Однако порой раздавались голоса - принадлежавшие обычно ее старым товаркам по утесу, - которые твердили: поглядите-ка на нее, раньше только одно чудовище и обратило на нее внимание, а теперь все ее замечают - и молодые, и старые, и женатые мужчины, и красивые парни.
Однако большинство людей, особенно мужчины, говорили: смотрите, вот идет уродка, но уродка добропорядочная. Никогда в молодости она красотой не блистала, но теперь из нее вышла прекрасная вдова. А ворчите вы, потому что в ней воплощена добродетель, какая вам, злюкам, и не снилась. И в городке восторжествовало мнение этих последних, потому что женщины только языки чешут, тогда как мужчины здраво рассуждают, а, как всем давно известно, здравые суждения имеют куда больший вес, чем пустая болтовня.
■
Однако как-то раз в ноябре месяце городок удостоился великой чести принимать первого секретаря Военного министерства. Его привели в эту забытую всеми географическую точку неотложные задачи стратегического характера. Высокопоставленное лицо сопровождала свита, к которой присоединились тридцать представителей местной власти, потому что ни один чиновник - начиная с самого городского головы и кончая последним приставом - не желал упустить возможность войти в состав официальной процессии. Они совершили обход окрестностей и приблизились к утесам - великолепным утесам! "Господь создал этот мир за шесть дней, в воскресенье он отдыхал, а в понедельник, чтобы придать своему творению окончательный блеск, установил артиллерийские орудия на их вершинах. Шесть или семь пушек калибром сто пятьдесят миллиметров - и никакая осада с моря не заставит нас отступить. Будем строить укрепления". Все это секретарь Министерства рассказывал, энергично размахивая своим маршальским жезлом, и его жесты были полны красноречия. "В случае войны вы, господа, являетесь тылом страны. Но как бы вы оценили работу нашего кабинета, если бы он недооценил возможность удара в спину, неожиданного и смертельного?" Возможно, кому-то из присутствовавших пришло в голову, что за последние восемь - десять лет до городка докатились лишь волны войн гражданских, а они всегда приходили из внутренних районов страны, но он прикусил себе язык.
Однако, когда процессия уже собиралась вернуться в городок, секретарь, страдавший близорукостью, прищурил глаза и спросил, что это за черная фигура смотрит в море и стоит так неподвижно, - до этой минуты он принимал ее за короткий ствол дерева, расколотого и обожженного молнией.
- А почему ее не уведут оттуда, - спросил он, выслушав первое объяснение, - ее же унесет порывом ветра, это же такое суровое и дикое место.
- Да она всю жизнь стоит там, - сказал городской голова.
- Всю жизнь?
- Именно так, за последние двадцать пять или двадцать семь лет она не пропустила ни одного свидания со своей болью, - сказал городской голова, - это вдова моряка, потерпевшего кораблекрушение.
- Если быть точными, прошло уже двадцать девять лет, - вмешался в разговор городской нотариус.
- Но это же совершенно невероятно и, вне всякого сомнения, представляет собой явление исключительное, - произнес секретарь Военного министерства. - В вашем распоряжении имеются эти восхитительные утесы, созданные природой. Однако еще большего восхищения достойна природа этой женщины.
Поскольку ответом ему было молчание, он продолжил:
- Да неужели вы этого не понимаете?
Они этого не понимали.
- О, эти штатские, - произнес он, и в голосе его звучали одновременно презрение и жалость. - Им неведома драма окоп. На передовой солдаты одержимы тремя страстями: женщины, женщины и еще раз женщины. Враг осыпает наши позиции не только шрапнелью, но и листовками. Содержание их всегда сводится к одному: пока ты тут страдаешь, твоя жена спит с соседом. Но если бы у наших солдат была уверенность в том, что их жены ведут себя так же, как эта, происки врагов пошли бы прахом. Вне всякого сомнения!
В его голосе прозвучали нотки раздражения: - Моральный дух армии! Моральный дух солдат - вот главное! Эта женщина являет собой пример поведения в тылу, который стоит четырех дивизий! Теперь вы меня понимаете?
■
Однако, несмотря на то что некоторые граждане хотели заполучить в качестве награды для города мост, а другие ремесленное училище, большинство склонялось к идее статуи с мраморной плитой, потому что мосты идут на пользу только тем, кому надо переезжать на другую сторону реки, а ремесленные училища - людям неблагодарным, которые получают свой диплом, поступают в столичный университет и никогда больше не возвращаются в город. Надпись на постаменте Semper fidelissima они позаимствовали у одного известного журналиста, написавшего прекрасную статью об уродке. Теперь о ней говорила вся страна, и все газеты печатали репортажи с фотографиями. Под ними значились все имена и фамилии изображенных на них лиц, и все достойные жители города поспешили изучить и исследовать генеалогическое дерево женщины, чтобы внести туда необходимые изменения, - и по странному стечению обстоятельств оказалось, что добрая половина отцов города приходятся ей родственниками.
Однако, если какой-нибудь вопрос и вызвал споры, так это была организация праздничного ужина, который устроил в ее честь город. Еще до того как правительство дало деньги на монумент, было принято здравое решение устроить многолюдный ужин. Ее посадили среди самых почетных жителей города, которые обращались к ней так деликатно и нежно, как обычно ведут себя в присутствии детей-идиотов, выживших из ума стариков или котят персидских кровей.
Однако в конце ужина городской голова, который был к этому времени навеселе, вообразил - как это часто бывает с людьми во время застолья, - что благородные чувства, овладевшие им, являлись врожденным свойством его натуры, а не результатом возлияния, и, размахивая салфеткой и постукивая вилкой о хрустальную рюмку, чтобы добиться тишины, завопил:
- Если у нас есть эта женщина, которая представляет собой живой памятник, зачем нам нужна какая-то каменная глыба?
Однако толпа закричала: "Нет, нет, нет, пусть будет и памятник! Самое главное - это, конечно, наша уродка, но и памятник нам не помешает!"
Однако незначительное меньшинство стало им возражать - потому что в те времена даже в самых отдаленных уголках земли стали появляться республиканцы - и говорить: "Конечно, конечно, мы тоже за статую, но против надписи на постаменте! Уродка - это наша гордость, и она - образец верности, но если мы поставим статую с такой надписью, то получится, что мы утверждаем, будто наш город верен монархии, а уж с этим мы в корне не согласны, нет, нет и нет!" Сторонники двух взглядов сначала отлупили друг друга, а потом разошлись в разные стороны, и на протяжении следующих дней представители большинства, встречаясь на улице с представителями меньшинства, делали вид, что не замечают их, и представители меньшинства отвечали им той же монетой. И те и другие останавливались только для того, чтобы поздороваться с уродкой: "Добрый день, может быть, он как раз сегодня вернется", - в словах первых звучала преданность монархии, а вторые выражали таким способом свою республиканскую солидарность.
Волнение нарастало и нарастало по мере того, как приближался день установки памятника, и тут вдруг в мэрию пришла телеграмма из столицы: необходимо будет устроить на постой гвинейцев, служащих в преторианской гвардии. Озадаченный этим сообщением, мэр отправился в ближайший город, где имелся телефон, и позвонил в соответствующее учреждение. Высокопоставленный чиновник закричал: - Pero ¿cómo? ¿Los del protocolo no les han avisado de que su majestad presidirá los actos? Madre mía.
Король, король, к ним едет сам король! Город потратил сумму, которой бы хватило на три городских праздника. Улицы украсились национальными флагами и разноцветными лентами, а на старых фасадах обновили орнаменты. На ветвях деревьев развевались двухцветные вымпелы, а в здании мэрии установили генератор для освещения ее фасада - здание сияло светом ста пятидесяти лампочек восьми разных цветов. Все учреждения и магазины переписывали свои вывески, прибавляя к названию слово "королевский": дело началось с "Королевской библиотеки", а кончилось "Подлинными королевскими бакалейными товарами Республики Аргентина". Служители порядка получили распоряжение поддерживать город в безупречном состоянии и выполняли свои обязанности с таким рвением, что еще за девять дней до прибытия короля штрафовали горожан за грязные или недостаточно блестящие ботинки и прочие провинности такого же характера. Все общественные места были тщательно убраны, даже общественный туалет, которым никто никогда не пользовался, сиял чистотой. Были приведены в порядок две публичные библиотеки и все публичные дома. Специальное распоряжение запрещало особям семейства лошадиных испражняться на городских улицах, а после того как один шутник явился на площадь в сопровождении осла с большой пробкой под хвостом, запрет был распространен на всех животных без исключения - от самого упрямого в городе осла и до самой чистой болонки, - независимо от их способности гадить в общественных местах.
Однако все, казалось, делалось само собой, потому что всем не терпелось увидеть короля. И даже свежеиспеченные республиканцы говорили, что они, конечно, были сторонниками республики, но ничего не имели против данного короля, такого человечного и известного своей благотворительной деятельностью в пользу сирот. И в самом деле, кто способен поднять голос против несчастных детей?
