- Я прошу у вас автограф. А что же еще? - говорит комиссар. - Когда вы мне сказали, что делаете рекламные плакаты, я сразу все понял. Мой сын мне говорил о вас: среди профессионалов вы очень известны.
■
Вечером они с женой ссорятся. Обычно это случается, когда их желания не совпадают. Однако на этот раз причина спора в том, что оба хотят одного: забыть мертвого мальчика. Но, по мнению жены, чтобы забыть о чем-либо, человеку надо сначала выговориться, а Жорди Жуан предпочитает не возвращаться к этой теме - тогда она сама собой забудется. Поэтому они бесконечно спорят о том, почему об этой истории следует говорить, потом, почему лучше не говорить, и чем больше они говорят, тем больше злится Жорди Жуан. Наконец он решает замолчать и напустить на себя обиженный вид, потому что лучше на эту тему не разговаривать, и тут наступает ее очередь сердиться. Звонит телефон.
- Тебя, - протягивает ему трубку жена, - мы потом продолжим наш разговор.
Она выходит из комнаты: когда ее просит к телефону бывший муж, Жорди Жуан обычно поступает так же.
Ему звонит секретарша судебно-медицинского эксперта. Женщина рассуждает о трупах, как опытный пчеловод об ульях. У ее шефа возникли некоторые сомнения технического характера относительно смерти мальчика, и ему бы хотелось договориться о встрече со свидетелем событий. Жорди Жуан делает вид, что его вся эта история не касается.
- Я вас понимаю, - говорит секретарша. - Но все-таки, может быть, вы помните, были ли на улице другие свидетели?
- Да, - врет Жорди Жуан, - у палатки была большая очередь.
Он говорит это, чтобы отвлечь от себя интерес секретарши, чтобы раствориться в толпе, которой на самом деле не было. Ему доподлинно известно, что все испарились еще до появления "скорой помощи" и что никто не захочет давать какие-либо показания.
- Вы могли бы дать нам координаты кого-нибудь из свидетелей?
Этот вопрос выводит его из себя. И почему только люди - такие идиоты? Для секретарши сейчас ничего в мире не существует, кроме ее работы, и, следовательно, эта дура не способна поставить себя на его место.
- Когда вы покупаете пончики в палатке на углу, вы знаете других людей, которые стоят в очереди?
Смущенная его резким тоном, секретарша отвечает не сразу. Потом она вежливо замечает:
- Да, знаю. Обычно это люди, которые живут в соседних домах.
Жорди Жуан опускает трубку. Правильный ли это шаг? Как ни крути, судебно-медицинский эксперт - представитель власти, и его секретарши - тоже, а он отказался сотрудничать с ним и умышленно солгал. Наверняка это нарушение закона. Жена заглядывает в комнату:
- Хочешь поговорим?
■
Пять месяцев, которые отделяют эти события от дня суда, становятся самыми несчастливыми в его жизни. И происходит это потому, что если бы Жорди Жуану пришлось объяснять кому-нибудь причину своих страданий, то он бы не смог выразить ее словами, а если бы вдруг ему удалось растолковать собеседнику, что его мучает, то тот наверняка не признал бы за ним права на переживания. В конце концов, он же ни в чем не виноват. Да и никто не предъявляет ему никаких обвинений. Он предстанет перед судом в качестве свидетеля, только и всего; вся операция займет не больше десяти минут. Почему же он должен бояться осуществления правосудия?
