13
Небо окрасилось в свинцово-серый, словно борта линкора. Тротуар Бруклинского моста и паутина металлических тросов идеально гармонировали с угрюмым фоном. Тим поднялся на мост и миновал первую арку. Внизу пенилась фестончатыми узорами бегущая в гавань Ист-Ривер. Решив, что он здесь один, Тим попытался выплеснуть душившую его ярость, завопив во все горло под свист налетающего ветра, но сразу за аркой обнаружил слившуюся в объятиях парочку, фотографирующую себя с вытянутой руки. Парень с девушкой отпрянули в испуге, прижимаясь к кирпичной опоре.
Подъем кончился, между первой и второй арками парапет шел горизонтально. Тим почувствовал, что его кто-то нагоняет, но не обратил внимания, пока прохожий, поравнявшись с ним, не спросил:
- Не вы, часом, защищаете Хоббса?
Тим обернулся. А этот откуда вынырнул? На мосту никого, парочка у арки уже исчезла.
- Что, простите?
- Вы адвокат Хоббса, так ведь?
Когда тебя ни с того ни с сего окликают посреди Бруклинского моста - это неожиданно. Когда тебя окликают прицельно - это неспроста. Убийство упоминалось в газетах всего раз или два, и то лишь поначалу - не хватало звездной составляющей, - поэтому Тим и предположить не мог, что кто-то посторонний узнает адвокатов в лицо.
- Мы знакомы?
- О, вряд ли.
Прохожий был примерно одного с Тимом роста, под слоями зимней одежды угадывалась худощавая фигура. На поднятый воротник верблюжьего пальто ложился мягкими складками черный кашемировый шарф, закрывающий шею, а макушку грела огромная соболья шапка. Мех колыхался под ветром, словно поле черной пшеницы. У прохожего было вытянутое бледное лицо - слишком бескровное для усов, не порозовевшее даже на холоде, с ямочкой на выступающем круглом подбородке - и длинный хрящеватый нос с заметной, похожей на костяшку пальца, горбинкой.
- Откуда вы меня знаете?
- Шел за вами из центра города, - ответил незнакомец. - Вы ведь там работаете?
- Это не ответ. Вы шли за мной из самого центра до Бруклинского моста?
- А что? Погода располагает к прогулкам.
- Вовсе нет. Температура минусовая. Так зачем вы за мной шли?
Незнакомец не отставал ни на шаг, прижимаясь чуть не вплотную.
- Жуткое убийство, - протянул он. - Раскромсать собственную жену на лоскуты… Произведение искусства, почти шедевр в каком-то смысле, - но ведь отвратительный. Как вы можете защищать такого отморозка?
- Вы кто? Я вызову полицию!
- Вы видели фотографии с места преступления? Порезы весьма обдуманные. Он не просто колол куда попало - по крайней мере, после первой пары ударов. Маньяк он, ваш подзащитный!
- Я вызову полицию.
Однако доставать телефон Тим не спешил - из опасений, что незнакомец выбьет трубку из рук. Он не хотел терять новый "блэкберри" сразу вслед за прежним, тем более что нужно будет позвонить Джейн, когда прогулка закончится.
- И почему вдруг Стейтен-Айленд? - не унимался приставала. - Зачем сбрасывать тело на заброшенной стейтен-айлендской свалке?
- Кто вы такой?
- Ваш клиент живет в Рае. Зачем тащиться в такую даль, на Стейтен-Айленд?
- Откуда вам все это известно?
- Хотите знать, что мне на самом деле известно?
Незнакомец резко остановился. Тим вынужденно шагал дальше, и через пару секунд незнакомец уже прилично отстал. Обернувшись, он увидел удивление на лице приставалы.
- Вам разве неинтересно?
- Выкладывайте! - проревел Тим.
- Ваш подзащитный невиновен, мистер Фарнсуорт! - заорал незнакомец, перекрикивая вой ветра. - Хоббс - невиновен!
Он вытащил из-под пальто запаивающийся пластиковый пакет. Внутри виднелся мясницкий нож. Покачав пакетом в воздухе туда-сюда, незнакомец развернулся и пошел прочь.
14
Кладбище покоилось под белым саваном, на который, словно облако праха, опускались сумерки. Черный "Мерседес" пробирался по лабиринту извилистых улочек.
Джейн, ехавшая следом, остановилась у обочины и, увязая в снегу, поспешила к надгробиям.
Тим лежал на расчищенной гранитной плите. От прикосновения Джейн он вздрогнул всем телом, словно она выдернула его из параллельного мира. Глаза в прорезях лыжной маски лихорадочно заметались. Сон под открытым небом опять вынудил его сдаться на милость неизвестности. Чувствовалось приближение какой-то жесткой расплаты.
- Я встретил человека на мосту…
- Что за человек?
- Он знал меня.
Донесся звук захлопывающейся автомобильной дверцы. Хрустя коркой наста, к ним неторопливо шел мужчина в длинном темно-сером пальто. Даже издалека Тим различил знакомые, словно с портрета Пикассо, черты - рубленый нос, пухлые губы, разного размера глаза.
- А он что здесь делает?
Джейн тоже обернулась на скрип снега.
- Это я ему позвонила.
- Я же говорил, никаких врачей!
- Говорил.
- Он мне не поможет, Джейн.
- Откуда ты знаешь?
- От них от всех никакого толка.
- Добрый вечер, Тим, - приветствовал его доктор Багдасарян.
Они сидели в прогретом салоне "Мерседеса", снаружи проступали из сумрака расплывчатые пятна галогеновых фонарей. Из всех своих врачей к Багдасаряну Тим испытывал наименьшую неприязнь. За прошедшие годы ему досталось немало косых взглядов, и только один Багдасарян косился из-за природных особенностей, а не из-за сомнений в душевном здоровье Тима или серьезности его заболевания. При первом же взгляде на Багдасаряна возникала мысль, что Господь лишил его мало-мальской привлекательности и тщеславия умышленно, вынуждая целиком посвятить себя разгадкам тайн человеческих недугов. При этом доктор подкупал своей интеллигентностью, красноречием, певучим голосом и общим обликом эрудита и энциклопедиста.
И все же Тим не обрадовался. До болезни ему казалось, что стоит лишь обратиться к медицинской братии, и гений американской передовой науки вернет ему неотъемлемое право на здоровье. По крайней мере, считал он, найдется хотя бы один врач, один узкий специалист, который утешит, направит и распишет план действий. Однако поиски чудо-специалиста давно прекратились. Чудо-специалист умер, чудо-специалист - это сам Господь, чудо-специалист - плод отчаявшегося разума, которому нужно хоть во что-то верить. Тим устал искать, устал раз за разом переживать крушение надежд. Уповать на неизвестного гения он больше себе не позволит.
Да и на кой черт, в конце концов, сдался этот гений? Ведь он, Тим, не умирает? Он ведь победит свою непонятную болезнь? Так пошел он лесом, ваш гений, вместе со своими разгадками и рецептами. Тим еще поборется, у него еще остался порох в пороховницах!
Битых полчаса Багдасарян разглагольствовал о новейших достижениях томографии. Рассказывал о радиоизотопах, о сглаживании и атомных магнитометрах. Со времен последнего обследования Тима наука, по его словам, успела шагнуть далеко вперед, появились технологии, позволяющие получить четкий снимок мозга in situ.
- Иными словами, - заявил доктор восторженно, - отпадает необходимость в обездвиживании! Теперь мы можем сделать томографию прямо во время вашей прогулки, в движении, в момент изменения сигналов. Для неврологии это огромный прорыв. Никто и представить себе не мог, что такие возможности появятся уже сейчас, а не через пятьдесят-шестьдесят лет. Некоторые вообще не верили, что мы к этому придем. Однако мы пришли. Теперь вас не придется запихивать в томограф, чтобы увидеть, какие процессы происходят в мозге.
Тим, к своему ужасу, почувствовал, как шевельнулась глубоко внутри похороненная надежда.
- И какой мне от этого толк?
- Толк?
- Что мне с того? Мне поставят диагноз? Выпишут лекарство?
- Ну-у… - протянул доктор, - лекарство-то вряд ли. Это просто метод, инструмент, но гораздо более точный, чем все наши прежние…
- Не интересует.
- Не интересует? - опешила Джейн.
Она перегнулась вперед с заднего сиденья, и Тим посмотрел ей в глаза.
- Зачем мне измываться над собой, Джейни?
- Почему измываться?
- Изводить себя напрасными надеждами, а в итоге - очередное разочарование.
- Откуда ты знаешь, если даже не пробовал?
- Ты ведь слышала. Лекарства нет, диагноза тоже.
- И все-таки, Тим, определенная перспектива просматривается, - возразил Багдасарян.
Тим перехватил его взгляд в тусклом свете потолочного фонаря.
- Я помню, как отчаянно вы боролись за идентификацию своего состояния, - начал доктор. - Помню, как впадали в депрессию от отсутствия данных, способных освободить вас - это ваши собственные слова, они врезались мне в память - освободить от подозрений в психическом расстройстве. Вы и слушать не хотите, когда говорят, будто у вас что-то с головой. Вам важно, чтобы ваши приступы официально признали соматическим нарушением, от которого медицина уже не сможет отмахнуться. Без официального признания болезнь не будет считаться "настоящей". И теперь у нас появились способы его добиться. Возможно. Неужели не хочется доказать наконец миру, что ваш уникальный недуг есть именно органическое заболевание, а не мания, не психоз, которых вы, Тим, - и это вполне естественно и объяснимо - склонны стыдиться? Неужели это не станет для вас пусть скромным, но шагом вперед?
Багдасарян умел убеждать. Тим буквально почувствовал, как его затягивает.
- И что от меня требуется?
Как следовало из объяснений доктора, прибор можно изготовить только в виде прототипа, на заказ. Что, конечно, обойдется недешево. Тут ничего не поделать, случай уникальный, готовых аналогов не существует. Не страшно, заверил Тим, деньги не проблема. У Багдасаряна уже имелись на примете две частные фирмы, занимающиеся медицинским оборудованием, которым под силу сконструировать требуемое устройство - подобие шлема с датчиками. Этот шлем будет делать что-то вроде моментальных снимков мозга - до хождения, во время и после. И уже по ним появится возможность восстановить полную картину происходящего в мозге во время типичного приступа.
- Мне нужно будет надевать прибор до прогулки?
- Да, - ответил доктор. - Чтобы отследить изменения, вам придется носить его круглосуточно.
Доводы Багдасаряна били в цель. Тим и сам не знал, почему так жаждет подтверждения, что болезнь имеет именно физическую, а не психическую природу. Почему-то избежать компании чокнутых и симулянтов стало для него вопросом жизни и смерти. Он хотел обелить себя и перед Джейн, не нуждавшейся в доказательствах, и перед Беккой, смотревшей с подозрением, и перед медицинской братией, навострившейся перекидывать его из рук в руки, и перед коллегами, от которых только и жди фирменной скептической усмешки. Однако больше всего он хотел оправдаться перед самим собой.
Доктор умолк, и в памяти всплыли уже пройденные бесчисленные сканы, анализы и тесты, жесткие больничные кушетки, холодные бумажные халаты и бессчетные моменты, когда так же екало сердце от шевельнувшейся надежды. А на работе? Он и так ходит по кабинетам с рюкзаком, что же будет, когда он явится в непонятном шлеме с датчиками?
- Мне нужно подумать, - сказал Тим.
- Подумать?
- А если ничего не выйдет? - обернувшись к Джейн, спросил он. - Если опять все надежды прахом? Что тогда?
- Но ведь именно этого ты с самого начала и добивался, - возразила Джейн. - Доказательств. Подтверждений.
- А где гарантия, что они появятся?
- Какая у тебя альтернатива? Сдаться? Опустить руки?
- Простите, - сказал Тим врачу. - Мне все-таки нужно подумать.
- Понятно и объяснимо, - кивнул Багдасарян.
15
Она забежала в продуктовый купить еды к ужину. Дожидаясь, пока вернется из подсобки мясник с заказанными телячьими отбивными, Джейн обернулась - и сердце затрепетало при виде стоящего рядом мужчины.
Затрепетало совсем по-девичьи. Откуда, спрашивается, в ее сорок шесть, после двадцати лет супружества, подобные сюрпризы? Костюм с галстуком, пальто. Дизайнерские очки выдают любителя джаза и художественных журналов. Наверняка ходит в спортзал, и когда качает мышцы, по шее стекают соблазнительные капли пота. На вид ему лет тридцать пять, ни днем старше. Вот ведь подлость со стороны вселенной - поставить это воплощение идеала мужской красоты прямо за спиной женщины, покупающей телячьи отбивные к семейному ужину… Если подвинуться на шажок ближе, со стороны покажется, что они пара. Еще шажок - и все будут думать, что где-то в Нью-Йорке их ждет вознесшаяся над шумными улицами уединенная студия-лофт с современным искусством на стенах, наполненная мелодичной музыкой. А может быть, у него двое детей, или он нюхает кокаин в клубных кабинках - она ровным счетом ничего о нем не знает. И от этого он только желаннее. Джейн гнала соблазнительные картины прочь, помня о клятвах, о долге и о семейных устоях, которые не могут рухнуть от одной мимолетной встречи в продуктовом, - но все же опасно шатаются.
Когда она в последний раз испытывала такую же мучительную тягу к кому-то? Незнакомец обернулся, и Джейн, смалодушничав, уткнулась взглядом в витрину. Потом все-таки повернула голову. Все еще смотрит. Улыбнулся. Не дежурной вежливой улыбкой - глаза глядят пристально, значит, флиртует. Джейн захотелось взвизгнуть. Намотать на руку его галстук. Попросить телефон.
Что же это с ней такое? Какие-то отголоски на генном уровне? Еще из тех времен, когда предки лазили по деревьям? Зов тела? Только этого мне не хватает!.. Улыбка незнакомца обладала темной силой, толкающей забыть обо всем, пробуждающей эгоизм и безрассудство. Джейн представила, как украдкой выскальзывает вместе с красавцем из магазина, садится в чужую машину, проезжает мимо собственного автомобиля, где Тим с закрытыми глазами слушает радио на пассажирском сиденье. Другая жизнь, параллельный мир. Как было бы просто. Приехать к незнакомцу и остаться у него навсегда. Дайте мне его, и я изменюсь! Я заново обрету смысл существования. Я расшифрую код. Я буду смеяться в подушку над своей немыслимой удачей. Я буду валяться в постели часами с наслаждением, которое, казалось, уже не вернется. Я перестану делать домашние дела словно из-под палки. Улыбка будет озарять мое лицо с утра до ночи. Я буду влюбленной, полной сил, беззаботной. Подари мне другую жизнь, и я вспомню про эпиляцию. Я буду ходить по бутикам в Сохо и выбирать подвязки и комбинации, еле сдерживаясь, чтобы не завопить от восторга под шелест упаковочной папиросной бумаги.
Звонки посреди ночи, дальние поездки к черту на рога, тревога, отчаяние, неопределенность, жертвы… Пусть теперь Бекка этим занимается. А он пусть берет такси.
Джейн прошагала в противоположный конец магазина и двинулась вдоль стеллажей с вином. Взяла первую попавшуюся бутылку - самую дорогую из представленных. Вышла из отдела и тут же вернулась за второй.
- А где продукты? - спросил он.
Джейн закрыла дверцу.
- Очередь большая. По дороге что-нибудь купим.
- А я уже настроился на телятину, - вздохнул Тим.
Джейн уложила на заднее сиденье две бутылки вина.
- Вино купила, а мясо не получилось?
- Вино я оплачивала в отделе алкоголя, там очереди не было.
- А мясо там же нельзя было оплатить?
- Знаешь, обидно, что ты не хочешь принять помощь Багдасаряна, - сменила тему Джейн. - Кроме меня он единственный, кто не подозревал тебя в сумасшествии. Он из кожи вон лезет, пытаясь доказать, что болезнь невыдуманная, и вот теперь наконец появилась надежда получить хоть какие-то факты, добиться того, что тебе было необходимо, что ты искал, о чем ты умолял. Вот оно, рядом, близко - да, гарантий нет, он честно предупреждает, но все равно мы о таком и не мечтали. Хорошие ведь новости? Надо прыгать от восторга! А ты ломаешься и крутишь носом. Да что с тобой? Сколько раз…
- Эй! - остановил ее Тим. - Что это тебя понесло?
- В скольких приемных мы с тобой пересидели? У скольких специалистов побывали? Я и в Огайо летала, и в Миннесоту, и в Калифорнию, и даже в треклятую Гаагу с тобой под ручку, пока ты выискивал своих гениев. Мы всех светил перебрали, все громкие имена. Я ведь на каждом шагу с тобой. Помнишь дневник, Тим? Или журнал, как он там назывался? Каждый день, каждый божий день мы записывали, что ты ешь, что пьешь, сколько спал, когда ходил в туалет, какая была погода, температуру воздуха, давление и прочую хрень. Любую фигню сразу на карандаш! У меня висела карта, утыканная цветными кнопками - вот досюда ты прошел в понедельник, вот досюда в среду… Я слушала твои вопли, пережидала вспышки ярости и отчаяния…
- Можно мне слово вымолвить?
- И после всего этого, после всего, что я вытерпела и вынесла, ты не готов сделать крошечный - один-единственный - шаг?
- Неужели ты не понимаешь? Если мы опять вытянем пустышку, мне останется только наложить на себя руки.
- Ты же сказал, что никогда…
- Но меня потянет.
- Значит, все? Категорический отказ?
- Я обещал подумать.
- А у меня права голоса нет? После всего этого ты лишаешь меня слова?
- Я должен решить сам.
- Только не воображай, будто я не понимаю, в чем загвоздка, - предупредила Джейн. - Тебе придется надевать шлем на работу, вот что тебя останавливает.
Она включила заднюю передачу - и тут же резко ударила по тормозам, чуть не задавив идущих через парковку женщину с девочкой.
Домой катили в молчании, не останавливаясь на ужин. На подъездной дорожке в лобовое стекло ударили лучи фар Беккиного "Вольво". Джейн и Бекка разъехались к заснеженным обочинам и опустили окна.
- Ты куда?
- Никуда.
- Куда ты собралась, Ребекка?
Бекка нетерпеливо глянула на темную улицу. Тим перегнулся через Джейн, чтобы лучше видеть дочь.
- У меня концерт.
- Какой может быть концерт в учебный день?
- Учебный день? Я что, в началке?
- Где этот концерт?
Отстегнув ремень безопасности, Бекка нырнула на заднее сиденье, где лежал гитарный кофр, и сунула в окно флаер. Джейн прочитала. Потом, не глядя на Тима, передала флаер ему.
- Так это не "открытый микрофон"?
- Там ведь все написано, мам.
Тим изучал флаер.
- Тут твоя фамилия, - удивленно проговорил он в окно.
- Это здесь, у нас, - продолжала Бекка. - В Нью-Йорк ехать не надо.
- Почему же ты нас пораньше не предупредила?
- Потому что не хотела вас звать. И потом, вы бы все равно не пришли. Все, можно уже ехать?
Джейн взяла с нее обещание быть дома к часу, и Бекка покатила к выезду. Джейн загнала машину в гараж и вышла, забрав бутылки с заднего сиденья. Тим сидел неподвижно, изучая флаер.