Мистерия!
Где?
Маленькое село в Украине и Париж, Нью-Йорк, Южная Африка.
Кто?
Прекрасная украинская девушка и юный американский компьютерный гений.
Её сельский Дед Грицько и его американский дедушка – миллиардер, чей бизнес бриллианты. А сам он хасид. И в друзьях у него президенты и премьеры, саудовские принцы, аристократы Европы и бизнесмены Африки.
А, ещё в этой истории про Любовь участвует Государственная Служба безопасности Украины и украинская мафия!
О! У Вас, кажется, возник вопрос – причем тут СБУ и мафия? Ну, неужели что-либо может происходить без участия таких организаций?!
Важно, что всех их накроет Чудо.
Почему?
Потому, что Шполер Зейде.
Кто это?
Цадик
Что это?
Каббала
Содержание:
Предисловие 1
Пролог 1
Часть первая - Гости 2
Часть вторая - Благодать 7
Часть третья - Ожидание 11
Часть четвёртая - Чудо 16
Эпилог 24
Примечания 26
Ефим Гальперин
Аномалия. "Шполер Зейде"
Anomaly ("Shpoler Zeide")
by Yefim Galperin
Mistery
Artist – Ilya Shenker
Design and Computer imposition – Aleksander Minz
All rights reserved by U.S. Copyright Office.
US PA 1-777-047
Художник – Илья Шенкер
Дизайн и компьютерная вёрстка – Александр Минц
Предисловие
"…Немедленно вылетаю! Но тебе, "шмок" и "шлымазл", я советую покончить с собой до моего приезда! Чтобы к множеству моих грехов не добавлять отрывание уже давно бесполезных частей твоего организма!".
Эти пять минут телефонного разговора между Парижем и украинской деревушкой, аккуратно записанного Службой Безопасности Украины и украинской мафией, изобиловали таким количеством специфических выражений на языке идиш, что для перевода пришлось искать в Киеве старых интеллигентных евреев. Про что это я, господа?
Да! Про любовь!
Обычно когда пользуются термином "Любовь", то подразумевают отношения двух людей. Противоположных полов. И не противоположных. Молодых и не очень. Юных и стариков.
Нет, конечно, в этой книге про это тоже есть. Но главное в ней – Вселенская любовь. Любовь как Благодать. Ко всему, что материалисты называют окружающим нас миром, а верующие Всевышним. В том числе и любовь родителей к детям, а детей к родителям. Сильных к слабым, добрых к одиноким. И вообще, ошибся Достоевский, переводя с Божественного! Не "красота спасёт мир", а Любовь!
– Ну, ладно! – скажет читатель, – Много вы видели этой любви в окружающем нас жестком мире.
Так ведь никто и не утверждает, что Любовь наблюдается повсеместно и ежечасно. Пока.
Но изредка… В определённые моменты и в отдельных местах…
И, конечно, как может называться в этом жутко прагматичном мире то пространство, в котором разлита Любовь?! Правильно!
"Аномалия" (и ещё, если кому-то это что-то говорит – "Шполер Зейде").
Ориентируясь на клиповость мышления сегодняшнего читателя и восприятие им действительности в медийной форме, то есть как бы в виде телесериалов, стиль повествования выбран тоже киношный.
Будем надеяться, что читателю хватит фантазии представить всю эту "картину маслом" без принятых в традиционной литературе многословных описаний природы и нервических движений бровей героев.
Жанр выбран популярный вот уже добрых две тысячи лет – Мистерия.
Чтобы не нагружать читателя поиском в Википедии, – прямо оттуда:
"Мисте́рия (от греческого mysterion – таинство, тайна) – один из жанров европейского средневекового театра.
Сюжет мистерии – всегда про Чудо! – обычно разворачивается в виде увлекательной весёлой истории из современной реальной жизни, но с обязательными ссылками на религиозные источники".
Итак, Мистерия. С двумя хоралами, видениями и свадьбой.
Место действия – Франция, США, Африка. И самое главное – Украина!
