-то книге написали как об одном из "не загубленных мест нашей планеты" или что-то вроде того. Американец смотрит на то, как они там живут, и говорит одному человеку, который взял его с собой на рыбалку: "Слушайте, у вас здесь столько возможностей, а вы их совсем не используете! Ведь если бы все собрались и начали рыбачить вместе, можно было бы наловить гораздо больше рыбы, а излишек улова продавать. Каждый построил бы себе отличный дом, с бассейном и всем таким, смог бы откладывать деньги на образование детей, купить себе нормальной одежды и отправиться в путешествие по миру. Очень скоро вам бы уже не понадобилось рыбачить самим - можно было бы нанять для этого других людей! И тогда - только представьте! - на пенсии вы оказались бы с миллионом в банке и могли бы…" "Тогда, - перебил его рыбак, - я мог бы позволить себе отправиться в отпуск вроде вашего и наконец спокойно посидеть на солнышке и поудить рыбу".
Ви улыбнулась.
- Здорово. Почти "история без истории". Тебе ведь тоже хочется простой жизни, правда? Поэтому ты и не поехала осенью в Грецию? Сказала тогда, что простая жизнь идет на пользу писательству. В смысле, твоему настоящему писательству. Может, вязание тоже тебе в этом поможет.
Моему "настоящему" писательству… А ведь мои "ньютопии" и романы Зеба Росса такие настоящие, что ничего более настоящего и придумать нельзя: зайди в любой книжный - и сможешь подержать в руках как минимум одну из этих моих книг. А мой "собственный" роман существовал пока лишь в моем воображении и был не более настоящим, чем привидения, в которых я верила в детстве.
- Кристоферу хочется совсем простой жизни, - вздохнула я. - Более простой, чем мне. Недавно он заявил, что больше не будет покупать себе новую одежду - починит ту, которая у него уже есть. Устроиться на работу это ему вряд ли поможет, но вообще мысль отличная.
- Если, конечно, он не Ждет, что ты станешь вязать ему чертовы носки!
Мы обе засмеялись. Я связала еще несколько рядов.
- Я никому не решалась в этом признаться, но вообще-то, наверное, все-таки зря я не поехала в Грецию.
Ви подняла глаза от экрана, и на ее лице появилось выражение "Ну я же тебе говорила!".
Летом я выиграла поездку на один греческий остров - мне предлагали провести там октябрь в компании художников, чтобы поработать над своим "настоящим" романом. Даты поездки меня полностью устраивали: я только-только дописала очередную книгу Зеба Росса, и мы договорились с "Орб букс", что следующий заказ от них поступит только через год. Ви побывала в том же месте годом раньше и рассказывала, что там потрясающе. Вообще-то именно она и выдвинула мою кандидатуру на этот конкурс, написала мне рекомендательное письмо и помогла отобрать кое-какие работы для комиссии - большую часть из того, что мы тогда послали на рассмотрение, я со временем уничтожила. Она говорила, что это сообщество по духу напоминает палаточный лагерь, что там полно милых людей, с которыми так приятно пить вино и вечерами сидеть на террасе. Днем же можно совершенно спокойно, ни на что не отвлекаясь, писать, гулять или просто о чем-нибудь размышлять.
Восторженный рассказ Ви о сообществе привел меня в ужас. Мне совсем не хотелось встречаться с людьми, которые могли оказаться счастливыми, - в лучах их радости мое несчастье стало бы слишком очевидным! К тому же мне не хотелось оставлять Кристофера, потому что я думала, что тогда уж точно к нему больше не вернусь. С тех пор как мы поцеловались с Роуэном, прошло совсем мало времени. Я твердо решила не искать с ним встреч воскресными вечерами в Дартмуте, но мне хотелось побывать на открытии Морского центра, чтобы хотя бы еще раз увидеть его лицо. Конечно, тогда я объясняла себе решение не ехать в Грецию иначе: мол, некому будет заботиться о Беше, да и зачем вообще лететь на самолете - чтобы лишний раз загрязнять атмосферу углекислым газом? К тому же Кристофер будет скучать и наверняка совсем оголодает, потому что ему не нравится ходить в супермаркет. Он поклялся есть только те фрукты и овощи, которые сам выращивал в ящиках на подоконнике. Однако пока вся эта затея увенчалась лишь одним помидором и несколькими веточками базилика. К тому же у меня, как обычно, не было денег. Фонд, основавший сообщество, оплачивал перелет и жилье, но за еду все должны были платить сами. Ну и еще все усложняла необходимость покупки сандалий, крема от солнца, купальника, парео, мази от укусов насекомых и солнечных очков - всего этого у меня не было.
