– Вот именно… Ну, Мусса и привык к тому, что для белого человека нужны самые изысканные кушанья. И вот приезжаем мы, тоже белые люди, которые в его представлении отличаются одним: тех он боялся и ненавидел, нас же уважает и ценит, как истинных друзей. Значит, надо тем более постараться, и он начал потчевать нас этакими тертыми-перетертыми супами, кашками, киселями и прочей диетической пищей…
– Буржуазно-диетической, – вставил инженер Женя под общий смех.
– Можно и так определить, – согласился гость. – Словом, полуголодное существование влачить стали.
Приедем с трассы, за день, что черти, уработаемся, тут бы поесть как надо, а Мусса тащит на стол пропущенный через ситечко супец…
– Ой-я-ха! – совсем некстати прыснул этот невоспитанный бегемот Камара, которому никогда уже не научиться вести себя в обществе порядочных людей.
Гость улыбнулся Камаре и продолжал:
– И, думаете, как мы вылечили нашего повара?..
– Ну-ну, – привстал инженер Женя.
– Мы его обучили твоему рецепту,- сказал гость, обращаясь к инженеру Жене. – Правда, перед этим свозили разок с собой на трассу.
– Зачем это?
– Решили показать, чем наш рабочий день отличается от рабочего дня французского плантатора… Дали Мусе рейку, и он все восемь часов ходил вместе с нами под его родным африканским солнцем: прогнали несколько теодолитных ходов, произвели съемку местности. Короче, уложили десяток километров трассы. Когда вернулись на базу, Муса закричал: "О-о-о, как я хочу есть!"
– Неплохо, в общем-то, придумали, – одобрил инженер Женя. – А мы другой выход нашли…
И осекся, испуганно поглядев на Мамаду.
– А что у нас там еще в меню? – поспешил исправить положение команданте Гагарин. – Чем вы нас еще порадуете, товарищ Мамаду?
Мамаду встал, сделал общий извиняющийся поклон и, с трудом сдерживая слезы непрошенной обиды и разочарования, сообщил:
– Сегодня обед из одного блюда: капуста с высшим образованием.
4
Председатель кооператива, уступивший свою резиденцию инженерам, пришел к Мамаду с просьбой:
– Вы самый лучший повар во всей провинции, и женщины хотят у вас поучиться. Не могли бы в свободное время курсы организовать?
– Курсы? – Мамаду еще ни разу в жизни не преподавал на курсах, и предложение польстило. – А когда можете собрать ваших женщин?
– Да хоть сегодня.
– Сегодня с обедом уже покончено, а учить надо по ходу дела, на практике. Давайте завтра к двенадцати.
На другой день ровно к двенадцати часам на виллу пришла молодая бойкая женщина.
– Я – Баума. Пришла учиться.
– А где же остальные?
– Остальные будут учиться у меня. Так мы решили.
И добавила, оглядывая оборудование кухни:
– Они стесняются великого Мамаду.
И засмеялась – не то над женщинами, не то над ним, "великим Мамаду".
– Хорошо, Баума, чему же ты хочешь научиться?
– Не я хочу – все хотят: мы просим тебя, чтобы ты научил нас готовить одно какое-нибудь кушанье, которое сам считаешь лучшим. Ты ведь ездил на курсы в Париж?
– Я ездил на курсы в Париж, только в Париже я учился готовить для богатых людей, которым не нужно работать… Вашим мужьям не нужно работать?
– Что ты, Мамаду, они работают от зари до зари.
– Значит, о Париже тогда говорить не будем, значит, вам нужен рецепт инженера Жени.
– А как называется блюдо, которое по этому рецепту готовят?
– Я знаю только русское название.
– Как же это будет по-русски?
– Щи…
ЛОВЕЦ УРАГАНОВ
ДВА ЖЕНСКИХ ИМЕНИ
На исходе дня 20 сентября 1966 года в посольство Кубы в Москве поступила телеграмма:
"Из Темиртау Кемеровской. Дорогие товарищи, имею честь предупредить вас опасности появления очень сильного урагана Карибском море конце третьей декады сентября. Начальник метеостанции Горной Шории Дьяков".
Работники посольства были озадачены: что это – шутка или предвидение ученого?
На подробной карте Советского Союза, среди горных кряжей Кузбасса, едва видна крапинка, обозначающая поселок Темиртау. По самым скромным подсчетам, от крапинки до Кубы добрых пятнадцать тысяч километров. Может, этот Дьяков самостоятельно запускает метеорологические спутники Земли, которые докладывают ему о состоянии атмосферы на всем земном шаре?
Да если бы он и располагал подобной возможностью, разве установленная на спутнике аппаратура в состоянии была бы 20 сентября "засечь" какие-то признаки урагана, который должен разразиться лишь в конце месяца?..
Кубинские товарищи были бы еще больше озадачены, если бы им стало известно, что в тот же день не менее тревожная телеграмма от того же Дьякова поступила во Владивосток, в Приморское управление гидрометслужбы СССР – на имя начальника управления.
"Из Темиртау Кемеровской. Предупреждаем опасности появления сильного тайфуна Японском море подъемом его берегам СССР".
Знай кубинцы об этой телеграмме, они окончательно поняли бы, с кем имеют дело: без малого половина длины экватора лежит между Японским и Карибским морями, и одновременно предсказывать тут и там стихийные бедствия, находясь в Темиртау, может взять на себя смелость лишь человек, склонный к чудачествам.
Но так как о "посягательстве" Дьякова на Японское море им известно не было, кубинцы решили все же запросить Гидрометцентр СССР. В отделе долгосрочных прогнозов сказали, что пока не располагают данными, которые свидетельствовали бы о приближении урагана. Что касается станции в Горной Шории, то она ведомственного характера: подчинена не Гидрометцентру, а Кузнецкому металлургическому комбинату и обслуживает его нужды, прогнозируя, если можно так выразиться, микропогоду в районе, где находится рудная база комбината. Увлечение же начальника станции Дьякова долгосрочными прогнозами погоды, да еще за пределами страны, – это его личное дело. Строит их он на основании какого-то своего метода, об эффективности какового Гидрометцентр судить не берется. Так же, как не берется подтвердить или опровергнуть прогноз относительно урагана в Карибском море в конце сентября. Тут уж товарищи из посольства должны сами решить: предупреждать своих метеорологов о надвигающемся урагане или махнуть на телеграмму Дьякова рукой.
Предупреждение было послано. На случай, обусловленный известной формулой: "Чем черт не шутит!" На этот же случай кубинские метеорологи удвоили свою бдительность, хотя ничто не предвещало урагана. Да что урагана – даже на депрессию намека не имелось…
Надо сказать, в соответствии с принятой во всем мире синоптической шкалой циклоны подразделяются на три категории: при скорости ветра менее 17 метров в секунду
циклон называют тропической депрессией, при ветре от 17 до 30 – тропическим штормом, и лишь скорость, превышающая 30 метров в секунду, дает право назвать его ураганом (китайцы и японцы называют тайфунами, филиппинцы – бегвизами). На этой стадии циклону дают имя, как правило, женское.
Кубинские синоптики удвоили бдительность, но небо по-прежнему оставалось чистым. Минуло двадцать пятое – все без перемен. Только 28 сентября служба радарного обнаружения циклонов зафиксировала над Карибским морем характерное сгущение облаков, этакий нарыв в атмосфере, ничего хорошего не предвещавший.
Нарыв прорвался над Малыми Антильскими островами, и прежде всего над Гваделупой: проливной дождь и ветер на скорости шестьдесят метров в секунду смели на Гваделупе урожай сахарного тростника, бананов, кофе, какао, ванилина, более пяти тысяч крестьянских жилищ.
После Гваделупы ураган, получивший к этому времени имя "Инес", пронесся над Пуэрто-Рико и затем обрушился на Гаити, где полностью уничтожил урожай кофе и бананов, разрушил десятки населенных пунктов, унес более тысячи человеческих жизней.
На Кубе первыми приняли удары стихии восточные районы страны. Пройдя из конца в конец по провинции Ориенте, ураган разрушил в ряде мест жилые дома, нанес ущерб плантациям сельскохозяйственных культур. И, вроде бы удовлетворившись этим, повернул в сторону Флоридского пролива. Однако уже через день какая-то неведомая сила вновь низринула его на Кубу – теперь на западное побережье. Больше суток, не прекращаясь ни на минуту, шел дождь в столице страны. На каждый квадратный километр городской территории вылилось в среднем по 30 миллионов ведер воды. В Москве, например, такое количество осадков выпадает за… полгода.
6 октября 1966 года в "Известиях" сообщалось:
"Внезапно обрушившийся на Гваделупу, Санто-Доминго и Гаити ураган "Инес" оставил после себя более тысячи убитых и материальный ущерб на сотню миллионов долларов. В то же время в результате своевременного оповещения кубинской метеослужбы и мер по борьбе с циклоном, предпринятых кубинским правительством, последствия этого урагана на Кубе удалось свести до минимума".
Зная о приближении циклона, правительство эвакуировало из затопляемых районов в общей сложности более 150 тысяч человек, позаботилось об укреплении хозяйственных построек, различных сооружений, мобилизовало отряды помощи.
"Эти меры позволили,- писала в те дни "Правда", – нейтрализовать стихию, ураган не застал страну врасплох".
Ураган не застал страну врасплох… Кто знает, может быть, этому в какой-то мере способствовала и телеграмма из Темиртау.
Подтвердилось предвидение Дьякова и по поводу тайфуна в Японском море, которому присвоили имя – "Ида". Вот что рассказывалось об этом стихийном бедствии 27 сентября 1966 года в "Правде":
"Тайфун "Ида" ушел от берегов Японии на северо-восток, оставив за собой широкую полосу разрушений и самое большое число человеческих жертв со времени тайфуна "Исе" в сентябре 1959 года… Особенно пострадал от обвалов и оползней район пяти озер, прилегающий к горе Фудзи… Произошло 668 крупных обвалов, разрушено около 14 тысяч и затоплено почти 60 тысяч домов".
О телеграмме, посланной из Темиртау в кубинское посольство, я впервые услышал от новокузнецкого литератора Геннадия Емельянова.
– Презанятнейший факт, а? И человек, должно быть, за таким фактом тоже презанятнейший…
Я и сам это понимал, но прошло немало времени, прежде чем собрался побывать в гостях у горношорского "провидца".
НЕЛЕГАЛЬЩИК
В средние века в Англии был принят закон, в соответствии с которым каждый, кто имел дерзость предсказывать погоду, шел под суд. С годами сие законоположение утратило силу, и служба погоды на Британских островах давно ужо стала безбоязненно объявлять свои соображения и по радио и в газетах, однако существование ее носило как бы подпольный характер: формально отмена средневекового закона состоялась совсем недавно.
У нас в стране отношение к погодным провидцам вполне лояльное. Больше того: во многих журналах нередко встречаются публикации различных народных примет, изучив которые, можно смело открывать гидрометцентр на дому. А если к приметам еще добавить радикулитную поясницу и застарелый ревматизм, преклонение домочадцев обеспечено. При благоприятном стечении обстоятельств не исключена вероятность приобретения и более широкой славы.
Чем же отличается от такого доморощенного синоптика чудак из Темиртау? Нет ведь, в самом деле, в его распоряжении метеорологических спутников, локаторов, воздушных шаров, напичканных приборами. Насколько я знаю, и сотрудников-то на метеостанции всего двое – начальник ее (сам Дьяков) и один метеонаблюдатель (его жена). Откуда же он берет смелость замахиваться на половину длины экватора? Откуда берет и на чем базируется, на что опирается?
Как известно, современная служба погоды – это, прежде всего, изучение огромного потока метеорологической информации со всех концов земного шара и из космоса.
Для того чтобы рассчитать прогноз погоды на ближайшие сутки в одном каком-нибудь пункте – в том же Темиртау, скажем,- нужно знать погоду окрест на территории радиусом, по меньшей мере, в тысячу километров. Это – на сутки вперед, а тут человек осмеливается на долгосрочный прогноз, по поводу которого в настольном синоптическом календаре 1968 года сказано:
"По мнению ученых, проблема долгосрочного прогноза погоды является одной из самых трудных проблем мировой науки".
Вот так: одной из самых трудных! А какой-то "старик с ревматизмом" в одиночку, на свой страх и риск берется эту проблему решать.
…Я приехал в Темиртау под вечер.
– Бабуля, не подскажете, где тут Дьяков живет?
– Это который – бог погоды? К нему надо за линию, во-он на туё гору. Линию как перейдешь, высматривай колпак белый над избами – на него и правь.
В распадке между поросшими сосняком увалами проскользнула ужом рельсовая колея; по обе стороны от нее, на пологих склонах, пригрелся на солнышке горняцкий поселок Темиртау.
В центре поселка три крутобокие конусообразные горы, три террикона. Один из них – действующий: на острую макушку его, к автоматическому опрокидывателю, ползут по рельсам вагонетки, вываливают на склоны серые камни: это пустая порода. Извлеченные из нее ценности остались где-то там, у подножия, под них подадут не вагонетки – вагоны и увезут по рельсам на Кузнецкий металлургический комбинат.
Главная улица поселка вежливо огибает искусственные горы, вершины которых кажутся выше гор, сработанных природой: такая уж она в этом месте низкорослая, Горная Шория, рядом с Саянами поставь – до пояса не дотянется.
Улица огибает терриконы, спускается к рельсам, за ними – речушка, за речушкой: – снова подъем. Там, среди карабкающихся по скату домов, уже просматривается небольшой белый купол.
Еще пять минут – и я останавливаюсь перед обыкновенным крестьянским домом с шиферной крышей; на задах у него – стожок сена, огороженный жердями, а выше по склону – кирпичная башенка, увенчанная астрономическим куполом, что служил мне ориентиром. К башенке примыкает продолговатая, вросшая в землю избенка.
– Здесь я живу, – кивает на шиферную крышу Дьяков, которого я встретил у дома, – а вот там мой кабинет, – он приглашает меня в избенку, – С тридцать шестого года служит…
Сначала – прихожка, ровно половину которой занимает печь с плитой, потом – "полезная площадь": шагов пять в длину, три – в ширину; перегородка делит комнатку надвое. Хозяин, коренастый, порывистый, до краев заполняет все свободное пространство.
Основная часть избы отдана столам, шкафам, книгам, газетам, журналам, рулонам миллиметровки, каким-то зачехленным приборам, разнообразным фотопринадлежностям, включая громоздкий фотоувеличитель… Во второй клетушке чудом уместилась еще и кровать. Или, лучше сказать, койка. Типа солдатской.
– Часто до глубокой ночи приходится работать, так чтобы семью не беспокоить, здесь и сосну…
Я интересуюсь, как ему удалось с такой поражающей точностью предсказать "Инес", на чем строил он свой прогноз?
– На чем? – он стремительно пересекает из конца в конец все свободное пространство. – На чем, спрашиваете? На крамоле…
Останавливается надо мной, похожий на лыжника, готового низринуться с неведомого трамплина в упругую пустоту. Но так как ни лыж, ни трамплина в наличии не
имеется, вся нерастраченная энергия обрушивается на меня.
– "Инес", "Ида", "Эмма", "Шерли", "Бесс" и все другие предсказанные мною ураганы – сплошная крамола, одна крамола и ничего больше, подпольный авантюризм одичавшего в тайге старика…
Вести разговор с ним трудно: перенасыщенный полемическим задором, болью давних и недавних обид, невероятным количеством самых разнообразных знаний, он то и дело пускается в непредвиденные экскурсы, наша беседа – не равнинная река, а горный поток, бурлящий, разбрызгивающийся.
И еще мешают сосредоточиться его глаза – светло-голубой огонек в них, все время обжигающий вопросом: тебе действительно это важно, нужно? Может, вся твоя заинтересованность продиктована обыкновенным обывательским любопытством?..
– Да что ураганы? Ураганы не так и сложно предсказать, куда сложнее определить, где прольется обыкновенный дождь, а где, наоборот, его не будет. Где и когда. Понимаете? Где и когда!
– Но ведь и такое вам подвластно?
– Подвластно? Ну, это слишком громко – подвластно, давайте скажем так: по силам… Но я – нелегальщик,- он пытается обмять ладонями, пригладить седое буйство на голове, но волосы не поддаются, – самый настоящий нелегальщик, и мой метод пока никем официально не признан. Вот в чем все дело!