Пролог
Тропический ливень. Дворец президента оцеплен местной службой безопасности. Бьют барабаны. Гортанные команды. Белый лимузин и эскорт мотоциклистов в ожидании выхода важного гостя. В наушниках сотрудников службы безопасности на разных языках – английском, африкаанс, зулу и т. д.:
– Всем! Всем! Встреча президента с высоким гостем завершена. Готовность "Би"!
Открываются ворота. На всём пути следования эскорта перекрываются перекрёстки.
Ливень. Сквозь сетку дождя: белый лимузин движется прямо к трапу самолёта. Справа и слева с оружием наперевес бегут чёрные полицейские в белых гетрах. Телохранитель держит зонтик над открывающейся дверцей. Почётный караул двухметровых гвардейцев исполняет команду "Смирно!"
Из машины появляется человек. Рост ниже среднего. Чёрная шляпа, лапсердак, борода. Хасид. Реб Борух Финкельштейн – бриллиантовый магнат, миллиардер. Рядом с ним возникает большой чёрный президент страны. Хасид в сопровождении президента проходит вдоль строя почётного караула, который под проливным дождём совершает положенные по протоколу телодвижения. Рядом с почётным гостем его секретарь и переводчик Саймон Стерн.
Возле самолёта суетятся местные техники. У трапа под большим зонтом наблюдает за церемонией ирландец Мак О'Кинли. Одет с иголочки. Белый человек.
В двери самолёта возникает ещё одна фигура хасида. Как положено – шляпа, лапсердак, борода. И безапелляционность. Это реб Гороховский.
– Этот дождь когда-нибудь у вас кончается? В прошлый раз, помню, тоже лило как из ведра.
Мак О'Кинли смотрит на Гороховского. Тот – на Мака О'Кинли. Оценивают друг друга.
Опускается аппарель, и лимузин магната въезжает в самолёт.
Торжественная часть заканчивается. Почётный гость взбегает по трапу. Саймон Стерн радостно обнимает Мака О'Кинли. Проходят внутрь самолёта. Заводятся моторы.
Мак О'Кинли и Саймон Стерн идут между рядами. Расталкивая их, пробегает Гороховский. За ним торопливо, поглядывая на часы, проходит группа хасидов.
Шляпа, лапсердак, борода…
– Молодые люди, так можно не успеть к "Маариву"! – командует на языке идиш Гороховский.
Мак О'Кинли и Саймон Стерн идут между рядами. Расталкивая их, пробегает Гороховский. За ним торопливо, поглядывая на часы, проходит группа хасидов. Шляпа, лапсердак, борода…
– Молодые люди, так можно не успеть к "Маариву"! – командует на языке идиш Гороховский.
Ирландец вопросительно смотрит на друга.
– Извини, Мак, время вечерней молитвы, – объясняет другу Саймон и, поправляя на голове кипу (головной убор у евреев и кардиналов-католиков), уходит вслед за группой хасидов в салон.
Сквозь щель в портьерах Мак О'Кинли видит, как все почтительно располагаются вокруг босса – реб Боруха.
Магнат смотрит на часы и кивает головой кантору . Тот прокашливается и начинает. Звучит вступление к вечерней молитве – "Кадиш" : "Да возвысится и освятится Имя Его! Амен!" Сначала соло, потом голосов становится больше. И вот уже звучит мощный хорал: "В мире, сотворенном по воле Его…"
Ливень. Самолёт разгоняется. Ревут моторы. Тумблеры, рычажки – пилоты за работой.
Молятся, покачиваясь, хасиды. Бежит под крылом самолёта взлетная полоса.
Дождь. Мрак. Молитва. Самолёт пронизывает кромку тяжёлых облаков. И вырывается к солнцу.
Салон самолёта. Вечер.
Саймон после молитвы возвращается к Маку О'Кинли:
– Через пять минут, Мак, я представлю тебя боссу. И ты ему анализ рынка. Никаких предположений! Только факты. От выражения "мне кажется" он звереет.
– А эти шумные ребята, – Мак провожает взглядом хасидов, выходящих из салона, – тоже в бизнесе?
– Эти ребята в комплекте.
– Не понял…
– Дело в том, что мистер Финкельштейн всё время в пути, – поясняет Саймон. – А для молитвы должен быть всегда "миньян". Комплект. Десять евреев. У нас в штабе их шесть. Остальные… Не евреи. И чтобы не утруждать себя каждый раз поиском на месте, боссу легче возить с собой всегда пяток лишних. Зато все как на подбор. Знатоки "Мишны и Гемары".
– Понятно. Это такая слабость мистера Финкельштейна.
– Это не слабость, Мак. Это сила!
– Не помню, чтобы в Гарварде ты, Саймон, отличался такой правоверностью.
– С годами, Мак, человек становится мудрее.
Мак О'Кинли и Саймон проходят в салон. А там как раз мистер Финкельштейн заканчивает разговор с Гороховским.
Говорят они, конечно, на языке идиш:
– "Угерет", реб Гороховский. Вы берёте с собой в помощь этого своего приятеля. И если всё случается, как вы говорите… Миллион.
– А приятелю?! Реб Гутману?
– Хорошо. И ему двести тысяч.
– На немецком языке говорят? – шёпотом спрашивает Мак у Саймона на английском языке.
– На идиш.
– Да-а?! На этом языке ещё разговаривают?
– Почему не больше? – торгуется Гороховский.
– Если бы я платил по принципу "почему не больше", я бы не был Финкельштейном, а был бы Гороховским, – магнат даёт распоряжение Саймону. – Оформите командировку. Назовём так… "Этнографическая экспедиция", – опять поворачивается к Гороховскому. Смотрит на него. – Да-а-а. Сам себе удивляюсь! Поддаться на ваши "майсы"…
Гороховский воздевает руки, собираясь начать очередную историю.
Финкельштейн машет рукой:
– Хватит! "Зайт гизунт"! – и отворачивается к Маку и Саймону.
Гороховский с важным видом покидает салон.
– Разрешите представить вам. Мистер Мак О'Кинли, – торжественно произносит Саймон (понятно, что уже на английском языке). – Тот самый. Да! Я выдернул его из Лондона прямо из-под носа у…
– Я давно хотел видеть вас в своей команде. – Финкельштейн жмёт руку Маку. – Давайте к делу!
– Итак, анализ состояния рынка бриллиантов на сегодня… – начинает Мак.
Часть первая
Гости
Улицы села Песчаное. Утро.
Живописное современное украинское село под холмом. Сотня дворов. Около пятисот жителей. Электричество. Газ в баллонах. Птицеферма и коровник. Асфальтированный пятачок между сельсоветом, продуктовым магазином, столовой, школой и клубом. Белые хаты, утопающие в садах. Огороды. Пыльные улочки, сбегающие к реке. И размеренная жизнь. Но…
Куры и собаки шарахаются в стороны из-под колёс. Это по улицам села несётся на мотоцикле начальник милиции, он же единственный в селе милиционер, по фамилии Нечипоренко. В коляске мотоцикла учительница английского языка в местной школе Татьяна Золотаренко. Мотоцикл подкатывает к маленькому зданию сельской гостиницы.
Сельская гостиница. Утро.
Милиционер и учительница бегут по коридорчику и влетают в комнату. Там под командой мэра села Борсюка двое молодых ребят хулиганистого вида – Жора и Федька – вытаскивают в коридор старые железные кровати. Торопятся. Заносят другие кровати – более современные.
Дед Грицько со своей женой Парасей вешают занавески на окна.
– Где вас черти носят!? С минуты на минуту… – кричит прибывшим Борсюк.
– А "шо" ты в розовом пиджаке? – удивляется милиционер Нечипоренко тому, как выглядит Жора.
– Так американцы же! – объясняет Жора свой розовый пиджак, жёлтые джинсы и белые кроссовки. – Они, Сашко, всегда ярко одеваются. И разговаривают громко так. Это… фамильярно.
– И вот увидите, привезут виски! – добавляет Федька. – Они ж без этого не живут. Вот с финнами пил. С немцами один раз. А с американцами…
– Главное, контакт! – говорит весомо Жора. – Ты ему сразу весело: "Хаварью, фрэнд!"
В окно заглядывает мальчишка:
– Приехали!
Все срываются с места, толкаются в дверях. Выбегают из здания на крыльцо. Последним выходит, одёргивая яркий пиджачок, Жора. Ещё в дверях он поднимает руку для приветствия. И застывает.
