ОБЪЯСНИ ТЕОРИЮ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ.
Вдруг Эдгар услышал пронзительный писк. Он оглянулся, потом посмотрел на пол и увидел, что там сидит серый мышонок. Мышонок кивнул ему, помахал лапкой и начал карабкаться по его штанине. Грустно улыбаясь, Эдгар посадил его на ладонь и сказал:
- Мы с тобой оба узники. Ты мышонок, а я мальчик, но оба мы заперты в этой комнате навеки.
- Чепуха, - возразил мышонок тонко, но звонко. - Я вхожу и выхожу, когда захочу. У меня там щелка, и через нее я могу посещать большой мир, когда только мне заблагорассудится. Между прочим, меня зовут Альбертом.
- Очень приятно, - ответил Эдгар. - Меня зовут…
- У нас нет времени на эту ерунду, - перебил Альберт. - Надо как можно скорее сматывать удочки.
- Удочки? - глупо переспросил Эдгар.
- Ты меня понимаешь. Надо заняться тем, что здесь написано. Относительностью и всем прочим. То есть - извини, идиотизм с моей стороны - только относительностью. Ну-с, приступим. Для начала скажи-ка мне, какова скорость света.
- Послушай, - сказал Эдгар, - не смеши меня. Ты всего лишь мышонок. Что ты можешь знать о…
- Не теряй времени. - Мышонок перепрыгнул с руки Эдгара на стол и оттуда строго смотрел на него, пища от нетерпения. - Скорость света - триста тысяч километров в секунду. Так?
- Наверное, - сказал Эдгар.
- Не наверное, а точно. Чтобы не ломать себе язык этими длинными словами каждый раз, скорость света обозначают буквой с; с, понятно?
- Цеце - это муха.
- Да нет, с, с, с, буква "цэ". Существует ли что-нибудь быстрее, чем с? Соображай быстрее.
Эдгар был уверен, что нет ничего быстрее скорости света, он так и сказал.
- Хорошо, - одобрил мышонок. - Теперь допустим, что со скоростью света движется поезд. Допустим. Это невозможно, но допустим.
- Допустим.
- И по крышам вагонов в направлении движения поезда бежит человек. Представляешь себе? Как в кино. И за этим человеком гонятся полицейские. Он хочет добежать до машиниста и застрелить его.
- За что? - спросил Эдгар.
- О, не теряй времени, - пропищал, приплясывая, мышонок. - Машинист совершил преступление, за которое полиция преследует бегущего человека. И вот они бегут по поезду. Представляешь?
- Вроде да.
- И этот человек мчится со скоростью тысяча километров в секунду.
- Не может быть! - воскликнул Эдгар.
- Не может быть? Когда сам поезд мчится со скоростью триста тысяч километров в секунду? Пошевели мозгами. И тогда, с точки зрения того, кто смотрит на поезд, скорость этого человека равна - чему? Давай, давай, давай! - И малыш запрыгал от нетерпения.
- Скорость человека, - сказал Эдгар, - это скорость поезда плюс скорость, с которой он бежал, - получается триста одна тысяча километров в секунду.
- Вот видишь, - сказал мышонок. - Тогда оказывается, что он движется быстрее скорости света. А ты сказал, что нет ничего быстрее света.
- Значит, я ошибся, - ответил Эдгар.
- Нет, вовсе не ошибся, - сказал мышонок, которого, поскольку он представился как Альберт, мы так и будем называть. - Боже мой! - воскликнул Альберт. - Ветер все крепчает. Скоро начнется очень дорогая гроза. Все дело, - продолжал он, - в наблюдателе. Дело не в том, что свет не самая быстрая штука в мире. Дело в том, кто смотрит - то есть в наблюдателе. Все происходит относительно него, поэтому-то все это хозяйство и называется относительностью.
- Хозяйство? - переспросил Эдгар.
- Хозяйство. Козюйство. Эйкон Базилике. Фадладин. Вся эта штука. О чем я тебе и визжу, то есть твержу.