Люди, которые так рассуждают, совершенно правы. Но, в отличие от них, ему придется явиться в суд. А там под увеличительным стеклом закона любая песчинка может стать настоящей горой. Жорди Жуан не знаком ни со сложным механизмом юриспруденции, ни с его взаимодействием с другими структурами. Ему не надо было окликать мальчика, да и массировать ребенку грудную клетку тоже не стоило. Врач больницы знает, что он сделал и то и другое. Доктор показался Жорди Жуану порядочным человеком, но это, однако, отнюдь не гарантирует, что, отвечая на вопросы полицейских, он не расскажет обо всем чистосердечно. В распоряжении комиссара полиции есть чистый лист с его подписью. Хорошо, хорошо, это уже почти мания преследования. Но Жорди Жуан за последнее время понял, что в противоестественных обстоятельствах наши мысли текут тоже противоестественным образом: хотя он и не верит в заговор, но не может выбросить эту историю из головы. День за днем его преследуют странные и смутные идеи. В довершение всех бед секретарша судебного врача почему-то больше ему не звонит. Это добрый знак или, напротив, зловещий?
В разговорах с женой они не обсуждают эту тему всерьез, но и не могут полностью забыть о ней. Когда-то давно его супруга, специалист по детской психологии, объяснила ему, что для разрешения назревшего конфликта необходимо дать проблеме всплыть на поверхность, а не прятать ее, как бы это ни было больно. Если действовать иначе, то отношения неизбежно портятся.
Жорди Жуан не хочет давать этой истории всплывать на поверхность, в первую очередь потому, что ему неясно, где эта самая поверхность располагается да и существует ли она вообще. Когда жена пытается втолковать ему, что он стал жертвой больного воображения, перемежая доводы ласками, когда она утверждает, что жертвы очень часто испытывают чувство вины, он понимает правильность всех ее рассуждений, но уже через секунду возвращается к мыслям о суде. Там будут прокурор и судьи, одетые в свои дурацкие черные рясы. Существует один шанс из тысячи, что его привлекут к ответственности, но он думает именно о нем, а не об остальных девятисот девяносто девяти.
За несколько дней до суда жена ставит на стол салатницу, садится на стул, радостно смеется и ликующим голосом сообщает:
- У меня отличные новости!
По выражению ее лица можно догадаться, что она ждет от него догадок и предположений. Но он молчит.
- Судья у тебя - женщина, и это подруга моей подруги.
Жорди Жуан всегда ненавидел сыр в салате. Он десять тысяч раз говорил жене, что не выносит эти дрянные кубики, которые отдают мукой. А она уже десять тысяч раз клала противный синтетический сыр в салат. Ей не нравится, когда в салат кладут сельдерей. Он готовил салат десять тысяч раз и в последних девяти тысячах девятистах девяносто девяти случаях не клал туда сельдерея. Если ты психолог, тебе по профессии полагается уметь слушать других. Жорди Жуан втыкает вилку в листики салата.
- Ты все последние проклятые шесть месяцев, целых полгода, твердила мне, что на суде все будет в порядке, потому что мне нечего скрывать. И вот теперь вдруг сообщаешь, что все эти шесть месяцев, целых полгода, изо всех сил старалась сделать так, чтобы судьиха оказалась подругой твоей подруги.
- Ты думаешь, я разбираюсь в законодательстве? - обижается она. - Это была идея моей подруги, и мне объяснили, что в ходатайстве о переводе дела в суд другого района ничего противозаконного нет.
Только с этой женщиной Жорди Жуану хотелось разговаривать после секса, поэтому он и женился на ней. Однако теперь ему нечего ей сказать. Он встает из-за стола.
- Теперь я понимаю, почему люди заводят собак. По крайней мере, у них всегда есть повод выйти из дома.
- Ты сделал из ничего не значащего события проблему чрезвычайной значимости, поэтому самое лучшее, что я могу предпринять, - это окружить тебя знаками любви и внимания.
Жорди Жуан смотрит в потолок - впервые с тех пор, как его покрасили.
- Ты и с детьми говоришь так же красиво? Теперь мне ясно, почему ты годами гниешь в своей школе.
