Декретная мopeходка
Не хочу учиться, а хочу жениться! Но я ни того, тем более второго ни под каким видом не хотела. Врачихи с мясоконтрольной станции наперебой восхваляли свою профессию, доказывали мне все её преимущества. Обещали посодействовать при поступлении в сельхозинститут на ветеринарный факультет. Моя мама спала и видела меня в белом хала те. Бабка придерживалась того же мнения. Одна сестрица при моём появлении дома начинала приставлять пальчики к вискам в виде рожков и по-идиотски мычать: му, му. Ещё Алка тявкала, что мой удел "крутить коровам хвосты" и принимать роды у свиноматок хрю-хрю. Как я её за это ненавидела, один бог знает.
А вообще поначалу я сама подумывала, а почему бы и нет. Животных я люблю, с удовольствием лечила бы в клинике собак и кошек. А если куда-то на колхозную ферму пошлют работать или в сибирский зверосовхоз? Э, нет, это не входит в мои жизненные планы.
Так, сельхоз отпал. Алка права, когда ругает меня, что нужно было как следует учиться музыке, а не филонить, делать вид, что нотную грамоту изучаешь, а на самом деле под пианино книжки читать, разложенные на коленях. Пошла бы сейчас в училище, стала училкой. Чем плохо? Всегда в чистом классе, всё культурненько, словом, не коровам лазить под хвосты. Но куда-то всё равно поступать надо. Но куда? Я ничего не хочу. Теперь даже в театральный не тянет. В Одессе его нет, а кто меня отпустит в другой город? Да и сама не поеду, не могу оставить маму одну на ее мясоконтрольной. Худо-бедно, все-таки помогала, почти ежедневно после школы прибегала.
Вот так лежала бы целыми днями и книжки читала, а больше ничего не хочу. Даже гулять не тянет, надоело. Другие девчонки повыбирали институты, уже твердо знали, куда намылились поступать. Моя Леська помешалась на связи. Только и бредила телевидением. Бегала, всё узнавала – готовилась. Одна я чувствовала себя, как у разбитого корыта. Мозги без конца прокручивали басню "Стрекоза и муравей". Ну, точно, я как та стрекоза, которая лето красное пропела, оглянуться не успела, как зима стучит…
Гадали, решили по настоянию Алки податься в кредитно-экономический. Куда там, конкурс немногим меньше, чем в МГУ. Поступить на дневное отделение нереально, никаких денег и блата не хватит. Туда и на вечерний не пробиться. Везде одна система. На стационар принимать преимущественно направленцев со стажем работы не менее трёх лет. Им обучение оплачивает предприятие. А так для конкурса сорок человек на одно место, или гони тити-мити. А где их взять?
Этерия Фёдоровна, врач с маминой работы, предложила посодействовать в поступлении в Политехнический институт, где работает её муж. Но не безвозмездно, сумма маму потрясла. Да и инженерия – это не мое. Тогда все та же Этерия Фёдоровна сменила пластинку на уже упомянутый сельхоз, только на экономический факультет. Это было уже другое дело. И факультет подходящий, и никакой мзды не взималось. От меня только требовалось не провалиться на экзаменах и пройти по конкурсу. Впервые в жизни я так налегла на учебники, как ненормальная. Даже к маме не ездила, бабка вместо меня.
Предэкзаменационные дни летели с бешеной скоростью. По математике не осталось в задачниках ни одного примера, который я бы сама не решила. Как ни старалась Алка выискать что-нибудь потяжелее, позаковырестее, я всё равно решала. И химия наконец мне поддалась, главное, оказывается, вызубрить таблицу Менделеева и валентность, а потом всё идёт как по маслу.
