С полчаса мы искали пристанище, но в одном хорошем месте уже был разбит палаточный городок, в другом расположились подростки велосипедисты - явно прикатили из деревни купаться. Да еще, то тут то там, как часовые, неподвижно стояли рыбаки с удочками. Заметив, что мы фланируем вдоль берега, один из удильщиков сказал Дыму (не мне, а именно Дыму - сразу понял, кто главный на судне):
- Эй, с медалями! Чуть дальше оборудованная стоянка, там все туристы останавливаются.
Действительно, через десяток взмахов весла показался пологий склон и ровная площадка с настилом для палатки и набором "мебели": сколоченные из жердей стол и лавки. Увидев такие удобства, Дым с восторгом прищелкнул языком.
- Да, - кивнул я. - Гостиница пять звезд.
Пока я ставил палатку, Дым успел перенести из байдарки все мелкие вещи и "пометить" нашу территорию - он сразу почувствовал себя богатым землевладельцем.
А в это время мимо стал проплывать "москитный флот": байдарки, надувные лодки, катамараны - на том озере движение было, как на Садовом кольце в час пик, и в обе стороны - хоть ставь светофор.
Как принято у туристов, я жестами приглашал проплывающих остановиться у нас: обводил руками поляну - показывал, что места всем хватит; поднимал большой палец - и комфорт высший класс! Дым не приветствовал мои жесты, морщился, недовольно сопел, он не собирался кого-то еще пускать в наши владения. Я пристыдил его:
- Не жадничай! Не хватало еще, чтобы мы прослыли законченными эгоистами!
Дым плюнул и направился к ближайшим деревьям. Это была наша вторая размолвка (и не последняя в тот день).
К радости Дыма, никто не захотел составить нам компанию. Туристы благодарили, прикладывая руку к сердцу, но показывали вперед, давая понять, что впереди места не хуже.
И все же гости к нам заявились, но не со стороны озера, а со стороны леса. Четверо парней бородачей, с рюкзаками, лопатами и каким-то ящиком, подошли к поляне, поздоровались и спросили, не разрешу ли я попить за столом чайку. Бородачи были в защитной форме и я пошутил:
- Здесь начались маневры?
- Мы поисковики. Разыскиваем останки без вести пропавших солдат, - усаживаясь на лавку, устало проговорил старший из бородачей, высокий, сутуловатый парень. - Вы, наверно, знаете, что в этих землях лежит немало неизвестных воинов.
Я кивнул и начал складывать ветки для костра, но ко мне подошел парень с жидкой бородкой:
- Отец, дай я! А ты побеседуй с нашим генералом, - он кивнул на старшего, которому было чуть больше двадцати лет и, понятно, генералом он никак быть не мог, в лучшем случае - лейтенантом.
- Он шутит, - уточнил старший. - Хотя мы и состоим в военно-патриотическом клубе "Память", но званий у нас нет. Мы добровольцы. Из разных городов. Пскова, Новгорода.
- Как вы разыскиваете? - поинтересовался я.
- Металлоискателем, - старший показал на что-то зачехленное, похожее на большой половник с длинной ручкой. - Действуем по системе невода. Делим лес на квадраты и прощупываем. Находим останки солдат, каски, оружие. Часто в воронках от снарядов. В них местные жители хоронили павших. Некоторые воронки до сих пор не зарубцевались… Но сейчас расплодились черные копатели. Мы называем их Лешими. Они думают только о наживе и кости раскидывают… Оружие, снаряжение сбывают перекупщикам, а медальоны, перстни, портсигары, часы продают богатым коллекционерам.
- Понятно, - с горечью протянул я. - Был бы я членом правительства, я издал бы отдельный указ, чтобы в местах, где шли бои, работали только такие отряды, как ваш. И чтобы искали всех погибших, всех до одного.
- Верю, - вздохнул старший. - Как известно, война не окончена, пока не похоронен последний солдат.
В это время из-за деревьев выскочил Дым - и как он прохлопал ушами появление бородачей, для меня показалось загадкой. Увидев гостей, Дым на секунду застыл в недоумении, потом молча подошел ко мне; в зубах он держал… патрон! Настоящий патрон от автомата, хотя и ржавый, но годный к стрельбе.
Я настолько опешил, что некоторое время соображал что к чему. А Дым, сунув мне в руки патрон, развернулся и снова исчез за деревьями.
- Талантливый пес, светлый ум. Знает, что искать, - усмехнулся один из бородачей. - Не зря орденоносец.
Я объяснил, что у Дыма с детства пристрастие к железу, и начал перечислять его находки.
- И на какой глубине чувствует? - спросил парень с жидкой бородкой; он уже разжег костер и повесил над ним котелок с водой.
- С полметра, а то и больше, - уверенно заявил я, поскольку, ради железок, Дым не раз выкапывал глубокие ямы.
- Ничего себе! - в один голос удивились бородачи. - Наш металлоискатель всего на двадцать-тридцать сантиметров… Нам бы такого прыткого помощника!
"Помощник" не заставил себя ждать. С горящими глазами он вдруг подлетел ко мне, но в зубах у него маячила жуткая штуковина! Ржавая боевая граната! У меня на миг остановилось сердце.
Старший бородач бросился к нам:
- Вынь ее осторожно из пасти!
Какой там вынь, когда я чуть не хлопнулся в обморок! К счастью, Дым аккуратно положил трофей у моих ног, выплюнул комья земли и, с осоловело счастливой мордой, собрался вновь ринуться в лес, но я успел поймать его за заднюю лапу.
- Все! Хватит! - задыхаясь прохрипел я и безжалостно потащил своего удалого друга вниз по склону, чтобы привязать к байдарке. Он упирался, сердито мотал головой.
- Ну и металлист! Лихой пес! Парень что надо! - заговорили бородачи, когда я вернулся.
- Опасная вещица. Мы их называем "эхо войны", - сказал старший, убирая гранату в ящик. - Для таких экземпляров у нас вот это хранилище с поролоном. Потом сдаем в воинскую часть. А бывает, и вызываем саперов.
За чаем бородачи продолжали рассказывать о своем благородном деле. Оказалось, у них в Пскове есть свой музей (правда, в сыром подвале) и "Книга Памяти". В музее множество ценнейших вещей: от оружия времен войны до касок, фляг и самодельных зажигалок из гильз.
- Нас просят продать вещи из музея, - вступил в разговор парень, который все время молчал, самый молодой из бородачей, у него на подбородке был всего лишь пушок. - Но мы на это никогда не пойдем. Мы не хотим быть богатыми. От денег ума не прибавится.
- Безусловно, - подхватил я. - За деньги не купишь ни ум, ни талант, ни дружбу, ни любовь, ни здоровье, ни хороший характер и многое другое.
- Нам главное - найти солдатский жетон или гильзу с запиской, - старший вернулся к самому важному. - Узнать фамилию бойца, разыскать родственников…
- Вы делаете великое дело, - с неподдельным восхищением сказал я. - Сейчас ведь многие из вашего поколения живут в свое удовольствие. У них в голове одни развлечения. Сейчас герои всякие крутые, но я уверен, когда-нибудь о вас напишут, снимут фильм.
- Мы не хотим быть знаменитыми, - вновь горячо вступил парень с пушком. - Все это чепуха. У нас полно раздутых знаменитостей, а присмотришься - пустое место. Так себе, средние способности.
Мы засиделись до позднего вечера. Все это время Дым угрюмо сидел у байдарки и прямо изнывал от безделья. Иногда он посылал в мою сторону тоскливые взгляды и скулил - тогда у него был вид разжалованного капитана, душу которого не поняли и не оценили. Но чаще он зло рычал и лаял - настырно требовал, чтобы я отпустил его искать "железо" - тогда имел вид капитана, кипучая душа которого никогда не смирится с ролью стороннего наблюдателя.
В какой-то момент он так разорался, стал метать в меня такие свирепые взгляды, что пришлось его осадить:
- Прекрати концерт! Хватит на меня давить!
Но не тут-то было. Он начал огрызаться - посылал мне жестокие оскорбления - Ничего не понимаешь, старый дурак! - и прочее.
Я разозлился не на шутку. Это уже была не размолвка, а серьезная ссора.
- Горячий парень, пес с характером, - определил старший. - Яркая личность, настоящий воин. У него вон и шерсть стального цвета. Я уважаю таких. Именно такие в войну бросались со взрывчаткой под танки, вытаскивали раненых с поля боя…
Перед тем, как уйти, бородачи объяснили, что остановились в деревне, а на стоянке с "мебелью" (которую они и сделали) устраивают привал после работы. Я спросил:
- В деревне есть магазин, где можно купить обувь? А то мои кеды утонули.
- В ближайших деревнях только продмаги, - дружно ответили бородачи. - Это вам надо дуть в Алоль. Там турбаза и поселок, полно всяких магазинов и обувь на все вкусы.
- Есть даже пробковые сапоги, чтоб ходить по воде, - пошутил парень с жидкой бородкой.
За ужином мы с Дымом помирились. Почему-то на сытый желудок сразу добреешь и все серьезные ссоры кажутся не такими уж серьезными; скорее - просто мелкими недоразумениями. Тем более среди друзей. Ведь друзья должны многое прощать друг другу. Мало ли что скажешь в запальчивости! Бывает, в ссоре вылетают всякие обидные словечки, но они случайные и не отражают нашего истинного отношения к другу - того, что мы думаем о нем по большому счету. А по большому счету мы любим его и нас связывает гораздо большее, чем этот сиюминутный раздор. К тому же, настоящих друзей не так уж и много и, понятно, надо дорожить дружбой с ними. Короче, я первым протянул Дыму руку.
- Давай мириться!
В ответ Дым протянул мне лапу - Прости меня за "старого дурака"! Это я брякнул сгоряча!
Он положил голову мне на колени и я погладил его.
Глава двадцатая. Русалки
Мы проснулись поздно, когда с озера уже слышались голоса байдарочников, а птицы так громко распевали песни, что и Дым нараспев протянул - Вста-авай! Есть хо-очется!
Слегка помятые, после долгого сна, мы вылезли из палатки.
Озеро сверкало под солнцем, у противоположного берега тянулись цепочки байдарок. Дым забеспокоился и уже не протянул, а четко отдал команду - Пошевеливайся! Надо догнать и перегнать этих мастеров голубой дорожки! (Он непременно должен быть впереди всех).
Перекусив остатками ужина, мы демонтировали палатку, погрузили вещи в лодку и отчалили. Работай быстрее! - то и дело призывал меня Дым. - Лентяям не место на борту!
Он не успокоился, пока мы не догнали и не перегнали цепочку байдарочников - те не очень и спешили, а мне пришлось потрудиться.
В полдень я подрулил к косе, похожей на муравейник - так густо ее облепляли разновозрастные рыболовы: от мальчишек и девчонок, до стариков и старух; все они не отрывали глаз от поплавков.
- Не подскажете, где нам лучше пристать на дневку? Где хорошее местечко? - тихо, чтобы не распугать рыбу, обратился я ко всем рыболовам сразу. - Хотелось бы ровную полянку, тенек, густую, пахучую сине-голубую траву, а над головой чтобы летали ласточки…
Рыболовы с невероятной поспешностью побросали орудия лова и громко, распугивая не только рыбу, но и всю живность в округе, посыпали на нас советы:
- Здесь везде красота!
- Застолбите полянку у плотины! Это рядом, рукой подать!
- У плотины лучше всего! Там ваш брат, байдарочник, всегда останавливается!
Один пожилой рыболов, вполне серьезно, предупредил:
- Учтите, там в запруде Русалки. Так что, особенно не шумите, а то еще распугаете. Они жуть как пугливые.
Мы с Дымом никогда не видели живых Русалок и, в некотором возбуждении, погнали к плотине.
Само собой, плотина оказалась не "рядом" - мы до нее добирались больше двух часов. По пути озеро то сужалось и перед байдаркой вырастали заросли камыша, то вновь разливалось и местами становилось таким мелким, что приходилось вылезать из лодки и тянуть ее, шлепая по щиколотку в воде.
Все это время Дым нетерпеливо крутил головой, высматривая речных красавиц - он не понял, что рыболов сказал "в запруде". Он понимает более трехсот слов (я специально считал), и конечно, таких, как "река", "озеро", "Русалки" (их не раз видел по телевизору в мультфильмах), но слово "запруда" слышал впервые. Видимо, он решил, что Русалки появятся сразу, как только мы отойдем от рыболовов и будут нас сопровождать до конца путешествия. Дым даже готовился к этой встрече, прихорашивался: разглаживал лапой усы, расчесывал шерсть на загривке.
Наконец, впереди показалась запруда - полуразвалившаяся деревянная плотина и рядом старая мельница. Перед плотиной озеро превратилось в обширный водоем, местами затянутый ряской. Повсюду виднелось множество водных растений: широкие, со сковородку, плавающие листья, всякие извивающиеся травы, которые закручивались в спирали и клубки, торчащие из воды стебли, похожие на граммофоны и индейские дротики. Это был настоящий тайник зелени, и в нем плавали… Русалки! Большеглазые, с великолепными хвостами, хозяйки запруды. Заметив нашу байдарку, они подплыли ближе и стали с любопытством разглядывать… Нет, не меня. Дыма! На меня они и не взглянули - наверняка, уже насмотрелись байдарочников вдоволь, я был для них балластом в лодке, не больше. А вот Дым! Они прямо пожирали его глазами.
Мой друг встревожился, привстал на "мостике" и уставился на необычных созданий. Потом внезапно просиял и повернулся ко мне - Ого! Видал?!
- Да, красивые пловчихи, - выдавил я и, чуть пошевеливая веслом, стал высматривать, где поудобней причалить.
А Дым уже разволновался не на шутку, глазами так и зыркал. Обычно сдержанный, он, от избытка чувств, вдруг разговорился - Смотри, смотри! Какая эта! Какая та!
Он готов был вывалиться из лодки.
- Дым, держи себя в руках! Вернее, в лапах! Не отвлекайся, а то мы врежемся в плотину! - я призвал его к благоразумию, но - куда там! Он залез на "палубу", потянулся, сделал "ласточку", "шпагат", еще какую-то фигуру, и, задыхаясь от восторга, стал посылать Русалкам улыбки и пламенные взгляды.
А они меж тем уже водили хоровод вокруг лодки, и так и сяк переворачивались в воде - прямо зазывали моего друга поплавать с ними и, вроде, заманивали в глубину, хотели показать озерные царства.
Здесь замечу, что вообще-то Дым умеет плавать под водой и не раз это демонстрировал, когда замечал на дне что-либо железное. Как известно, таким умением обладают лишь собаки из породы водолазов - у них перепонки в ушах закрываются, как только пес погрузиться в воду. Дыму, конечно, попадала вода в уши, но, будучи несгибаемо мужественным, он терпел. Бывало, после ныряния, вылезет из воды, трясет ушами, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону; потом отряхивается весь, начиная с загривка и кончая хвостом, чихает и кашляет, но чуть отдышится, снова лезет в воду и, если надо, ныряет. Такой отчаянный смельчак.
Но все это к слову. А в тот момент мой непоколебимый друг немного потерял свою волю. Русалки околдовали его - он перевесился с борта лодки и уже собрался нырнуть к ним, я еле успел схватить его за хвост.
Ну, а потом мы разгружали байдарку и волоком перетаскивали ее через плотину к узкому потоку - все, что оставалось от Великой после запруды. Там же, на отмели, готовили обед, который плавно перешел в ужин, поскольку уже начало вечереть.
За день я хорошо поработал веслом, размял мышцы и чувствовал себя блестяще, как никогда. А вот мой дружище загрустил. Даже отказался от обеда-ужина, влез на плотину и долго неподвижно стоял, всматриваясь в запруду. В лучах заходящего солнца он стоял, как памятник. Печальный памятник.
То, что Дым не стал обедать-ужинать меня не очень удивило - он часто устраивает "разгрузочные дни" (и потому всегда находится в отличной форме), даже ест траву, чтобы очистить желудок. Но в тот день, понятно, он отказался от еды по другой причине.
Чтобы немного взбодрить друга, я затянул "Жил отважный капитан". Вообще-то Дым не любит музыку. Классику еще терпит, а от современной прячется под тахту. Исключение делает для песни про капитана. Ее он знает наизусть и, при случае, мы поем дуэтом.
Песня подействовала на раненое сердце моего друга. Он спустился с плотины, виновато вильнул хвостом, как бы извиняясь за минутную слабость, и стал мне подпевать - точнее, подвывать, вести второй голос. Довольно талантливо.
Закончив пение мы вдруг услышали аплодисменты - на плотине стояла группа туристов.
- Вот собрались перетаскивать лодки, но заслушались вашим пением, - сказали. - Вы артисты? Где можно вас еще послушать?
- Только у костра, - заскромничал я. - Да и в нашем репертуаре всего одна песня, ее вы уже слышали.
- О, а у этого певца медали! Он заслуженный артист! - воодушевилась одна байдарочница.
- Слушайте! А это не та собака, которая нашла гранату? - пролепетала другая.
Оказалось, бородатые поисковики успели прославить моего капитана. Но Дым отнесся к своей популярности с полным равнодушием; и ухом не повел, подошел к воде и стал считать рыбок.
Расхваливая моего друга, охая и ахая, байдарочники перетащили лодки и, попрощавшись, скрылись за поворотом реки.
Глава двадцать первая. Старая мельница и Домовой
Перед тем, как стемнело, я насобирал грибов на опушке леса за отмелью (их там была тьма), а Дым обследовал старую мельницу и притащил оттуда кусок проволоки, из которой я тут же сделал ручку для кастрюли Робинзонов. Как только я закончил возиться с кастрюлей, Дым схватил меня за рукав и решительно повел к мельнице.
Мельница представляла собой бревенчатый сруб без крыши, но с лестницей на чердак; окна заменяли куски мешковины, двери не было вообще. Зато в углу лежал ворох чистейшего сена.
- Королевское ложе, - обрадовался я, и мы с Дымом пошли за вещами.
Засыпать в душистом сене - одно удовольствие. Для меня, после запаха собачьей шерсти, запах высохших луговых цветов идет на втором месте. Для Дыма - на пятом или десятом, точно не знаю. Но на первом, конечно, запах железа.
Так вот, мы лежали в сене спина к спине, и Дым рассматривал пауков, которые в углах старательно плели паутину, а я вдыхал сладкий запах сена и слушал шум воды на плотине - как она сочится сквозь щели, стекает по сваям и дальше, журча, бежит по камням.
Глубокой ночью меня разбудил Дым - он вскочил так резко, что наступил мне лапой на лицо. Спросонья я ничего не понял, заметил только, что мой друг настороженно вслушивается в какие-то звуки, которые примешались к шуму воды, и тихо порыкивает, как бы подготавливая себя к любым сюрпризам.
Я тоже прислушался и уловил какие-то шорохи, какую-то возню на чердаке. Неужели Домовой? - подумалось и я заранее разозлился на косматого деда за то, что прервал мой сон на самом интересном месте (мы с Дымом шли в магазин покупать новую двухместную байдарку с парусом).
А шорохи и возня уже перешли в скрипы - кто-то невидимый явно спускался по лестнице. Дым гавкнул и хотел рвануться к лестнице, но я придержал его. На еле различимых ступенях стало вырисовываться черное пятно; оно сползало все ниже, послышалось покашливание.
- Домовой, ты что ли? - дерзко спросил я, уверенный, что, если понадобиться, мы с Дымом вдвоем одолеем любого противника, и зная также, что Домовые, по сути своей, народ мирный - могут напроказничать ради шутки, но на подлость не пойдут.
- Угу, - пробасил Домовой. - В некотором роде. Борисом меня звать. А вы кем будете? - он уже ступил на пол.
Я представился (разумеется, по имени отчеству), и начал отчитывать невидимого Домового Бориса: