Фусако, похоже, не совсем поняла, о чем он говорит, и замолчала. Ну и пусть не понимает. Кадзуо не видел нужды в более подробном объяснении. Он сердился на нее за то, что она нарисовала этот плакат.
- Почему ты нарисовала этот плакат?
- Ну, учитель сказал.
- Я не про то. Почему такую картинку?
- А-а, картинку. Я просто срисовала рисунок из американской книжки.
Но Кадзуо уже не мог остановиться и прекратить допрос. Ну как может девочка девяти лет понимать, какой именно рисунок подходит для рекламы накопительных программ?
- Ну и где там накопительные программы?
- Так вы не поняли? И я тоже не поняла. Но учителю очень понравилось, и он меня долго хвалил.
- Ты честно ничего не поняла? Просто взяла и срисовала?
- Ага.
Кадзуо немного успокоился. Взял в рот сигарету. Фусако чиркнула спичкой.
- Это еще зачем? Где ты этому научилась?
- Вы все время задаете вопросы. Совсем как в школе. - Фусако засмеялась так очаровательно, что Кадзуо сделалось неприятно. - До этого меня никто не спрашивал, где я этому научилась.
- Что значит "никто"?
- Мама иногда звала к нам на ужин разных дяденек. Зажигать спички очень интересно. Я один раз попробовала, а мама мне сказала: "умница". И тогда я стала все время зажигать спички.
Сигэя внесла в комнату тарелки с ветчиной и салатом. Почему же у этой женщины такое белое, лоснящееся лицо? Она в теле, и ее кимоно всегда немного приоткрыто на груди. Эта женщина, должно быть, знает обо всем. Женщина, которой можно доверять. У нее всегда ушки на макушке, и если нужно, то она и подслушает, и подсмотрит, но секрета никому не выдаст, сохранит для себя, положит в личную копилку. Она из тех женщин, которые спокойно доживают до восьмидесяти лет без мужчины. Такие больше всего любят спать в одиночестве. И их постель вместо запаха тел наполняется запахом секретов.
У Сигэи на запястье были надеты две или три черные кухонные резинки. Резинки впивались в белую жирную плоть.
- Обед готов!
- Ну что ж, приятного аппетита.
Кадзуо очень задели слова Фусако. "Разные дяденьки", "другие дяденьки", "остальные дяденьки" - сколько же их было? Получается, не меньше трех. Ни у кого нет монополии на мертвеца. Мертвый человек покидает клетку своей плоти и начинает существовать повсюду. А "остальные мужчины" все так же живут поодиночке в разных концах города. И Кирико обязательно присутствует рядом с каждым из них. А у Кадзуо… у Кадзуо есть Фусако! Эта мысль поразила его в самое сердце.
Обед закончился. Фусако развеселилась. Удивительная дочь, которая нисколько не скорбит о смерти своей матери. Она рассказывала о танцевальных репетициях и походах в зоопарк так, как рассказывают о своих приключениях потаскушки, у которых в голове все уже давным-давно перепуталось. Она смотрела на него горячим взглядом, таким детским и таким изощренным. "Мы с ней так странно похожи, - подумал Кадзуо. - Мужчина, не тронутый смертью своей любовницы, и девочка, не тронутая смертью своей матери".
Фусако потянула его за руку, и ему пришлось встать. Она повела его в гостиную. "Чай и сладости. И еще - включи печку", - сказала она Сигэе. Сигэя деловито захлопотала. Зажглись торшеры, заиграла голубым пламенем газовая печка.
- Все, Сигэя. Ты можешь уйти. Если будет надо, я тебя позову.
Сигэя тихо исчезла. Фусако взобралась Кадзуо на колени. Кадзуо обнял девочку. Ее волосы пахли молоком, кожа испускала сладкий аромат. Обняв ее, он ощутил обычное сопротивление человеческой плоти. Внезапно Фусако выгнулась всем телом, как акробат, и выскользнула из его рук. Подпрыгнув, захлопала в ладоши.
- Танцевать! Танцевать! - Она поставила пластинку.
Полилась музыка. Самым естественным образом девочка отправилась к двери и повернула ключ в замке.
- Танцевать! Танцевать!
Это был танец, требующий изрядной ловкости. Фусако едва доходила Кадзуо до живота. Он танцевал, подняв и приобняв ее правой рукой. Ему было очень тяжело, он то и дело спотыкался. Но зато ее лицо находилось на уровне его лица.
Фусако сжала губы и этими сухими, крепко сжатыми губами, как печатью, припечатала губы Кадзуо.
Кадзуо уронил девочку на пол. В смятении уставился на нее:
- Разве так можно? Если ты мне не пообещаешь, что больше никаких поцелуев, я не буду с тобой танцевать!
- Обещаю! Обещаю! - Фусако обвила его шею руками, вдруг снова поцеловала его и выбежала из комнаты.
Казалось, весна вот-вот наступит. А вместе с ней, в самый ее разгар, должно быть, наступит и разрушительная инфляция.
Кадзуо был весь во власти иллюзий. Тело Фусако. Отчего тело маленькой девочки подталкивает его к позорным забавам? Его, мужчину, который чтит развратных женщин бальзаковского возраста?
Он решил на некоторое время воздержаться от визитов к Фусако. Его пугало слово "разорвать". Ведь если так будет продолжаться дальше, то он неизбежно - ему никак не хватит этой крошечной щели - разорвет тельце девочки.
После этого ему снова приснился сон о Заветной пивной. Во сне он пришел в пивную поздней ночью и нашел там троих или четверых мужчин, которые сидели на остатках бетонного фундамента и выпивали.
- Мне пива! - крикнул Кадзуо.
- Простите, пива нет, - ответил ему один из мужчин. Он сунул Кадзуо в руки стакан и наполнил его ярко-красным сакэ из большой бутылки. Жидкость оказалась теплой и липкой.
- Что это? - в раздражении спросил Кадзуо.
- Сакэ "Сырая кровь", - ответил один из мужчин.
Другой пояснил:
- Первоклассное, очищенное сакэ. Выжимка из тела девочки.
И тут Кадзуо наконец все понял. Заветная пивная была местом садистских сборищ. Значит, по новому закону правительство теперь охраняет садистов. Об этом даже писали в газете, в маленькой заметке на одной из последних страниц. "На основании указа номер такой-то в разных районах города будут открыты Заветные пивные. Заведения будут работать ежедневно с часу ночи".
Он внимательно рассмотрел всех четверых мужчин. Лысеющий, невысокого роста мужчина средних лет выглядел как типичный хозяин лавки шелковых тканей для кимоно. Трое его собутыльников были совсем молодыми. Один худенький - по виду клерк; второй - серьезный, как банковский служащий; третий, в очках, мог сойти за научного сотрудника какого-нибудь захудалого института.
Все четверо были прилично одеты, их лица дышали покоем. Нет-нет, они не прикидывались - это были по-настоящему спокойные, великодушные, серьезные люди, на которых можно положиться. Настоящие садисты.
- Ну расскажите же нам что-нибудь, - попросил молодой человек, похожий на клерка. Тонкая красная струйка потекла с уголка его рта и капнула на землю. Он поспешно вытер рот ладонью и продолжил: - Рассказывайте что угодно. Не стесняйтесь. Ваш рассказ вовсе не должен основываться на личном опыте. Как это ни печально, ни у кого из здесь присутствующих нет личного опыта. Мы всего лишь рассказываем о наших фантазиях так, как если бы они на самом деле стали реальностью. Это наш стиль.
- Пожалуйста, начните вы первым, - сказал Кадзуо.
- Ну что ж, тогда начну я, - подняв палец, произнес хозяин лавки шелковых тканей для кимоно. - Значится, так, - приступил он к своему рассказу. - На самом деле я вовсе не хозяин лавки шелковых тканей. Я - красильщик. Совсем недавно я придумал новую технику окраски тканей. Ткани, окрашенные новым способом, в большом количестве продаются на Гиндзе, не поленитесь, сходите посмотреть. Эта техника - настоящее искусство… Я, видите ли, очень тонко ощущаю красоту элементов человеческого тела. Конечно, имеется в виду женское тело. И в этом году я с помощью новой техники решил создать летнее кимоно с изображением женских внутренностей с рассыпавшимися по ним волосами. Я думаю, этот дизайн произведет освежающий эффект. Все красные детали выполнены краской, сделанной из очищенной крови убитых женщин. Нынешняя наука шагнула так далеко! Теперь нет ничего сложного в предотвращении выцветания краски. Единственная проблема - это синий цвет. Этот неописуемый нежно-синий цвет человеческих внутренностей. Вначале у меня даже руки опускались - я никак не мог придумать, как мне его воспроизвести. Для своих опытов я убил восемнадцать женщин и тщательно исследовал их еще дымящиеся тела. В результате я пришел к выводу, что основу для синей краски нужно брать исключительно из внутренностей только что убитых женщин. В настоящее время я обработал большое количество женских потрохов, но мне все еще не хватает как минимум двух тысяч убитых. Из одной женщины получается совсем немного синей краски.
- Теперь, кажется, моя очередь, - начал свой рассказ банковский служащий. - Я много лет придумывал специальную смертную казнь для женщин. Моя последняя разработка оказалась настолько эффективной, что теперь я, пожалуй, откажусь от всех предыдущих. Мне, честно говоря, наскучило раздевать женщин. На этот раз я одену приговоренную к смерти женщину в костюм. Для этого мне понадобится журнал мод. Я и раньше всегда использовал журналы мод, женщины обычно очень этому радуются. Для начала надо, чтобы женщина выбрала то, что ей нравится. Что может быть шикарней костюма, плотно обтягивающего тело? Костюм обязательно должен прилегать к телу очень плотно. Для того чтобы одеть женщину, сначала нужно ее раздеть. Процесс одевания занимает очень много времени. Почему? А потому что я одеваю женщину в татуировку.
Я расписываю ее тело под костюм. Чем тверже будут полоски костюма, тем лучше. Женщина будет страдать, но ради красивой одежды стерпит. После того как костюм будет готов, надо несколько раз совокупиться с осужденной. Поначалу женщине будет больно, но через несколько дней все заживет, и ее кожа сделается гладкой, как у змеи. Что может быть утонченней совокупления с женщиной, одетой в костюм?
Дальше начинается сама казнь. Надо купить женщине носовой платок и пудреницу. Но положить их не в сумочку, а в карман ее одежды. В этом нет ничего сложного. Надо взять небольшой нож и сделать продольный надрез на месте нагрудного кармана. В этот надрез как можно глубже засунуть аккуратно сложенный носовой платок. В одно мгновение платок окрасится кровью - очень красивое зрелище. После этого нужно умело сделать глубокий надрез на месте бокового кармана и засунуть туда пудреницу. Когда немного спустя вы достанете пудреницу и откроете её, вашим глазам предстанет прекрасное зрелище - белая пыль, порошок, набухающий кровью. Женщина умирает за пять-шесть часов.
- А какое лицо было у вас, когда вы отразились в зеркале пудреницы? - спросил Кадзуо.
Банковский служащий улыбнулся профессионально приветливой улыбкой.
- Знаете, мы ведь не имеем никакого отношения к дьяволу и вовсе не являемся его человеческим обличьем. Думать так про садизм - это самая большая и, к сожалению, самая распространенная ошибка. Раз уж вы спрашиваете, то скажу - мое лицо в зеркале было нежным.
Теперь все желали слушать рассказ Кадзуо. Компания постепенно пришла в то благостное расположение духа, которое охватывает людей, когда они сплетничают после сытного обеда.
- А что я? Я изнасиловал девочку. Я "разорвал" ее. И она истекла кровью и умерла. Маленькая девятилетняя девочка.
- И это все?
- Это все.
Один из мужчин засмеялся. Вслед за ним засмеялись и остальные. Смех эхом отозвался в развалинах.
- Вы до сих пор находитесь во власти стереотипов, - мягко сказал научный сотрудник. - Мы же просто рассказываем о своих фантазиях. Мы, обладая свободой помыслов, пользуемся свободой слова. За нами правительство. Если вы спросите, чем мы больше всего гордимся, мы ответим: тем, что любовь к людям сочетается в нас со вкусом к жестокости. Наша любовь нежна. И никто так не далек от духовной жестокости, как мы. Но объект нашей любви скрывается под кожей. Остальным людям быстро надоедает любить кожу, разве они не стремятся любить женское сердце? А мы любим не сердце, но кровь, кишечник. Это такие же внутренние органы, как и сердце. И теперь при поддержке правительства мы начнем просветительское движение. Мы должны открыть миру глаза. Любовь есть постоянное возвращение к жестокости. Любить - значит убивать. Но нам опостылело все сырое и теплое. Единственное исключение - кровь.
Рукоплескания эхом отозвались в ночных развалинах. Научный сотрудник с напыщенным видом произнес заключительные слова:
- Позвольте мне открыть заседание и выразить свою радость по поводу того, что сегодня здесь собралось так много уважаемых людей…
"Это я написал", - подумал Кадзуо и проснулся.
…Недавний сон не давал ему покоя. Возвращаясь из Министерства промышленности и торговли, куда был послан по делу, Кадзуо стоял на остановке трамвая и внимательно прислушивался к разговору нескольких молодых мужчин, которые, поджидая трамвай, оживленно что-то обсуждали. Он был уверен, что они говорят о Заветной пивной.
Если погода была хорошей, в обеденный перерыв он отправлялся на прогулку по насыпи, которая тянулась вдоль Христианского университета. В безветренные дни прогретая солнцем трава была теплой на ощупь. Насыпь шла от станции Ёцуя почти до Акасаки. Проходя мимо соснового леска, Кадзуо посмотрел на троих молодых людей, которые сидели на теплой траве под сосной и весело переговаривались. Один из них заметил проходящего мимо Кадзуо и приветливо с ним поздоровался. Это был тот самый высокий молодой клерк, которого он видел в Заветной пивной.
Кадзуо, буркнув в ответ слова приветствия, прибавил шагу, чтобы как можно быстрей проскочить компанию. "Он тоже был среди садистов! Он тоже!" - Кадзуо вдруг понял, как глупо он выглядит. Этот молодой человек работал в отделе, куда Кадзуо как-то раз ходил за какими-то необходимыми бумагами. Молодой человек запомнил его и при встрече приветливо поздоровался. Кадзуо тоже его запомнил и именно поэтому увидел его во сне. Вот и все.
На Гиндзе он неожиданно встретил школьного друга. Тот был очень расстроен, и они решили пойти выпить немного пива. У друга был брат-близнец. Однояйцевый. Оба брата, похожие как две капли воды, работали на фирме у своего дядюшки, и иногда это вызывало некоторые неудобства. У них даже мизинцы на левой руке были одинаково искривлены. В разлуке стоило одному подумать о другом, как тот в ту же секунду вспоминал о брате.
- Я просто не знаю, как мне быть, - сказал ему друг. - Раз уж я сижу тут с тобой за пивом и изливаю душу, значит, мой брат тоже сидит где-нибудь, пьет пиво со старым другом и изливает ему свою. Понимаешь, мой брат влюбился в девушку, у которой есть сестра-близнец. И теперь собирается на ней жениться. Сестры, в отличие от нас, - разнояйцевые. И тем не менее брат все время пристает ко мне, чтобы я женился на сестре его невесты. А мне, между прочим, сестра вовсе не нравится. У меня уже есть любимая женщина. Но все требуют от меня, чтобы я женился на этой разнояйцевой.
- Я все понял, - перебил его Кадзуо. - Мир любит парность. Вот, скажем, если тебе подарят сразу пару цветочных ваз, неужели ты не будешь рад?
- Да я не об этом! Не об этом! - И друг стукнул кулаком по столу. - Я не понимаю, почему я не влюбился в ту сестру, которую полюбил мой брат? Понимаешь, я от этого с ума схожу! - С этими словами он внимательно посмотрел в зеркало, висевшее на стене. В зеркале отразилось его лицо. Ткнув в сторону зеркала пальцем, он занудно-увещевающим голосом произнес: - Вот, посмотри. Там, в зеркале, - это вовсе не я. Это мой брат. А я - здесь. А там - брат.
Забастовки распространились повсюду. Коалиционное правительство с Асидой во главе было бессильно. Министерский профсоюз почти каждый день объявлял общую забастовку и устраивал на крыше министерства многочасовые заседания. Кадзуо сходил в кино и вернулся в отдел, но заседание профсоюза все еще продолжалось. Пока он ходил, начался дождь, и теперь вся крыша была утыкана зонтами. Банки тоже бастовали. 26 марта началась всеобщая забастовка. Ни почта, ни телефонные службы не работали.
Профсоюзы министерства отклонили 2920-йеновый минимум. Правительство было бессильно. Мало этого, Кабинет министров начал в один голос плакаться о своих бедах в Главном управлении, что еще больше ухудшило его и без того незавидное положение.
Начальник одного налогового ведомства чуть было не повесился. Это произошло в том районе, где военная администрация запретила профсоюзам устраивать заседания в рабочее время. Упрямые профсоюзы, ссылаясь на приказ центрального военного управления, провели заседание в самый разгар рабочего дня. Длилось оно всего пятнадцать минут. В результате военная администрация предположила, что раз заседание велось при закрытых дверях, значит, в нем принимал участие и сам начальник. После чего был совершен звонок в прокуратуру, и подозреваемого начальника посадили под арест.
Кошмар революции всегда наступает вместе с кошмаром инфляции.
- Я садист! - крикнул Кадзуо, обращаясь к небу. Но на самом-то деле он не был садистом. Он боялся встречи с Фусако.
Седьмого апреля дикая вишня стояла в полином цвету. С насыпи возле Христианского университета открывался отличный вид на цветущие деревья. Кадзуо вместе с другими работниками отдела пошел прогуляться по насыпи. Полностью распустившиеся цветки плотными рядами сидели на ветках - неприятное зрелище. Суббота седьмого апреля выдалась на редкость погожей. После полудня министерство опустело, и Кадзуо принялся за принесенный из дому обед. В этот момент в комнату из коридора заглянула девушка с соседнего стола и объявила, что к нему посетители. Вслед за этим в комнату вошли Сигэя с Фусако. Кадзуо сразу подумал, если сослуживцы начнут приставать к нему с вопросами, он скажет, что девочка - его дальняя, недавно осиротевшая родственница. Подумав так, он сразу подумал, что слишком много думает. "Кто станет подозревать, что между мной и этим ребенком что-то есть? Просто милая маленькая девочка пришла меня проведать".
Сигэя пристально посмотрела на Кадзуо, но тут же отвела глаза, опустилась на свободный стул и посадила Фусако себе на колени. Фусако надулась. Сигэя начала с маленького вступления:
- Вы теперь почти никогда не заходите в гости. Маленькая госпожа изо дня в день повторяет одно и то же: "дяденька, дяденька…". Совсем извелась, бедняжка. Вот поэтому, не сочтите за наглость, я решилась привести маленькую госпожу сюда.
- Знаете, у меня в последнее время нет настроения ходить в ваш дом.
- Но почему же? Хозяин никогда не возвращается раньше часу ночи, вам нечего стесняться. И вот сегодня я попросила знакомую последить за домом, чтобы мы могли ненадолго пойти к вам. Пожалуйста, приходите!
Сигэя говорила в полный голос, и это пугало Кадзуо. Он торопливо засобирался домой. И тут ему пришла в голову отличная идея: надо отправить Сигэю восвояси и пойти погулять с Фусако по городу. Он предложил девочке сходить в кино, а после поесть конфет. Фусако обрадовалась. У станции Ёцуя они расстались с Сигэей и уже вдвоем поехали на трамвае в Синдзюку.