Он заварил крепкий кофе, позвонил Наталии и попросил посидеть с Анни. Как только она приехала, он отправился в город. Сделал пару звонков и смог действовать как представитель семьи. Ребекка несколько раз попадала в полицейский участок, так что у стойки регистрации и в комнате для посещений его преследовало дежавю. Говорят, порой людям снятся совершенно реальные сны, а потом они просыпаются в своих кроватях, целые и невредимые.
Привели Эльв, ее глаза метнулись на него. Девушка не сумела скрыть разочарования. Их оставили одних на десять минут. Хватило бы и меньшего.
- Я вас не знаю, - удивилась она.
- Я найду адвоката. Ты должна мне доверять.
Пит представился хорошим другом ее матери.
Мужчина средних лет. Седой, высокий, встревоженный.
- Она вас прислала?
- Она болеет, Эльв. Она не знает, что ты здесь. - Пит полез в карман куртки. - Меня прислал он.
Эльв впервые оживилась. Она разорвала конверт, прочла письмо и со слезами на глазах откинулась на спинку стула.
- Он приехал к вам домой?
Пит кивнул.
Эльв отвернулась и всхлипнула.
- Что случилось на углу? - спросил Пит.
Эльв снова повернулась к нему и нахмурилась.
- Если вы мне помогаете, это еще не значит, что вы меня знаете.
- Уверена? - спросил Пит.
- Абсолютно. - Эльв сложила письмо и сунула в рукав. Она будет перечитывать его, пока не выцветут чернила. - Вы меня не знаете.
В день слушания Пит занял место в заднем ряду. Он все рассказал Наталии, и она настояла на своем присутствии. Для Анни наняли сиделку. Наталия взяла такси и встретилась с Питом в центре. Она была взволнована. Питу пришлось помочь ей подняться по лестнице.
- Лучше бы это случилось со мной, - в отчаянии сказала Наталия.
Она никогда раньше не была в суде и оделась слишком нарядно. На ней был черный жакет-шанель, шпильки и жемчужное колье. Она достала из сумочки носовой платок.
Пит похлопал Наталию по руке. Он не знал, о ком она - об Анни, или Эльв, или обеих сразу.
- У нее прекрасный адвокат, - заверил он. - Сэм Карлайл.
Его порекомендовал сам окружной прокурор.
- Мы надеемся на лучшее.
Когда надзирательница ввела Эльв в зал суда, девушка увидела на последнем ряду Пита. Он был высоким и приметным. Потом она узнала Аму и быстро отвернулась, покраснев от стыда. Эльв понимала, что выглядит развалиной. Неудивительно, что бабушка, похоже, в шоке. Детоксикация далась нелегко. Эльв искренне хотела умереть, но все время думала о Лорри, ослепительном луче света, единственном, чего у нее никто не отберет.
Оттого что Наталия пришла в суд, стало еще хуже. У Эльв горели глаза и грудь. Она начала мечтать об огороде и шпалерах, заплетенных душистым горошком, скучать по маминым сказкам. Ей хотелось вернуться в место, которого больше не существовало. Она поискала в зале суда Лорри, не нашла и вздохнула с облегчением. Он вполне мог выкинуть какую-нибудь глупость, перевернуть скамью, попытаться вызволить Эльв. Лорри написал в письме, что отправляется на поиски богатства. Каждый день без нее он будет трудиться ради их общего будущего. Он обязательно вернется. Ей остается только ждать.
Эльв смотрела в пол, пока зачитывали обвинение. Адвокат признал вину в хищении имущества в крупных размерах и ходатайствовал о смягчении приговора. По закону Эльв светило до пятнадцати лет. Но она так молода! Совсем девочка. Молодая умная девушка из хорошей семьи совершила ошибку. Ваша честь, взгляните на ее бабушку в заднем ряду. Эльв посмотрела через плечо. Наталия встала. Эльв узнала черный кашемировый жакет, который так часто мерила перед большим зеркалом в золоченой оправе на Восемьдесят девятой улице. От такого жакета не отказалась бы сама Одри Хепберн. Бабушка помахала рукой, и Эльв помахала в ответ. Ее сердце сжалось.
