Из названия книги нетрудно догадаться, что легло в её основу. Однако ни "бухло", ни "вещества" не являются главной темой повествования. За личинами наркопьяней зачастую скрываются искренние и лиричные люди, в силу ряда причин вынужденные маяться в пустоте современности, лишенной должного смысла, и бороться с давлением окружающей среды – посредством все тех же деструктивных веществ. Поиски выхода из замкнутого круга уподобляются поискам Грааля: сколь благородна цель, столь же невелики шансы.
Содержание:
Начало 1
Божественная комедия 1
Мысли 3
Грязная история 3
Скорость 4
Долгий день, полный безумия, дождя и солнца 7
Близкие контакты неизвестной степени 11
Работа 14
Веселенькое путешествие 17
По ту сторону чуда 20
Трактат о лунных лемурах 23
Светлая жизнь 25
Работа-2 30
И вечно длится ночь 33
Немного спида, немного секса и много-много обстоятельств 35
Легенда о Граале или философская притча как дань постмодернизму 39
Откровение 40
И напоследок 47
Примечания 47
Наркопьянь
роман в новеллах
Алексей Ручий
Двадцатилетию новой формации и поколению, променявшему джойстик от "Сеги" на кое-что поинтересней…
Да простят меня невольные участники этой истории за то, что местами художественный вымысел берет верх над истинным ходом происходивших событий…
© Алексей Ручий, 2015
© RATOCA, иллюстрации, 2015
Начало
"Дорога излишеств ведет к дворцу мудрости"
Уильям Блейк
Вначале скажу: НЕ ВЕРЬТЕ ВСЕМУ ТОМУ, ЧТО ВАМ ГОВОРЯТ! ВЕРЬТЕ СЕБЕ.
Хотя и себе не сильно верьте. Ведь самые великие обманщики живут по соседству с нами, где-то внутри нас.
Наркотики, безусловно, вредны, а большинством своим и смертельно опасны, НО… человеку наносят вред не сами наркотики, а его безответственное отношение к ним, и
все эти разговоры о наркотиках ведутся политиканами различного уровня лишь ради того, чтобы скрыть правду об алкоголе. Убрать на второй план, так сказать.
Особый язык – ЯЗЫК ГОСУДАРСТВА. Потому что любое, ЛЮБОЕ государство всегда имеет существенную долю в бюджете от оборота спиртного. Алкоголь – такой же наркотик, как и героин. ПРИВЕТ! – говорит он тебе. (Уходит с неохотой)
Но если взглянуть на суть вещей трезво, то все наши привычки и привязанности – чем они лучше любых других средств, способствующих уходу от столь усердно не принимаемой нами правды. Наша связь с наркотиками и алкоголем как игра, в которой тебе предлагают поиграть на собственную душу. Рискнет отнюдь не каждый. Поговорим о тех, кто все же рискнул.
ПРИВЕТ! – говорит он тебе.
ВЕРЬТЕ СЕБЕ.
Итак, начнем. Но я вас сразу предупреждаю: это будет падение с головокружительной высоты.
ЕСЛИ ВЫ ПРЕДЛАГАЕТЕ ДРУГУ СВОЙ ЛЮБИМЫЙ НАРКОТИК, НИКТО НЕ ДАСТ ВАМ ГАРАНТИИ, ЧТО ОН НЕ ПОДСЯДЕТ И НЕ ПРИДЕТ ОДНАЖДЫ КЛЯНЧИТЬ У ВАС ДЕНЕГ НА ДОЗУ, А РАНО ИЛИ ПОЗДНО НЕ ОБВОРУЕТ ВАС.
ЗАПОМНИТЕ ЭТО.
Поехали.
Просыпаясь во мраке и пытаясь собрать картину мира воедино, я вспоминаю, с чего все началось. Когда я сделал первый шаг по дороге, ведущей в бездну. Я задаю вопросы, но не слышу на них ответов…
Мы пытаемся разобраться в себе, день за днем, месяц за месяцем, год за годом. Мы становимся злее, эксцентричней, но, в конечном счете, глупее. БЛУЖДАЮЩИЕ НОЧАМИ В ДОЛИНЕ БОЛОТ. Заложники собственных иллюзий…
ЧЕРТОВСКИ БОЛИТ ГОЛОВА.
Тело словно чужое, каждая клетка его трепещет от боли. Во рту пересохло. В животе творится что-то невообразимое, такое ощущение, что там свило гнездо семейство гадюк. Да так оно и есть.
Я ПЫТАЮСЬ ВСПОМНИТЬ.
Самое страшное – просыпаясь с бодуна, вспоминать, а не натворил ли ты накануне чего такого, за что к тебе с минуты на минуту могут вломиться представители закона и закрыть тебя на срок, размеры которого превышает разве что только твоя печень.
Я пытался вспомнить, что происходило все эти дни. Память выдавала фрагменты минувшего вразнобой, словно кусочки мозаики: не очень-то лицеприятные факты вперемешку с каким-то совсем уж откровенным бредом. Или все предыдущие дни и были сущим бредом?
Для начала я закатил концерт в отделении милиции, куда попал после того, как пытался сорвать государственный флаг со здания районной администрации. Флаг висел на полутораметровом шпиле на крыше двухэтажного здания. Как я собирался туда попасть?
Ментам я начал объяснять что-то про Зигмунда Фрейда и их (ментов) комплексы. Про их форму и стремление к власти. Я кричал и брызгал слюной. Наверное, я выглядел полным безумцем, если меня даже не стали бить (я слышал, как в соседней камере кому-то методично проходились по почкам, при этом неизвестный мне кто-то кричал: "Братцы, не надо, братцы, не надо… ой, братцы, за что?..)
Отсидев ночь в КПЗ, я расписался в протоколе, получил на руки квитанцию на оплату назначенного мне штрафа и был отпущен восвояси.
Что бы сделал на моем месте любой разумный человек? Ясное дело – пошел бы домой отсыпаться. Но разум – совсем не по моей части.
Купив в близлежащем магазине шесть (или семь?) бутылок пива, я вернулся к зданию милиции и, усевшись на газоне перед ним, принялся их опустошать. Несколько раз мимо меня проходили задержавшие меня накануне менты – и кто бы из них хоть что-нибудь мне сказал! Куда там… Теперь я понимаю, почему Фемиду – богиню правосудия – изображают с повязкой на глазах.
Приговорив пиво, я, наконец, поехал домой, по пути встретил пару знакомых, которых прихватил с собой.
Мы что-то пили. Этикетки, как и тара, к которой они были прилеплены, сменяли друг друга с неописуемой скоростью. Реальность плыла в глазах, заставляя поверить высказываниям некоторых философов о том, что все окружающее нас – иллюзия.
Потом следуют сплошные провалы. Я их называю Черными Дырами. Последнее, что я еще смутно помню, – это то, как ухватившись руками за ограду балкона, я свесился ногами вниз и повис над бездной. Стоило отпустить пальцы – и я отправился бы в полет. В последний – дело происходило на четырнадцатом этаже.
Мне что-то кричали, но я только смеялся в ответ. Я играл со смертью. Я вовсе не собирался умирать. По крайней мере, не раньше того, как окончательно добью свою печень. Я смеялся, смеялся, смеялся… Наверное, я – самый безумный из всех безумцев.
Далее – одни провалы, которые превратились в одну огромную Черную Дыру. Видимо, я поддался на уговоры и вернулся обратно на балкон. И, конечно же, мы пили за мое воскрешение из мертвых… Все – больше ни черта не помню.
АЛКАШУ, КАК И НАРКОМАНУ, ПЛЕВАТЬ НА ТО, РАДИ ЧЕГО ОН ЭТО ДЕЛАЕТ.
УДОВОЛЬСТВИЕ?
Весьма сомнительно. Попробуйте-ка попить неделю-другую – и что получите на выходе – НЕНАВИСТЬ, СТРАХ и ДЕПРЕССИЮ.
ДАЙТЕ-КА МНЕ ЧАШУ ГРААЛЯ – И Я ОСУШУ ЕЕ!
ДО ДНА.
А вы что думали?
АЛКОГОЛЬ ПОЧТИ ВСЕГДА СНИЖАЕТ ВАШУ ВОЗМОЖНОСТЬ ДЕЙСТВОВАТЬ ЗАКОННО!
Божественная комедия
"Crede firmiter et pecca fortiter"
Латинская поговорка
Философ шел по дороге и осмыслял свое существование. Существование напоминало Хиросиму или Нагасаки после американской бомбардировки.
Похмелье. Воистину экзистенциальное состояние. Грани восприятия обострены, а реальность напоминает гнилой кабачок. К тому же болит голова и тем самым существенно осложняет процесс мышления.
Где-то на кромке Я-бытия мелькнула робкая, размытая полупрозрачная мысль: нужно опохмелиться.
От искры да загорится пламя. Философ ухватился за эту мысль как за единственно возможное решение в сложившейся ситуации.
И тут же словно повинуясь его мозговому импульсу, в пространстве прямо перед ним возник круглосуточный магазин. Его витрины, памятуя о только что закончившихся новогодних праздниках, сверкали яркими гирляндами, мохнатились еловыми ветками и глянцево блестели снежинками, вырезанными из фольги. Философ направил свое материальное тело в него, тогда как дух его витал где-то далеко, среди тусклых звезд и осколков разорвавшихся галактик.
Философ взял два пива и пачку сигарет. Продавщица с кислой миной на лице протянула ему покупки, одновременно сметая ладонью с прилавка мятые купюры вперемешку с копеечными кругляками, ее лицо было опухшим, а взгляд померкшим. Праздники прошлись по всем, – отметил про себя Философ и решил поскорее выметаться из этого негостеприимного места.
На улице он сразу же открыл пиво и сделал несколько судорожных глотков. Пиво было теплым и, судя по всему, несвежим, но это не помешало Философу ощутить, как оно потихоньку вдыхает жизнь в его организм. Он достал из пачки сигарету и закурил.
Его дух, поскитавшись по холодным дебрям Космоса, возвращался к нему. И хотя великий грек Платон считал тело могилой для души, именно в теле душа Философа чувствовала себя сейчас наиболее хорошо. Видимо, Платон имел в виду неопохмеленное тело – решил Философ.
Он медленно двинулся в ближайший двор, неся в каждой руке по бутылке пива. Во рту дымилась сигарета. Существование уже не казалось ему таким бесперспективным как некоторое время назад. Воссоединившись, душа и тело обрели надежду.
Посреди двора, в котором очутился Философ, был замерзший пруд, окруженный занесенными снегом скамейками. На одну из них, предварительно смахнув рукой шапку снега, и уселся Философ. Рядом с собой, словно волшебный талисман, поставил бутылки с пивом. Каждому человеку нужен специальный компас, который поможет ему не заблудиться на дорогах Мироздания, – так пусть сегодня им будут они, – подумал Философ.
Ночь была морозная и звездная. Философ посмотрел на небо. Если бог есть, – подумал он, – то почему мне, его отдельно взятому творению, так плохо? Ведь я создан по образу и подобию его… Или ему тоже хуево?
Первая бутылка улетела в снег, и Философ потянулся ко второй. Он порядком замерз, но пока что исходил из того, что здесь все же лучше, чем дома, среди постылых стен и гнетущей пустоты. Он закурил.
Откуда-то из темноты материализовался пьяный субъект, еле стоящий на ногах. Его изрядно качало, и он периодически оступался и проваливался в сугробы. Поравнявшись с Философом, субъект остановился, с трудом повернулся к нему лицом и вперился мутным взглядом.
Философ разглядел его. Это был старый опустившийся алкаш. Алкоголь разъел его лицо, превратив в розовую кашу из потухших глаз, поломанного в нескольких местах носа и седой щетины, в которой потерялись почерневшие потрескавшиеся губы.
– За-закурить не найдется? – наконец изрек субъект.
Философ достал сигарету и, брезгливо морщась, протянул ее алкашу. Интересно, его бог тоже создал по своему образу и подобию?
Алкаш взял сигарету трясущимися руками и тут же попросил огня. Философ чиркнул колесиком зажигалки и нехотя протянул ленточку пламени в сторону навязчивого просителя. Тот сунул сигарету в провал рта и потянулся к рукам Философа.
Некоторое время субъект возился над пламенем, но, наконец, прикурил.
– Что, ищешь точку опоры? – спросил Философ.
Алкаш зашелся в приступе судорожного кашля, потом с трудом выдавил:
– Ага, типа того… а ты чего ищешь?
– Точку сборки, – ответил Философ тоном, означающим, что разговор на этом закончен.
– А-а-а… – протянул алкаш, словно только что сделал для себя какое-то открытие, – ну я пошел…
– Иди, – благословил его Философ.
Алкаш развернулся и, шатаясь и время от времени проваливаясь в сугробы, пошел в темноту. Философ проводил его взглядом и сделал большой глоток пива, затем швырнул пустую бутылку вслед первой. Пива больше не было. Что поделаешь, – материя конечна, – сделал вывод Философ.
Он встал и пошел к дому. Где-то слышались крики и хлопки петард – отголоски недавнего праздника. Пьют, – подумал Философ, – веселятся… а все вокруг катится в тартарары… Или не катится?
По освещенному проспекту мчались машины, иногда проходили люди, большинством своим подвыпившие. Бесполезное движение материи, – подумал Философ, – бесполезное, глупое и никчемное.
Он уже подходил к дому, когда увидел ИХ.
Возле дома Философа была небольшая церковь, и сейчас возле нее толпилось множество народа, у всех в руках были зажженные свечи. Не вызывало сомнения, что там творится какой-то обряд.
Перспектива вновь оказаться дома один на один с собой не очень-то радовала Философа, и он внезапно для себя решил пойти полюбопытствовать, что же такое происходит в церкви.
Приблизившись к храму, он смог разглядеть толпу: это были в основном древние бабушки, набожные в силу своего воспитания и слабого образования, но Философ заприметил и несколько молодых мужчин и женщин с детьми.
Он влился в толпу. Нужно было расставить все точки над i. Поэтому он обратился к ближайшей бабушке, которая показалась ему доброй на вид:
– Извините, а вы не подскажете, что здесь происходит?
Бабушка посмотрела на него как на марсианина.
– Ты чего, сынок? – спросила она. – Рождество ведь…
Рождество? Философ задумался. Он и раньше считал время величиной абстрактной, а в последние дни и вовсе потерял какие-либо привязки к нему. Какое же тогда сегодня число? Шестое? Или седьмое?
Мозг отказывался давать правильный ответ, а впадать в интеллектуальный дискусс со своим внутренним Я по этому поводу Философ не собирался, поэтому просто сказал вслух, словно фиксируя для себя:
– А! Точно – Рождество!
Бабушка отодвинулась от него как от прокаженного.
Внутри церкви творилось какое-то действо, и Философ решил во что бы то ни стало взглянуть на него. Поэтому, недолго думая, он принялся энергично пробираться к входу, расталкивая собравшихся. Те неодобрительно смотрели на него, но молчали.
Наконец он преодолел живой барьер из человеческих тел и оказался в церкви, правда, у самых дверей – дальше протиснуться не представлялось возможным.
Внутри было душно, воняло жженым фимиамом и человеческим потом. У алтаря что-то бубнил священник. Почем опиум для народа? – хотел было спросить Философ, но рассудительно промолчал.
Над алтарем возвышалось здоровое распятие с Христом. Была люлька и фигуры волхвов. Похоже, здесь разыгрывалось представление о рождении Христа.
Тусклый свет церковных светильников раздражал Философа, а нудная речь священника вкупе со скучным действом вызывала зевоту, и он уже было засобирался назад – туда, откуда пришел, то есть на улицу, но тут в толпе почувствовалось заметное оживление.
Философ увидел какую-то чашу, которую передавали в толпе из рук в руки. Каждый пригублял из нее и отдавал соседу, а тот – своему соседу, и так далее, по цепочке.
Вот это уже интересно, – подумал Философ, – а вдруг в ней церковное вино? Еще немного выпить не помешало бы.
– А что это такое? – обратился он к стоявшей рядом с ним древней бабуле, чисто из любопытства.
– Как что? – невозмутимо ответила бабуля, – все пришедшие сюда вкушают Тела Христова.
– Так это тело Христа? – задал Философ следующий вопрос.
– А как же… – причмокнула та, и Философу показалось, что в глазах ее мелькнуло что-то хищническое.
Услышанное повергло Философа в шок.
– То есть вы едите Христа? – обескураженный, задал он вопрос, скорее себе, нежели кому-то еще. – То есть он только что родился, а вы его уже едите, я правильно понял? – последнее он почти прокричал.
На какое-то мгновение в церкви воцарилась полная тишина. Философ почти физически ощутил, как его нечаянный крик повис в воздухе. И тут же почуял неладное.
– Ты что такое говоришь? – запричитала бабка, – богохульник…
И тотчас по церкви пронесся гул:
– Богохульник, богохульник…
Философ почти физически ощутил нависшую над ним угрозу. Где-то на грани сознания возникло и стало материализоваться, набухать, постепенно обретая очертания, когда-то где-то слышанное малопонятное слово: АНАФЕМА.
Толпа обернулась к нему и начала медленно надвигаться.
Философу показалось, что его буравят насквозь раскаленные сверла. Это были их взгляды. Полные ненависти взгляды.
Философ понял, что допустил очень серьезную ошибку. Ошибку, которая будет стоить ему если не жизни, то уж здоровья – точно. И тогда он принял единственно верное решение – бросился наутек. Он не хотел, чтоб его съели как Христа.
Вновь растолкав толпу, он вырвался из церкви и сломя голову рванул через церковный двор. К нему тянулись чьи-то руки, больше похожие на когтистые лапы чудовищ из ночного кошмара, а сзади неслось словно заклинание:
– Богохульник, богохульник…
Он пробежал метров двести и, наконец, позволил себе оглянуться. Погони не было.
Слава богу, – подумал Философ, переводя дух и пытаясь восстановить сбившееся дыхание, но тут же поймал себя на мысли, – богу? Слава БОГУ? Тому самому, из-за которого меня только что чуть не убили? Ну уж нет!
Воистину парадоксален мир. Философ не очень-то верил в бога, но, даже если допустить, что тот существует, причем тогда все эти люди, собравшиеся здесь? Эти чудовища?
Он еще раз бросил взгляд в сторону церкви – изгнав мятежника, толпа вновь погрузилась в свое монотонное действо. Философ почесал затылок. Кажется, он начинал понимать смысл выражения "нищие духом".
Вот ведь чуть не встрял, – подумал Философ, – после такого и напиться не грех. Он достал сигарету и закурил. Потом посмотрел на холодное звездное небо. Небо, которое только что безучастно взирало на то, как его, Философа, чуть не разорвали на куски и не съели.
Философ показал небу кулак и пошел в ту сторону, где ночную тьму прорезали огни круглосуточного магазина.
***
ЗАЧАСТУЮ МИР, В КОТОРОМ МЫ ОЧУТИЛИСЬ БЕЗ НАШЕГО НА ТО СОГЛАСИЯ, НЕ ОЧЕНЬ-ТО НАМ ПО ДУШЕ, И ЕДИНСТВЕННЫЙ СПОСОБ ИЗБЕЖАТЬ ПРЯМОГО СТОЛКНОВЕНИЯ – НАРКОТИКИ ИЛИ АЛКОГОЛЬ.