Некурящий Шурик покорно поплёлся туда, куда ему указали, жутко стыдясь за доставленное новой знакомой неудобство. Когда-то раньше, в школе, он курил. И готов был и сейчас закурить, для конспирации, только стрелять сигареты было очень уж стыдно. И как только его это не смущало в школьные годы?
Сначала в курилке было пусто, и конспирация не требовалась. Но вскоре дверь открылась, и в тесное помещение протиснулись два неимоверно важных типа. Шурик так их заробел, что даже выставил защиту.
Серьёзные господа, осчастливившие своим визитом курилку, были увлечены важным разговором, который начали, по-видимому, уже давно. Из первых же их слов Шурик понял, что Амнезина работает не в безродном каком-нибудь филиале, а в головном офисе одной из самых крутых в городе турфирм. А дяденьки, заглянувшие в курилку, оказались, ни больше ни меньше, заместителем директора и руководителем отдела маркетинга.
– Не вопрос, хочешь освоить бюджет – осваивай, но тогда не спрашивай меня на совещании, как эффективнее распорядиться бабками! – сорвался на крик главный по маркетингу.
– Тихо, тихо, – спокойно сказал заместитель директора. – Без эмоций.
– Да я устал тебе потому что объяснять, что это не работает. Сплясать, что ли?
– Не надо плясать. Допустим, мы приняли твою идею. Тогда нам нужен журнал – раз. И не журнал путешествий, а такой, большой, серьёзный журнал, где про путешествия будет писать только наш человек. Знаешь, сколько это стоит? Знаешь. Ну и главное – этот самый наш человек. У тебя есть кто на примете? Так, чтобы и писать умел, и фотографировать нормально, и поехал, куда ему скажешь с нашим туром?
– Ну, в принципе… Если задача поставлена, можно поискать…
– Задача поставлена ещё полгода назад! Давай ищи. Когда у тебя будет договорённость с журналом и с человеком – тогда мы обсудим твоё предложение. Напишем бюджет. Созовём совещание. Проработаем детали…
– Если у меня будет эта договорённость – надо будет решать срочно! Я не могу договариваться с серьёзным журналом, не имея гарантий!
– Ну видишь, мы вернулись к тому, с чего начали. Ты мне не можешь дать гарантий. Я тебе не могу дать гарантий. А если работать по накатанной колее, то у всех гарантии есть.
– Да не работает она, эта твоя колея!!! Лучше эти деньги на премии сотрудникам раздать, будет хоть польза.
– Зачем им раздавать премии, если они и так работают? Странные у тебя идеи всё-таки. Ты бы на эти курсы повышения квалификации больше не ходил – как-то они на тебя нехорошо влияют. Кроме того…
Шурику не удалось услышать что именно "кроме того", потому что собеседники покинули курительную комнату так же поспешно, как и вошли в неё. Но, в принципе, самое главное они сказали. Шурик даже защиту выпустил, когда сообразил, что волей случая в его в руках оказались все козыри.
Он не мог больше сидеть на месте и выскочил в коридор, чтобы схватить Амнезину под руку, едва только она освободится, и поскорее утащить её отсюда в "Восточный эспрессо".
Как назло, день выдался урожайным на туристов, а после того, как последний из них покинул пределы офиса, Амнезине срочно понадобилось узнать мнение Шурика по поводу некоторых фотографий, сделанных ею собственноручно.
– Видишь вот эту свалку? Моя гордость! – сказала она, тыкая мышкой в экран. – Заценил, как тени легли?
– Заценил… – потерянно озираясь по сторонам, промямлил Шурик. – Ты сама соорудила эту свалку? А зачем?
– Балда. Я только фотографировала. А вот смотри – видишь, тень на стене дома? Сечёшь, как она с граффити сочетается?
– Красиво, – вымученно выдохнул Шурик.
Он чувствовал, что взгляды всех сотрудников (и главным образом – сотрудниц) фирмы прикованы к нему, и взгляды эти шарили, оценивали, прикидывали – словом, вели себя крайне бесцеремонно и нагло. Даже не будучи Читателем, можно было понять коллективное желание этих людей: "Вот бы узнать, где наша ненормальная такого мужика отхватила?" Но желание это, хоть и было общим для всех и при этом довольно мощным, на заветное никак не тянуло, поэтому Шурик и не подумал его исполнять. Превозмогая душевную щекотку, он старательно наслаждался видами свалок и заброшенных домов, нетуристических пригородов Петербурга и разных диковинных, почти музейных предметов, обнаруженных на блошином рынке возле платформы Удельная, пока наконец Амнезина не сжалилась и не постановила, что можно теперь и уединиться. Наблюдатели разочарованно вздохнули и поспешно сделали вид, что задержались на работе по каким-то вполне объективным причинам, а не исключительно из пустого любопытства.
На улице было морозно и сказочно: снег медленно падал крупными хлопьями, он как будто возникал из ниоткуда прямо над головой и затем исчезал в то же самое никуда, почти достигнув земли. Шурик так засмотрелся на эту красоту, что чуть не попал под машину, хорошо хоть Амнезина, крепко схватив его за воротник, вернула своего спутника обратно на тротуар, где они благополучно дождались зелёного сигнала.
В "Восточном эспрессо" было шумно и многолюдно. Шурик никогда не приходил сюда в такое время и даже слегка растерялся, не понимая, где можно сесть, чтобы спокойно поговорить, но тут снова вмешалась Амнезина и силком утащила его в зал для некурящих, где было ещё достаточно мест.
– А ты разве не куришь? – удивился Шурик.
– Когда как. Сегодня могу не курить. Мы же пить вроде не собираемся. А ты понравился нашим курицам. Надо придумать тебе героическую биографию, чтобы завтра им рассказать.
Шурик даже сначала не понял, о чём это она. А когда понял, искренне удивился:
– А почему нельзя сказать как есть?
– Тогда придётся говорить всю правду. Что ты мой друг, а не то, что они подумали. Нет, если уж врать – то целиком, полностью переворачивая действительность с ног на голову.
– Забавно. Ты так не любишь правду?
– Люблю. Но правда хороша, когда рассказываешь о чём-то далёком, неизвестном – затерянных городах, оазисах в пустыне, высокогорных селениях и тропических лесах. А кому интересны отношения, которые ничем не выделяются среди прочих? Нет уж. Я им скажу, что ты тайный сотрудник какой-нибудь организации, работающий под прикрытием.
– Не надо, – твёрдо сказал Шурик. – У меня внешность не героическая. Тебя сразу раскусят. Скажи лучше, что я… Танцую за деньги с богатыми старухами в закрытом ночном клубе "У Марины и Галины".
– Это ещё кто такие?
– Хозяйки клуба, – уверенно сказал Шурик. – Серьёзные такие дамы глубоко за восемьдесят. Для развлечения иногда подменяют вышибал на входе. Тогда в заведении царит особый порядок.
– Качественный гон, – одобрительно кивнула Амнезина. – Только что в этом клубе забыла я?
– Ты там вообще ни разу не была! Наоборот, это я тебя случайно встретил и так обрадовался тому, что ты поёшь, а не танцуешь, что сразу упал к твоим ногам!
– Упал? По-моему, это лишнее.
– Это – пикантная деталь, добавляющая всей истории достоверности. Я устал, ноги не держали меня, честно заработанные миллионы оттягивали карман. Сильный ветер пригибал к земле моё измождённое тело – и тут я увидел тебя.
– Смешно, – кисло сказала Амнезина и отвлеклась от беседы, чтобы сделать заказ – чашку кофе и пару самых экзотических пирожных из всех, какие можно было отыскать в меню.
Шурик остался верен себе и, как будто рассказывая старую детскую считалку, перечислил на память привычные сладости в привычном же количестве – так, что его спутница лишь уважительно присвистнула, а официант понимающе кивнул: он уже не первый раз видел здесь этого клиента и знал, что тот запросто съест всё, что заказал.
– Тебе, значит, не понравились мои фотографии, – немного помолчав, произнесла Амнезина.
– Почему, понравились, – сказал Шурик, – просто я в этом ничего не понимаю.
– Значит, не понравились. Люди всегда говорят "я в этом ничего не понимаю", когда считают что-то скучным и неинтересным. А если тебе что-то кажется скучным и неинтересным, то найди в себе смелость сказать, что оно тебе не понравилось.
– Если мне что-то неинтересно, – задумчиво сказал Шурик, – то мне просто лень думать, понравилось оно мне или нет. Кстати, я тебя вчера зафрендил и почитал. Ты так смешно и здорово написала о том, как ездила в Индию.
– Покажи мне человека, который об этом будет писать грустно и скучно. Ну только если тот, кто подцепит в первый же день какую-нибудь желудочную заразу.
– Навалом таких людей, по-моему. Скажу как редактор: тебе надо больше писать про путешествия.
– Чтобы больше писать про путешествия, надо больше путешествовать. А у меня работа. Тьфу ты, чёрт, опять настроение испортил. Зачем дразниться-то? Зачем манить человека несбыточным? Видишь, я и так стараюсь полюбить свою уродскую работу и фиговую судьбу – не можешь помочь, так хоть не мешай.
"Я могу помочь, – подумал Шурик. – Даже если ты до последнего не захочешь в это поверить и будешь отпихивать от себя несбыточное руками и ногами". Но вслух он сказал совсем другое. Мол, что пытаться полюбить что-то или кого-то – это всё равно, что, созерцая глухую стену дома напротив, пытаться увидеть на её месте роскошный парк с прудами и тихими аллеями. Со временем можно достичь успеха в искусстве мысленной подмены образов, кто же спорит, но куда проще перестать пялиться на эту самую стену, выйти из дома и отправиться на поиски вожделенного парка. Может быть, такой же точно и не встретится, но похожий – найдётся наверняка.
– Афигеть, какой ты умный, много книжек читаешь, да? – хмыкнула Амнезина и уставилась в свою чашку. – Я их тоже читаю, можешь мне поверить. А толку? Никакого.
После этого разговор как-то сам собой сошел на нет, к тому же на столике наконец появились долгожданные шедевры кондитерского искусства, которым нужно было отдать должное. Когда тарелки опустели, собеседники с облегчением расплатились – каждый за свой набор сладостей – и довольно сухо попрощались. Шурик, как хороший Попутчик, вновь принялся копировать манеру поведения и интонации своей собеседницы, а мыслями он был уже далеко от "Восточного эспрессо" – в редакции самого авторитетного городского ежемесячного журнала "Невские перспективы". Не сказать, чтобы с этим журналом его связывали особо приятные воспоминания, но сейчас это почти не имело значения.
Многие люди, подобно Амнезине, страшно гордятся своей недоверчивостью, более того, считают её одной из главных людских добродетелей. "Меня не проведёшь, я стреляный воробей. Чудес в природе не бывает!" – подмигивают они мирозданию, и мироздание, пожав плечами, отступает – зачем человека разочаровывать? На самом деле недоверчивость – это всего лишь инстинкт, обычный такой, развивающийся в процессе жизнедеятельности. Любая подопытная зверюшка это вам подтвердит: три удара током навсегда отучают от желания свернуть в левый тоннель во время экспериментальной прогулки по лабиринту.
Обжегшись на молоке, можно дуть на мороженое и сдувать его на пол, чтобы уж наверняка не попасться, а можно, прекрасно осознавая, что жизнь человеческая полна сюрпризов, причём не всегда приятных, всё равно доверять.
Именно так поступает Шурик, которого часто обвиняют в излишней наивности. "Какой же ты, Саня, всё-таки дятел! – не переставая, твердит его старший брат, Николай. – Когда же тебя жизнь-то уму-разуму научит!" Сам Николай – владелец небольшой оптово-закупочной фирмы; "звёзд, конечно, не хватаю с неба, но и не бедствую, на хлеб с маслом и икоркой всегда хватает", как любит говорить он сам. Николай принадлежит к тому типу людей, которые, получив от жизни первый, вводный урок, решили, что это был выпускной экзамен и что они его якобы успешно сдали. Шурик не хочет разочаровывать брата, да тот и не станет слушать "дятла", но он точно знает: если бы Николай был чуть менее подозрительным, его фирма была бы уже в пять раз крупнее. А то и в шесть – всё-таки братья Курманаевы очень способные ребята.
На самом деле Шурик не такой уж наивный простак, каким кажется с первого, второго, а то и десятого взгляда. Он прекрасно осведомлён о том, что не все люди придерживаются его благородных правил игры, некоторые тайком жульничают, а кое-кто даже вполне открыто мошенничает. Но это же не повод для того, чтобы отказаться от своих правил – справедливых и удобных – и попытаться играть на чужом поле? Во-первых, ничего не выйдет, а во-вторых, это будет куда большим жульничеством.
Когда Шурик появился на свет, его старший брат уже заканчивал первый класс. Младенец Николаю сразу понравился. Соседям по дому – тоже. И даже сварливая старуха общественница Цветкова, жившая на первом этаже, признала младшего Курманаева условно милым ребёнком, что в переводе с её языка означало "ангелочек, каких свет не видывал".
Родителям, конечно, было приятно, что их сын пробуждает добрые чувства даже в самых черствых сердцах, но они слишком рано начали беспокоиться о том, что мальчик вырастет несамостоятельным и избалованным созданием. Шурика начали готовить к взрослой жизни раньше, чем к школе. В доме строго запрещалось: валять дурака, играть, когда есть дела поважнее, тратить время впустую.
"А вот теперь детство кончилось совсем! – строго сказал отец, отправляя сына в первый класс. – Твоя задача – учиться как можно лучше и думать своей головой". "А если моя голова думает, что мне можно не слишком хорошо учиться, то что тогда?" – хитро поинтересовался Шурик, выглядывая из-за огромного букета гладиолусов. "Подумай об этом сам. Но ход твоих мыслей мне нравится", – улыбнулся отец.
В шестнадцать лет Шурику выделили из семейного бюджета деньги на съём комнаты в коммунальной квартире, и он стал жить самостоятельно. Отец, настоявший на этом переезде, был страшно доволен своей воспитательной методикой – под его волевым нажимом младший сынок буквально на глазах становился взрослым человеком. Во всяком случае, он покорно собрал вещички и, не смея перечить старшим, послушно переехал – это ли не главный признак самостоятельности?
Одногруппники, вынужденные ютиться под одной крышей с родителями, ему страшно завидовали, а Шурик, с детства мечтавший о воскресных семейных обедах за общим столом, о которых он вычитал в какой-то прогрессивной иностранной книжке, завидовал им – на этой почве лёгкой взаимной зависти они и сдружились. Их сумасшедшая компания, созданная на базе третьей группы первого курса факультета журналистики, очень быстро стала известна всем – так вышло, что именно эти ребята не только умудрились угодить на практику в престижные газеты, но и смогли там остаться после её окончания. Особенную известность приобрёл Александр Курманаев – впрочем, нельзя сказать, что она шла ему на пользу. Из-за своего максимализма и правдоискательства Шурик вечно попадал в сложные ситуации – то рекламодателю нахамит, потому что свободный журналист не будет прогибаться под бизнесменов, то ввяжется в историю, в которую ввязываться бы не следовало. Всё это время парень упорно и честно пытался быть самостоятельным – таким, каким хотели его видеть родители, так что в итоге уже никто не желал брать на работу этого "молодого независимого журналиста с большим приветом", как охарактеризовали его в редакции "Невских перспектив", где в итоге осела почти вся легендарная третья группа. Вся – за исключением знаменитого Курманаева.
Последний шанс дал своему непутёвому братцу, как ни странно, Николай. Один из его старых приятелей, относящийся к миру с чуть большим доверием, а потому владеющий более крупной фирмой, вздумал по последней моде завести у себя корпоративную газету, которой занимался бы "кто-нибудь свой". Младший братишка Коляна, "с которым столько выпито, столько пережито", на роль "кого-нибудь своего" вполне годился.
– Только не говори старикам, что я тебе помог: им это не понравится. Ты типа должен сам преодолевать жизненные трудности. А я так считаю – если подвернулся шанс, то не надо его упускать. Ты уж давай, не упускай его, понял? И чтобы без никаких вот этих твоих… Ну, как ты в последний раз отмочил. Тебе что, больше всех надо?
– Но должен же быть кто-то, кому больше всех надо? Если звёзды зажигают… – Если звёзды зажигают – значит, кто-то за это хорошо платит! – отрезал брат. – Смотри не опозорь меня перед пацанами. Вперёд, приступай.
Так Шурик "приступил" к работе в офисе и честно постарался не подвести брата, не разочаровать родителей и быть как все. Приходил по утрам в офис с опозданием всего лишь на 15 минут (за что его, разумеется, регулярно штрафовали), по вечерам сидел в своей комнатушке, смотрел телевизор и пил пиво, потому что именно так советовали расслабляться коллеги по службе. Расслабиться не получалось, и день ото дня парень всё глубже и глубже уходил в тоску зелёную и депрессию беспросветную. В один прекрасный момент он понял, что больше не может. Самостоятельная взрослая жизнь офисного зомби была ему в тягость, хотелось работать с настоящими, живыми людьми – только где их взять? На работе, в телевизоре и в магазине, где он по вечерам покупал пиво, их почему-то не было.
"Кажется, я так и не смогу стать нормальным человеком – ну, как все, – подумал однажды Шурик. – Вот просто я такой уродился. Рано или поздно выпрут меня и отсюда – кому нужен неудобный и нефункциональный дурачок? И вот тогда я сильно подставлю брата и окончательно разобью родителям сердце. А если я внезапно умру, наверное, они тоже расстроятся, но меньше. Значит, всем будет лучше, если я умру".
Приняв такое исключительно взрослое решение, Шурик стал обдумывать несчастные случаи со смертельным исходом. К сожалению, эти раздумья совпали по времени со сдачей в печать очередного номера газеты и весьма негативно отразились на этом процессе: иными словами, в нужный срок в печать газета не ушла, и это означало, что напечатать её к началу месяца уже не удастся, и вот когда это раскроется – Шурику несдобровать!
Так и не выбрав, что лучше: случайно упасть с крыши, любуясь панорамой вечернего города, или, совершая заплыв через Большую Невку в том месте, где как раз висит знак "купаться запрещено", столкнуться с моторным катером и героически пойти ко дну, – Шурик позволил ногам самим привести его к нужному решению. Ноги выбрали один уютный спуск к воде на набережной реки Карповки. Почему-то вспомнился школьный урок краеведения, на котором рассказывали о том, что карпы в этой реке никогда не водились, а речка получила название в честь расположенного на ней острова, некогда носившего название Карписаари, Вороний остров. Где-то неподалёку каркнула ворона, как бы подтверждая: мол, да, всё так и есть, мои и речка, и остров, проваливай отсюда, человечишко, – и Шурик, отбросив нахлынувшие было школьные воспоминания, решительно уселся на одну из ступенек с таким расчетом, чтобы ноги по колено оказались в воде.
– Буду привыкать, – нерешительно сказал себе он. – Если сразу начать тонуть в холодной воде, это же… это же холодно.
– Блестящая мысль! – раздался за спиной насмешливый голос. – Это ты сам придумал или в "Титанике" увидел?
Шурик испуганно обернулся – на верхней ступеньке, едва держась на ногах, стоял какой-то невысокий, крайне агрессивного вида парень, сильно подвыпивший и явно присматривающий, с кем тут можно подраться.
– Ты не знаешь, с кем тут можно подраться? – с надеждой спросил он у Шурика, видя, что тот и не думает как-то объяснять, почему он оказался в столь нелепой ситуации.