Площадь у сельской гостиницы. Утро.
Приезжие, которые расплачиваются с водителем такси, как-то не похожи на американцев из кинофильмов. Чёрные костюмы, бороды, чёрные шляпы. Это уже известный нам худой реб Нафтале Гороховский и его помощник – толстый реб Бэрэлэ Гутман.
Толпа селян на площади молчит, оглядывает приезжих. Дряхлый дед долго собирается с силами и формулирует:
– Е-в-р-е-и!
– Так с Америки же? – доносится из толпы.
– Значит, американские е-в-р-е-и, – резюмирует дряхлый дед. – Вот завсегда так и одевались. Это когда ещё за царём Николаем. Годов сто назад…
Первым из ступора выходит милиционер Нечипоренко. Он берёт под локотки мэра и учительницу, спускает их с крыльца и подводит к гостям.
Толкает онемевшую учительницу Золотаренко в бок. И та оживает. На английском языке:
– Добро пожаловать, дорогие гости! Надеемся, что ваш визит будет удачным. Разрешите представить вам – мэр Анатолий Борсюк, шериф Нечипоренко…
– Добрый день! – представляется на английском языке Гороховский. – Нафталий Гороховский и Берл Гутман.
– Сердечно приветствуем! Разрешите документики! – говорит милиционер, а учительница переводит. Гости вручают паспорта. Милиционер крутит их. Передаёт для прочтения учительнице. – Извините, конечно, так сказать, а цель приезда?
– Этнография. Нас интересует старое еврейское кладбище, – говорит Гороховский и вручает милиционеру ещё и свою визитную карточку.
Учительница переводит и про кладбище. В толпе селян проносится: "О! Еврейское!" – и все с уважением смотрят на дряхлого деда.
– Да! Еврейское. Ведь здесь жили евреи, – Гороховский произносит это уже на ломаном русском языке.
В толпе селян опять вздох: "Говорит по-нашему!"
– Ага! Знаете язык? – настораживается милиционер и неохотно, но возвращает паспорта.
– Моя "мишпуха"… Мой род. И бабушка и дедушка… То есть простые слова я складываю. И ещё студенты у меня сейчас. Они из Украины. Доброго здоровячка! – говорит он всем.
На крыльце застыл дед Грицько. Он изумлён. Причём почему-то больше, чем все остальные. Всё происходящее видится ему в несколько мистическом виде. Ореолы вокруг фигур хасидов, звучание голосов с эффектом эха.
А учительница как раз уже трижды представляет его гостям:
– Директор гостиницы Григорий Панченко. Заслуженный агроном. Сейчас на пенсии.
Но дед всё не приходит в себя. Его жена Парася щиплет его и шепчет в ухо:
– Очнись, старый!
Наконец-то дед Грицько спохватывается и жмёт руки гостям. Баба Парася тоже протягивает руку для пожатия. Но Гороховский шарахается от её руки, как от змеи.
– У нас, у хасидов такое правило: "Не своё не трогаем", – оправдывая свой жест, говорит он громко на русском языке.
По толпе селян снова прокатывается гул. А одна из женщин бьёт по затылку своего мужа:
– Во! Нормальные люди! Не своё не трогают!
Все понимающие смеются. Жора и Федька подхватывают чемоданы. Гороховский тихо на идиш Гутману:
– Бэрэлэ! Смотри за вещами. Эти двое мне не нравятся.
– Так вот же полицейский!
– Не морочь голову. Полицейский!? Гиб акик! Ты же видишь, какая у него рожа! А пуным! Ха! Это ещё тот ганэф.
Милиционер старательно вслушивается. Толкает в бок учительницу. Та пожимает плечами: "Не понимаю". Зато по лицу деда Грицька пробегает тень улыбки. Видно, что-то понял. И милиционер отмечает это.
А Гороховский извинительно улыбается и объясняет свой текст на русском языке:
– Вы понравились моему другу, мистер шериф. Он говорит: "Смотри, какой бравый мужчина. Казак!" А я ему говорю – "Конечно! Настоящий представитель закона!".