Тяжелее было с сочинением. Как права была Серафима, когда высмеивала мои опусы. Откуда брался весь этот словесный понос, я не знаю. У бедной сестрицы рука уставала исправлять мои ошибки, особенно запятые. Как она ни долбила мне, что предложения должны состоять из пяти-шести слов, всё без толку. А уж о путанице русских и украинских слов в моей тупой голове и букв "и" и "ы" – так это вообще отдельная песня. Надежда оставалась на одно единственное сочинение, которое я написала на выпускном экзамене. Его принесла для меня Алкина подружка с работы Лена Довбненко, а написал его специально для меня ее муж, известный на всю Одессу авторитет в литературе и собиратель книг. Оно было уникальным, подходящим к любой вольной теме. Смысл заключался в возможности производить трансформирование текста. То есть переставлять предложения с места на место в зависимости от за данной темы. Я просто выучила его наизусть, со всеми запятыми, тире, двоеточиями и т. д. Оно спасло меня в школе, хотя Серафима и поставила за него четвёрку. Видно, придраться уж совсем не к чему было, да и не очень-то она любила меня за длинный язык. Подруга Лилька тоже им воспользовалась в своей вечерней школе рабочей молодежи. Осталось этому сочинению сослужить ещё одну добрую службу.
К поступлению готовилась не только я – вся семья готовилась основательно. Алка купила мне отрез на юбку из толстого домотканого материала непонятного цвета. Фасон продумала бабка, и модный, и удобный для шпаргалок. Впереди пристрочить два больших накладных кармана размером в лист. Их могли проверить, как пить дать, и если бы там нашли шпоры, выгнали бы в шею, не церемонясь. Однако, по бабкиному замыслу, они должны были выполнять роль ложной приманки, а оставаться пустыми. Настоящие же карманы для шпор находились под самым поясом, по бокам и застёгивались на ряд крючков. Я перед зеркалом тренировалась, как нужно сидеть. Как левой рукой подпереть голову а правой отстегнуть и достать шпору. И наоборот. Бабка контролировала весь процесс, обходя меня, как проверяющий, со всех сторон, и каждый раз каркала: "Олька, все видно, как достаешь, половчее нужно. И вообще, лучше напиши свои формулы на ногах, как в школе, и дело с концом".
Я так и поступила, привела себя в полную боевую готовность и понеслась на письменный экзамен по математике. Когда стали запускать в аудиторию, оказалось, я забыла экзаменационный лист и паспорт дома. У меня был такой вид, что преподавательница, симпатичная блондиночка, спросив мою фамилию, разрешила поехать домой, и, если успею, она допустит меня к экзамену. Господи, как я на тебя молилась! Видно, он, трамвай, услышал и подъехал сразу. Как мое несчастное сердце выдержало, пока он тащился к шестой станции. Я не взбежала, а взлетела на свой этаж и одновременно и звонила, и колотила в дверь. Бабка выскочила вместе с собакой и котом: что случилось? Не отвечая, я схватила свой паспорт с листом внутри, одиноко лежавший на моём письменном столе, и пулей назад. Опять повезло с трамваем, он был подан без задержки, как по волшебству, к тому же совершенно пустой. В это время отдыхающие ещё валяются на пляже, а одесситы давно вкалывают.
Я влетела в аудиторию, как раз когда на досках писали варианты. Все места были заняты, моя спасительница усадила меня на своё. Для этого отодвинула стол от первого ряда, и я очутилась совсем одна напротив проверяющих. Ни о каких шпорах даже речи быть не могло. Руки тряслись, мне казалось, что я ничего не знаю. И только улыбка и рука на моём плече этой доброй феи, которая меня успокоила, несколько раз повторила, что у меня в запасе целых четыре часа, привели меня в чувство. Когда решила первую, совершенно не сложную задачу, она заглянула в мой лист и утвердительно кивнула головой. Остальные примерчики я тоже пощёлкала, как семечки. И теперь, развалившись на стуле, вертела головой и рассматривала окружающих.
Я даже не заметила, как какой-то парень, сидящий сзади в солдатской форме, стырил мой лист. Заорать, что он украл, значило вместе с ним вылететь из аудитории. Попросить новый тоже страшно, ведь моя контролёрша видела, что я уже всё написала. Передо мной лежали только черновики, и слёзы уже застилали глаза. Не помню, как это у меня получилось, но, как только проверяющая ушла в конец аудитории, я развернулась и выхватила свой листок у этого негодяя. Меня всю колотило, лист был измят. Но он хоть был у меня – с печатью наверху.
– Сдавайте свою работу что вы её мнёте, не нервничайте, все хорошо, – вернувшись, проверяющая подошла ко мне вплотную. – Все, вы свободны.
Я вышла из аудитории, как во сне. Так же, в полной прострации, пришла домой. Бабка подумала, что я завалила экзамен или меня не допустили. Говорить не могла. Только после горячего чая всё по секрету выложила. Бабка поцеловала меня в темечко, вздохнула: вся в Соцкого пошла, тому в жизни не везло, да и твоей маме не очень. Тебе есть в кого невезучей быть. Но не сдавайся.
– Не дрейфь, Олька, – бабушка нежно гладила мои волосы, – в армию тебе не идти! На вечерний куда-нибудь поступишь, как другие. Иди лучше ноги мой, я воды нагрела. Смывай свои знания.
По письменной математике я получила четвёрку. Может, все-таки какую-то ошибку сделала или лист мой мятый не понравился, не знаю. На устную математику опять разрисовала ноги. Знакомая уже преподавательница предложила первой тянуть билет и снова усадила перед собой. Ни юбку задрать, чтобы списать нужную формулу ни достать шпоры из карманов. Я быстро стала строчить ответы.
– Вы можете без подготовки отвечать? – вдруг спросила она меня. Потом взглянула на мой экзаменационный, удивлённо подняла брови, но ничего не сказала.
– Не знаю… – еле слышно я пролепетала.
– Смелее, смелее, смелые города берут.
Она так по-дружески кивала головой, что я осмелела. К нам прислушивался ещё пожилой преподаватель, оказывается, профессор. Он тоже задал мне вопрос. Я ответила. Оба они улыбнулись, переглянулись между собой, и профессор поставил мне пятёрку. Потом быстро спросил: а почему вы выбрали этот институт? Я так растерялась, не знала, что ответить. Не сказать же, что ничего больше мне не светит. И непроизвольно ляпнула: он недалеко от моего дома.
Все три члена приёмной комиссии расхохотались, смеялась и я.
Когда вылетела из аудитории, на меня набросились со всех сторон другие абитуриенты: почему смеялись, какой дополнительный вопрос задали. Наперебой спрашивали, будто я какая-то всезнайка, как на это ответить, как на то. Наглый солдат тоже пристроился слушать. Хоть бы извинился за то, что мне на письменном пристроил. Он вообще целый учебник засунул себе под гимнастёрку, перехваченную ремнём. И сошло же гаду, но, видно, правильно скатать не смог, трояк получил. Ждал до последнего, когда члены комиссии устанут и сжалятся над демобилизованным. Потом я узнала, что такие, как он, хитрожопые, специально на экзамены напяливают робу, хотя к армии никакого отношения не имеют. Экзаменаторы, а многие из них прошли войну, и подумать не могут, что их так грубо обманывают, для них форма – святое. У кого поднимется рука бывшему защитнику Отечества поставить пару когда у того есть желание учиться. Вот они этим и пользуются, продумали вариант, в туалете по очереди переодеваются в старую поношенную гимнастерку, еще и значков незаслуженных понавешают: гвардеец, отличник боевой учебы, разрядник. Говнюки бесчестные.
Я была на седьмом небе – у меня пятёрка. Дома порадуются, Алка похвалит, но обязательно скажет, что Леська Никитюк в своём институте связи уже две пятёрки отхватила, днями забегала, рассказывала, что ей попалось на экзамене.
Химию я сдала тоже без проблем. Правда, немного запуталась и получила четвёрку. Оставалось сочинение. Здесь всё зависело от темы, будет свободная – значит, повезло, никаких проблем. Себя настроила писать только односложными предложениями.
Ура! Свободная тема есть и как по заказу вписывалась в моё выученное наизусть сочинение. Даже переставлять местами предложения ни к чему. Слово в слово я накатала его за час. Потом ещё почти столько же перечитывала. Хватит, больше от меня ничего не зависит. Вылетев из института на всех парах, понеслась сказать бабке, что все в порядке, чтобы не волновалась, а потом к маме, сегодня на мясоконтрольной надо будет помыть полы.
Плентухалась в переполненных трамваях, набитых очумевшими на пляжах отдыхающими. И отчего они такие недружелюбные, нервные, орут, как скаженные, ругаются? От давки или пережарились, может, на солнце. Вроде бы беззаботно валялись с раннего утра на море, на работу не надо, как мне. Сейчас пообедают и будут дрыхнуть до вечера. А потом наведут марафет и давай себе шлёндрать в центре со всем своим выводком. Скорее бы первое сентября, учебный год начинается, умотают отсюда. И одесситы, входя в трамвай, будут здороваться с вагоновожатой, а уж с кондукторшами многие пассажиры вообще заводят приятельские отношения. Они разговорчивые. Хочешь подробно про погоду, хочешь про политическую ситуацию в стране – обо всем сообщат, только спроси. Слышали, на гастроли в Одессу приезжает Аркадий Райкин. Или: вчера на Ланжероне хлопчик утонул. Шесть лет пацаненку С кем он был? Так с собственной мамашей. Вот такие теперь мамаши. Я б ту мать за ноги саму так и разорвала. Куда смотрела? Мужичка, наверное, себе приглядела?
Я балдею, где еще такое услышишь! Ездила в каникулы в Ленинград и Москву, там все намного строже, в трамваях или метро все какие-то замкнутые, унылые, в себя погружены, редко улыбаются.
"Ну, куда ты лезешь? Мужчина, вы куда смотрите? Сейчас дитё без головы останется, а он лыбится. От там написано, вам шо повылазило: Не высовываться! Ты мне ещё покрутишь у головы! Умный нашёлся. Видали мы таких. От как у таких умных голову снесёт, так будет искать виноватых".
Всё, патефон включился. Теперь эту музыку придётся слушать до самого Куликова поля. А я жду завтрашнего дня. Что день грядущий мне готовит? Только не эту арию. Завтра вывесят оценки за сочинение. Интересно, сколько получу. Даже если влепят трояк, пройду Но, если так уверена, тогда почему волнуюсь. Несправедливость какая-то получается. С привилегиями другой проходной бал, им лишь бы сдать, неважно, какая отметка, и они уже поступили.
Еду в институт, поджилки так и дрожат, мало ли чего? Вот и толпа до самой лестницы: кто-то плачет, кто-то радуется. Я с трудом протискиваюсь к стенду, ищу глазами свою группу. Вроде знакомый номер, но фамилии моей нет. Кто-то советует посмотреть в дополнительном списке. Все поступающие сочинение писали одновременно, поэтому путаница. Опять в который раз пробегаю уже все списки подряд, все факультеты – нигде нет. Всё, катастрофа, даже в такой сраный институт и то не поступила. Для нас проходной бал всего 13 баллов. У меня по трём экзаменам 13, а по сочинению, значит, пара. Кто-то дёргает меня, поздравляет. С чем? Ничего не вижу, реву. Пешком иду вдоль забора Зелентреста, который тянется до самой Среднефонтанской.
Как я могла сочинение написать на двойку? Что на меня нашло? Я ведь раз десять минимум его проверила. К чему они придрались, или я совсем полная идиотка? Что я иду домой, возвращайся, пусть они покажут мне моё сочинение. Если такие полуграмотные дебилы прошли, то что я могла отчудить такого?
Я потребую, пусть мне под нос сунут, всё равно провалилась, что я теряю?
А может, они затеряли? Тогда я при них здесь же новое настрочу Мне на всё плевать. Не знаю, с каким цветом лица я влетела в комнату приёмной комиссии.
Потом мои однокурсники говорили, что я так орала, что, наверное, слышно было за несколько километров от института.
– Меня нет в списках, почему? Какая-то тётка резко отчеканила:
– Значит, вы не написали сочинение, значит, у вас двойка. Как ваша фамилия? – Она быстро пересмотрела все списки: – Да у вас неудовлетворительно. Лучше подготовьтесь и поступите в следующем году.
– Что? Лучше? Покажите мне моё сочинение! Я хочу убедиться.
– Не собираюсь ничего показывать и отчитываться перед тобой не стану. И нечего здесь истерики устраивать, мы работаем.
– Я никуда отсюда не уйду пока вы не покажете мне моё сочинение.
– Девушка, ещё раз вам объясняю, ваши документы вам вернут сегодня же, они у председателя приёмной комиссии.
Я вышла, весь мой запал пропал. Вся зарёванная поплелась в указанный кабинет. У дверей собрались такие же обречённые, как и я. Когда подошла моя очередь, я опять закипела: я требую, чтобы мне предъявили моё сочинение. Не верю, что якобы написала его на двойку.
– Да кто вы такая, дорогуша, чтобы здесь что-нибудь требовать. Как ваша фамилия?
Я тихо произнесла. Председатель комиссии долго перебирал стопку документов: а вот и наша красавица. Да, математика и химия чудненько. Вот сочинение завалили.
– Прошу вас, нет, требую, чтобы мне его показали.
– Вы не поняли, что я сказал: требовать будете, дорогуша, у своих родителей.
– Я сейчас отсюда поеду в милицию и прокуратуру, надеюсь, им вы покажете.
– Застращала, сейчас тебе покажут твоё творение, – он стал лихорадочно крутить диск телефона. Там было постоянно занято. – Пошли, в прокуратуру она пойдёт, правдолюбка нашлась, вылетишь отсюда вон.
Он впереди, я за ним по лестнице летим на первый этаж:
– Эта красавица требует предъявить ей её шедевр. Как вам это нравится? Светлана Георгиевна, не надо нам лишних разговоров. Покажите, а то будет кляузы писать и чернить наш институт. Девочки, где двойки?
– Вот здесь, мы уже связали их, в архив отправим. Как её фамилия?
Стопка двоечных сочинений уменьшалась, однако моего там не было.
– Девочки, у меня уже от этих сочинений в глазах рябит, пропустила, наверное, поищем снова.
Моего злосчастного сочинения опять не нашли.
– Может, в списках её пропустили? – лицо председателя комиссии начало буреть.
Перебрали все троечные работы, они составляли основную массу, однако и там не оказалось. И в "пятерках" и "четверках" тот же результат. "А вдруг оно в отложенных", – подсказала одна из помощниц Светланы Георгиевны. Порывшись, она вытащила мое сочинение, оно, родненькое, лежало третьим или четвертым во внушительной стопке. Как я вырвала его из ее рук – не знаю, оно оказалось вообще без оценки, непроверенным. Эти сволочи отложили несколько сочинений, вероятно, неугодных абитуриентов, прикрыв их двоечными.
Как залепетала эта тётка: столько работы, все время отвлекают, возможно, автоматически это сочинение сюда попало. Выходите, я сейчас проверю, и вы получите свою заслуженную оценку. О, я вспомнила это сочинение, оно явно списано, поэтому я его и отложила. Да, да, оно списано. Вы не могли так сами написать.
Ну, всё! Больше я себя не контролировала. Я орала, чтобы мне дали чистые листки, и я здесь же напишу это сочинение. Она сунута мне в руку бумагу: пиши!
Даже не присев, я вывела первые предложения.
– Достаточно! – она недоумённо посмотрела на председателя комиссии. Он, не глядя мне в глаза, произнёс: – Видите, бывают и у нас ошибки. Разобрались, вы зачислены.
Уже выходя из комнаты, я услышала от Светланы Георгиевны в свой адрес почти комплемент: что эта девчонка забыла в нашем институте? Сами же приказали отсеять одесситов, а теперь, выходит, я одна виновата. В голове звучали Алкины любимые поговорочки: факир был пьян, и фокус не удался, жизнь – борьба, в борьбе счастье. Сначала нужно бабушку обрадовать, потом к маме поехать.
Бабка была вне себя от счастья и напекла, и наготовила.
– Спасибо Этери, дай бог ей здоровья.
– Угу, – я ела вкуснючее жаркое и запивала компотом.
– Беги, маму обрадуй! – она чмокнула меня в черепушку. – Рада?
– Очень.
– Очень… Сколько людей мечтают поступить, а ты что-то без энтузиазма говоришь.
– Баб, да не мое это, не хочу учиться в этом институте, и, пожалуйста, никому не говори, куда я поступила. Хорошо? На следующий год в другой буду поступать или переведусь.