Как вошли в дом, Хоркин взял тон экскурсовода – он еще не остыл от покупки этой квартиры, да и надо было делать вид, будто они и правда приехали ее осматривать.
– Совсем новый дом, даже консьержа еще не наняли… – говорил Хоркин в холле. "Консьержа не наняли – это хорошо…" – подумала Наташа. – Заехали только две семьи и я – и это на весь подъезд.
Против воли, удивляясь себе, Наташа почувствовала жар возбуждения. Этот жар все усиливался, когда они ехали в лифте, когда Хоркин открывал дверь, когда они вошли в квартиру и скидывали обувь и куртки.
– Ну вот… – развел руками Хоркин, стоя посреди огромной комнаты с окнами в два этажа высотой, и явно гордясь всем – и ее размерами, и ее окнами, и соснами за стеклом. – Вот моя халупка. Не судите строго…
– Это ты потом судье скажешь! – не удержался Протопопов. Он такой квартиры не ожидал. "Это же сколько он берет?!" – обеспокоенно подумал Протопопов, задумавшись, не дешевит ли он свои услуги, если такую квартиру не может себе позволить. "А впрочем, Хоркин-то один, а у меня жена. А в нее деньги, как в топку…" – погрустнев, подумал Протопопов. Жена контролировала и его доходы, и его расходы, звонила в финслужбу УВД, узнавая размеры премии, так что во взятках была для Протопопова еще и та радость, что это он оставлял себе. Жена бы и взятки контролировала, но не звонить же ей разным прикрываемым Протопоповым жуликам с вопросом "Сколько вы сунули моему мужу?!". Протопопов делал вид, что взятки мизерные – иначе жена бы загрызла. "Да еще и сдала бы, с нее станется…" угрюмо подумал Протопопов, досадовавший на то, что мысли о жене вдруг испортили такое хорошее настроение. Впрочем, утешил он себя, в его кругу такие жены были почти у всех.
– А жирные у тебя борзые щенки, как я погляжу… – сказал Протопопов Хоркину, прохаживаясь по комнате и заглядывая в двери. Хоркин хмуро смотрел на него – нашел тоже тему. Под щенками понимались взятки и подарки, хотя ни Хоркин, ни Протопопов не знали толком, откуда они взялись, эти "борзые щенки" (про Гоголя, если и помнили, то забыли давно), и думали, что это просто кто-то придумал – вот как в Чечне патроны в радиопереговорах называли "семечками", а снаряды "огурцами".
– Да уж не тощее твоих! – со значением сказал Хоркин, показывая Протопопову глазами на журналистку – ты чего, мол, при ней язык-то распускаешь? Да и не для того пришли.
У стены стоял телевизор с огромным экраном. Из мебели посреди комнаты стояли только низкий стеклянный стол и возле него огромный мягкий диван оранжевого цвета. При белых стенах и желтом поле это было даже красиво. За окном было пасмурно.
– Ну, так что вам подсказать? – спросила Наташа, глянув с улыбкой на мужчин. Протопопов тем временем выставлял на стол из принесенного с собой пакета вино, коньяк, фрукты, сок. Были в пакете презервативы и разные смазки, но Протопопов решил – не сейчас. Они подошли к столу, Протопопов налил все в те же свои рюмочки, и все трое выпили за новоселье.
Все трое не знали, что сказать. Хоркин насмешливо смотрел на Протопопова, ему интересно было, как тот повернет дело в нужную сторону. Протопопов вспотел, придвинулся к Наташе и тихо сказал:
– А вот говорят, журналистки как-то по особому занимаются любовью.
Наташа сделала круглые глаза и проговорила:
– А, вот мы зачем сюда приехали! Так бы и сказали… А то – обои, обои…
Все захохотали. Хоркин и Протопопов при этом переглянулись – бойкая журналистка-то, понятливая.
– А ванна здесь есть? – спросила Наташа.
– Мадмуазель, извольте – ванная комната, это первое, что я здесь отремонтировал… – галантно ответил Хоркин, беря ее под руку и провожая. Они с Протопоповым снова захохотали, и Наташа поняла, что Хоркин не впервой сюда привозит девчонок.
Она вошла в ванную комнату размером с зал в наташиной квартире. Посреди выложенного какой-то особенной плиткой пространства стояло джакузи. "Ишь ты"… – подумала Наташа, открыла воду и быстро разделась. Огромное зеркало отразило ее голую. "Порадую мужичков напоследок…" – мрачно и весело подумала она. Напустив в джакузи для пены гелей и шампуней из разных бутыльков, Наташа залезла и постаралась расслабиться. Она понимала, что вряд ли долго будет здесь одна. Так и вышло – в дверь постучали, Наташа крикнула "Не заперто!", и вошел совершенно голый Протопопов.
– А не пошоркать ли вам спинку, Наташенька? – осведомился он. Было понятно, что они с Хоркиным хряпнули еще.
– Ну пошоркайте… – сказала Наташа, поднимаясь из пены так, что он увидел ее почти всю. Протопопов захлебнулся. Тело Наташи – темное, с небольшой грудью и выбритым лобком – было словно детское.
– Наташенька, какая вы… А вам точно есть 18 лет? – спросил он, улыбаясь и подходя. – А то будем мы потом с Хоркиным тюремную баланду хлебать…
– Не будете… – усмехнулась она. – Мне уже все можно.
Она зачерпнула воду и полила себе на грудь. Протопопов почувствовал, как туманится у него в голове.
Точно также туманилось и в голове Наташи. Она с трудом понимала, что происходит, что делают с ней Протопопов и почти сразу появившийся тут же Хоркин. Сначала было джакузи. Потом они, не вытираясь, вышли из ванной и устроились на диване. Сначала Протопов был сзади, а Хоркин у нее во рту. Потом наоборот. Потом они залили ее спермой. Она ушла в ванну, а когда вышла, они сидели голые и пили коньяк.
– За журналистов! – прокричал Протопопов. Довольная улыбка блуждала у него по лицу. Он не мог придти в себя от того, что все сбылось, все мечты, вгонявшие его в жар последние несколько дней. – Как вы, Наташенька, берете интервью, так еще никто у меня его не брал.
Тут Наташа увидела среди разбросанной – мужики явно торопились – по полу одежды кобуру. В голове у нее щелкнуло.
– А так, как вы, мне еще никто интервью не давал! – сказала она, улыбаясь. Они все захохотали.
Они снова выпили. Мужики стали обнимать ее. Потом Наташа залезла Протопопову на колени и начала его целовать. Она не соображала ничего, кроме одного: она должна их убить, убить сегодня, потому что следующего такого раза не будет – она и сама не сможет заставить себя еще раз пройти через это. Да еще и выяснилось, что тело не участвует в ее заговоре – оргазмы наступали один за другим. В обычной ситуации она уже давно лежала бы в уголке дивана в беспамятстве. Но тут ненависть делала ее ненасытной: когда голова туманилась, она вспоминала отца, как он подарил ей динозаврика из киндер-сюрприза – и приходила в себя. Это динозаврик сейчас был у нее на груди.
– Наташенька, неужели журналистам так мало платят? – разглядев динозаврика, спросил Протопопов. – Такую грудь (он как раз мял ей грудь) должны украшать брильянты.
Хоркин, обнимавший Наташу сзади, проговорил:
– Вашими интервью (он выделили это слово) вы могли бы заработать себе намного больше!
Тут оба заржали, но Протопопов оборвал смех и сказал Хоркину:
– Вова, не хами! Девушка с нами из любви. Ну или мы просто отличные парни…
Потом они снова облили ее спермой, она снова пошла в ванну, хотя не чувствовала уже ног. Тут ей кое-что пришло в голову и она собрала сперму со своей груди в коробочку из-под лезвий "Жилетт".
Она вернулась в комнату. Протопопов и Хоркин, потные, снова сидели на диване и курили.
– Ого! Вы, Наташа, опять готовы к трудовым подвигам? – спросил Протопопов. – А ведь мы с Вовой считали себя секс-гигантами. Каких только девчонок мы, извините, не затрахивали здесь до бессознательного состояния. Да и не по одной! А вам все мало. Стареем, Вова?
– Определенно стареем, Сеня! – отозвался Хоркин. – Всем бы такую старость!
Оба захохотали и выпили снова.
– Выпейте с нами, Наташа… – предложил Хоркин.
– Нет, – ответила она, пожимая плечами.
– Если я напьюсь, ни вам, ни мне никакого кайфа…
– Аааа… – протянул Протопопов. – Ну тогда конечно…
Но тут идиллию нарушили мощные звуки – кто-то неподалеку долбил стену.
– Твою мать! – закричал Хоркин. – Перфоратор!
Он, голый, подбежал к телевизору, начал там нажимать на какие-то кнопки, и вскоре послышалась музыка.
– Ну сейчас посмотрим, кто кого! – прокричал Хоркин, идя назад. В руке у него был пульт и он давил на кнопку "Звук". На экране бесновалась какая-то группа. Почти мгновенно грохот перфоратора стал неразличим в громе барабанов и визге гитар.
– А как вы относитесь к анальному сексу, Наташенька? – прокричал ей Хоркин.
– К анальному? – переспросила она. – Пока никак…
– Ну так давайте попробуем? – предложил он. Она кивнула.
Потом за окном стало темно. Потом Хоркин срубился – он уснул, уткнувшись головой в угол дивана. Музыка все грохотала, хотя и непонятно было, работает еще перфоратор или нет.
Наташа, не чувствуя под собой ног, встала с дивана и пошла к одежде, так и остававшейся на полу.
– Ого, – прокричала она, будто только что увидев кобуру. – Да вы вооружены!
Она вынула из кобуры пистолет.
– Он настоящий? – прокричала она.
– Наташенька, осторожнее, он настоящий, – прокричал в ответ почти не слышавший ее Протопопов. – Еще дырку Хоркину на потолке сделаете – он нас убьет!
Протопопов засмеялся. Тут Наташа подошла к нему и прокричала в самое ухо:
– Нет. Он нас не убьет. Это мы его убьем.
И за то мгновение, пока Протопопов старался понять эти слова, она обошла диван, приставила пистолет к хоркинской голове, к самому виску, и нажала на спуск. Голова дернулась.
Протопопову казалось, что это кино. "Я перепил и мне чудится"… – убеждал он себя. Он видел, как Наташа подобрала с пола пульт. Музыка стала тише, почти умолкла.
– Сидеть! – тихо проговорила Наташа, не сводя с Протопопова пистолет. – Сидеть, сука. Помнишь 29 декабря 1994 года?! Помнишь, падаль? Помнишь, как вы однажды поигрались в вытрезвителе в новогоднюю ночь? Думаешь, я не знаю, откуда у тебя этот шрам? Ну да, я призрак того мужика, на котором вы отрабатывали удары. Я твоя смерть, и я пришла за тобой!
Протопопов все мгновенно понял: все кубики – дед Марков с его предсказанием, необъяснимый интерес этой девчонки с таким телом к нему, к толстяку, ее удивительная сговорчивость – сложились. Протопопову стало страшно. Так страшно, как не было никогда. Из него потекло.
– Наташа, не надо, что вы так реагируете… – заговорил Протопопов. – Он кто был вам – ваш папа? Дедушка?
– Это был мой отец, он был боевой офицер и если бы вы не держали его, вас всех надо было бы отскребать в том трезвяке от стенок… – сказала Наташа. – Жаль, что это не его пистолет. Но ничего. Слышишь, папа, я сейчас прострелю этому уроду что-нибудь! Что ты хочешь, чтобы я прострелила ему, папа?!
Протопопов понял, что девчонка уже не в себе. Он подумал, что это, может, его шанс. Если бы он был Ван Дамм, он бы вскочил и отнял бы у девчонки пистолет, но она не зря первым пристрелила Хоркина – Протопопову с его с огромным пузом резкие движения не удавались уже давно.
– Если вы меня убьете, что вам это даст? А я вам дам денег… – заговорил Протопопов.
– Денег… – говорит Наташа. – Это хорошо. Может мы и договоримся. Только сначала, Семен Владимирович, такая у меня просьба. Трахните Хоркина в жопу. Мне интересно, как он относится к анальному сексу…
– Что? – поразился он.
– Вот трахнете его в зад, будете жить… – сказала она.
– Наташа, да у меня, честно говоря, не стоит…
– А вот… – она бросает ему смазку. – Втирайте ему в задницу.
Протопопов начал втирать в задницу мертвецу лубрикант. "Да ну. Такого не может быть. Это точно сон. Сейчас проснусь…" – думал он.
А теперь, Семен Владимирович, пососите-ка у него, – проговорила Наташа.
– Чего?
– Не поняли? Сосите. Вот как я у вас сосала. И пока он не кончит.
– Да как же он кончит, Наташенька, он же труп…
– Ну это уж как будете сосать…
Протопопов видел ствол перед собой.
Он вроде и протрезвел, но находился в том странном состоянии, когда тело не может собраться, мускулы не реагируют, да и мыслей никаких нет в голове. Сам не понимая, что делает, он повернул Хоркина на бок, нашел его член и сунул себе в рот. Хоркин был еще теплый, член удивительным образом отвердел и оттуда выдавились несколько капель спермы.
– Глотайте!
Протопопов проглотил.
– Ну а теперь трахайте его в зад. Я полюбуюсь на это, а потом мы, попивая коньяк, вместе решим, что нам делать с трупом.
Как ни было это невероятно, Протопопов решил, что так и будет – сейчас он сделает эту глупость, о которой говорит эта чокнутая девчонка, а потом они попьют коньяка и там уж как-нибудь придумают, как им вывернуться из этой истории.
Он вошел в задницу Хоркина и сделал несколько движений. Член его отвердел, чем удивил самого Протопопова.
– Ну трахай, трахай его… – послышался сзади голос.
– Да трахаю! – ответил Протопопов.
– Как кончишь – скажешь, – сказала Наташа.
Протопопов старательно трудился. Разнесенная пулей голова товарища была прямо перед его глазами, но ее вид совершенно не приводил его в ужас.
Наташа увидела, как Протопопов содрогнулся и отвалился от мертвеца обессиленно.
– Ну что я могу сказать? Пятерка тебе. От меня лично, от моего отца, ну и еще от Михаила Кутузова – помнишь такого?
Тут он услышал, что музыка вокруг резко нарастает, и прежде чем он успел сообразить, почему, Наташа выстрелила ему в грудь. Потом музыка стала тише.
Протопопов хрипел. Кровь лилась из него при каждом толчке сердца, заливая диван. Он смотрел, как Наташа подходит к мертвому Хоркину и вкладывает тому в руку пистолет.
– Вот видишь, что получилось: вы пришли сюда, трахнули друг друга, а потом поругались и Хоркин тебя застрелил. А потом подумал – как же я без любимого? – и застрелился сам… – сказала Наташа, глядя на него.
Протопопов хотел что-то сказать, но не мог. И мыслей не было в его голове. Он только смотрел на все это и остатками сознания понимал, что так и будет – скажут, что перестреляли друг друга пидоры.
– А вот это – ему… – сказала Наташа, пальцем засовывая в рот Хоркину припасенную сперму. – Хотела тебе в жопу напихать, но ладно, ты будешь у нас активный пидор, хоть и голубой, но мужик. Все же не так над тобой потешаться будут…
Протопопов вдруг понял, что рука Хоркина с пистолетом не так и далеко. Инстинктом он дернулся к ней. Но Наташа опередила его, выхватила пистолет из руки мертвеца и приставил ствол к голове Протопопова.
– Ты бы знал, падаль, кого ты убил. Как я любила своего отца. Он был лучший человек на свете, и вот его нет, а ты еще десять лет землю топтал и жизни радовался. Ты хоть вспоминал про него?
Протопопов, не сводя глаз с глаз Наташи, кивнул.
– Ты, червь, хоть понимал, что вы натворили?
Протопопов кивнул снова.
– Ни хрена ты не понимал. Потому что тогда ты бы жил совсем иначе… – устало сказала Наташа. Она снова нажала на пульт. Музыка становилась все громче и громче, и Протопопов понимал, для чего это. Он закричал так, будто надеялся перекричать музыку. И тогда Наташа выстрелила Протопопову в голову.