Впрочем, никакой уверенности в том, что в Греции что-то изменится, у меня не было тоже. Для себя я решила, что люди, которые все время нуждаются в приключениях, просто-напросто не умеют извлекать максимум пользы из того, что с ними происходит в обычной жизни, и ко всему прочему, у них нет ни капли фантазии. Я гордилась тем, что способна часами (ну хорошо, может, и не часами) восхищаться одним и тем же девонским пляжем, на который мы с Бешей ходим каждый день. Зачем мне куда-то лететь? К тому же я успела понять, что меня вообще трудно чем-либо поразить - ну кроме разве что действительно выдающейся научно-популярной литературы. Беллетристика меня уже давно ничем не удивляла, и, прочитав аннотацию на обложке, я обычно решала, что полностью читать книгу совершенно необязательно. Иногда, конечно, я все-таки бралась за что-нибудь, но всегда бросала, так и не дочитав, потому что уже понимала, чем там все закончится. А еще у меня появилось что-то вроде привычки: я читала каждую страницу чуть ли не задом наперед - всегда заглядывала в последний абзац, чтобы убедиться, что верно угадала, как станут развиваться события. И так и этак прокрутив в голове свой октябрь на острове, я пришла к выводу, что поездка эта мне совершенно ни к чему. Какова на ощупь вода, я знаю и так, солнце там тоже вряд ли какое-то особенное, а с людьми я и без Греции общаюсь слишком много. И вино тоже пью. Какой же смысл делать все то же самое, только в другом часовом поясе? Мне нравилось летать - нравилось смотреть на мир, который из иллюминатора самолета казался каракулями, нравилось чувствовать себя близким другом того, кто эти каракули нарисовал. Но и это я уже проходила. Результаты эксперимента были мне заранее известны.
Ну и еще я не была уверена, что смогу дописать роман при любых обстоятельствах, не говоря уж о незнакомом месте вроде Греции. Сначала предполагалось, что я закончу его в 1999-м, но мне уже несколько раз приходилось просить агента отсрочить дату сдачи еще на год. Редактор, которая заказала мне роман, в 2002-м уволилась из издательства. Ее преемница ушла в 2004-м. Тогда издательство было куплено другим издательством и стало его импринтом. Потом громадный медиаконгломерат поглотил это второе издательство, и импринт сменил название. Время от времени мне приходили письма от все новых и новых редакторов с вопросами о том, как продвигается роман, но с 2006-го я от них ничего не слышала. Видимо, мой договор оказался в мусорном ведре вместе с другими бумагами, которые лежали в ящике у очередного покинувшего издательство сотрудника. А свой экземпляр я наверняка потеряла. Даже мой агент, с которой вся эта история, собственно, и начиналась, давным-давно уехала - она перебралась в Корнуолл, найдя там работу школьной учительницы, так что теперь о судьбе моего договора узнать было положительно не у кого.
За две недели до предполагаемого отлета в Грецию я отправила письмо, в котором отказывалась от поездки. Я думала, что, сделав это, положу конец мучительным бессонным ночам рядом с безмятежно спящим Кристофером, но оказалось, что после этого письма мне стало только хуже. Весь октябрь я ежедневно смотрела в "Гугле", какая в Греции погода, а сама в это время сидела в библиотеке, зевая и борясь со сном. С тех пор к уже написанному я добавила приблизительно две тысячи слов и выбросила около двадцати тысяч. Итого чистой прибыли - минус восемнадцать тысяч. Можно ли отдать в печать роман с количеством слов, уходящим в минус? Заглавие я тоже несколько раз меняла, так что на сегодняшний день моя будущая книга называлась "Смерть автора". Я была совершенно разбита. Мне без труда давалась шаблонная беллетристика - я могла написать полмиллиона слов и сдать их вовремя, к условленной дате. Из таких книг я никогда ничего выкидывала и не мучилась с названиями. Может быть, просто я специалист по шаблонной беллетристике - и это все объясняет?
- Как вообще у вас с Кристофером дела? - спросила вдруг Ви. - Если честно?
- Да так, ничего нового, - вздохнула я. - Я знаю, мне надо взять себя в руки. Наверное, история с Грецией меня чему-нибудь научит. В следующий раз, если мне выпадет такой шанс, я, наверное, им воспользуюсь - так мне кажется. Но, думаю, Кристофер тут все-таки ни при чем.
- Главное, не вяжи ему носки.
- Не буду.
- Я сейчас приготовлю тебе цветочный настой. А то у тебя какой-то измученный вид.
- Спасибо.
На следующий день Ви сходила в деревню, купила себе там черной альпаки и начала вязать шарф резинкой. Тут выяснилось, что у Клавдии где-то в чемоданах запрятано недовязанное платье в английском стиле. Она достала его и тоже принялась вязать. У нас получился настоящий клуб вязальщиц. Вязание в моих руках было таким осязаемым, таким реальным: нужно было лишь вывязывать петлю за петлей, и полотно становилось все длиннее и длиннее. Куда проще, чем писать роман! Сначала я останавливалась после каждого ряда, чтобы посмотреть, насколько увеличился мой шарф, и прикинуть, каким он станет через полчаса или на следующий день, но вскоре я устала этим заниматься. Было намного удобнее наматывать шерсть на пальцы, как показала мне Ви, и просто переворачивать спицы в конце каждого ряда, чтобы сразу начинать новый. А когда я ошибалась, Клавдия забирала у меня спицы и все исправляла, приговаривая что-то вроде: "Ну правильно, эта петля перекручена! Ви, ты посмотри, что она наделала!.. А тут одной петли не хватает". Потом она возвращала мне вязание, и я обещала себе, что больше ничего не перепутаю, потому что исправлять ошибки, похоже, было очень непросто.
Пока мы вязали, Фрэнк читал нам вслух русские сказки. Он писал предисловие к новому изданию сборника "Народные русские сказки" Александра Афанасьева - книге XIX века - и должен был как следует ознакомиться с их переводом. В канун Рождества он закончил свое чтение сказкой, которая называлась "Где, коза, была?". Он откашлялся и сказал Ви:
- Дорогая, тебе это понравится. Проппу о ней совершенно нечего сказать.
И начал читать:
- Коза, коза, лубяные глаза, где ты была?
- Коней пасла.
- А кони-то где?
- Николка увел.
- Николка-то где?
- В клеть ушел.
- А клеть-то где?
- Водой унесло.
- А вода-то где?
- Быки выпили.
- А быки-то где?
- В гору ушли.
- А гора-то где?
- Черви сточили.
- А черви-то где?
- Гуси выклевали.
- А гуси-то где?
- В вересняк ушли.
- А вересняк-то где?
- Девки выломали.
- А девки-то где?
- Замуж выскакали.
- А мужья-то где?
- Все примерли.
Когда он закончил читать, мы все хохотали.
- Это похоже на то, как авторы объясняют мне, почему не сдали вовремя работу! - заметила Клавдия, перебирая спицами так быстро, что казалось, будто она придумала какой-то новый танец.
Ви улыбнулась и ничего не сказала.
- Прочитай, пожалуйста, еще раз, - попросила я Фрэнка. - А потом еще несколько раз. Под это так здорово вяжется!
На следующий день вся моя красная пряжа кончилась, и я не знала, чем теперь заняться, - Клавдия предложила начать новую книгу Зеба Росса. Но когда я открыла рождественские свертки от Ви и Фрэнка, то обнаружила в них, кроме блокнота "Молескин" и нового перевода писем Чехова, несколько мотков мягкой бирюзовой пряжи и прекрасные спицы из розового дерева. Мы обменялись остальными подарками и, усевшись вокруг большого обеденного стола, устроили себе поздний праздничный ланч. Лишь глубоким вечером мы узнали о том, что в Тихий океан упал телевизионный спутник, поднявший приливную волну, и эта волна разрушила скалу под названием "Жена Лота", один из японских островов, о которых Ви писала много лет назад. На этих островах она провела почти полгода, живя в буддийском монастыре. Телевизора в нашем домике не было, мы услышали новость по радио. Ви после этого долго молчала и, сидя рядом со мной, вязала несколько часов подряд, но в итоге ей все-таки захотелось высказаться по этому поводу.
- Сколько невинных людей погибает из-за бутылок с маслом. Точнее, с нефтью, - сказала она, покачав головой.
Клавдия фыркнула.