- Ама! - крикнула она.
Судебный пристав попросил Эльв не шуметь и говорить, только когда к ней обращаются. Разумеется, она повиновалась. Она повернулась к судье и больше не смотрела на бабушку. Все слышали, как Наталия плачет. Возможно, именно поэтому судья пообещал обдумать ходатайство адвоката о смягчении приговора.
Пит поддерживал связь со старыми друзьями. Он каждый день просматривал газету. Они с Наталией решили поберечь не только Анни, но и Клэр. Но уже после первого слушания девушка случайно увидела, как Пит выбрасывает газету в помойку. По дороге в школу она выудила газету из мусора, сунула в рюкзак и побежала на школьный автобус. Даже в ясные дни Клэр думала о кладбище. Вот почему она всегда носила шарф. Она навещала Мег после школы, а на кладбище было прохладно. Листья на деревьях вдоль кладбищенских дорожек свернулись и почернели по краям. Клэр хотелось лечь в высокую траву и смотреть на мир, пока глаза наконец не закроются.
Автобус до школы Грейвс останавливался на углу. Клэр села в автобус, кивнула знакомым девочкам и, как обычно, прошла в конец. Она развернула газету и нашла небольшую заметку в разделе городских новостей. Предъявлено обвинение мошеннице из Астории, которая пыталась обманом лишить людей сбережений. С мутного снимка смотрела женщина с длинными темными волосами. На пальцах Клэр осталась газетная краска. В заметке Эльв называли "Элизабет Стори", и потому она казалась незнакомкой.
В день вынесения приговора Клэр встала раньше Пита и сходила за газетой. Он спустился заварить себе кофе и увидел, как девушка, сгорбившись, читает на крыльце. Эльв удостоили лишь пары строк. На улице было совсем тепло, стоял один из тех погожих весенних деньков, которые Клэр особенно ненавидела. Шмели гудели над остатками огорода.
Пит подошел и сел рядом. Анни стало еще хуже, поэтому он почти не следил за судом.
- Сколько ей дали?
- От трех до пяти, - Клэр выбросила газету. - Смертный приговор - это для Мег.
- Это был несчастный случай, - возразил Пит. - Сама знаешь.
Клэр должна была собраться. Нечего жалеть сестру. Она не станет думать об Эльв в тюрьме, вспоминать, как мужчины схватили ее в Уэстфилде, как она неслась по Найтингейл-лейн в тот страшный день, словно демон наступал ей на пятки. О том, как Эльв взяла ее за руку и они медленно пошли домой. Эльв знала, что Клэр за ней не поспеет.
- Давай приготовим томатный суп, - предложил Пит.
В холодильнике было немного магазинных помидоров и упаковка сливок. Анни почти перестала есть. Может быть, ей захочется супа.
Клэр кивнула.
- Ей понравится.
Когда они вошли в дом, Клэр выпалила:
- Спасибо, что промолчал об Эльв. Мама бы переживала.
- Любовь похожа на лупу, - произнес Пит. - Так считает твоя мама.
- Неужели? А я думала, она похожа на пачку вранья.
- Разве можно упаковать вранье? Наверное, для этого нужен специальный аппарат.
Клэр засмеялась.
- Если смотреть на любовь издалека, считает твоя мать, она покажется далекой. Но на самом деле она рядом. Она та же, что и прежде.
Суп сварился, и Пит отнес обед наверх на подносе. Анни мысленно составляла список дел после своей смерти. Кто-то должен продать дом, убедить Клэр поступить в колледж, записать Шайло к ветеринару на прививку от бешенства. Еще нужно прочистить канавы, отказаться от писем на почте, заплатить налоги. Она слишком устала, чтобы записывать, но постоянно думала обо всем, что не успеет сделать. Думала и думала, пока не осталось лишь самое главное.
- Я принес отличный ржаной хлеб. - Пит указал на тост рядом с тарелкой. - В точности как ты любишь. Зерновой.
Анни взяла его за руку, как только он поставил поднос, и заговорила с неожиданной страстью.
- Ты уже так много для меня сделал! Можно, я попрошу еще об одном? Приглядывай за ней.
