Очнувшись, я увидел склонившихся надо мной Стеллу и ее матушку – Флору Робертовну, – а где это я?! – изобразил я на лице искусственное удивление…
– Мама, ну, разве можно так сильно бить по голове?! – рассердилась Стелла…
– Но это же всего лишь тапочек! – удивилась моя солидная теща…
– Он так у меня и до свадьбы не доживет! – сказала Стелла и прижала меня к своей обнаженной груди…
– Кажется, у него появилась эрекция! – метнула на меня свой строго научный взор Флора Робертовна…
– Мама, но какое это имеет отношение к его состоянию?!
– Самое прямое! – громогласно заявила теща, – это означает, что правое полушарие мозга у него не задето, а, значит, детей от него иметь можно!
– А если я не хочу иметь от него ребенка?! – капризно взвизгнула Стелла…
– Ну, тогда будет только секс! Разумееьтсмя, под моим четким руководством! – улыбнулась Флора Робертовна…
– Я пойду к Цикенбауму на речку! – шепнул я, пытаясь привстать и поползти к двери…
– Я твоя жена и я тебя никуда не пущу! – встала передо мной на коленки Стелла…
– А мы еще не расписались! – усмехнулся я…
– А это не важно! – наступила на меня ногой Флора Робертовна…
– А что тогда вообще важно?! – обиженно вздохнул я…
– Важно, чтобы ты относился ко мне как к опытному сексопатологу и сексологу, который научит тебя правильно обращаться с женой в постели, – помахала перед моим носом своим указательным пальчиком Флора Робертовна…
– Стелла, я ненавижу твою мать! – проскрежетал я зубами, и дотрагиваясь рукой до входной двери…
– Ну и зря, я, между прочим, добра вам желаю! – крикнула Флора Робертовна…
– Она ведь нам добра желает! – расплакалась Стелла, обнимая меня…
– А почему мы не можем жить отдельно от нее, Стелла?!
– Потому что она нас научит правильно заниматься сексом! – восторженно со слезами на глазах, прошептала Стелла…
– А если я не хочу, чтоб она нас учила?! – вознегодовал я, сжимая руки в кулаки…
– Тогда я вам найду не менее хорошего и опытного специалиста! – снова вмешалась Флора Робертовна…
– Это ужасно! – расплакался я, – я ничего не хочу, а вы без конца навязываете мне себя и этот кошмарный секс!
– Мама, он секс назвал кошмарным! – расстроилась Стелла, и с плачем прижимаясь к матери…
– Я знала, что он чудовище, но что такое?! – Флора Робертовна даже влепила мне оплеуху, отчего я снова упал и потерял сознание…
Ближе к вечеру Флора Робертовна уложила нас со Стеллой в постель и под ее чутким научным руководством, не спеша и вкрадчиво мы стали учиться обоснованно и правильно добиваться ощущения счастья, по-научному, – оргазма, названному так в честь древних оргий, устраиваемых нашими безумными предками…
Грозит ли нам вулканический апокалипсис, Или Счастье, находящееся в Стелле!
На этот риторический и весьма злободневный вопрос безуспешно пытается ответить множество несчастных ученых… Безуспешно, потому что мы очень мало что знаем о внутреннем строении своей матушки Земли, но как сказал святой Пафнутий, – На все есть воля Божья! Или как лукаво рассмеялся Джек Коук, – Чем больше мы роемся во внутренностях своей планеты, тем больше находим сюрпризов для себя!
Действительно за последнее время вулканическая деятельность на Земле чрезвычайно активизировалась… Последнее извержение вулкана в Чили обещает быть не последним в череде проснувшихся вулканов… Причем многие ученые связывают активизацию вулканической деятельности ни с чем иным как увеличением роста добычи полезных ископаемых… Нефть, газ, уголь, миллионами лет откладывавшиеся в земной коре вполне возможно служили и служат тем самым защитным слоем между огненной магмой и поверхностью планеты… Опустошая же эти самые недра, не роем ли мы себе сами могилу?! – воскликнул я, но мудрый Цикенбаум, как всегда промолчал, с улыбкой поглаживая нежную деву…
– И зачем тебе это?! – минуту спустя, спросил он меня…
– Но как же, мы же должны знать, что будет с нами или с нашими потомками! – вздохнул я…
– И тебе от этого станет легче?! – усмехнулся Цикенбаум…
– Думаю, что нет, – сказал я и тут же ощутил, как мои глаза закрывают чудные ладошки моей Стеллы…
– Он сумасшедший! – рассмеялась Стелла…
– Да! – согласился Цикенбаум, – он чересчур много думает, тем самым вредя себе и всем кому он что-то рассказывает!
