Утром, когда Пандора уже ушла на работу, Дарий не мог оторваться от приснившегося сна: он пытался перейти реку по каким-то деревянным узким мосткам, находящимся под темной, неприветливой водой… Где-то впереди него шла Пандора; она уже была почти на середине реки, и он, не желая отставать, тоже ступил на подводную переправу, но в тот же момент заметил под водой огромный плавник. Во всяком случае, так это представлялось во сне. Он в страхе повернул назад и, преодолевая грудью сопротивление воды, сделал несколько шагов к берегу, но в ту же минуту откуда-то взялся еще один человек, который мешал ему, загораживал дорогу к спасению. Но, кажется, все обошлось, он все-таки выбрался на берег…
Проснувшись и ощущая одиночество, он долго смотрел на зелень, буйно разросшуюся на подоконнике и на придвинутом к окну столике: куст домашней розы, столетники в горшках, длинный, почти до потолка, покривившийся кактус, чем-то напоминающий его Артефакт, и уже подвянувшие цветы со смешным названием "мокрые ваньки"… бальзамины… Это хозяйство Пандоры, за которым она ухаживает с завидным постоянством: подкармливает минеральными присыпками, поливает из крошечной лейки и иногда приносит с улицы небольшие окатыши, а с моря ракушки и обкладывает ими стебельки растений. Пользы от камушков никакой – так, оформительская деталь. И что случается очень редко – Пандора разговаривает с цветами, даже гладит и целует листочки.
Дарий бросил взгляд на стол: денег, которые он накануне ей дал, там уже не было. Ну что ж, капризы капризами, а денежки любят счет.
"Так кто же мне заступает дорогу? – думал о своем сне Дарий. – Она ушла вперед, а я, как жалкий трус, повернул назад, вместо того чтобы поспешить за ней, оборонить от акул… Но этот странный человек, который мне мешал и которого я видел только со спины, мне не нравится…"
После завтрака, вместо того чтобы пойти на пленэр, он отправился на маршрутном такси в Майори. Это деловой район Юрмалы, где расположены многочисленные кафе, французского типа бистро, национальные кухни (украинская забегаловка "Спотыкач", армянский и индийский рестораны), офисы фирм и масса игральных салонов. Фирма "Гермес", где работала Пандора, тоже была расположена на главной улице города – Йомас, не переводимой на русский язык.
Когда он проходил мимо "Гермеса", ему нестерпимо захотелось зайти туда и убедиться, что его дражайшей Пандоре ничего не грозит. В смысле донхуановской интервенции. Он даже подошел к крыльцу, который сторожили два каменных льва, больше похожих на голодных котов, нежели на грозных царей саванны. Позади послышался шелест тормозящих шин, и Дарий, обернувшись, увидел подкативший к бровке тротуара роскошный шестидверный лимузин с золотистой крышей. На художнический вкус Дария это было настоящее произведение искусства: металлик в обличье современного дизайна. И люди, вышедшие из него, тоже были под стать этой технике: рослые, молодые, в темных костюмах, под полами пиджаков которых наверняка спали пистолеты, ибо оба вышедших из машины парня, по мнению Дария, были охранники. Один из них зыркнул в сторону Дария и в его взгляде как бы возник вопрос: кто ты и что ты тут, шпана, делаешь?
Из задней дверцы высунулась нога в коричневом мокасине, а за ней появился и ее владелец. И, увидев его, Дарий мог поклясться, что перед ним и есть тот самый дон Хуан: среднего роста, со смуглым лицом и очень впечатляющей шевелюрой – густой, с остатками черни, переходящей на висках в белоснежную седину. Он кого-то напоминал, и Дарий, отходя в сторону от крыльца, старательно пытался это вспомнить. И когда сей незнакомец с седыми висками, вальяжной походкой усталого, но уверенного в себе человека проходил мимо, он вспомнил египетского актера Омара Шарифа. Любимца женщин не только Ближнего Востока, но и всего подлунного мира. Ничего не скажешь, импозантная, притягивающая к себе внешность. И когда этот Омар Шариф поднялся на крыльцо, Дарий услышал его слегка глуховатый, но с ясной артикуляцией голос:
– До шести можете отдыхать, – и, взглянув на ручные часы, человек вошел в открытую одним из охранников дверь.
А Дарий, несколько вздернутый увиденным, обошел здание и углубился во двор, где, по описанию Пандоры, должны находиться производственные участки фирмы "Гермес". Завернув за угол, он едва не споткнулся о громоздкую, сваренную из толстой жести рекламу, на которой были указаны устаревшее название фирмы и ее телефоны. А когда он, снова обретя твердость шага, поднял глаза, то увидел великое чудо, которое могло бы сравниться разве что с прилетом инопланетян. В десяти шагах от него на оранжевом стуле восседала его Пандора, но в каком виде. Ее безукоризненной формы ноги лежали на пододвинутом втором стуле, но при этом они до пахов были оголены, сама же она, откинувшись на спинку стула и подставив лицо солнцу, пребывала в какой-то для нее одной доступной нирване. Веки прикрыты, волосы откинуты со лба, на челе легкая испарина, губы разгорячены, через щелочку – зеркальная линеечка зубов. И дыхание… почти никакого. Красота неописуемая. Но до чего ж расхлябанная поза! И, затаив шаг, Дарий на цыпочках подкрался к женщине, но так, чтобы его тень легла ей на лицо. Но и тогда – никакой реакции. Дарий, положив ладонь на ляжку Пандоры, попытался проникнуть в ее заповедную зону. И, не придумав ничего умнее, кашлянув, произнес: "Значит, теперь это называется работой…" А ей хоть бы что: не открывая глаз, Пандора сняла со стула ноги, одернула спецовку (синий сатиновый халат) и как ни в чем не бывало продолжала принимать солнечные ванны. Правда, одну фразу все-таки из себя выдавила:
– В следующий раз за такие шуточки получишь по мозгам.
– Не нравится? А сидеть с распахнутой настежь шахной – это, по-твоему, нормально? – С голосовыми связками у Дария полный ажур: слова, произнесенные им, были суровы и не подлежали обсуждению.
– Как хочу, так и сижу, – Пандора наконец открыла глаза, и в них Дарий прочитал полнейшее непонимание ситуации. А потому нажал еще раз на тональность своей речи.
– Ты дома так можешь сидеть, вывернувшись наизнанку… А тут, – он огляделся, – кругом люди, постыдилась бы…
– Покажи хоть одного человека, – Пандора даже вскочила и в этот момент сильно напоминала тронутую вожжой резвую кобылку. – Сам развратник и думаешь, все такие, да? Я тебя сюда не приглашала и никому не мешала, после уборки решила немного отдохнуть, благо солнце, на море не была целую вечность…
И понесло ее, и понесло. Ее несло, а у него перед глазами плавало марево, в котором маячили пирамиды, а на их фоне безукоризненно прибранная голова Омара Шарифа. В виде величественного сфинкса.
– Ах так?.. Значит, я развратник, а ты святая Магдолина? А что получается: в то время как я после стольких лет нашей совместной жизни ни разу тебе не изменил, – шпарил Дарий, абсолютно пренебрегая знаками препинания, – ты же при любой возможности навешивала мне рога…
– Заткнись, противно слушать! Изменяй хоть тысячу раз в день, мне наплевать, только меня не трогай… А насчет рогов, извини, презумпция невиновности.
Он взял второй стул и уселся на него.
– Ах так, – повторил он, – значит, презумпция невиновности? А косвенные улики тебя не устраивают? Хочешь послушать?
Однако второго Нюрнбергского процесса не получилось. Пандора как-то очень изящно подняла ногу и пяткой долбанула по стулу, на котором он сидел. И как раз угодила между… Еще бы немного – и, считай, его Артефакт получил бы вторую контузию. Но все обошлось более или менее… Стул вместе с Дарием кувыркнулся, и он, ударившись затылком о росший поблизости бук, на несколько секунд ощутил в глазах рой звездочек. Пришел в себя от дождичка, который устроила Пандора, поливая ему на лицо из садовой лейки. Она смотрела на него с нежностью и испугом.
– Я не хотела, прости, пожалуйста…
– Ну ты и мра…
– Не надо, – она закрыла ему ладонью рот. – Сегодня получишь аку, успокойся, я действительно не хотела… И ты сам виноват, нельзя без доказательств человека обвинять…
И все! Разговоров-то. Когда немного оправился после нокдауна, он сделал то, за чем, собственно, явился – ознакомиться с местом работы Пандоры. Он вошел в узкую с решеткой дверь и сразу же ощутил затхлые, гнилостно-плесневелые запахи. В помещении было сумрачно, слышалось жужжание холодильников, и он едва не поцеловал еще раз землю, больно ударившись коленом о пустую тару. Затарахтело. Он разглядел диваны-кабинки, оставшиеся после обанкротившегося кафе. "Интересно получается", – сказал себе Дарий и прошел в другое помещение. Ряд холодильников, две большие электрические мясорубки, разделочный стол, покрытый алюминием, на котором стояли противни с мукой и фаршем. И две мойки, наполненные пластмассовыми поплатами.
– А почему в этом морге никого нет? – спросил Дарий у застывшей на пороге Пандоры. На грани света и мрака ее силуэт напоминал о вечном…
– Шестой час… Все уже ушли домой.
– Только тебе одной домой не надо… Кого ты тут ждала? Между прочим, я видел этого Хуана. Старый хлыщ, не более…
– А ты – придурок.
– Не спорю, но моя придурковатость – следствие моей к тебе привязанности. Влюбленный – самый целомудренный мужчина, ему нужна только одна женщина. – Дарий имел в памяти несколько афоризмов и иногда ими пользовался.
– Тебе нужно только одно…
– Только одна, – поправил Дарий. – И только твоя.
– Не ври, тебе нужна была только твоя инвалидка Элегия… Из-за нее ты меня столько лет динамил. Кормил завтраками…
Но такие речи для Дария, что горох об стенку. Он к ним уже привык и потому проигнорировал.
Он подошел к Пандоре и расстегнул на ней халат. Сопротивлялась недолго, скорее для приличия. Тем более, была почти готова: что за проблема – трусики-ниточка и бюстгальтер… Впрочем, эта деталь не мешает, пусть остается. Да и трусики такие, что можно и с ними, стоит только слегка сдвинуть вбок ниточку. Он посадил ее на диван и сделал это достаточно бесцеремонно, видно, полагая, что с провинившейся Пандорой некоторая агрессивность не помешает. Впрочем, когда дело доходило до ЭТОГО, он из художника превращался в мужлана. И что противно: ему казалось, что Пандоре такой напор даже нравился, в чем, правда, она никогда ему не признавалась. Вот и сейчас она пригрозила, что, мол, еще одно хамское движение, и ему будет закрыт доступ в Эдем.
– Перестань, прошу тебя. Ты ведь сама обещала аку… Сиди спокойно и помоги мне…
– Сам не маленький, – Пандора откинула голову на спинку дивана и прикусила губу. Она так делает постоянно, когда готовится к оргазму. Она всегда знает, когда эта минута придет. И ее всегда заводит экспромт, что в глазах Дария "не есть хорошо". Значит, подобный экспромт может случиться и с другим. Кобылицы… а именно к этому типу он относил Пандору, способны на все. Но им есть чем мужчину взять: "Их объятия жаркие, а поцелуи крепкие. Они горячи и страстны, бесстыдны в любви, жаждут наслаждения, спешат на ложе и не скупятся на ласки. Мужчины имеют их своими любовницами, желают всегда и безмерно, ревнуют и страдают, а на ложе впадают в бешенство, кончающееся полным изнеможением".
– Только осторожнее, – предупредил Дарий. – Артефакт еще не отошел от контузии… Еще чуть-чуть, да, так хорошо… Поехали…
Движения были крайне осторожные, словно шаги сапера, продвигающегося по минному полю. Но боли не было, Артефакт почти до краев наполнился силой, а потому казался доблестнее любого из трехсот спартанцев…
Но что такое? Кто-то клацает ручкой двери. Дарий замер на полпути, что для него в ту минуту было хуже ядерного взрыва.
– Кто бы это мог быть? – спросил он, не соображая, какую морозит глупость.
Пандора тоже затаила дыхание, что явно давалось нелегко, ибо она вся уже была на спуске.
– Не знаю, может, директор по сбыту, – ее голос был низок и одышлив.
– Какой еще директор и по какому сбыту? – Дарий моментально поднялся и стал застегиваться. Вся малина была испорчена.
– А я почем знаю… Подай халат, он на ящике…
Действительно, это был директор по сбыту: монголоидное смуглое лицо, типчики с такими лицами часто бывают спортсменами, а еще более часто – апологетами восточных единоборств. На нем был джинсовый костюм, в вырезе рубашки поблескивала цепочка из желтого металла, а на пальце руки, что Дарий успел узреть, массивный перстень из такого же желтого металла с большим голубым камнем…
– Извините, ребята, мне надо переписать продукцию, – бросил вошедший и проскочил в другое помещение. Он открывал по очереди холодильники и что-то записывал в тетрадь. И как бы всем видом демонстрировал полное понимание интимных жизненных процессов… Щекотливый, между прочим, момент, особенно для Пандоры, которая, накинув в спешке рабочий халат, никак не могла справиться с лицом – оно еще полыхало, а сама Пандора засуетилась, выскочила на улицу, где начала из стеклянной банки поливать грядку с цветами. Где Пандора, там и палисадник – это ее еще одна навязчивая идея.
Женщина явно волновалась, в то время как Дарий, выйдя на улицу, отошел в тень бука и, покуривая, предался размышлениям. Его неспокойное воображение уже вертелось вокруг образа директора по сбыту, а с языка готов был сорваться вопрос, который явно не понравился бы Пандоре. Да и бесполезно ее расспрашивать – сожмется, совьется в кольцо и с ужимками девственницы отбрешется. Поэтому он отстраненно стоял, прислонившись к дереву, и рассеянно наблюдал за действиями Пандоры, как бы между прочим прислушиваясь к ощущениям в той части тела, которая относится к владениям Артефакта. И хотя в обоих пахах было некоторое напряжение от избыточного прилива крови, но это ему не доставляло ни беспокойства, ни телесного обременения. Нормальное незавершенность Процесса.
Когда, наконец, директор вновь появился в дверях, он спросил у Пандоры: кто будет закрывать цех? Оказывается, это может сделать уборщица, только ключи после этого надо отдать в контору. "Вроде бы этот парень на бабника не похож, – успокоил себя Дарий, глядя вслед уходящему директору. – А если судить по походке, скорее смахивает на голубого…"
Когда Пандора переоделась и отдала в контору ключи, они по улице Йомас направились в сторону дома. Дарий отметил, что машина с золотистой крышей, на которой прибыл Омар Шариф, все еще стояла припаркованная к тротуару.
Народу на главной улице было так много, что пришлось лавировать, чтобы не столкнуться носами с праздной публикой. Сезон находился в самом разгаре, в преддверии песенного конкурса "Крутая волна". Фиеста юрмальского разлива. И потому среди местных гуляк много было приезжих из ближайшего зарубежья, одеждой и речью отличающихся от аборигенов. Вдоль улицы протянулись ряды с цветами, картинами, торговые лотки, предлагавшие приезжим местный эксклюзив в виде керамики, кожаных изделий и разливанного моря янтаря…
– Ты есть хочешь? – спросил Дарий Пандору, когда подходили к блинной. Это их давняя забегаловка, где пекут очень вкусные блины, оладьи и вареники с клубникой, малиной и вишнями.
Пандора заказала блины с медом, Дарий взял себе вареники с клубникой и по чашке черного чая. Они сидели у витрины, откуда хорошо была видна улица с ее разноцветными колоннами праздношатающейся публики. Пандора ела блины с помощью ножа и вилки и делала это очень выпендрежно, что смешило Дария. Его умиляли ее оттопыренные в сторону мизинчики и очень сосредоточенное выражение лица.
– Как блины?
– Как всегда, – от Пандоры не вытянешь лишнего слова. Она не умеет ни восхищаться, ни удивляться и, кажется, приземлись рядом с ней летающая тарелка, она и бровью не повела бы. Порой ведет себя, словно невозмутимый ирокез. Однако бывают моменты…
Дальше он не стал размышлять, ибо по какой-то таинственной ассоциации его мысли улетели в совершенно другие пределы. Лет на …дцать назад, когда блинная, в которой они сидели, еще не была блинной, а была обыкновенной сифонной, где вместе с зарядкой сифонов продавали в розлив вино. В какой же праздник все случилось? То ли седьмого ноября, то ли после дождливой демонстрации первого мая. Они с приятелями зашли выпить по стакану рислинга, а заодно и согреться. За стойкой стояла юная мадонна… новенькая – светлоликая, с василькового цвета глазами. И очень искрящимися и старательно приветливыми. В тот день одним стаканом дело не ограничилось. Дарий трижды возвращался, пока не познакомился с этой неизвестно откуда взявшейся мадонной (потом он, конечно, узнает, что еще ребенком она прибыла в Юрмалу вместе с матерью и сестрой из захолустных Великих Лук), у которой такие губы, такие глаза, такой цвет лица, волосы. Да, все вместе, что составляет таинство и свечение избранных на этой земле.
Почти неделю, день в день, он прибегал в сифонную, "закреплял знакомство", провожал домой и в один из вечеров даже сделал в блокноте ее набросок. Однажды, после кафе, он уговорил ее пойти к нему, в его заставленную винными бутылками, с давно не мытыми окнами, с прокуренными и с затянутой паутиной углами квартирку. Кажется, его Элегия тогда в очередной раз находилась в больнице. И произошло великое сотворение, перевернувшее в его мозгах все вверх дном. После Акта он показывал ей свои картины, которые штабелями были сложены вдоль стен, на старом комоде, а несколько небольших этюдов находились в туалете, запихнутые за унитаз. На многих полотнах были изображены обнаженные местные махи. Глядя на них, Пандора кривила губы и быстро отходила, видимо, давая ему понять, что она не из тех, кто будет перед ним оголяться. Перед уходом они повторили соединение вала и отверстия, после чего Дарий окончательно ощутил себя завоеванным. Но судьба играет не только Артефактами, но и их носителями. В один из дней, когда он зашел в сифонную, Пандоры там уже не было. Не появилась она и на второй день, и на третий… И все дни Дарий, таскаясь впустую в сифонную, спрашивал себя: "Зачем тебе, старому придурку, эта девчонка нужна? Она почти ребенок, и… таких, как она, полны улицы и магазины… Оглянись вокруг и найдешь в сто раз красивее…" Но уговоры были малоэффективны для его воображения, которое его смущало и болезненно тяготило. И однажды он спросил у продавщицы, которая после НЕЕ стала работать в сифонной, – куда, мол, подевалась ТА синеглазая девчонка? Но в ответ бестолковое пожатие плечами.
– Я точно не знаю, но вроде бы у нее что-то с психикой. Чуть ли не маньячка…
– А где она живет?
И опять пожатие плечами. Продавщица закурила, а тут подошли новые посетители и оттеснили Дария от прилавка. Но он все же кое-что узнал от грузчика Иманта, который сменил на Йомас почти все торговые точки и пил не просыхая. И когда Дарий открыл бутылку портвейна и завел разговор о синеглазке, тот долго смотрел в пространство и каким-то расхлябанно-плаксивым голосом рассказал ему "все как есть"… Оказывается, и что потом подтвердилось из других источников, ЕЕ отправили на "Красную Двину" (так в народе звалась психиатрическая больница), где она и находится до сих пор…