Не успев даже произнести последнее слово, он уже понимает, что ему не стоило вообще открывать рот. Жена всегда объясняла ему свою работу в школе тем, что чувствует личную ответственность за судьбы детей-иммигрантов. Ему эти доводы всегда казались удобным способом оправдать дерьмовые условия контракта словами об общественной пользе своего труда. Поскольку денег им всегда хватало, он никогда не поднимал этого вопроса. Сейчас она бледнеет и смотрит на него немигающим взглядом. При большом желании она умеет быть одновременно ироничной и жестокой:
- Я пошла за сигаретами в палатку, где ты покупаешь пончики.
Когда жена уходит, Жорди Жуан шарит в ящике стола, который уже давно не открывал, и находит там полиэтиленовый пакетик с марихуаной. Дело не в том, что бедняга сомневается в своей подруге, он сомневается в том, стоит ли ему сомневаться. Если она так поступила, значит, в глубине души не исключает некую долю его вины. А может быть, ей хочется защитить их совместную жизнь во что бы то ни стало и вопреки обстоятельствам. Если бы он расстрелял из пулемета группу из детского садика, она бы поступила так же. Неожиданно для себя он докуривает самокрутку до конца. "Чтобы заснуть раньше, чем она вернется домой и надо будет продолжать разговор", - объясняет он себе свой поступок.
■
На суде ему задают только два вопроса: "Вы оказали помощь жертве и вызваны в суд в связи с этим?" - "Да". - "Вы видели номер автомобиля или могли бы назвать какие-либо характеристики машины, которая нанесла ребенку травму?" - "Нет". - "Вы можете идти".
Есть некое государственное учреждение, которое берет на себя возмещение ущерба в тех случаях, когда никакая страховая компания не берет эти выплаты на себя. Поскольку в этом случае личность водителя установить не удалось, данное учреждение выплатит семье мальчика огромную компенсацию. Радость двадцати с лишним ее членов так же безгранична, сколь безбрежно было их горе, когда они узнали о гибели ребенка. Жорди Жуан сохраняет при себе свои мысли на этот счет, чтобы жена не обвинила его в расизме.
Он выходит на улицу с женой и ее подругой. Когда они устраиваются в баре за чашечкой кофе, к ним присоединяется еще одна женщина. Жена и подруга жены задорно смеются: "Неужели ты ее не узнаешь?" Нет. Минуту спустя он понимает, в чем дело: это судья.
Без мантии, с улыбкой на губах и далеко от зала суда она кажется совсем другим человеком. Судья приветствует его двумя дежурными поцелуями и добавляет еще один - в лоб:
- Когда встречаешь таких людей, как ты, Жорди Жуан, то понимаешь, что наша профессия нужная и необходимая.
Этот третий поцелуй окончательно хоронит мертвого мальчика. На протяжении следующих дней Жорди Жуан ведет себя как пациент, неожиданно излечившийся от недуга, который ставил в тупик всех врачей. В субботу он занимается любовью с женой четыре раза, а в воскресенье утром отправляется в палатку за пончиками. Воспоминания накатывают на него, и Жорди Жуан испытывает волнение - возможно, потому, что ему так хорошо, и он становится более чувствительным, чем обычно. Да, конечно, можно гордиться тем обществом, где тебе довелось жить, ибо здесь полицейские, врачи и судьи находятся на высоте граждан, которым они служат.
У палатки выстроилась жуткая очередь. Жорди Жуану нечем себя занять, поэтому он предается размышлениям о благах супружеской жизни. Ему кажется невероятным, что он никогда раньше не думал обо всех возможных применениях пончиков, посыпанных сахаром.
Из очереди выбегает белокурый мальчик, его волосы подстрижены, как у средневекового пажа. Лучше бы он не бегал через улицу. В левой руке у него пластмассовая лошадка. Мальчуган воображает, что его скакун летает по воздуху. Если могут летать воздушные змеи из пластмассы и самолеты из пластмассы, то почему бы не летать лошадке? "Таково детство - думает Жорди Жуан, - вернее, раньше оно было таким". Но лучше бы мальчик не бегал через улицу.
Из-за угла появляется машина. Водитель торопится, потому что в этот ранний час ночь для него еще не закончилась, хотя для людей, стоящих в очереди, уже начался новый день.
Мальчик взлетает в воздух от страшного удара восьмидесяти лошадиных сил, и его тело отскакивает от асфальта четыре раза, словно плоский камешек от поверхности воды. Машина молниеносно исчезает. Ребенок бьется в судорогах, как шмель, которого обрызгали инсектицидом. Перед палаткой никого нет. Ни одного человека.
У меня нет больше сил
"Так, значит, вот каким бывает наш конец; он наступает в самый неожиданный момент, и тебе крышка", - думает эскимос, вдруг повстречавшийся с медведем. С этой горой мохнатой плоти сражаться бесполезно: люди маленькие, а белые медведи - огромные. Эскимос провел всю первую половину дня в поисках тюленей и так устал, что даже плечи его болят, - и вот теперь ему самому придется уходить от преследования.
Близость смерти заставляет его вспомнить всю прошлую жизнь. Самые важные ее события, подобные узелкам, завязанным на длинной веревке, пробегают перед глазами бедняги за тысячные доли секунды.
Его счастливая жизнь длилась до женитьбы брата. В этих широтах женщин на всех не хватает, и он остался холостяком. Появление невестки превратило его существование в ад. Все ее любили: и муж, и дети, а свекор и свекровь в ней души не чаяли. И не то чтобы она не выносила деверя или наш эскимос ее недолюбливал, но дело было в том, что после этой свадьбы он из первенца своих родителей превратился в обузу. Родительская любовь испарилась, узы братской дружбы разрушились; его в доме терпели, но ему оставалось довольствоваться местом принца, которого лишили трона. Вот и сегодня он отправился на охоту после очередной перепалки с братом, потому что предпочитал излить свой гнев на тюленей, а не на него. В этом крошечном мирке можно ненавидеть только тех, кого любишь.
Появление медведя в один миг доказывает незначительность всех его бед. Он умрет, и все будет кончено. Однако гнев, накопившийся в душе, никуда не исчез, и эскимос направляет его против внезапно появившегося противника. "Я не стану показывать зверю спину и погибну в бою", - думает эскимос. Никто не узнает о его отважном поступке, но, по крайней мере, он сам уйдет из жизни, сознавая, что умирает храбрецом. Вместо того чтобы бежать от зверя, он начинает самоубийственное наступление на врага - набрасывается на медведя, размахивая руками и пронзительно крича.
Безнадежные ситуации разрешаются порой самым неожиданным образом. В бегство вдруг обращается медведь! Наш эскимос - это первый эскимос в мире, которому открывается тайная сторона сознания белых медведей: они так привыкли быть преследователями и внушать ужас, что стоит кому-нибудь пойти против них в наступление, как хищник приходит в замешательство и пускается - на всякий случай - наутек.
Эскимос, не веря до конца в свою удачу, довольно долго преследует зверя, оглашая просторы грозными воплями. Вся его покорность перед лицом неминуемой смерти испарилась, и теперь он безумно счастлив. Никогда раньше ему не доводилось видеть так близко перед собой задницу медведя. И вправду это забавно!
Он даже позволяет себе экспериментировать и обнаруживает, что может направлять движение животного. Стоит ему слегка отклониться вправо относительно оси медвежьего хвоста, как зверь поворачивает на несколько градусов влево, и наоборот. Так ведет себя корма лодки в зависимости от того, каким из двух весел делают гребок.
Однако потом им овладевает усталость; смесь радости и утомления хмельной дурнотой ударяет в голову. День выдался очень необычный и тяжелый. Эскимос сильно вспотел, и ему кажется, что между его кожей и одеждой колышется вода. Надо как можно скорее найти какой-нибудь поворот и, как только медведь скроется из виду, сменить направление и поскорее уносить ноги, пока зверь не догадался, что стал жертвой обмана. Это, безусловно, самый лучший выход.
Однако, когда эскимос находит подходящее место, впереди появляется какая-то старушка. Что она там забыла? Черт ее знает! Увидев женщину так близко, медведь не может избежать искушения и направляется в ее сторону. Несмотря на то что силы у охотника на исходе, он не хочет запятнать свою совесть смертью почтенной старушки.
- Бегите! - кричит он, ускоряя шаг. - Я его отвлеку. Бегите скорее, добрая женщина!
Нет, теперь в этой истории нет ничего забавного. Женщина удаляется, с трудом передвигая ноги, что неудивительно в ее возрасте. Эскимос подгоняет медведя и орет на него, зверь рычит и огрызается, но подчиняется напору этой странной и неясной угрозы. "Еще чуть-чуть, - говорит себе охотник, - самую чуточку".
Старый эскимосский прием, позволяющий человеку противостоять невзгодам, состоит в том, чтобы сосредоточиться на бедах более значительных. Охотник старается не думать ни о медведе, ни о своем изнемогающем теле. Он занимает себя мыслями о том, что ждет его по возвращении домой: споры с братом, упреки родителей, косые взгляды молчаливых родственников, укоряющие за то, что он не нашел себе жены, племянники, для которых он - только дядя, а не настоящий отец. И она - такая красивая, такая близкая, но и такая недоступная. Эскимос думает обо всем этом и продолжает гнать зверя вперед. Когда сердце уже готово выскочить у охотника из груди, он достигает знакомых мест. Медведь по-прежнему бежит перед ним, словно их соединяет нерушимая связь.
Внезапно на снег выкатывается целая дюжина серых шариков. Это дети, которые, заигравшись, отдалились от дома. На глаза эскимоса навертываются слезы. Ему кажется, что его бедра превратились в железные прутья, его колени хрустят, точно свежий снег под каблуком. Но что ему остается делать? Может ли он позволить хищнику убить ребенка? Головки в капюшонах наполняют его сердце нежностью.
- Бегите отсюда! Скорее!
Из легких эскимоса вырывается хрип, которому вторит медведь - зверь отказался от своего намерения, но продолжает бежать впереди охотника. Кажется невероятным, что дети могут быть такими маленькими… и бегать так медленно. Крошечные фигурки удерживают равновесие, широко раскинув руки, и высоко поднимают колени, вытаскивая ноги из сугробов. Дабы удостовериться в том, что дети вне опасности, эскимос должен гнать медведя от этого места еще некоторое время.
Крики охотника превращаются в стоны. В любую минуту медведь может остановиться и спросить себя, зачем убегает; тогда зверь сожрет своего преследователя, который не сумеет оказать ему никакого сопротивления. Эскимос находится во власти дурацкого инстинкта. И это еще не конец.
Женщина. Она ищет своих детей, не зная, что они уже убежали отсюда. Вид человека, который преследует медведя, поражает ее. "Надо же, какая красавица", - думает эскимос: никогда ему не приходилось видеть ничего столь отличного от холодной белизны снега. Эта красота прибавляет ему чуточку сил - он поднимает руки и выдыхает:
- Беги прочь!
Ничего больше сказать он не может и лишь указывает пальцем в ту сторону, куда убежали дети. Теперь охотник бежит, согнувшись в три погибели и шатаясь на ходу; он удерживает равновесие только благодаря тому, что раскидывает руки, словно птица свои крылья. Наконец они достигают озера, покрытого льдом.
В центре льда - трещина, по форме напоминающая ноготь. Какой-то человек ловит там рыбу, сидя спиной к медведю и к эскимосу. Шум заставляет его обернуться, и сначала он видит над собой медведя, который наваливается на него ощерившейся клыками лавиной. Несчастный успевает увидеть за спиной зверя его преследователя; два человека смотрят друг другу в лицо. Охотник делает два шага вперед и падает на колени.
- Брат мой! - кричит он и в изнеможении выдыхает: - У меня нет больше сил.