- И куда Валька набрала столько шмоток?! Одних купальников взяла пять штук. Она, наверно, собралась на Багамские острова!
Сколько раз я замечал: скажешь о человеке хорошее, это могут и не передать, а плохое - передают сразу. Я промолчал, а Кука тут же окликнул мою жену:
- Валь, ты что, взяла пять купальников? Неслабо! Весомый подход. Но кончай там соблазнять матросов, лучше помоги готовить жратву.
Валентина поджала губы, но подошла.
Котел с Галиной выбежали отряхиваясь из воды, запустили на полную громкость магнитофон и стали расставлять на столе еду.
Предвкушая дармовое угощение, матросы спустились с дебаркадера, из-за штабелей бревен вышли портовые рабочие, испачканные известкой. К счастью, пошел дождь и нежданные гости, выпив залпом по бутылке пива и пожелав нам счастливого плавания, заспешили в укрытия.
Мы тоже спрятались в сарае. Крыша сарая протекала и нам приходилось все время менять местоположение. Неожиданно дождю обрадовалась Валентина - она не упустила случая продемонстрировать свой японский зонт, и тем самым вызвала переполох среди жен моих друзей. Оказалось, они забыли зонты и Галина бросилась ловить такси, но Котел опередил ее, заявив, что у Валентины наверняка их несколько штук. Валентина метнула на Котла хмурый взгляд, но кивнула. Желая переменить тему, я сказал:
- Ничего, считайте, что путешествие уже началось. Дождь - наше первое приключение.
После дождя мы с Кукой взяли канистру и, выйдя на шоссе, стрельнули бензин у водителя самосвала. Потом вся наша команда забралась в "Бармалей", я запустил двигатель и мы двинули вниз по Москва-реке.
Общий вид катера выглядел так: Котел с Кукой стояли за штурвалом, я сидел у мотора, женщины лежали в каюте: Галина читала, Наталья разгадывала кроссворд, Валентина вязала… По берегам тянулись деревни, перелески, стада коров.
К вечеру прошли шлюз и остановились у берега, где за деревьями виднелась поляна. Среди деревьев мелькали шумные стайки птиц, а на поляне росло множество цветов - оттуда веял пахучий ветерок.
- Какая чудесность! - проговорила Наталья. - Лучшего места нельзя и желать.
- Неслабая стоянка! - Кука восхищенно присвистнул.
- Лес страшный - похоже, в нем бродят привидения, - скривила рот Галина. - И пляж не вызывает положительных эмоций.
- Вон плавает тина, - поддержала ее Валентина. - И там комары вьются. Целая туча. Здесь от сырости ноги опухнут.
- Нечистая вода полезна - активизируются защитные силы организма, - бросил Кука.
- Ну что вы девушки взгрустнули? - Котел обнял жену и Валентину. - Сейчас приготовим вкуснейший ужин, врубим классную музыку и устроим танцы у костра.
- Мы здесь только переночуем, а завтра нас ждут прекрасные пляжи на Оке, - заключил я и приказал выгружаться.
Пока мы с Котлом ставили палатки, Кука развел костер и сделал лавки-насесты. Наши жены переоделись в вечерние одежды, причем моя вышла из палатки в каком-то ворохе тряпья, из которого торчал один нос, "укуталась от комаров", - объяснила. Галина надела спортивный костюм, сделала пробежку вокруг костра и громко спросила:
- Кто будет готовить? Валь ты? Ведь ты на пляже ничего не делала.
- Я плохо себя чувствую, - поежилась моя благоверная.
- Здесь полно грибов! - крикнула из-под крайней елки Наталья.
Подбежав к костру, она положила на траву несколько лисичек и снова ринулась в ельник. Кука схватил корзину и тоже исчез за деревьями.
Галина хмыкнула и обратилась к Котлу:
- Валерчик! Бери ракетки, покидаем волан.
- Сейчас, - произнес Котел, спустился к реке, набрал в котелок воды и повесил над костром. - Чайник, приготовь что-нибудь, а мы пока разомнемся.
Чтобы не накалять атмосферу, я промолчал.
- Насыпь в воду марганец, - посоветовала Валентина. - А то еще отравимся.
Взглянув на жену, на ее широкополую шляпу, с которой она не расставалась и в которой, похоже, собиралась спать, я вздохнул:
- Да, весело начинается путешествие.
Когда вода закипела, вернулись Наталья с Кукой. Наталья принялась за ужин, а Кука стал нанизывать грибы на нитки и развешивать у огня.
Наигравшись в бадминтон, Котел с Галиной, весело перекликаясь, совершили небольшой заплыв, потом долго обтирались, одевались и, наконец, включив магнитофон, подошли к костру.
Уплетая ужин. Котел то и дело подмигивал мне и вовсю расхваливал сытную еду Натальи:
- Очень умело ты, Натали, готовишь на костре! В тебе сноровка путешественницы. И бусы у тебя красивые. В некотором смысле.
Он всегда хвалил женские украшения и они сияли от удовольствия, не понимали дурехи, что подобные комплименты - фальшивая штука. И Наталья, ясное дело, не исключение. Она вся зарделась. Предложила женщинам готовить попеременно, ввести овощные дни и разгрузочные, то есть пить один чай.
- Противно слушать, - подтолкнула меня Валентина. - Только и говорит о еде.
Котел уловил реплику моей жены и прозрачно намекнул Валентине, что он и от нее ждет проявлений кулинарных способностей и тут же, хитрый лис, стал выспрашивать о ее шмотках. Валентина оживилась, подсела к нему, начала что-то объяснять - от ее озноба не осталось и следа, ее голос приобрел бархатные нотки. Они беседовали, прямо как две подружки, честное слово. Не подумайте, что я ревновал, ни в коем случае. Я был, как всегда, спокоен, а вот Галина вышла из себя:
- Если бы ты был так внимателен к собственной жене, - зло проговорила она и ушла в свою палатку.
Котел стушевался и заспешил за ней.
Когда костер стал затухать, мы тоже разбрелись по палаткам. Укладываясь, Валентина что-то бормотала про жен моих друзей, одну называла "кухаркой", другую - "истеричкой", ворчала, что спать на жестком - только уродовать фигуру; просила меня встать пораньше, вскипятить ей воду, потому что умываться в реке она не собиралась; потом ей захотелось "стаканчик прохладного шипящего лимонада"…
Когда мы с Валентиной проснулись, Наталья уже варганила завтрак, а Кука собирал в пакеты высохшие у костра грибы. Пока мы одевались, Галина в своей палатке затянула песню, и Котел стал ей подпевать. А я подумал: "Наверно, Галина поет чаще, чем моя жена".
После завтрака то к Куке, то к Котлу стали подходить наши жены и нашептывать, как вы догадываетесь, свои обиды. Кука отмахнулся от женщин, взял удочку и спустился к реке. Котел сделал вид, что слушает, с серьезным видом кивал и хмурился, но украдкой включил магнитофон и сосредоточился на музыке. Потом сослался на колики в животе, взял надувной матрац и заспешил к Куке. Тогда женщины кинулись ко мне. Первой подскочила Наталья и, чуть не плача, заявила:
- Мне надоело все делать за них. Скажи им, чтобы они тоже готовили. Я вся прокоптела у костра, а они… Одна только ракеткой машет да книжки почитывает, да еще Саше глазки строит. А твоя Валька только загорает, красится, да купальниками выпендривается.
- Она еще не сориентировалась, - пытался я оправдать жену.
Потом меня подловила Галина и с некоторым вызовом сказала:
- Не думала, что твоя Валька такая нахалка. Только задницей вертит и пристает к чужим мужчинам. Тоже мне стройняшка! И Наташка хороша гусыня! Одна жратва на уме. Посудомойка несчастная! Никаких интеллектуальных бесед! С ними отупеть можно.
- Все будет, все будет, - в замешательстве успокоил я разгоряченную супругу Котла.
Последней подошла Валентина.
- Ты не знаешь, почему Галька на меня косится? И Наташка что-то дуется? Какие-то противные обе. И чего я с вами поехала?!
Я поморщился, меня уже стали раздражать наши туристочки, их бабские сплетни. Посмотрев вниз на берег, я увидел, что мои друзья преспокойно покуривают на матраце. Я спустился к ним и вздохнул:
- Говорил вам, не стоит их брать.
- А ты не лезь в их дела. Сами разберутся, - посоветовал Кука. - Посмотри лучше, какая вокруг красотища.
- Давайте собираться, да поплыли дальше, - сказал я.
- Успеем, - протянул Котел. - Куда торопиться? Давай ложись, послушаем музыку и поговорим о чем-нибудь возвышенном.
Я прилег, стал смотреть на травы, в которых по своим делам спешили жуки и ящерки; у самой воды пробежала трясогузка с пучком травы в клюве - всюду шла своя жизнь. Шурша крыльями, размашисто пересек берег ворон - по травам пробежала тень и сразу копошение в травах затихло. "Все постоянно начеку, - подумал я. - Кругом: на земле, в воздухе, в воде идет ежеминутная борьба за жизнь, за жизненное пространство. И надо же, у людей тоже. И что, не могут поделить?" Вы, ребята, когда-нибудь задумывались над этим?
Как бы подтверждая мои мысли, на поляне раздались визг и крики. Мы повскакали с мест, подумали, что медведь напал на наших красавиц, но поднявшись увидели заключительную стадию распада женского коллектива: между нашими женами происходила настоящая потасовка: Галина топтала шляпу моей жены, а Валентина вцепилась в кофту жены Котла и на обоих половником замахивалась Наталья. Все трое оскорбляли друг друга и напоминали сумасшедших, которых раньше времени выписали из больницы.
- Послушайте, что говорит эта дрянь! - срывающимся голосом обратилась к нам Валентина, когда мы их разняли. - Что я иду за Валерием, когда он идет за водой! Какая наглость! За кого она меня принимает?! Видеть ее не могу! Сейчас же уеду! - с глазами полными слез Валентина бросилась в палатку и судорожно начала собирать вещи.
- Сделай одолжение, гадючка! - вскрикнула, сжав кулаки Галина и, недовольно сопя, уже тише добавила: - Вертихвостка с тонким силуэтом! Мизинца моего не стоит, а еще что-то корчит из себя.
- Проводи меня на электричку! - резким тоном сказала мне жена, когда я влез под наше брезентовое укрытие.
Мое сердце заколотилось чуть сильнее, чем обычно, но я не стал отговаривать жену, втайне даже обрадовался, что больше не буду выслушивать ее причитания.
- Черт меня дернул поехать с вами, - слишком воодушевленно сказала Валентина по пути к станции. - Эта идиотка! Хамка! И как Валерий с ней живет?! Распустил ее не знаю до чего… А Наташка халда… И эти палатки, и кастрюли грязные, и комары. Только дуралеи тратят отпуск на реке. Очень надо нюхать бензин! Поеду лучше в Прибалтику, к морю.
Когда я возвращался со станции, яркий день был в самом разгаре и настроение у меня стало как нельзя лучше.
Котел с Кукой уже демонтировали лагерь и погрузили вещи в катер. Недолго думая, мы отчалили. Поредевшая часть нашей женской команды снова устроилась в каюте, но пребывала в тягостном молчании. Галина уже ничего не читала, на ее лице играла едкая усмешка - нескрываемое счастье от чужого несчастья. Наталья забросила кроссворды и туповато смотрела в пустоту. Прошло всего полчаса, как из каюты до нас донеслись слова перебранки:
- Ты ничего не понимаешь! Несешь дребедень!
- Нет, это ты ничего не понимаешь!
Наконец, в кокпит выскочила красная от возбуждения Галина и громко заявила, указывая на появившуюся впереди пристань:
- Высадите меня там. Я вспомнила, в Тарусе отдыхают мои знакомые. Поеду к ним. Там интеллигентное общество, музыканты, писатели. Там эстетика, положительные эмоции, а здесь я зачахну.
Котел попытался свести к шутке разрушительный настрой жены, но она его грубо оборвала:
- Я не могу общаться с этой тупицей, - она кивнула на каюту.
Кука обиделся за супругу, засопел, надулся и перешел на нос катера.
- Неотесанный губошлеп! - бросила ему вслед острая на язык Галина, и я замер, дожидаясь своей очереди, но Котел опередил события:
- Правильно, дорогая. В Тарусе гораздо интереснее. В смысле общества, - и, усиливая свою позицию, добавил: - Там эмоции переполнят твое сердце, там духовной пищи в изобилии. Чайник, рули к причалу! Посмотрим расписание "Зари".
Речной трамвай "Заря" шел в сторону Оки только через час и все это время Котел с Галиной покуривали на пристани и, как ни в чем не бывало, слушали магнитофон. А когда "Заря" подошла, Котел невероятно тепло, даже сердечно попрощался с женой и развеселый вернулся к нам.
- Ну вот, еще одну красавицу пристроили, - облегченно вздохнул он и выразительно посмотрел на Наталью, давая понять, что теперь дело за ней.
Мы поплыли дальше. Теперь ругаться было не с кем и сидеть одной в каюте Наталье стало невыносимо скучно; она вышла к нам в кокпит, присела на борт и тоскливо осмотрела берега. А там в этот момент тянулись ряды картошки, посадки капусты и свеклы.
- А на даче уже помидоры и кабачки поспели, - обращаясь к мужу, произнесла Наталья, но Кука оставил без внимания ее реплику.
- И яблоки вот-вот начнут осыпаться, - заладила Наталья. - Из их кожуры хорошее варенье получается… А цветов сейчас в палисаднике - прямо с ума можно сойти…
Она вспотела от волнения и хотела еще что-то сказать, что-нибудь поубедительней, но не могла придумать, что именно. Ей на подмогу горячо заспешил Котел:
- И собаки по тебе скучают. В смысле - просто изнывают.
- Ну я не знаю, милая, - наконец, проговорил Кука. - Смотри сама… Если хочешь… Вон шоссе, можно поймать машину до города.
- Ага, - вздохнула Наталья и полезла собирать вещи.
Вот так в первый же день все и произошло. Смешно, верно?
Потом мы пристали к берегу, Кука с Натальей пошли в сторону шоссе, а мы с Котлом легли в тени под деревьями… Около берега проплыли на байдарке туристы: мужчина с женщиной и собачонка. Увидев нас, байдарочники помахали руками… По фарватеру на моторных лодках пронеслась какая-то шумная компания; молодые люди пялили глаза на наш "Бармалей" и смеялись. Потом из-за поворота показался плот (дощатый настил на баллонах от пятитонки). На плоту стояла полиэтиленовая палатка, внутри нее на раскладушке читал газету старичок, а на корме в плетеном кресле восседала старушка - правила веслом. Проплывая мимо нас, старушка улыбнулась и кивнула, как старым знакомым и единомышленникам.
- Вот я думаю, общение с людьми - самая большая ценность в жизни, - прочувствованно сказал Котел. - Все наши радости и боли от общения… Но что важнее: любовь или дружба, как ты считаешь?
- Дружба, конечно. В дружбе больше искренности и сердечности.
- Точно. Любовь ведь бывает и без взаимности, а дружба без взаимности не бывает. К тому же любовь кончается. В смысле - проходит. А настоящая дружба - это до конца.
Кука вернулся в приподнятом настроении:
- Ну вот, теперь неслабо поплаваем, - потирая руки, он растянул рот до ушей. - Поймаем настоящий кайф.
- Да-а, - протянул Котел, - я всегда считал, чтобы от души повеселиться, вначале надо погрустить, ну то есть, пока не помучаешься, на душе не посветлеет.
А я вдруг вспомнил - что бы вы думали? Ну, напрягитесь, ребята!.. Именно! Наше первое путешествие и ту злополучную ссору и последующее примирение, и подумал, что наши жены могут одуматься, захотят помириться и еще, чего доброго, вернутся на "Бармалей". Поэтому я отдал команду плыть без остановки до Волги. Кука предложил гнать еще дальше - до Черного моря, а Котел заявил, что мы вообще могли бы отправиться в кругосветное плавание и вернуться в семьи через год.
Здесь остановлюсь. Надо было это раньше сделать - после нашего первого путешествия, ведь то плавание на плоту не идет ни в какое сравнение с этим на катере. Так что, всего вам хорошего!
1973 г.
Рассказы
Мой великий друг
И на многолюдной улице, и в тиши двора - всюду он был значителен одним своим присутствием, всюду был хозяином положения, всегда говорил напрямик и слова его были весомые и четкие, как отливки из металла. От него исходила властная подъемная сила, некий магнетизм, который будоражил окружающих. Несговорчивый бунтовщик, лидер по натуре, он заражал своей энергией, за ним шли, ему верили; бывшие фронтовики меж собой звали его "командир", "крутой мужик". Неутомимый непоседа, он вечно спешил, точно экономил время, хотел не просто побольше сделать, а выжать из жизни все, что можно выжать в его положении. Его несгибаемость была ответом на вызов судьбы. И самое поразительное - несмотря на увечье, он сохранил светлый взгляд на мир и ко всяким бытовым неурядицам - а их хватало в то послевоенное время - относился весело, не разухабисто-весело, а иронично-весело, чем снимал у людей раздражительность и злость; правда, иногда его ирония отдавала горечью. Таким я запомнил фронтовика "командира" дядю Колю, безногого инвалида, передвигавшегося на каталке с подшипниками.
Широкогрудый, широколицый, всегда гладко выбритый, он, в отличие от других фронтовиков, носил китель без наград и нашивок за ранения, и никогда не говорил о войне. В то время инвалиды с утра до вечера торчали в пивной; многие из них опустились - ходили небритыми, оборванными, изъяснялись без всяких ограничений - через слово пуляли матом; особо запойные дебоширили, дрались друг с другом костылями, а разбредаясь по домам, орали во всю глотку и швыряли камни в окна со слепой незатухающей ненавистью. Страх, сокрушающий все ужас, катился перед пьяными инвалидами… Кстати, по слухам, некоторые из них и не были на фронте, а получили увечья под колесами поездов и трамваев. В самом деле, кое-кто из инвалидов так афишировал свои подвиги и бравировал наградами, что это вызывало подозрение. Говорили, что эти "герои" купили ордена и медали на барахолке (что действительно практиковалось). Днем некоторые инвалиды просили милостыню у церкви, выставляли напоказ обрубки рук и ног и пели матросские песни, вроде: "…морская пучина была нам могилой… и дно!". Им подавали - известное дело, народ наш всегда отличался состраданием и доверчивостью. Говорили также, что кое-кто из этих нищих держат в матрацах тысячи, но в это мало верилось - богатство и беспробудное пьянство - мало совместимые понятия.
Дядя Коля тоже выпивал, но делал и это красиво, с достоинством, решительно не принимая никакого сочувствия, не допуская к себе жалости. Всем видом и поведением он как бы подчеркивал огромную дистанцию между падшими пьяницами и теми выпивающими, которые всего лишь "снимают дневное напряжение, а вообще-то сильнее всех обстоятельств". Первых он не терпел, считал, что они "сломались, погрязли в пессимизме, заливают водкой боль и тоску"; а такие, как он, выпивают только для того, чтобы "получить новый заряд для работы".
Его появление в пивной производило сильное впечатление. Он въезжал на каталке, приветствовал всех возгласом:
- Здорово орлы!
Расстегивал ремень, державший обрубки ног на каталке, и легко вскакивал на табурет, при этом твердым жестом останавливая тех, кто бросался на помощь. Пока буфетчик наливал и подносил к столу стакан водки, дядя Коля отвечал на многочисленные "за тебя, командир!" - улыбался и вскидывал кулак, что означало - "так держать!". Но иногда хмурился, если замечал в углу не в меру разгулявших собутыльников.
- Эй, там! - грозно одергивал разгулявших. - В чем дело? Разговаривать в нормальном режиме! Делай, как я сказал!..
И под его пристальным повелительным взглядом чрезмерно разгулявшие умолкали и съеживались - никто не мог противостоять его тяжелому взгляду. В пивной он держал власть крепко, и все это знали.
Опрокинув стакан, дядя Коля тут же прощался:
- Наметил на сегодня еще кое-что сделать.