- У Клэр все хорошо. Она внизу, готовится к урокам.
- Да, Клэр… Но я о другом.
Пит сел на краешек кровати. Он прекрасно знал, о чем она. Как жаль, что придется покинуть эту комнату, как жаль, что они не встретились с Анни много лет назад! Как объяснить Клэр, что это и есть любовь? Право просить. Стремление исполнить просьбу.
- Конечно, - пообещал он. - Можешь не беспокоиться об Эльв.
Клэр закончила школу Грейвс с отличием. В то утро сиделка предупредила, что Анни может не дожить до вечера. Клэр решила не идти на выпускной и остаться с матерью, но бабушка ей запретила. Анни мечтала увидеть дочь в белой шапочке и мантии. Она жила ради этого дня. Наконец Клэр надела выпускной наряд и поднялась в комнату матери. Занавески были задернуты. Клэр импульсивно задрала подол мантии и станцевала канкан. Все засмеялись, даже Анни.
- Ура! - еле слышно, но радостно воскликнула Анни.
Пит пошел на выпускной с Элизой и Мэри Фокс. Он ни на секунду не выключал сотовый. Сидел на стуле на футбольном поле и ощущал себя баскетбольным комментатором в прямом эфире.
- Директор поднялся на сцену, - сообщил он.
- Скажи им, что он толстый и потный, - вклинилась Мэри Фокс.
- Преподаватели выстроились в шеренгу, - добавила Элиза. - Народу набилось, как сельдей в бочке.
Наталия жила с ними последние несколько недель. Сейчас она лежала рядом с Анни в кровати и держала трубку у уха дочери. Когда директор объявил имя Клэр, они загикали и притворились, что не плачут. С каким трудом они дождались этого момента! Через некоторое время у Наталии сжалось сердце. Анни задыхалась.
- Я позову врача.
- Не надо, - пробормотала Анни.
Она хотела закрыть глаза, но старалась дослушать репортаж с выпускного. Аплодисменты и возбуждение рекой лились в комнату. Грянул марширующий оркестр. Наталия обняла дочь и запела колыбельную, которую пела давным-давно. Анни с удивлением припомнила слова. Она представила спальню родителей в Париже, оранжевый свет, который сочился из-за белых штор. Пахло цветами каштана, медленно, ритмично шелестели листья. "Спи, моя сладкая. Спи день и ночь. Я всегда буду рядом".
Пит и Клэр уехали из школы, как только Клэр вручили диплом. Они бросили Элизу и Мэри Фокс и побежали на забитую машинами парковку. На бамперах и антеннах развевались ленты: "Поздравляем", "Удачи". Клэр бросила диплом на заднее сиденье и сорвала шапочку. Поля вокруг школы зеленели. Родители выпускников ликовали на футбольном поле. Раздали несколько наград. Награда по литературе предназначалась Клэр. Ничего, Мэри заберет. Заведующая кафедрой литературы, мисс Джаррет, прочла стихотворение, которое Клэр написала в период молчания. Клэр было наплевать на награду. В ее стихотворении говорилось о венецианской "Золотой книге" шестнадцатого века с именами мастеров-стеклодувов. Клэр перечисляла способы разбить стекло. Камни, грозы, град, беспечность, рогатки. Всего не упомнишь.
На обратном пути Пит превысил скорость. Они мчались по городу, Клэр опустила окно и высунулась наружу. По ее лицу текли слезы. Пит свернул на дорогу вдоль залива, хотя обычно они избегали места аварии. Это был кратчайший путь домой.
Клэр сидела к нему спиной, но Пит знал, что она плачет. Он похлопал ее по плечу. Клэр тихо всхлипнула.
- Она дожила до сегодняшнего дня, - напомнил Пит.
После того как они приехали домой, Клэр побежала к матери. Она не была самой умной или самой красивой дочерью, зато закончила школу, а это много значило для Анни. Пит зашел на кухню. Наталия услышала машину и спустилась, желая оставить Клэр с матерью наедине. Она протянула Питу чашку кофе. Они с Анни обо всем поговорили, но еще не закончили.
Когда Наталия вернулась в спальню Анни, Пит пообещал, что скоро придет. Он немного посидел на кухне с собакой. Закрыл лицо руками и заплакал. Успокоившись, он погладил Шайло по голове. Это не его дом, не его семья, не его собака, но это его горе. Зазвонил телефон, до нелепого громко. Тикали кухонные часы. Ничем не примечательный июньский день. Такие вряд ли кто запоминает. Пит высморкался в салфетку. Возможно, это бывший муж звонит. Он не смог прийти на выпускной Клэр, потому что в его школе тоже был праздник. Какая разница, все равно его никто не ждал. Пит тоже не хотел с ним говорить, но телефон звонил и звонил. Пришлось снять трубку, чтобы он наконец заткнулся.
- Алло? - Питу было неловко.
- Кто это? - спросил женский голос.
На короткое тревожное мгновение Питу померещилось, что это его дочь, Ребекка, пробилась из-за грани бытия. Потом он понял.
- Это Пит, Эльв.
Эльв чуть помолчала и продолжила:
- Мне разрешили позвонить. Я знаю, что сегодня выпускной. Клэр, наверное, не станет говорить?
- Она наверху с вашей матерью.
- Мама тоже не захочет меня слушать?
Пит взглянул на дерево во дворе. Анни рассказывала, что Эльв любила сидеть на нем, подобно дриаде, даже под дождем.
- Наверное, захочет. Но не сможет. Ты понимаешь, о чем я? - спросил Пит.
- Хоть разок бы с ней поговорить. Я так хочу извиниться!
Пит пообещал спросить у Анни. Поднявшись наверх, он увидел, что Клэр свернулась калачиком на кресле, а мантия комком валяется на ковре. Пит поднял ее и повесил на спинку стула. Он подошел к кровати. Возможно, Анни его не узнает, но он наклонился сказать ей, что об Эльв не надо больше беспокоиться. Она стала прежней девочкой с длинными черными волосами, которая гуляла с мамой в огороде.
Свет, лившийся через окно, менялся. Он странно вспыхнул перед самыми сумерками и поблек до синих полос. К вечеру все было кончено. Клэр спустилась и открыла заднюю дверь. Она слышала, что так выпускают душу. Ее горе вырвалось наружу парой сокрушительных рыданий. Клэр собралась с силами и посмотрела на часы. Время смерти ее матери. Шайло глядел во двор, и Клэр открыла дверь пошире.
- Вперед, - поторопила она.
Пес порысил на лужайку. Зазвонил телефон, но Клэр не обратила внимания. Она всегда считала речь излишеством, а теперь еще больше, чем раньше. Слова - всего лишь пачка вранья, как их ни тасуй. Малиновки вспорхнули на деревья.
Телефон продолжал трезвонить. Клэр наконец сняла трубку и поднесла к уху.
- Мама? Это ты? - произнес женский голос.
Клэр швырнула трубку на рычаг, как будто обожглась. Птицы усердно вили гнезда. Ни одна не пела. Начал моросить дождь, все стало серым. Пит вошел в комнату. Он услышал звонок и побежал, чтобы ответить, но понял, что опоздал, как только увидел лицо Клэр.
- Она уже звонила, - признался он.
- Пусть убирается к дьяволу.
Обоим не хотелось говорить. Они стояли у двери и смотрели, как собака бродит вдоль забора. Не считая длинных стеблей помидоров, которые Пит посадил в углу, огород зарос сорняками. Крапива, чертополох, дурман, паслен. Несколько робких лоз душистого горошка начали взбираться по изгороди. На желто-зеленых усиках набухли блестящие бледные бутоны. Спустилась Наталия. Она накрыла Анни белым льняным покрывалом, которое привезла с собой из Франции, тем самым, что лежало в гостевой комнате, когда девочки были совсем юными. Тогда Анни проспала семнадцать часов и комнату заливал оранжевый свет. Скоро им придется позвонить по девять-один-один и вызвать машину. Но пока они стояли у двери и дышали вечерним воздухом. На земле не было места, куда бы им хотелось сейчас пойти.
ПОДМЕНЫШ
Мне говорили, я такая же, как другие дети, но у меня были когти и хвост. Мне говорили, это не имеет значения. Я надену плащ и перчатки и стану такой же, как все. В темноте не будет видно, что у меня острые зубы.
Я ходила в школу и работала по дому. Носила ведра с водой вверх по склону холма. Заправляла кровати и подметала пол. По ночам я вылезала в окно и гонялась за кроликами. Я всегда купалась в пруду перед возвращением домой, чтобы смыть кровь. Мне накрывали завтрак - чай и тост, - а я говорила, что не голодна. Но это было неправдой.
В Париже Клэр больше всего нравилось, что ее никто не замечал. Она могла гулять часами и ни с кем не разговаривать. Конечно, некоторых мест она избегала: мороженицы на острове Святого Людовика, рю де Турнон, книжного магазина "Шекспир и компания". Когда-то они с Мег договорились не ходить туда поодиночке.
Клэр покупала подержанные книги на лотках у реки. Следила, чтобы не было никаких посвящений. Она избегала сентиментальных проявлений любви и верности. Прошло три года с тех пор, как Клэр переехала в Париж с бабушкой. Дом продали, Наталия отказалась от квартиры на Восемьдесят девятой улице. Клэр так и не поступила в колледж - не стала подавать документы. Она хотела уехать туда, где они были счастливы. Собрала всего одну сумку и взяла с собой Шайло. Сейди по-прежнему жила с бабушкой. Кошка и собака, вынужденные делить тесную квартиру, заключили перемирие. Клэр презирала кошку, и Сейди, вероятно, это чувствовала. Когда девушка была поблизости, кошка пряталась под диван и время от времени цапала ее за обувь.
Шайло повсюду ходил с Клэр. Он охранял ее, пока она гуляла поздним вечером под тяжелыми, нависающими облаками. В этот час по улицам бродят лишь те, кто не может уснуть, кого преследует любовь: погибшая, потерянная, отвергнутая. Они невидимками скользят среди теней, стремясь остаться наедине со своим отчаянием. Клэр коротко стриглась и ходила в потертом жакете, в котором мать работала на огороде. Еще у нее были джинсы, купленные лет десять назад, и ботинки, которые она носила в старших классах, когда ждала автобус на углу Найтингейл-лейн. Клэр нравились зеленые парижские ночи, зеленый воздух, скользкие зеленые тротуары после дождя. Она часто заходила в кафе в Маре рядом с квартирой бабушки. Ее все знали, но делали вид, что она им незнакома. Клэр ценила эту грубоватую любезность. Она никогда не смотрела на официантов или хозяина. Не хотела вежливо беседовать о погоде или новостях, не нуждалась в общении. Ей требовались только кофе и тихий столик у окна.
В Париже с нею не раз хотели познакомиться мужчины, но Клэр не обращала на них внимания. Она считала, что любовь губит людей, и держалась особняком. Однажды она искала лук-шалот в овощном отделе магазина. К ней подскочил мужчина и поцеловал. Схватил и притянул к себе, прежде чем она успела опомниться. Заявил, что не смог устоять перед такой красотой. Клэр побросала покупки и ушла из магазина. Она ни разу больше в нем не появилась, хотя он был у самого дома.
Клэр больше не интересовали оттенки солнечного света в Париже. Она помнила, как составляла списки с Мег. Свет был то розовым, то светло-лимонным, приглушенно-лиловым или дымчато-серым. А однажды днем он был оранжевым. Клэр предпочитала темноту и потому любила Париж. Его называют городом света, но не тогда, когда в дождливый день приходится поднимать воротник пальто. И не в сумерках. Клэр потеряла интерес не только к свету, но и к дружбе, еде, беседам, мужчинам, любви, школе, работе, мечтам. Она запиралась в своей комнате и спала целыми днями. Поднявшись с помятым лицом, съедала на ужин тарелку супа или горсть крекеров. Иногда ее бабушка боялась, что Клэр вот-вот исчезнет. Что от нее останется, если она продолжит прятаться в своем неуклонно сокращающемся мирке? Ботинки, шапка, пальто - больше ничего. Клэр говорила только в случае крайней необходимости, но что считать таковой? Если соседи с ней здоровались, она вздрагивала, будто от укола булавкой.