Когда все вышли из комнаты, погасив за собой свет, Жюльен посмотрел на потолок, чуть освещенный бликами, проникавшими сюда из цеха. Он услышал, как раздвигаются дверцы печи, как звенят противни на мраморном разделочном столе и позвякивают железные конфорки на плите. До него смутно доносился звук голосов. Временами все в его голове мешалось, и перед глазами проплывали различные лица. Мать… Девушка с улицы Пастера… Клодина… Мастер… Судомойка из гостиницы… Хозяйка… Они проходили вереницей, потом перемешивались и кружились, точно в хороводе.
Его разбудил яркий свет. Возле кровати стояли хозяин и мастер. Жюльен приподнялся.
- Погоди, - сказал Андре, - сейчас измерим тебе температуру.
Он протянул мальчику термометр.
- Пустяки! - воскликнул господин Петьо. - В его годы чуть что - и жар.
У Жюльена оказалось 39,8°. Хозяин пожал плечами.
- Постарайся уснуть, - посоветовал мастер.
Мужчины вышли. Дверь за ними закрылась, но Жюльен услышал, что мастер говорит о враче. Ответа хозяина мальчик не разобрал. Все стало каким-то расплывчатым и далеким. Где-то безостановочно звонили колокола.
В восемь часов утра госпожа Петьо принесла мальчику какой-то отвар. Пощупала у него пульс и сказала:
- Все обойдется. Завтра вторник. Полежите денек в постели, а в среду будете здоровы.
В полдень Морис принес чашку бульона. Жюльен выпил немного, но его тотчас же затошнило.
Он не то чтобы спал. Скорее впал в какое-то оцепенение. Часто перед его мысленным взором возникал родительский дом, и мать, и те зимние утра, когда он нарочно покашливал, чтобы не идти в школу. Мальчик прошептал:
- Это всегда действовало… Всегда действовало.
…И тогда он оставался в теплой кухне, разглядывал книги с картинками или рисовал. Отец, бывало, немного ворчал, но мать при этом сердилась. Разве можно посылать в школу больного ребенка!
После обеденного перерыва появился мастер и поставил Жюльену банки. Затем он положил ему на грудь припарки из льняного семени, смешанного с горчицей.
- Завтра я тебе опять поставлю банки, - сказал он.
- Но завтра вторник, - пробормотал ученик, - вы не работаете.
Мастер улыбнулся. И сел в изножье кровати. От жара Жюльен видел все будто в тумане, он плохо различал Андре, однако ему казалось, что тот так и будет сидеть здесь, возле него.
Два или три раза заходила хозяйка. Она приоткрывала дверь, делала два шага от порога и спрашивала:
- Ну как, лучше?
Жюльен качал головой.
- Вот увидите. Ничего не будет. Только лежите в тепле. И выздоравливайте побыстрее, а то бедняжке Морису приходится разрываться на части.
Морис был мрачен. Он ворчал:
- Вот незадача!.. За несколько дней до рождества, когда столько работы!
Во вторник хозяева весь день отсутствовали. Мастер приходил трижды. Один раз даже в сопровождении жены.
Они долго сидели возле мальчика и молчали, комната медленно погружалась в темноту. Светлые волосы женщины выступали золотистым пятном на фоне серой стены. Они что-то говорили. Жюльен время от времени покачивал головой. Голоса отдавались у него в ушах; потом куда-то мгновенно пропали, и все потонуло в сумерках.
В ту ночь Жюльену все время снилась мать. Она склонялась над ним, и рядом с ее лицом к нему склонялось другое лицо - с тонкими нежными чертами, обрамленное длинными кудрями, развевавшимися на ветру.
…Сам Жюльен был уже взрослым. Он болел, и у его постели сидели мать и жена; женой его была девушка с улицы Пастера.
28
- Тебе придется съездить за мясом для начинки.
- Но ведь сегодня среда, шеф, - заметил Жюльен.
- Среда-то среда, да ведь нынче двадцать второе декабря, дружок, через два дня - рождество. Ты, видно, не понимаешь, что это решительно меняет всю программу.
Мальчик вышел. Мясо для начинки - это неплохо, это значит - час наедине с Клодиной на кухне.
Небо прояснилось, ночью даже немного подморозило. От снега не осталось и следа, но всюду - на мостовых и на тротуарах - была насыпана бурая соль и песок.
Когда Жюльен поднялся с постели, у него слегка кружилась голова. Жара уже не было. Время от времени он еще чувствовал, как кровь приливает к голове, он еще немного покашливал, но не обращал на это внимания. Погода улучшилась, радость, казалось, вновь возвратилась в город, и мальчик тоже ощущал ее.
Он быстро съездил за мясом и возвратился в цех.
- Ступай, ступай, - сказал господин Петьо. - Торопись, а то Клодине скоро придется идти в магазин.
В тот день нужно было приготовить мяса гораздо больше, чем обычно. На это требовалось не менее двух часов.
Жюльен и Клодина принялись за работу. Госпожа Петьо была в столовой. Мальчик слышал, как она переставляет посуду, ходит, останавливается. Он с нетерпением ожидал минуты, когда хозяйка отправится в кондитерскую. И наблюдал за Клодиной. Склонившись над столом, девушка усердно трудилась, не поднимая глаз. Жюльен прикоснулся к ее руке. Не поворачивая головы, она отдернула руку.
В столовую вошел хозяин. Подойдя к дверям кухни, он просунул туда голову и спросил:
- Дело идет?
- Да, - ответила Клодина.
Господин Петьо немного повеселел. Работа спорилась. Весь дом походил на улей в летнюю пору. Вставали на час раньше; в полдень переставали работать перед самой едой, а вечером у всякого допоздна были дела. И все же, несмотря на усталость, никто не жаловался. Как будто пришло в движение маховое колесо и безостановочно вращалось, увлекаемое собственной силой.
Господин Петьо ходил из магазина в цех и обратно; он потирал руки и все время повторял:
- Давайте, давайте, поторапливайтесь! Осталось уже немного, надо приналечь напоследок… После праздников можно будет малость и передохнуть!
В кухне Жюльену и Клодине слышно было, что происходит в цеху. В печи позвякивали противни, кто-то взбивал сливки, мастер кричал. Потом заработала машина, она что-то толкла, растирала. Она стояла возле стены, примыкавшей к кухне, и, когда стучал мотор, стена дрожала. Чем быстрее он вращался, тем сильнее становилась вибрация, в кухню доносилось даже пощелкивание приводного ремня.
Хозяин снова вышел из цеха. Жюльен услышал, как за ним захлопнулась дверь в кондитерскую. Мальчик бросил быстрый взгляд в столовую: никого.
Сполоснув руки, он торопливо вытер их синим фартуком, потом обнял Клодину за плечи и попытался ее поцеловать. Девушка отпрянула и оттолкнула его.
- Нет, - сказала она, - нет, не хочу. Пустите меня.
- Почему? Там ведь никого нет.
Дальше отступать ей было некуда. Позади находилась раковина. Жюльен изо всех сил прижимал девушку к себе.
- Нет-нет, - упрямо повторяла она. - Оставьте… Не надо.
В глазах Клодины было то же выражение страха, какое он заметил, когда взбежал за нею по лестнице и вошел в хозяйскую спальню. Он тщетно пытался найти губы девушки, она отворачивалась. Ее волосы касались его лица, он шептал:
- Я люблю тебя. Разве ты не видишь, что я люблю тебя?
- Вы даже не знаете, что это такое.
- Я люблю тебя.
Вдруг она перестала бороться. Жюльен поцеловал ее. Он чувствовал, как у его груди стучит сердце Клодины. Рядом, в цеху, все еще работала машина, из-за этого дрожала стена, возле которой они стояли, но их внутреннее волнение заглушало шум. Они долго стояли обнявшись. Клодина больше не сопротивлялась, и Жюльен сжимал ее грудь.
Вдруг она резко оттолкнула его. Мальчик чуть не упал. По ее глазам он понял, что она смотрит на что-то позади него. Он быстро повернулся и увидел, как мимо дверей промелькнула белая куртка.
Шаги хозяина отчетливо послышались на выложенном плитками полу. Дверь, ведущая во двор, распахнулась и с шумом захлопнулась. В цеху по-прежнему работала машина.
Жюльен взглянул на Клодину. Она плакала. Немного поколебавшись, он подошел к ней.
- Нет, - взмолилась она, выставив руки перед собой.
- Почему ты плачешь? - спросил мальчик. - Ведь он ничего не сказал.
Девушка замотала головой. От рыданий грудь ее вздымалась.
- Тебе не понять, - прошептала она. - Тебе не понять.
Ее голос прервался.
- Скажи… В чем дело? Скажи мне…
Клодина вытерла глаза кончиком передника и, не отвечая, опять принялась за работу. Беззвучные рыдания все еще сотрясали ее грудь. Жюльен также принялся резать мясо. Через минуту он спросил:
- Но почему ты так горько плачешь?
- Не надо говорить мне "ты", - попросила Клодина.
Опять наступило молчание, слышно было только глухое гудение мотора да шум, доносившийся из цеха.
- Вы боитесь из-за жениха? - спросил мальчик.
Она только неопределенно качнула головой, не сказав ни "да", ни "нет".
- Вы боитесь, что хозяин ему расскажет? Но зачем он станет говорить? Ведь это его не касается.
В ответ послышалось громкое рыдание. Жюльен видел, что Клодина изо всех сил старается сдержаться, но не может совладать с собою.
- Вам не понять, - повторила девушка. - Этот старый бабник… мерзкий бабник…
Жюльен прекратил работу. Он опасался, что не так понял.
- Как? - вырвалось у него. - Хозяин? Он хотел…
Клодина кивнула. На этот раз она говорила "да".
Мальчик почувствовал, как в нем одновременно растет отвращение и яростный гнев.
Дверь в кондитерскую была открыта. Жюльен различил шаги хозяйки: она удалялась, подходила, опять удалялась, потом подошла к двери и остановилась. Клодина вытерла глаза. Снова послышались шаги, ближе, еще ближе. Жюльен увидел, как на полу появилась тень хозяйки; достигнув угла комнаты, тень сломалась, потом возникла на стене. Он опять принялся за работу.
- Как у вас идет дело, мои милые? - послышался голос госпожи Петьо.
- Скоро закончим, мадам, - разом ответили Жюльен и Клодина.
Тем не менее хозяйка вошла в кухню, подалась вперед и сказала:
- Посмотрите на меня, Клодина.
Девушка взглянула на хозяйку, стараясь улыбнуться сквозь слезы.
- Что такое? - спросила госпожа Петьо. - Вы плакали?
Жюльен почувствовал, что краснеет.
- Да, мадам, - ответила Клодина. - Это от лука, мадам.
- Но ведь обычно этого с вами не бывает.
- Конечно, мадам. Но сегодня я резала лук, а потом сдуру потерла рукой глаза. Так щиплет, просто сил нет.
Хозяйка вышла, сказав:
- Эх, Клодина, Клодина, как же вы не подумали!
В тот день в столовой постоянно кто-то находился, и больше Жюльену ничего не удалось узнать.
Когда они закончили работу, он понес мясной фарш в цех.
Хозяин вынимал из печи противни с меренгами. Увидев Жюльена, он повернулся и пристально посмотрел на него. Взгляды их на миг скрестились, и ученик понял, что хозяин ненавидит его.
Почти тотчас же мальчику пришлось отправиться с поручением. Он вскочил на велосипед и покатил по холодным улицам; вернувшись в кондитерскую, он поднялся к себе сменить одежду и все это время не мог забыть злобного взгляда господина Петьо - жесткого, холодного, иронического взгляда, в котором притаилась насмешка, неуловимая насмешка… И угроза.
До ужина Жюльен не видел больше ни Клодины, ни хозяина; когда вместе с Морисом он вошел в столовую, все уже были в сборе. Радиоприемник был включен. Передавали последние новости. Все молчали. Как только Жюльен переступил порог, господин Петьо вперил в него взгляд. Мальчик опустил глаза, но, несмотря на это, чувствовал на себе этот тяжелый, недобрый взгляд.
Против обыкновения хозяин после окончания передачи последних новостей не выключил приемник.
- Хочешь послушать музыку? - спросила госпожа Петьо. - Ты прав, это хороший отдых.
- И мы его заслужили, - подхватила мадемуазель Жоржетта.
Хозяин ничего не ответил. Он склонился над тарелкой, на плече у него устроилась кошка.
Жюльен несколько раз вскидывал глаза. И всякий раз встречал взгляд хозяина, в котором затаилась угроза. Тогда он быстро отводил свой взгляд и с сосредоточенным видом принимался за еду.
По радио передавали эстрадную программу. Все те же модные песенки с постоянно повторявшимся припевом:
И музыка слышна везде,
Тра-ля, ля-ля, ля-ля!..
То здесь звучит, то там звучит
Траля, ля-ля, ля-ля!..
Рина Кетти исполнила песенку "Сомбреро и мантильи", потом вновь зазвучала музыка, и наконец запел Тино Росси.
Все взгляды тотчас же устремились на Клодину, девушка мгновенно вспыхнула и опустила голову.
- Бедняжка Клодина! - воскликнула госпожа Петьо. - Вы заставляете ее краснеть! Ну да, она любит Тино! Что из того? В конце концов, это ее право.
Хозяин откашлялся.
- Она вправе любить кого угодно, - заметил он.
Все рассмеялись. Все, кроме Клодины и Жюльена.
- Помолчите, - рассердился хозяин. - Дайте ей по крайней мере послушать спокойно.
Он нагнулся к приемнику и усилил звук. Негромкий голос тенора зазвучал отчетливее:
Под тихий звон гитар
Чуть слышно песнь лилась,
Под тихий звон гитар
Я вспоминал о вас…
Не поднимая головы, Жюльен искоса смотрел на Клодину. Девушка перестала есть. Он видел, как ее грудь и плечи вздрагивают. И понял, что она сдерживает рыдания.
Резко отодвинув стул, Клодина встала. Подбежала к двери, ведущей во двор, и вышла. Потом все услышали ее быстрые шаги по лестнице.
- Что с ней такое? - спросил господин Петьо.
Хозяйка скорчила гримасу:
- Вы постоянно смеетесь над ней, это ее расстраивает. Девочка устала, как и все мы. А потом, вы ведь знаете, ее жених далеко. Он должен был приехать на рождество, но, кажется, не приедет.
Господин Петьо осклабился.
- Ну, коли дело в этом!.. - вырвалось у него.
Жюльен невольно поднял голову. Жесткий взгляд господина Петьо был по-прежнему устремлен на него. И в этом взгляде таилась насмешка.
"И угроза, - подумал Жюльен, - угроза".
29
Двадцать третьего декабря был просто сумасшедший день. Работа началась в четыре утра и продолжалась почти без перерыва до самого ужина.
- Это как на состязании в беге, - говорил мастер, - должно появиться второе дыхание. Когда обретешь его, становится легче. Сегодня - критический день. Завтра все само собой пойдет.
Небо снова затянули тучи. Хозяин был в ворчливом настроении и раз двадцать повторил:
- Вот видите, скоро опять повалит снег. И это нам грозит катастрофой. Вот незадача, вот досада!
Он по-прежнему бросал на Жюльена злобные взгляды.
- Не понимаю, что с ним творится, - удивлялся мастер, - сколько раз на рождество шел снег, и никому это не мешало садиться за праздничный стол!
Двадцать четвертого рабочие поднялись в два часа утра. За несколько часов сна усталость не прошла, она притаилась в людях, и первые же движения пробудили ее. Потягиваясь, все морщились от боли. Только холодная вода из-под крана да северный ветер, гулявший по двору, помогли им стряхнуть тяжелую дремоту.
Стоя возле разделочного стола, Жюльен чувствовал, что у него подкашиваются ноги. Он фыркал, как жеребенок, стараясь разогнать сон, но глаза слипались. В икрах, в пояснице, в боках, в пальцах он ощущал летучую, то и дело повторявшуюся боль.
В тот день ему потребовался добрый час, чтобы по-настоящему согреться. Два или три раза мастер слегка пинал его в зад, приговаривая:
- Давай, давай, просыпайся, пока не появился хозяин. Имей в виду, в такие дни, как сегодня, он тебе не даст прохлаждаться.
И действительно, господин Петьо, который накануне ни разу не обратился к Жюльену, в то утро, едва появившись на пороге, накинулся на мальчика:
- В чем дело? Ты что, не продрал глаза? Кому я говорю!
Жюльен старался двигаться быстрее. Он избегал смотреть на хозяина, но все время чувствовал на себе его жесткий взгляд. В тот раз выпекали гораздо больше рогаликов, чем обычно, и, когда сушильный шкаф был заполнен, Жюльен с минуту помедлил с противнем в руке, придерживая ногой полуоткрытую дверцу. Хозяин подошел к нему.
- Ну что, - бросил он, - скоро ты разродишься? Жюльен растерянно поглядел на него.
- Что ты на меня уставился с таким дурацким видом? От этого в шкафу место для противня не появится!
Мальчик захлопнул дверцу.
- Да он просто болван! - завопил хозяин. - Чучело соломенное… Поставь противень на стол и вынь из шкафа готовые рогалики.
Жюльен поставил противень на край плиты. Упершись кулаками в бока, господин Петьо не сводил с него глаз.
- Черт подери, - процедил он, - этот мальчишка, должно быть, всю ночь занимается онанизмом! Верно, потому у него с утра такой идиотский вид.
Никто не рассмеялся. Жюльен стиснул зубы, чтобы подавить гнев.
Казалось, утру конца не будет. Хождение взад и вперед, уборка тротуара, цех, доставка заказов, противни, мытье бака, снова доставка заказов, опять работа в цеху… И всюду - в столовой и в леднике, в дровяном сарае и в цеху - усталость вызывала у людей вспышки ярости, они выходили из себя по пустякам. Чем больше работали, тем больше, казалось, предстояло сделать.
Вся столовая была завалена рождественскими тортами. Лотки для пирожных были полны. Не оставалось ни одной свободной доски, на противнях горою громоздились кондитерские изделия. По мере того как в магазин уносили большие блюда с пирожными, на их месте в столовой вырастали другие.
В цеху мастер и помощник работали без передышки. Морис приготовлял огромные миски шоколадного крема, крема с миндалем, кофейного и вишневого, он приносил из погреба огромные, величиною с противень, пласты бисквита, приклеенные к бумаге, на которой они пеклись. В сыром подвале бисквит немного размякал, Виктор пропитывал его кремом, потом отклеивал от бумаги и скатывал в рулет. Затем обрубал рулет с обоих концов и ловким движением лопаточки обмазывал по краям кремом. Он быстро и умело действовал большим ножом с закругленным лезвием, разрезая бисквит, как масло. На мраморной крышке разделочного стола громоздились обрезки бисквита. Время от времени Морис хватал метлу и сметал к ящику для угля клочки бумаги, которыми был усеян пол.
Свернув и обрезав рулеты, Виктор передавал их мастеру, а тот наводил на них глянец. В руках у мастера был кондитерский мешочек, заканчивавшийся плоским наконечником, оттуда он выдавливал крем; все время слышался легкий треск: это лопались пузырьки воздуха. Запах топленого масла наполнял помещение. Когда заканчивали печь партию рождественских тортов, приступали к их украшению. Мастер откладывал в сторону мешок с кремом и вооружался воронкой с зеленой сахарной глазурью. Беря в руки торт-полено, он пускал по коре плющ и искусно делал листья, чуть сильнее нажимая на воронку. Затем прибавлял несколько грибков из марципана и все посыпал тонко размолотым миндалем и измельченным шоколадом.
Жюльен мыл миски, взбивалки, лопаточки. Он скреб противни и укладывал торты на лотки, которые затем уносил либо в столовую, либо в кладовую.
- Скорей, скорей, - ворчал хозяин, сновавший из магазина в цех и обратно.
Господин Петьо подолгу стоял в столовой возле застекленной двери и, отодвигая рукой портьеру, следил за тем, что происходит в магазине. Во второй половине дня валом повалили покупатели. Мамаша Раффен с трудом находила минуту, чтобы забежать в столовую, торопливо затянуться окурком и сплюнуть в печь, - хозяйка тотчас же открывала дверь и кричала: