4.
Ну, а вообще-то тяпка-сечка капустная уже, как говорится, другая статья, по меньшей мере - побочная. Главное же значение слова "тяпка" у нас - то самое орудие огородное, земледельческое. Притом именно тяпка, тогда как в других местах этот инструмент чаще зовётся мотыгой. Даже и в словарях любого толка эти слова обычно стоят рядом, буквально через запятую, как синонимы. И нам с вами было бы грешно обойти мотыгу, даром что она происходит от совсем другого глагола - "мотать", в смысле - махать, качать, поводить туда-сюда. А грешно обойти потому, что, во-первых, "мотыга" поныне вполне употребительное название этого инструмента во многих краях России, прежде всего - западных и южных. Во-вторых, оно более почтенного возраста, старинное, даже древнее. Может, потому и значение его пошире и побогаче тяпкиного. Откуда у меня такое заключение? А обратите внимание, что под мотыгой и сегодня понимают не только обычную огородную тяпку, но и кирку, у которой один конец клювом, другой плоский, навроде долота или зубила, поставленный поперёк древка, Такая используется для копки, долбления твёрдой, каменистой либо суглинистой почвы. Так вот подобная кирка-мотыга, как утверждают археологи, была древнейшим орудием для обработки почвы под посев, самым надёжным, хотя и примитивным. Первые мотыги были деревянные или каменные, потом их сменили бронзовые и железные. В исторической науке есть даже такой термин - "мотыжное земледелие", означающий этап, целую эпоху в развитии человечества.
Вон куда мы вышли через тяпкину сестру - мотыгу!
А если подробней рассмотреть такую ипостась её, как кирка, то можно уйти ещё дальше. Тем более что у кирки тоже множество разновидностей и, соответственно, применений в хозяйственной деятельности всех времён и народов. Но мы далеко заходить не будем, а напомним только, что у кирки, как рода мотыги, могут быть, кроме упомянутого выше, разные иные сочетания рабочих частей - и клюва с заступом, и клюва с теслом, и прямых заступов в оба конца. Последним типом, к примеру, орудуют печники и каменщики, "кроя" кирпичи и каменные плиты. В наших местах, пожалуй, наиболее распространён такой вид кирки, как кайло, или кайла, у которой обычно клюв в одну сторону. В сущности, это остроконечный стальной клин, насаженный на деревянную ручку, который употребляют для откалывания льда или ломких пород, то есть как горный инструмент, хотя им нередко и долбят - кайлят! - твёрдую почву. А, кстати, в южных областях страны можно услышать аналогичный глагол от кирки - киркать. Положим, киркать виноградник. И для рабочих, киркающих эти самые виноградные посадки, имеется даже особое название - кирочники. Про нашенских "кайловщиков" я что-то не слыхал. Видно, в словотворчестве кайла не шибко отличилась. Да и народных пословиц, поговорок, связанных с нею, не назову навскидку. Как, впрочем, и с киркой, и мотыгой. Разве что припомню две-три деревенские присказульки про "мотыгу" - неприкаянного человека, пьяницу и мота, да и то в пренебрежительно-уменьшительной форме. К примеру, "пьяница-мотьгжка - первый моторыжка (то есть мот) или: "пьяница-мотыжка, где твоя сберкнижка?". А то ещё такая: "пьяница-мотыжка замёрз, как кочерыжка".
Но не хотелось бы мне заканчивать рассказ о тяпках-мотыгах-кирках и кайлах на столько грустной ноте. И я лучше приведу в заключение строки из одного стихотворения Владимира Солоухина, которые мне очень нравились в юности: "Загорелый, в клетчатой рубахе, Я стою с киркой пред глыбой жизни!". Признаться, даже свою первую книжку стихотворений я было назвал "Пред глыбой жизни", но потом забраковал такое заглавие, сочтя его излишне патетичным и претенциозным, да к тому же заимствованным, чужим. А у хорошего автора всё должно быть только своё, незаёмное. Как и у всякого мастера.
С ломом напролом
Услова "лом" значений много. Ломом называют и ломаные предметы, годные только на выброс или для переработки, как, например, отслужившие изделия из цветных и чёрных металлов; и боль, ломоту в костях, и похмелье алкогольное "после вчерашнего", и наркотическую ломку, ныне особенно "актуальную", будь она неладна. И ещё много чего. Но над всеми ними, безусловно, царствует значение его величества лома как железного рычага, несгибаемого и "пробивного" стержня, уважаемого инструмента в любом хозяйстве, в строительстве и производстве, даже самом что ни на есть высокотехнологичном, самом инновационном, как ныне модно говорить.
Да, внешне он предельно незатейлив, прост, как палка. В одном из толковых словарей о нём так прямо и сказано, что он представляет собою не более чем "металлическую палку, заострённую с одного и раздвоенную с другого конца". Или сплющенную, добавим. Но эта "палка", выражаясь опять же по-учёному, весьма многофункциональна и, без преувеличения, незаменима во многих делах. Ею можно ломать, корёжить, разбивать что-нибудь твёрдое и громоздкое, долбить мёрзлую или каменистую почву, "подваживать", приподнимая какую-либо тяжесть… "Железная палка" нигде не подведёт.
Между прочим, при этом сравнении лома с палкой мне вспомнилась невольно одна из первых встреч с ним.
Перед отцовским домом был небольшой мост, под которым вёснами бурно пробегала коренная вода. Однажды, когда его после очередного половодья ремонтировали наши сельские мужики, я, младшеклассник, подошёл поближе поглазеть на их работу. Седобородый дядя Макар, копавший канаву под бутовой камень, махнул мне приветливо и попросил, указав на стежок в два аршина, лежавший поодаль:
- Подай-ка, боец, вон ту черемошину. Коричневатая палка и вправду походила на черёмуховую. Обрадованный тем, что пригодился в важном деле, я подскочил к этой "черемошине", но… насилу лишь оторвал её от земли и тут же опустил. Однако не сдался, а тотчас ухватил двумя руками за "хвост" и волоком потянул к канаве. Так оказалось легче. Дядя Макар, видимо, желавший подшутить надо мной, не ожидал такой находчивости, он покачал головой и сказал поощрительно:
- Молодец! Усердному в работе да стоять поперёд королей!
Тогда я не понял глубины этих слов, но запомнил их, и через много лет узнал из книжек, будто нечто подобное сказал знаменитый американский изобретатель и автомобильный магнат Генри Форд, обращаясь к сыну: "Видишь человека, усердного в работе? Он будет стоять впереди королей!" А дядя Макар был деревенским философом, книгочеем и, наверно, тоже где-то вычитал эту фразу. Жаль, что её редко напоминают нынешним отрокам, более склонным думать, что впереди королей стоят "усердные" в делячестве да ловкачестве, а не в честном труде.
Ну, это к слову. После того случая не путал я более лом с черемошиной. Мне частенько приходилось иметь дело с ним и в отцовском дворе, и на колхозных работах, да и ныне, пусть малые, некорыстные, но держу ломики в своём дачном хозяйстве и в гараже. Как же без них? Это, говорят, против лома нет приёма, а с ломом-то "приёмов" не перечесть.
Кстати, доныне популярный афоризм "против лома нет приёма" любил повторять покойный генерал Александр Лебедь, когда ходил в губернаторах нашего края. Произносил по-особому смачно и всегда, казалось, к месту. Наверное, ещё потому, что и времена те - на стыке столетий - были ломовые, да и сам генерал - "ломовым" во многих смыслах.
Вот мы исподволь и подошли к производным от лома словам, каковых немало. Предмет нашего разговора, понятно, пошёл от глагола "ломать", весьма экспрессивного, энергичного, означающего - бить, гнуть, рушить, калечить. Или от близкого "ломить" - напирать, наступать, идти напролом, что тоже не лишено экспрессии. Достаточно вспомнить строки из "Полтавы" пушкинской:
"Ура! Мы ломим, гнутся шведы"
или из лермонтовского "Бородина" -
"Уж мы пойдём ломить стеною,
Уж постоим мы головою
За родину свою!"
А поскольку яблоки от яблони недалеко падают, то и лом, и его "детки" отнюдь не маменькины сынки. Взять хотя бы то же словцо "ломовой". Таковым называют коня, что "ходит в лому", то есть возит тяжёсти, и самого извозчика, который имеет дело с тем конём и грузом, и дорогу, если она дурная, назовут ломовой, и главный проход в броде - тоже. А военные держат осадную пушку для пролома стен, именуемую ломовой, притом, что и сам лом у них значится среди шанцевых инструментов.
Вот я привёл старое выражение "ходить в лому" и вспомнил ещё одно не упомянутое значение слова "лом", в смысле - излом, резкая кривизна, ломаная линия. К примеру, о заячьих крюках, петлях и смётках охотники говорят: "заячьи ломы". Это отражено даже в таком присловье о кривых, беспорядочных деревушках: "Домы-то домы, ровно заячьи ломы".
Слов же, однокоренных лому, среди глаголов, прилагательных и существительных столько, что нам не перечислить. Попробуем назвать хотя бы несколько особо выразительных, на мой взгляд, в том числе - старинных, сохранившихся в пословицах, поговорках и даже в заговорах и наговорах.
Любопытно, что в пословицах и присловьях глаголы ломать, ломаться чаще встречаются не в прямом, а в переносных смыслах - выдавать себя за кого-то, кривляться или чваниться. И на одну пословицу типа "Режь да ешь, ломай, да и нам давай" приходится по три таких, например, как:
"Не ломайся, овсянник, не быть калачом",
"Не ломайся, горох, не лучше бобов"
или:
"Полно ломаться, отдавай за рублик"…
Ломкой, помимо крушения чего-то или похмельных мук, о чём мы уже говорили, называют и всяческие перестройки. В том числе - общественные. Одна из таковых, в недавние времена пережитая нашим народом, отрыгается и ныне муторнее всякого похмелья.
Ломового извозчика, также упомянутого выше, называют ещё ломовиком, "ломаником" в ряде говоров - силача, "ломовиной" - здоровенного, но неуклюжего мужика или парня, "ломыгой" - идущего напролом, ну, а "ломашником" - наломанный хворост.
Весьма редкое и экзотичное слово "ломово" - не то существительное, не то краткое прилагательное или наречие - употреблено в одном целительном заговоре, пользуемом знахарками:
"Отговариваю от раба Божия (имярек) щипоты и ломоты, потяготы и позевоты, уроки и призоры, стамово и ломово, нутренно и споево, закожно и жилянко…"
Ломок, кроме уменьшительного от "лом", может означать в народной речи и отломанный кусок, отломыш. Как в пословице:
"Жить домком, не ломать хлеб ломком, а резать ломтём".
Тут примечательно ещё и сочетание "резать ломтём", хотя ведь и ломоть по происхождению - от лома, ломания, а не от резания. Но всё же ломоть издавна воспринимается именно как сукрой, срезок хлеба, часто - во весь каравай. А поскольку хлеб - всему голова, то и с хлебным ломтём, естественно, связано наибольшее число пословиц. Притом - самых мудрых и поучительных. Заглянем хотя бы в тот же далевский словарь:
"Хлеба ломоть, и руками подержаться, и в зубах помолоть",
"Погнался за крохою, да без ломтя остался",
"Отдашь ломтём, а собираешь крохами",
"Временем и ломоть за целый хлеб",
"Отрезанный ломоть к хлебу не пристанет",
"В чужих руках ломоть велик",
"Дадут ломоть, да заставят неделю молоть",
"В своём ломте своя и воля",
"Не много работников, да много ломотников".
Две последние пословицы звучат особенно современно, прямо всем нам с вами - не в бровь, а в глаз.
Лом "проглядывает" также в названиях многих трав, к примеру, в ломовке или ломоносе, известном ещё как бородавник и нищая трава. Но мне особенно нравится "ломикамень" - так иногда называют разрыв-траву, охотно употребляемую знахарями и колдунами в снадобьях, а также поэтами в своих виршах, даже теми, кто эту самую разрыв-траву в глаза не видал.
Ну, и говоря о ломе, нельзя не упомянуть о его родной сестре - пешне, которая является не чем иным, как тем же ломиком железным, только укороченным и с трубкою на тыльном конце, в которую вставляется деревянная рукоять, а попросту ручка, гладкая палка. Пешнею так же можно и камень ломать, и твёрдую землю долбить, но в наших сибирских местах ею чаще долбят и колют лёд. У рыбаков даже есть (по крайней мере - было) особое название для тех из них, кому поручается выдалбливать пешнями проруби в реке, в озере для подлёдного лова рыбы сетями или неводами, - "пехари". Случалось когда-то и мне выступать в роли пехаря на Амыле, но, правда, не на самой реке - на тихой старице, да и проруби я вырубал не для сетей, а для хитрого самодельного агрегата, которым каратузские рыбаки как бы соскребают мормышей с изнанки льда - отличную наживку для зимнего ужения. А кое-где ещё живёт в народе такое словцо, означающее отколотый пешнею кусок льда - "пешенец". Колоритное, верно? И весьма благозвучное и выразительное. Так и хочется удержать его в нашем языке…
У родителя моего в хозяйстве, кроме лома, была и пешня. Ею обкалывали зимою колодезный сруб, обраставший льдом. И продалбливали прорубь в Тимином пруду, куда мать и сёстры носили в больших бельевых корзинах полоскать выстиранное бельё.
У меня же ни на даче, ни в квартире, увы, пешни нет. Вроде бы без надобности она. Да и не укупишь её в нынешних магазинах и на рынках-барахолках. Уходит, видно, пешня в прошлое, в историю. Но зато остаётся с нами её стойкий братец лом, незаменимый помощник и при всех нынешних компьютеризациях и нанотехнологиях. А коли действует в жизни, здравствует и в языке. Вот даже сегодня, встретив меня на автобусной остановке, приятель спросил: "Чего стоишь, как лом проглотил?" Я умолчал, что подлый радикулит не даёт согнуться, и, бодрясь, ответил шуткой, мол, это меня гордость распирает. От нашей достопочтенной действительности. Да и вообще с возрастом "спинку держать" надо, чтобы в старики досрочно не записали. Ломота ломотой, а ты ломом стой.
Где серп гулял
1.
Многие читатели, конечно, догадались, что в заглавии с некоторой вольностью воспроизведены слова из хрестоматийного стихотворения Фёдора Тютчева "Есть в осени первоначальной". Они открывают вторую строфу, которая полностью звучит так:
Где бодрый серп гулял и падал колос,
Теперь уж пусто всё - простор везде, -
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде.
Хотя, пожалуй, большей известностью пользуется не начальная, а две заключительные строки её. Обычно их приводят на уроках литературы как яркий пример "говорящей" детали - паутины на борозде - и выразительного эпитета "праздной", свидетельствующих о цепкой наблюдательности и высоком художественном мастерстве автора. Возможно, приводят с лёгкой руки Льва Толстого. По свидетельству современников, встречавшихся с ним, Лев Николаевич часто хвалил эти тютчевские строки, особенно восхищаясь метким определением осенней борозды, которое "на многое намекает".
И ведь действительно за этой паутинкой, сияющей на опустевшей, "праздной" пашне, встаёт целая картина сельской жизни. Осень. Последние ясные деньки. Отдыхающие поля. А вместе с ними отдыхающие от трудов праведных и жнецы-землепашцы, которые, убрав хлеб, снова подняли сохою землю к пласту пласт, подготовили для будущего урожая и оставили "пустовать" до весны. И воцарились тишина, покой и умиротворение там, где ещё недавно "бодрый серп гулял…"
Потому, наверное, и особая слава у серпа среди прочих инструментов, что он венчает сельскохозяйственный год, сопровождает и даже сам ведёт жатву, уборку главного для земледельцев урожая - хлебного. Иные же достоинства его не столь очевидны. Он весьма невелик, предельно прост по замыслу и устройству. И все толковые словари, старые и новые, словно сговорившись, определяют его тоже на удивление просто и однообразно. А именно - как ручное крестьянское орудие в виде "кривого" или "сильно изогнутого" "мелко зазубренного ножа" для срезывания с корня хлебных злаков.
Давно замечено, что лучше всего внешний облик серпа передаёт молодая либо ущербная луна, то есть находящаяся в начальной или же в последней фазе, если выражаться наукообразно. Потому, должно быть, словосочетания "серп луны", "лунный серп", а то и "серп на небе" мы воспринимаем уже не как метафору, а как привычное параллельное название этого небесного ножа, изогнутого серебристым серпом. Правда, без ручки, в отличие от земного, у которого она обязательно имеется, и называют её, понятое дело, серповищем - по аналогии с топорищем, косовищем и прочими "ищеми".
Деревянная рукоятка серпа, как правило, бывает фигурной "под руку", выточенной с большой любовью и тщанием и даже - окрашенной. Видимо, в знак особого уважения к этому "хлебному" инструменту-помощнику. По крайней мере, таковыми были серповища в пору моего деревенского отрочества, когда их зачастую сами выстругивали, вытачивали наши мастера на все руки. А вот железко серпа, изогнутое полукругом и мелко зазубренное с внутренней стороны, бывало исключительно заводского изготовления. На подобное изделие не замахивались нашенские кузнецы. Возможно, насечка зубчиков была для них слишком тонкой и кропотливой работой, а может, не находилось такой твёрдой стали, которая приличествует жатвенному ножу.
Хотя - как сказать… Ведь, кроме серпа для жатвы злаковых, водился на иных подворьях и отдельный - для прополки крупных сорняков, который был более грубым и тупым, и назывался "серпилень". Я лишь однажды видел такой у наших деревенских соседей - старообрядцев: толстоватый, со следами синей окалины, он показался мне самокованным. И, возможно, это его собрата имела в виду старинная поговорка, утверждавшая, что тупой серп режет руку пуще острого. Хотя в наши времена и траву, если возникала надобность, большинство селян срезало не какими-то там серпиленями, а обычными хлебожатными серпами с фабричным ножом, да и рукояткой.
Но всё же, коль назвали мы первые из производных от серпа, логично будет сделать небольшое отступление и коснуться некоторых других родственных слов и предметов. Их немало. В одном словообразовательном ряду стоят, к примеру, серпик, серповище, серпник, серпянка, серповой, серповидный, серпообразный, серпастый, серпоклюв, серпорез. Все они в основном понятны без лишних толкований. Стоит разве только напомнить, что серпник, серпоклюв, серпорез - это названия трав, серпянка - хлопчато-бумажная ткань, ряднина вроде грубой марли, а серпастый - вообще новое словцо, придуманное поэтом Владимиром Маяковским, большим любителем неологизмов, специально для броского определения советского паспорта, "серпастого" и "молоткастого".