На вокзале построили деревянный помост, напоминавший новый катафалк, который украсили лентами национальных цветов и букетами гладиолусов. В центре красовался королевский герб, а под ним золотой нитью был вышит девиз Semper fidelissima. "Обращайтесь бережно с моей уродкой, поставьте уродку в центр", - твердил мэр, когда отцов города на помосте стало слишком много. У подножия помоста и вокруг него собралась огромная толпа горожан, там царил такой беспорядок, словно случилось стихийное бедствие. "Это король, это король, король", - разносилось в толпе, как только какой-нибудь поезд подъезжал к станции. Отдельные умники всех успокаивали: нет, что вы, он должен приехать позже. Казначей мэрии с высоты помоста взывал к гражданам, убеждая их не кидать серпантин - запасы могли кончиться до приезда его величества. В руках у присутствующих были флажки, и все размахивали ими с безумным рвением - пассажиры, появляющиеся на перроне, замирали в удивлении и оглядывались по сторонам, желая понять, в чью честь устроен столь необычный спектакль. "Вот уже тридцать лет, как наша сестра ждет…" - повторял начало своей речи мэр, который страшно нервничал и забыл, что за этими словами следовало дальше.
И вдруг уродка вскрикнула "Ой!" и начала медленно опускаться на колени, широко раскрыв немигающие глаза. Мэр и стоявшие поблизости мужчины едва успели поддержать ее под руки. Она же только повторяла "Ой! Ой!" и медленно поворачивала голову то направо, то налево, словно черепаха, утратившая рассудок. Говорить несчастная не могла, но махала трясущейся, как у эпилептика, рукой, точно на прощание. Один из пассажиров, сошедших с поезда - пожилой, бедно одетый человек с маленьким чемоданом, - осмелился подняться на помост. Воцарилась полная тишина.
- Pero como eolios sabíades que viña oxe?
■
Потом он рассказал ей, что после кораблекрушения они уцепились за какую-то деревяшку, и их восемь дней и ночей носило по волнам. Все его товарищи умерли от жажды, несмотря на то что пили свою мочу, а он выжил. Он рассказал ей, как один американский военный корабль поднял его на борт и привез в ближайший порт, где ему пришлось предстать перед судьей по фамилии Филлипс, который не поверил в правдивость его истории. Потом его посетил какой-то адвокат, пропахший виски. Моряк рассказал ему, что прибыл из Галисии, а эти дураки на суд привезли ему переводчика с русского языка - ну как тебе это нравится? Да и суд-то был какой-то чудной: никаких свидетелей - только он да спасший его капитан. Офицер явился в зал в своем элегантном мундире с начищенными до блеска медалями и заявил, что подсудимый, вне всякого сомнения, был матросом со шхуны контрабандистов, которую они потопили накануне огнем своих орудий. Двенадцать важных господ, сидевших себе тихонько во время разбирательства, не поверили, что он мог выжить, проведя восемь дней и ночей в открытом море, так как капитан втолковал им, будто никому не под силу такое выдержать. И эти господа написали какую-то бумажонку, которую прочитал судья, и там говорилось, что сидеть мне в тюрьме всю жизнь. Есть в Америке такое место - называется оно Миссисипи, - где полным-полно тюрем, которые полным-полны заключенных, и все они работают в каменоломнях. И многие из них черные, то есть совсем черные, как африканцы. Но однажды мне написал их президент, да, именно мне. В Америке президенты пишут очень красивые письма, и называются эти письма "помилование". Хозяин тюрьмы дал мне немного денег и пожелал удачи. Очень хороший он был человек. А ты, жена, как тут жила?
Однако ему было неведомо, что, чем больше мечтаешь о чем-нибудь, тем меньше желаешь исполнения этой мечты. Женщина, казавшаяся невозмутимой, резким жестом поставила перед мужем тарелку, которая со стуком опустилась на стол; и моряк, не способный угадать причину ее поведения, несмотря на всю свою природную смекалку, и потому поначалу бесконечно удивившийся, сумел понять, что хотела сказать ему жена этой небрежно поставленной тарелкой супа.
"Я была так счастлива, когда тебя здесь не было. Ну зачем ты вернулся?"
Все, что следует знать зебре, чтобы выжить в саванне
На протяжении тысяч и тысяч лет зебры-матери передавали свои знания зебрам-дочерям. Каждое поколение становилось опытнее прежнего, успешно освоившие науку зебры преуспевали и размножались, оттого-то в саванне пасутся миллионы зебр. Однажды самым обычным утром самая обычная зебра чувствует жажду. Приближаясь к водоему, она повторяет первый урок, который дала ей мать:
Когда пьешь воду, не теряй бдительности. Львы прячутся неподалеку от водопоя и могут воспользоваться тем, что ты опустила голову и расслабилась. Будь предусмотрительна: навостри уши и поверни их так, чтобы услышать то, чего ты не можешь увидеть.
Этот урок спасает ей жизнь. Из кустов песочного цвета прыгает тело песочного цвета. Масса кошачьих мышц и сухожилий, когтей и клыков, влекомая и направляемая инстинктом убийства. К счастью, в саванне давно не было дождей, и когда зверь напрягается перед прыжком, под его лапой надламывается сухая веточка. Резкого щелчка оказывается достаточно, чтобы зебра обернулась и бросилась наутек.
Как правило, львы быстро устают. Если тебе удастся смыться до первой атаки зверя, то он может отказаться от преследования.
Львы охотятся на зебр в основном ради спортивного интереса, и это занятие быстро им надоедает. Но наша зебра понимает, что, к несчастью, ее преследует не лев, а львица. Львицы куда более настойчивы, гораздо более упорны, потому что от них зависит жизнь львят. Вполне вероятно, что положение львицы так же безвыходно, как положение зебры. Четыре мощные лапы готовы на все и не отстают; глаза хищника устремлены на круп жертвы.
Наша шкура в белую и черную полоску, такая странная с первого взгляда, - это не каприз природы, а средство защиты. Используй это! Когда львы окажутся поблизости, забирайся в заросли - чем выше растения, тем лучше. Против света они тебя не увидят.
В некотором отдалении среди высохших стволов и степной травы растут молодые деревца. Лесом это не назовешь, но для игры в прятки может сгодиться. Зебра забирается в заросли и начинает скакать направо и налево, чтобы запутать хищницу.
Все напрасно. Прежде чем покинуть укрытие, зебра понимает, что ее прием не удался. Сейчас она не видит преследовательницу, но слышит львиный запах и понимает, что та тоже ее чует.
Зебры не слишком-то ловко прыгают по скалам, но львы вообще в этом деле профаны. В случае опасности ищи укрытие на косогоре или среди скал.
Когда зебра выбирается из рощицы, она оказывается на каменистом склоне. В обычных условиях она бы постаралась обойти это место, но, учитывая обстоятельства, бросается вверх по гранитному склону. Ее копыта клацают по голому камню, где не растет ни одной травинки. Поверхность неровная, кругом полно трещин и небольших расщелин. Вперед, вперед, вверх!
Львица недовольно рычит, ей ненавистны расселины и крутые подъемы. Несмотря на это, зверь не останавливается и прыгает с камня на камень, словно мохнатая лягушка. Раньше ее взгляд был прикован исключительно к зебре, а теперь ей приходится делить свое внимание. Сначала она выбирает камень, на который хочет приземлиться, делает свои расчеты и прыгает, а потом поднимает глаза, чтобы не упустить зебру, и снова ищет подходящую площадку. Зебра сталкивается со стадом африканских коз, которые разбегаются во все стороны, предварительно обругав пришелицу.
Зебра покидает скалистый склон. Все суставы ее болят от прыжков по камням. При каждом вдохе воздух обжигает легкие. Ноги подгибаются от ужаса и от усталости. Но в ней живет последняя надежда: она уже на равнине, а львица все еще медленно спускается по камням. Это позволяет увеличить дистанцию.
Но нет. Ей это только почудилось. Стоило хищнице коснуться земли, как она резко набирает скорость, и расстояние между ними сокращается со страшной быстротой. Зебра знает, что ее конец близок: никогда прежде в голову ей не приходила столь очевидная мысль, как та, что осенила ее сегодня. Раньше ей не приходило в голову, что, хотя зебры действительно выживали в саванне на протяжении миллионов лет, расплодились и преуспели, - но и львы тоже не перевелись.
Деточка, если твое положение покажется тебе безвыходным, если ты даже почувствуешь на своем хвосте дыхание смерти, не сдавайся. Поставь все на карту. Найди реку и бросайся в воду одним прыжком. Вполне вероятно, что тебя сожрет крокодил. Но если ты этого не сделаешь, тебя наверняка убьет лев.
Река! Река! Но где найти реку в саванне? Их очень мало, да и воды там обычно немного. Но кто бы мог подумать, ей повезло! Прямо перед ней струится поток воды. Зебра даже не останавливается, чтобы посмотреть, не торчит ли из ила крокодилья морда. Ей все равно. Она бросается в поток с головой, бьет ногами, высовывает голову, втягивает ноздрями горячий воздух. Зебра движется к противоположному берегу ужасно медленно и, добравшись до него, скользит на глинистой почве и снова погружается в воду. Но вот она уже вонзила в глину передние копыта, и ей удается удержаться. Зебра делает рывок - и сама не верит тому, что смогла выбраться из реки.