– Неужели ты не знаешь, что самое спасительное чувство – это Любовь?! – посмотрела мне в глаза Стелла и тут же страстно поцеловала меня…
– Да я знаю, но…
– Никаких но, – Стелла схватила меня в охапку и унесла в кусты…
И только спустя час я смог снова задуматься о пробуждающихся про всей планете вулканах… Главная опасность состояла в том, что человечество везде настроило кучу атомных электростанций, которые могут послужить тем самым роковым детонатором, который еще больше пробудит вулканов…
– Ты еще не устал размышлять?! – спросила меня Стелла, обнимая меня и целуя в губы… Я пытался что-то сказать, но промычал… За кустами в объятьях другой нежной девы страстно мычал Цикуенбаум… Поэтому дальше размышлять о вулканической деятельности на земле было бесполезно…
– Мы живем сейчас, понимаешь?! – спросила меня Стелла, неся меня на руках в Оку, – а что будет потом это уже не важно…
– Не важно?! – удивился я…
– Да живи сегодняшним днем! – Стелла неожиданно кинула меня в воду и мы поплыли вместе в заросли камышей на острове… И там неожиданно я почувствовал, что никогда и никаких открытий не сделаю, но останусь здесь навсегда, и всегда буду находить счастье в моей Стелле…
Как добиться чудесного?
– Если б я только знал, до чего доводит любовь, я бы убил ее сразу на месте… Чтобы она не касалась меня своими животными ласками, своими плотоядными стонами, и чтобы не водила меня потом как зверя на поводке, показывая своей любьознательной мамочке, какое чудо ей удалось завоевать своим ненасытным лоном!
– Ты так серьезно думаешь о своей Стелле?! – удивился Цикенбаум…
– Да, я так думаю, и буду думать! – мрачно вздохнул я и выпил с ним водки…
– А за что мы чокнулись? – сконфузился профессор…
– За нас, – еще тяжелее вздохнул я…
– Странно, – удивился Цикенбаум, – вы так любили друг друга!
– Да, это была не любовь, а музыка, – всплакнул я, – но потом эта ее мама, эта Флора Робертовна…
– Так что же она сделала с вашей любовью?!
– Она растоптала ее самым безумным и позорным образом! Она обвинила меня в сексуальной дисгармонии!
– А она что, сексопатолог что ли?! – усмехнулся Цикенбаум…
– Ну, конечно, сексопатолог, к тому же самого высшего разряда!
– Н-да! – вздохнул Цикенбаум, – не повезло тебе!
– Она изучает нас, и потом она постоянно издевается и тащит к врачу, то есть к своему знакомому специалисту!
– А вы ей жалуетесь что ли?!
– Да в том то и дело, что не жалуемся, но она допрашивает свою дочь с таким пристрастием, даже по ночам, когда Стелла идет в туалет, она ее тащит к себе в комнату и до утра издевается над ней! А потом бежит ко мне и издевается уже надо мной! И зовет нас к доктору!
– Так чего вы ж терпите-то! – еще больше удивился Цикенбаум, глотнув водки прямо из горлышка бутылки, – взяли бы и съехали куда-нибудь!
– Да я бы съехал, но Стелла боится оставить мать одну! И еще хуже она и на самом деле стала верить, что у нас с ней в постели что-то не так!
– Н-да! Я бы тоже на твоем месте стал подумывать об убийстве или самоубийстве, – задумался Цикенбаум, и неожиданно столкнул меня в Оку…
Полетев с бугра, я шлепнулся в реку в костюме и в галстуке, но вынырнув, испытал наслаждение… В это время на берегу нарисовалась Стелла…
– Ты вернешься домой?! – спросила она меня, даже не удивляясь тому, что я плаваю в одежде…
– О, Стелла, я боюсь, что мои нервишки не выдержат, и я убью, сначала твою маму, потом себя, ну, а напоследок и тебя!
– Псих! – поморщилась Стелла…
– А почему бы вам, не уйти от матери на квартиру, – неожиданно вмешался в наш разговор профессор…
– Она помогает нам в сексе! – внезапно рассердилась на Цикенбаума Стелла…
– Ну, если помогает, то тогда конечно! – рассмеялся Цикенбаум…
– Арнольд Давыдыч, ну, я же говорил вам, что они все там чокнутые, и я сам с ними скоро чокнусь!
– Милый, наша мама не будет больше вмешиваться в нашу жизнь! – взмолилась Стелла, опуская глаза и плача, и прижимая руки ладонями к груди…
– Как ты можешь давать обещания за свою мать, – грустно поглядел я на нее, – разве ты можешь знать, что захочет твоя мать сделать с нами завтра… А вдруг она завтра захочет лечь с нами в постель и попытается соблазнить меня, чтоб показать тебе на мне как это делать?!
– О, Боже! – воскликнула Стела, – как ты только мог так подумать о моей матери!
– Но ей же надо как-то показать совершенство в сексе, а как она его нам покажет, одними только словами?! – усмехнулся я, выплывая из-под коряги…
– Между прочим, в его словах что-то есть, – сощурился с улыбкой Цикенбаум…
– Почему вы все время вмешиваетесь в наши дела?! – возмутилась Стелла…
– А разве твоя мамочка не вмешивается в наши дела?! – спросил я, выбрасывая корягу на берег…
– Аналогия – вещь необыкновенно хорошая в научных спорах! – заметил одобрительно Цикенбаум, – я всегда анализировал людей, особенно в сексе!
– И как вы их анализировали?! – заинтересовалась Стелла…
– Очень просто, обычно я дев кладу на спину, а потом…
– Можете не продолжать, профессор, – покраснела Стелла…
– А ваша матушка что-то подобное вам рассказывала?! – полюбопытствовал профессор…
– Ну, то мать, – вздохнула Стелла, – она даже часто стоит у нашей кровати, чтобы в нужный момент дать научно полезный совет!
– Н-да! Тяжелый клинический случай! – вздохнул глубоко Цикенбаум, – теперь я осознал всю суть вашей семейной драмы!
– А почему сразу драмы, – вспыхнула Стелла, – просто опыт есть у мамы, и она как всякий врач, хочет нам послать свой мяч!
– Интересная интерпретация вашей интимной коллизии! – радостно потер руки Цикенбаум…
– А я, между прочим, весь сырой, – сказал я, выходя из Оки…
– Ты еще и пьяный слишком! – заметила Стелла…
– В последнюю ночь, когда твоя мать осветила нашу оргию фонариком, я пожелал тут же напиться, но мне она не дала! Если ты помнишь, она до утра нам с тобой рассказывала об организации оргий в древнем Риме!
– Ну и что тут такого, – пожала плечами Стелла, – просто моя мама очень много знает и страстно хочет все накопленные ею знания передать нам, своим детям!
– Однако я ей не ребенок, и не ее ребенок я и вообще самостоятельный давно и просто взрослый мужик, мужчина, человек! – поднял я вверх свой указательный палец…
– Он прав! – похлопал меня по плечу Цикенбаум, – по видимому, ваша мама уйдя на пенсию, решила реализовать себя как сексопатолог в вашей семье!
– Ну и что тут такого плохого! – всхлипнула Стелла, – если она нам хочет одного только добра!
– Это друг мой, клиника! – шепнул мне на ухо Цикенбаум…
– Вы ненавидите нас! – крикнула Цикенбауму Стелла, – и поэтому все время настраиваете моего мужа против моей матери!
– Уймись, Стелла! Профессор только что просил меня, да что там, просил, он просто умолял меня помириться с твоей мамой!
– О, Боже, как хорошо, профессор! Простите, что я ошибалась в вас! – захлопала от радости в ладоши Стелла…
– Да, ладно, чего уж там! – сконфузился Цикенбаум, – все мы грешники, а поэтому должны любить друг друга, ну, и прощать!
– Ладно, Стелла, я вернусь домой, но с условием, что твоя мать больше не будет заглядывать к нам в спальню!
– Ну, ты же вроде бы привык! – неожиданно заупрямилась Стелла…
– Ты, что же, хочешь сказать, что мне приятно быть освещенным ее фонариком в самый неподходящий момент нашего с тобой оргазма!
– Ну, почему, неподходящий?! – глупо заулыбалась Стелла, – просто ей очень хочется нам помочь!
– В чем помочь, Стелла?! – закричал я…
– Ну, дорогой друг, ну, что ты так кричишь, – вмешался опять Цикенбаум, – ну, подумаешь, твоя любимая теща посветит на тебя один раз фонариком, ну и что-то полезное скажет своей дочурке, но у нее же кроме вас никого нет, а поэтому вы ей одинаково дороги, а уж, поскольку она еще сексопатолог, то она и хочет вам принести счастье с помощью своего профессионального опыта!
– Молодец, профессор! – Стелла от умиления даже расцеловала его всего…
А я опять нырнул в одежде в Оку, чтобы насладиться тишиной и покоем, и отсутствием всякого нужного смысла…
Я устал ото всех и хотел только одного, – погрузиться в спокойное течение Оки и ни о чем не думать…
Но ко мне неожиданно подплыла Стелла, и мы совокупились с ней прямо в воде, а Флора Робертовна стояла над нами с фонариком и приговаривала: Как прекрасно дети мои, вы все это исполнили, наконец-то я добилась от вас самого чудесного за все это время…
Профессор за ее спиной насвистывал марш Мендельсона, и махал нам обеими руками, часто показывая большим вытянутым пальцем жест: Здорово! Очень здорово, ребята! Очень здорово!…
Я хотел тоже что-то им всем сказать, но Стелла приложила свой палец к моим губам, и я вдруг почувствовал ее всю до самой прелестной глубины и тихо вскрикнул… И рыдал… А все смеялись и радовались… Аминь!…
Цикенбаум. Совесть как предпосылка Бессмертия
Мы сидели с Цикенбаумом у Оки с бутылкой водки, двумя сардельками и батоном хлеба… Отсутствие дев, спокойное течение реки и едва выглядывающее из-за туч солнце склоняли нас к раздумиям и умного разговору…
– Н-да, – вздохнул Цикенбаум проглотив стаканчик водки и закусывая сарделькой с кетчупом, – вот так посидим с тобой и улетим куда-нибудь!
– А куда, Арнольд Давыдыч?! – вздохнул я в тон ему…
– Куда, куда?! Куда Бог пошлет! – сощурился на меня профессор…
– Значит, вы ничего не знаете, Арнольд Давыдыч?! – усмехнулся я…
– Ну, почему не знаю, – обиделся Цикенбаум, снова разливая по стаканчикам водку, – я, например, знаю, что Бог всех нас не просто создал…
– А что еще такое он учудил?! – улыбнулся я…
– Кажется, – и Цикенбаум снова выпил водку, опять кусая сардельку с хлебом…
– Так, что же вам кажется, Арнольд Давыдыч?!
– Кажется, он всех нас загнал в одну ловушку! – улыбнулся загадочно Цикенбаум…
– А зачем?! – удивился я…
– Видишь ли, ловушка имеет свойство захлопываться…
– Ну и что?!
– В то, что в этом что-то есть, но видишь ли, стоит подумать об этом, как мысль тут же ускользает…
– Ну и что?! – зевнул я, тоже отпивая водку и кусая сардельку…
– Увы, но мы не привыкли обращать внимание на очень важные вещи! – вздохнул Цикенбаум, – вот, погляди на это белое пятно в небе! Ты видишь его?!
– Ну и вижу, ну и что?! – вздохнул я, уже теряя терпение…
– В нем что-то есть, но мы это не видим, – грустно поглядел на меня Цикенбаум…
– Жаль, а почему мы не видим, Арнольд Давыдыч?!
– Потому что между нашим миром и другим простирается невидимая граница! Все миры пересекаются в одной точке, но она пока нам не доступна, и может, всегда будет недоступной! Это как человек и пейзаж, между ними постоянное множество невидимых переходов, которые тоже образуют невидимую границу…
– Что-то, Арнольд Давыдыч, я даже не понимаю о чем вы?!
– А тут и понимать нечего, тайна, – она всегда от нас ускользает, и заметь, что она спрятана абсолютно во всем!
– Во всем?! – удивился я…
– Конечно, ведь вся наша жизнь – ловушка, а человек – игрушка! – вздохнул Цикенбаум…
– Так может нам надо, Арнольд Давыдыч, как-то попыться выйти из нее, – вздохнул я с огорчением… Мы снова выпили водку и немного помолчали… На другом берегу Оки удил рыбу одинокий рыбак…
– Ты видишь этого человека?! – спросил меня Цикенбаум…
– Конечно!
– Как ты думаешь, для чего он существует?!
– Ну, как для чего, чтобы жить, любить, детей делать! – засмеялся я…
– А дальше что?! – с вызовом крикнул Цикенбаум…
– Дальше он умрет, – вздохнул я…
– Как и все мы, – заметил Цикенбаум, – умрет в полном незнании, для чего он родился, для чего жил, работал, мучился!
– А дети, Арнольд Давыдыч?!
– Дети тоже умирают, производя других и так до бесконечности ловушка растянута во времени и во Вселенной…
– Поэтому мы и пытаемся вырваться в космос, – задумался я…
– Космос такая же ловушка, – усмехнулся Цикенбаум…
– Ну, почему?!
– Да потому что тот, кто нас создал, он сделал все, чтобы мы всегда пребывали в тайне, в неведенье…
– А для чего?! – удивился я, залпом выпивая новый стаканчик водки…
– Для того, чтобы проверить нас на истинность наших чувств и нашей правды! – загадочно улыбнулся Цикенбаум…
– И зачем ему это?! – недоуменно пожал я плечами…
– Не знаю для чего, только, заметь, что проверку эту никто из не выдерживает, и может быть, поэтому-то и умирает!
– Странно, вы, однако мыслите, Арнольд Давыдыч! А как же быть тогда с совестью нашей! Она нам для чего?!
– Вот ты и приблизился к маленькой разгадке! – улыбнулся Цикенбаум, – ибо наша совесть и есть предпосылка нашего Бессмертия!
– Теперь я кое-что понял! Спасибо! – и я всплакнув, обнял Цикенбаума, а из-за кустов полуобнаженная Стелла показывала мне язык…
И на душе было как сладостно и спокойно, и только Цикенбаум уже не глядя на меня, зашел в Оку прямо в одежде и стоял среди текущих вод как святой, разглядывая то самое странное белое пятно на небе, которое незаметно вырастало принимая форму ангела… Аминь!…
Как безумное забвение Земли
Цикенбаум опять приперся с девами и с водкой… Пришлось мне его немного высечь… Он плакал и просил прощения… Затем девы приводили его в чувства уже в волнах Оки… Он очень громко кричал, чем приводил их в еще больший восторг и трепет…
Я выпил водки и обнаружил за кустами Стеллу…
Я проникал в нее три дня и три ночи, а на третью ночь какой-то гад позвонил мне, и вот, теперь я здесь в абсолютно никчемной реальности с вами, разглядываю одни только холодные гениталии сфотографированных мной и еще кем-то тел, чокаюсь умом и бокалами с людьми, которые никогда так весело не напьются, как мы с Цикенбаумом, и так весело не развлекутся, как он с девам и, а я со своей Стеллой…
Так для чего же я живу, господа?!… Неужели, чтобы разглядывать чьи-то холодные гениталии и сходить с ума с этими никчемными и убогими людьми, которые влюбляются друг в друга только через экраны своих мониторов, пудрят друг другу мозги и еще дарят при этом, друг другу одних электронных пупсиков… Нет, этот мир давно сошел с ума, и уже пора сваливать к Цикенбауму, пока нас не прищучили, и не разделили на части как незамысловатый сайт уже несуществующего мира, который все еще мерцает на экране, как безумное забвение Земли…