… После этого она снова вложила пистолет в руку Хоркину. Рука еще не закостенела и пальцы плотно охватили рукоять. Она вдруг поняла, что музыка так и гремит. Она нажала на кнопку и выключила музыку совсем. Потом пошла в ванную комнату, выпустила воду из джакузи и вымыла его. Потом она вытерла в ванной комнате все. Она оделась. Был уже первый час ночи. Она решила выйти из дома под утро – где-то слышала, что это самое глухое время. "Да еще ведь суббота нынче…" – вдруг вспомнила она. До четырех сидела в квартире и смотрела через окно в лес. Потом выключила свет, тихо вышла, спустилась на лифте и выбралась из поселка через забор.
Глава 13
Кое-как она промучалась субботу и воскресенье. В их городе телевидение по выходным показывало записанные загодя выпуски новостей, так что и не узнать было, нашли Хоркина и Протопопова, или нет. Наташа с трудом удерживалась от того, чтобы поехать к поселку и посмотреть – нет ли там милицейских машин. "Впрочем, если ко мне не приехали, то"… – тут она терялась – не знала, как это толковать.
Утром в понедельник она поехала в редакцию. Утро было обычным – планерка, препирательства из-за места в газете, распределение, кто едет вместе с губернатором дарить врачам новые "Скорые помощи". Наташа сдала интервью с Протопоповым редактору. Кое-как доработала этот ужасно длинный день. Потом был такой же длинный вечер. Потом было утро вторника.
На планерке редактор глянул на нее сквозь очки и сказал:
– Вот Наташа Зощенко сдала мне вчера интервью. А хотите, Наташа, новости про этого вашего Протопопова?
– Давайте… – пожала она плечами (а внутри все замерло и заныло).
– Он пропал! – редактор всплеснул руками. – На работу вчера не пришел, дома на выходных не был.
– Как это пропал? – изумилась Наташа.
– Ну вот так… – ответил редактор. – Звонили из УВД, просят вас приехать, рассказать, как было дело. Как он выглядел, не было ли похоже, что у него какие-нибудь грустные мысли…
– Да загулял мужик! – веско сказал Бесчетнов. Планерка захохотала. – Куролесит поди до сих пор где-нибудь. Пусть менты сауны обыщут.
– Ну я думаю, обыскали… – сказал редактор. – Но не нашли. Они не говорят, но я так понял, что пропал не он один.
– Ого! – сказал Бесчетнов. – Групповушка!
Наташе кровь бросилась в лицо.
– Юрий, чего вы своих сотрудников в краску вгоняете! – с укоризной проговорил редактор, указывая Бесчетнову на Наташу. – Вы-то взрослый мужик, а она еще чуть не школьного возраста…
"А вам точно есть 18 лет?" – сказал в ее голове голос Протопопова, и она почувствовала, как закружилась у нее голова. Хорошо, что в этот момент все отвлеклись на какую-то шутку Бесчетнова о ментах. За то время, пока все смеялись, Наташа пришла в себя.
Она съездила в краевое УВД. Рассказала: да, побеседовали, был еще Хоркин, они заверили интервью, и она пошла в пресс-службу. Она не знала, но догадывалась, что посмотрели и камеры наблюдения, стоявшие на вахте. За это она не волновалась – Протопопов и Хоркин вышли раньше нее. Допрашивали ее без особого энтузиазма – оказалось, к Протопопову в этот день в кабинет приходило по неслужебным делам не меньше десятка человек. По лицам ментов Наташа поняла, что из этого десятка есть личности, более подозрительные, чем юная журналистка.
Все это однако совершенно вымотало ее. Домой она приехала без сил. Сидела на диване, глядя в телевизор невидящими глазами. Ей вдруг стали вспоминаться одна за одной сцены из этой квартиры. "Как я смогла? Как я смогла все это делать? – думала она с ужасом. – Нет, это была не я". Но воспоминания о том, как она пристрелила Хоркина и особенно о том, как наделал под себя Протопопов, грели ее душу. Она даже думала, не слишком ли легко они умерли. Но, проверяя себя, понимала, что других вариантов не было.
Приехав утром следующего дня в редакцию, Наташа застала Бесчетнова мечущимся по кабинету из угла в угол. За каждым ухом у него торчало по сигарете – такое бывало редко и означало крайнюю степень возбуждения: Бесчетнов собирался закурить, вспоминал, что в кабинете нельзя, клал сигарету за ухо, а через какое-то время снова собирался закурить…