- Понимаю, - проговорил Эдгар, ничего не понимая. И вдруг за окном вспыхнула молния. - Началась гроза, - сказал он. Какое-то время спустя прогремел гром - ведь скорость звука гораздо меньше скорости света (все-таки, в конце концов, ничего нет быстрее света). На экране загорелись слова:
СКОРЕЕ СКОРЕЕ СКОРЕЕ ОН ИДЕТ!
- Нет! Не надо! Не надо! - закричал Эдгар.
- Старичок, а? - спросил, показывая головкой на экран, Альберт. - Что ж, мы освободим тебя отсюда через элейский палатюнат, а может, даже быстрее. Итак, закон скорости распространения света должен быть один для всех, поэтому нам остается только искривлять пространство и время. Пусть у тебя есть брусок длиной один метр. Какой он будет длины?
- Один метр и будет.
- Нет, нет, нет, - запрыгал Альберт. - Один метр было бы в покоящейся системе. В двигающейся же системе его длина будет равняться - э-э - корню из единицы минус квадрат скорости двигающейся системы, деленный на квадрат скорости света. Быстро представь это себе и увидишь формулу на экране.
Эдгар стал представлять формулу изо всех сил, и она действительно появилась на экране - серебристая на черном фоне, хотя ее не особенно было видно из-за вспышек молнии:
- И, - сказал Альберт, - хочешь верь, хочешь не верь, но, если ты поместишь часы в движущуюся систему, они будут тикать не раз в секунду, а чуть медленнее.
Грянул гром, и хлынул ливень. Тут в дверь постучали, и нежный голос позвал:
- Эдгар? Эдгар? Ты здесь, Эдгар?
Эдгар от ужаса не мог вымолвить ни слова. Он глотал воздух.
- Я знаю, что ты здесь, - сказал голос. - Я иду к тебе. Одним ударом кулака проломлю дверь, и мы будем вместе. Так приятно, так уютно - ты и я!
Нежный голос превратился в могучий рев, перекрывший гром. Эдгар слышал, как кулак проламывает дверь.
- Нет, не надо, нельзя! - заорал он.
- Скорей! - пропищал Альберт. - Не ори, а объясняй, что такое теория относительности. Давай!
- Теория относительности, - начал Эдгар, - гласит, что, гласит, что, гласит, что…
- Я буду с тобой через несколько секунд, Эдгар, - произнес голос за дверью. - Конечно, я не смогу войти: слишком уж я большой, но я просуну руку, и нащупаю тебя пальцами, и поймаю тебя, и все будет так уютно, так приятно!
Молния, наверно, во что-то попала - Эдгар услышал, как с грохотом рушатся камни и кирпичи. Затем заговорил гром:
- Буммммм!
- Скорей! - пропищал возбужденно приплясывающий Альберт.
Экран тоже мигал:
СКОРЕЕ СКОРЕЕ СКОРЕЕ.
- Скорость света, - выговорил Эдгар - сердце у него билось так страшно и глухо, что он почти не слышал собственных мыслей, - равна тремстам тысячам километров в секунду для одного наблюдателя, но это не так для другого наблюдателя, удаляющегося от первого наблюдателя. И тем не менее мы знаем, что скорость света всегда одинакова. Поэтому мы должны пересмотреть условия, в которых находятся сами наблюдатели…
- Я выломал дверь! - прокричал голос. - Теперь я примусь за эту железяку. Полагаю, я прогрызу ее зубами.
- Скорей, скорей, скорей, - пищал Альберт.
СКОРЕЕ СКОРЕЕ СКОРЕЕ - вспыхивал экран.
- Это означает, - продолжал Эдгар, задыхаясь, - что, если кто-то бежит по крыше поезда, который движется со скоростью света, он думает, что движется только с той скоростью, с которой бежит. Но для того, кто стоит и смотрит на поезд, он движется со скоростью с плюс тысяча метров в секунду. Одно событие происходит относительно одного человека, или наблюдателя, а другое - относительно другого. Это и называется относительностью.
- Уууууу! - взревел оглушительный голос. - Я сломал себе передний верхний зуб. Железо очень жесткое. Но я скоро, мальчуган, очень-очень скоро. Уууууу! Ужасно болит! - Рев сотрясал весь дом. Гром тоже ревел, будто от жалости.
- Скорей, скорей, скорей! - ревел, то есть пищал, Альберт.
СКОРЕЕ СКОРЕЕ СКОРЕЕ СКОРЕЕ СКОРЕЕ
- Поэтому, - продолжал Эдгар, задыхаясь, - человек, смотрящий на человека, бегущего по крыше поезда, может считать, что этот человек бежит со скоростью света, а не быстрее - ведь быстрее невозможно, - только если он удлинит секунды - то есть секунды в движущейся системе, то есть в поезде. По-моему, так.
- Ты хочешь сказать, - пропищал Альберт, - что в движущейся системе пространство сжимается, а время удлиняется.
- Я хочу сказать… - повторил Эдгар и с громадным облегчением увидел, что люк приходит в движение. Тяжелая плита начала подыматься, и послышалась сладкозвучная музыка, как бы приветствуя его на пути к свободе.
- Удачи, - пропищал Альберт. - Ой, я вижу его пальцы. Заберусь-ка лучше в свою щель.
И он убежал. Эдгар горячо поблагодарил его вслед и сам бросился к люку, чтобы залезть в открывшееся отверстие. Он оглянулся и увидел, что рука уже протиснулась через пролом от вышибленной двери и корежит железную перегородку. Вот рука зашарила по комнате; она была очень волосатая и со сломанными ногтями. Рука начала заполнять всю комнату.
- Сейчас я тебя поймаю, вот-вот нашарю. Ах, Эдгар, как чудесно мы проведем время вместе!
Эдгар видел перед собой сплошную тьму. Он полез в нее, нащупывая ногами ступеньки. Но ступенек не было - только длинный плавный спуск. Эдгар полетел вниз, скользя сквозь тьму.
Глава 8 СКВОЗЬ ДЫРОЧКУ В ПАРТЕ
Тьма, тьма, тьма, тьма, тьма и вой ветра, но ливень и гром были уже позади и затихали. Проблеск света, отблеск света, блеск света - и он уже мигал от сияния дня, хотя, когда он начал спускаться, уже был вечер. Эдгар осмотрелся и увидел тысячи людей, снующих туда-сюда, радостных и возбужденных - хотя некоторые дети плакали от перевозбуждения - и одетых по старой моде: женщины в огромных юбках с турнюрами, мужчины - с тростями, в серых цилиндрах. Он оглянулся: увидел, что отверстие, откуда он появился, постепенно закрывалось и сливалось с поверхностью гладкой стены. Эдгар поднял голову и увидел огромную стеклянную крышу, через которую светило солнце. С ним заговорил высокий мужчина:
- Как ты странно одет, мальчик! Наверное, ты часть Экспозиции?
- Какой экспозиции, сэр? - спросил Эдгар, готовый, оказавшись в безопасности, быть со всеми вежливым, любезным и воспитанным.
- Великой Экспозиции, разумеется, - засмеялся мужчина. - Ты слышала, Марта? - сказал он своей маленькой толстенькой жене. - Вы слышали, Летиция, Евгения, Мэри, Фиби, Вики, Эрминтруда, Гертруда, Энни, Хлоя, Альберта? - обратился он к своим многочисленным дочерям. - Юноша интересуется: какая экспозиция? - Все они рассмеялись, но довольно добродушно. - Да это же Величайшая Экспозиция в мире, - сказал мужчина. - Здесь есть всё. Ее можно объехать только на железной дороге.
Тут же, пыхтя, подошел поезд, и машинистом с кочегаром оказались не кто иные, как Боб Эклс и Николас, два матроса, которые отвезли Эдгара с корабля на остров.
- Лезь к нам в кабину, малец, - сказал Николас. - Спой нам песню, чтоб дружно мы поезд вели.
- А где - гм - юная - гм - леди? - поинтересовался Эдгар. - Рода какая-то.
- Рода Флеминг?! - воскликнул Николас. - Все там же, и все ворчит. Она не любит темноты, поэтому я, как видишь, слегка распахнул рубашку, чтобы она выглядывала. Залезай, малец.
Эдгару очень хорошо было стоять в кабине, среди раскаленного воздуха, пара и смазанного железа. Они покатились, пыхтя, и Эдгар запел:
Вперед паровоз по рельсам летит,
И хоть в угле кочегар,
И хоть машинист от жары кряхтит,
Но ходит поршень, и клапан свистит,
И топка как самовар пыхтит,
И нет лучше дыма, чем пар!
А Боб Эклс и Николас подхватили припев:
Ты стучишь по колесам своим молотком,
Чтоб в колесах найти неполадки,
Но другие считают, что штука вся в том,
Чтоб найти, что всё в полном порядке.
Рода Флеминг визгливо проговорила из-под рубашки своего владельца:
- Слишком шумно, я не слышу собственного визга.
Никто не обратил на нее никакого внимания, тем более что они как раз подъехали к маленькой станции, где на платформе приплясывали мистер Эк Кер Ман, мистер Эк Хар Т и человечек, который помогал им в конторе на пристани; и, порхая над ними, орал попугай.
- Здесь сходить нельзя! - закричали они. - Вы должны показать билеты контролеру…
Тоненький голосок сказал:
- Вору впору.
- А у нас его нет. Но мы все-таки посмотрим ваши паспорта, - продолжил человечек, - чтобы проверить, как вы сюда попали.
- Ну нет, - отрезал Николас, - мы не согласны, раз вы не пускаете нас на берег. Или одно, или другое.
Вдруг из дверей, над которыми было написано ВЫХОД, на платформу с грохотом ворвалась лошадь. На ней сидела дама и щелкала кнутом.
- Эй, ты! Джильди, сюда-а, или я тебя запорю до полусмерти, ты, паршивокожий.
После чего появился маленький индус.
- Боже мой, я пытаюсь достать шоколад из шоколадного автомата, мисс сагиб.
- Брось шоколад. Нам нужно сесть на поезд. Я не вижу вагона для лошади, - сказала она, хмуря брови.
- На поезд нельзя! - закричали мистер Эк Кер Ман и мистер Эк Хар Т. - Контролера нет и кондуктора тоже нет. - И оба мистера Эка махнули поезду, чтобы он отправлялся.
- Поехали, - сказал Боб Эклс. - Вперед! - И они тронулись.
На платформе заскакали от бешенства, и очень отчетливо был слышен голоса индуса:
- О Боже милостивый, я должен находиться в Бомбей, да, и ни одного поезда до дальнейшего извещения. 146
Дама начала щелкать над ним кнутом, но он все время успевал увернуться от удара.
- Мне очень хочется пить, - сказал Эдгар. Его и вправду мучила жажда от угольной пыли и жары.
- Если хочешь, переберись через тендер с углем, оттуда залезь в поезд через крышу и разыщи, что называется, вагон-ресторан.
Среди глыб угля Эдгар обнаружил пекаршу и мистера Квимби. Последний с удовольствием уплетал кусочки угля, пачкая лицо угольной пылью.
- Чудесно! - повторял он. - И, осмелюсь заметить, прекрасно приготовлено, мэм.
- Это уголь, - ответила пекарша, - и, по-моему, вы просто смешны.
- Ах, но ведь всё в сознании! - воскликнул мистер Квимби. - Для моего сознания это восхитительная индейка с клюквенным соусом и тыквенный пирог. Ням-ням-ням, - продолжал он, с видимым удовольствием вгрызаясь в черный блестящий кусок. Ни он, ни она Эдгара не заметили. Эдгар переполз через груду угля и увидел в крыше первого вагона дверцу, из которой высовывался джентльмен в одежде Шекспира. На его плече сидела мышь в старомодном дамском наряде. Эдгар сразу их узнал. Мистер Эдем сказал:
- Мы не можем ехать туда, куда мы, по их речам, едем, - этих мест еще нет на карте, следовательно, их не существует.
- Конечно, сэрр, - сказала мышь Мария, - не говорите ли вы прямо моими словами?
- Привет вам обоим, - сказал Эдгар. - Я тут познакомился с мышонком Альбертом, ужасно умным. Он вам не родня?
- Ах, сэрр, прозываясь Альбертом, он не мог не уйти далеко в фужерологии и дедологии и прочем вздоре.
- Нет такого места, - продолжал ворчать мистер Эдем. Эдгару любезно дали пролезть в вагон через крышу (поезд явно не мчался со скоростью света - ЧЕМУ ОНА, КСТАТИ, РАВНА? ПОМНИТЕ ЛИ ВЫ? НЕТ? КОГДА ВЫ ДОЧИТАЕТЕ ЭТУ ИСТОРИЮ, МЫ ПОГОВОРИМ, - ничего похожего).
Эдгар оказался в купе, где сидели худые хмурые люди в маленьких золотых коронах. Вдобавок к маленьким золотым коронам они носили длинные волосы и бороды. Их тела были почти целиком закрыты кольчугами. Один из них сказал:
- Ты, я вижу, пролез вперед ногами. Было бы забавнее, если бы ты пролез вниз головой.
Тогда другой прорычал такого рода стихи:
Пролез вперед главою, пал на стопы,
Пал на стопы, в воздухе власы,
Не важно, как он пал.
- О, это ужасно! - воскликнул третий. - Дорогой мой Эадуард Старший, тебе следует больше заниматься нашим любимым англосаксонским языком.
Эдгар преисполнился благоговения. Он спросил:
- Вы, сэры… ваши величества… англосаксонские короли Британии?
- Вне всякого сомнения, - ответствовал Эадуард Старший. - Тут и Эадмунд Железнобокий, и Эадред, и Эадуард Исповедник, и - не могу же я помнить, как их всех зовут.
- Я учу про вас в школе, - сообщил Эдгар.
- Правда? - переспросил Эадуард Исповедник, явно польщенный. - Оказывается, про нас учат в школах? Пожалуй, это слава. Когда мы ходили в школу, про нас не учили абсолютно ничего. Полагаю, именно это называется прогрессом.
- Мальчик, - прорычал Эадуард Старший, - принеси-ка нам пенного эля в кубках или меда в чаше, да поживей!
- Я не слуга, ваше величество, - гордо сказал Эдгар, - я свободный мальчик.
- Да что ты, неужели? - переспросил Эадуард Старший, гораздо вежливее и с видимым интересом. - Свободные мальчики - что-то новое. Ну что же, я думаю, рано или поздно это должно было произойти.
- Мы, кажется, приехали, - сказал Эадмунд Железнобокий, у которого по бокам висели большие ржавые гнутые железные листы. - Говорят, это лучшая часть Великой Экспозиции.
- А что тут есть? - полюбопытствовал Эдгар.
- Звери. Чудовища. Великаны. И тому подобное.
Короли отвечали по очереди. Когда поезд с пыхтением подъехал к платформе, они зевая поднялись с мест, после чего принялись поправлять короны и расчесывать пальцами волосы у единственного зеркальца, висевшего над багажной сеткой на ближайшей к паровозу стенке купе.
Эдгару то, что они сказали, очень не понравилось. Он только-только убежал от великана и не хотел больше видеть чудовищ, даже таких милых, как Зверь Рыкающий и его мать.
- Я хочу одного, - проговорил он, когда толпа выносила его на платформу, - попасть обратно в класс. - Это, судя по всему, никого не заинтересовало. - Чтобы всё узнать об англосаксонских королях, - добавил Эдгар.
Тогда они все заулыбались и приосанились, а один-два даже сказали:
- Правильно, правильно.
Но предлагать способы возвращения в школу они вроде бы не собирались. Король Эадмунд (940-946) сказал:
- Старайся, занимайся королеведением, и - кто знает? - может быть, когда-нибудь в школе будут учить про тебя. Лучше, когда учат про тебя, чем тебя. Поверь, это совсем неплохо.
Он начал было повторять эту фразу своему тезке Железнобокому, но покрытый ржавым железом король не был расположен слушать. Вокруг вовсю толкались.
На платформе толпилось много народу, и все явно хотели попасть в огромный театр, вход в который располагался внутри вокзала. Эдгар с сочувствием наблюдал, как артисты Эдембургского Ревю старались переманить толпу из театра на свое собственное представление, которое они пытались разыграть на наваленных кучей клетках с курами и мешках с почтой. Он слышал, как Томми Карлейль сетовал: