Она взяла книгу, прочла несколько строк и снова отложила. Мальчик стоял позади навеса, оценивая то, что сделал.
Она поднялась и подошла к нему.
- Ну как работа, продвигается? Я наблюдала за тобой с веранды.
Он обернулся и улыбнулся ей.
- Медленно. Очень медленно. Из меня не получился художник.
Она перевела взгляд на навес.
- Да, заметно. Жаль.
Мальчик рассмеялся.
- Но я в самом деле стараюсь. Так только кажется, будто… все неровно.
Она посмотрела на собеседника. Он был высокий, с копной белокурых волос; интересное лицо. Она еще прежде, на школьных мероприятиях, обратила на него внимание. Он выделялся.
- А тебе не хочется сделать перерыв? - спросила она. - Я могла бы угостить тебя чем-нибудь на веранде. Может, холодного лимонада?
- Не откажусь, - ответил он. - Спасибо, миссис Андерсон.
Он пошел за ней следом к веранде.
- Да, кстати, как тебя зовут?
- Гордон, - сказал он.
- А имя?
- Джеймс.
Внезапно ее охватила беспечность.
- Послушай, не называй меня миссис Андерсон. Возникает такое чувство… Зови просто Энни.
На мгновение их глаза встретились, и она отвела взгляд.
- Как пожелаете, - сказал он.
Пока он пил лимонад, они беседовали. Он рассказал, что родители его живут в Северной Родезии, и это слишком далеко, чтобы ехать туда на время коротких каникул. У отца был бизнес в Лусаке и большая плантация чая возле Лилонгве, в Малави.
- Отец хочет, чтобы я управлял плантацией после окончания университета, - сказал он. - Но меня это не привлекает. Там ты словно на краю света. Невесть где. Я там сойду с ума.
- А чем бы ты хотел заниматься? Ты сам?
- Мне хочется жить в таком городе, как Кейптаун или Йоханнесбург. Работать на англо-американцев. В управлении шахтами.
Она задумалась о своем будущем. Они могут остаться здесь навсегда в окружении тех же самых людей, в строгом, убежденном в своей правоте сообществе. Что уж говорить о потерянном времени? Как ей справиться с душевной опустошенностью?
- Тебе повезло, - заметила она, - что ты способен на поступок.
Он взглянул на нее искоса.
- Думаю, вам повезло больше, - сказал он. - Я себя чувствую здесь так, будто нахожусь в тюрьме. А вы в любой момент можете уйти. Поехать в Булавайо, когда захотите. Можете делать то, что вам нравится. Я же не могу даже выйти за ворота без разрешения директора школы, а если и получу разрешение - куда мне податься?
Энни пристально смотрела на него. Раньше она не слышала от мальчиков таких речей, впрочем, ей никогда не приходилось с кем-нибудь из них беседовать, подумала она. Надо же, им знакомо страстное желание, крушение надежд. А для нее они всегда были аморфной массой, просто мальчиками. Хотя сейчас она разговаривала с молодым человеком, не с мальчиком.
- Ты хочешь сказать, что тебе все здесь ненавистно? - спросила она.
Он разглядывал свои руки с капельками краски на загорелой коже.
- Я так полагаю, - ответил он. - С трудом переношу это место. Просто хотелось бы выбираться отсюда чаще. Время от времени ездить в Булавайо, хоть на день. Я чувствую такой… такой зуд.
Она выглянула из-за колонн на веранде. Тяжелое, багровое небо вдали предвещало дождь. Такое небо она любила - вздымающуюся груду грозовых облаков. Вот уже подул теплый ветер, как первое предупреждение. Будет шторм.
- Я могу тебя взять в Булавайо, - сказала она. - Почему бы тебе не поехать со мной?
Он бросил на нее быстрый взгляд, и тут она увидела, как заблестели его глаза.
- Возьмете с собой? Правда?
- Да, - ответила она. - Почему нет? Кто-нибудь следит в школе за вашим присутствием?
- Это можно уладить, - заверил он. - Я уговорю кого-нибудь расписаться вместо меня за выполнение дневных поручений. Никто ничего не узнает.
- Тогда почему бы нам не поехать в Булавайо? - предложила она. - Я тоже всем сыта по горло.
Она заметила его колебание и предположила причину.
- Мой муж сейчас далеко, - сказала она. - Он уехал в Солсбери, чтобы договориться насчет соревнований по крикету на следующую четверть. Не волнуйся. Он не спрашивает меня о том, чем я занимаюсь.
В тот вечер она ужинала в гостиной в одиночестве, слушая радио. Передавали одну из тех бесконечных политических дискуссий, которые угнетающе действовали на нее: "Я считаю, что в этой стране есть только один путь развития. Только один. Мы должны взять африканцев под свою опеку и показать им, что Федерация может существовать, в чем есть интерес и у них. Главное - партнерство. Мы уже готовы признать, что другого пути нет. Если мы будем продолжать отрицать их участие в работе правительства, тогда рано или поздно начнутся волнения. Да, я имею в виду именно это. Бунты. Забрасывание камнями. Ничего хорошего из этого не получится. Вы не сможете обратить время вспять. Просто у нас больше нет поддержки Британской империи; нет, и всё, испарилась…"
Она выключила радио и продолжала сидеть перед полупустой тарелкой. Ей было тревожно, непривычно; как будто нездоровилось. Гроза прошла стороной; возможно, причина в этом. Воздух все еще оставался наэлектризованным, что угнетающе влияло на нее.
Она отодвинула тарелку, встала из-за стола и вышла из дома. Теплый тяжелый воздух был напоен сладостным ароматом белых лилий и белых цветов франжипаны. Небо напоминало бесконечное поле созвездий, наклоняющееся и качающееся от края до края.
Из окон домов для сотрудников школы струился призрачный свет, проникающий через занавешенные окна; виднелись огни школьных зданий, беспорядочно разбросанных чуть поодаль. Она вышла на дорожку, которая вела к школе, позабыв о предупреждениях Майкла, что ночью змеи особо опасны, тем более в жаркую пору.
Подойдя к дому, спряталась среди эвкалиптов, которые отделяли жилые помещения от игровых полей. Ей нравился эвкалиптовый запах и шуршание сухих листьев под ногами. В этом доме он жил и сейчас был там вместе с еще четырьмя мальчиками. Она стояла в тени деревьев, не смея подойти ближе, чтобы не рисковать быть узнанной на свету. Свет горит внизу и на этаже выше. Она видела комнату отдыха, но в ней никого не было. Стол для тенниса и буфет, стулья.
Она ждала. Позади раздался шорох, и она дернулась: змея? Что бы там ни было, оно исчезло, и воцарилась тишина. Она обернулась посмотреть, открыто ли окно, и вдруг поняла, почему ей так тяжело, почему она была сама не своя. Ее снедало желание снова увидеть Джеймса. Она его хотела. Энни закрыла глаза. Это невозможно. Надо себя побороть. Она не может себе такое позволить. Но где-то внутри появилось саднящее чувство, выворачивающее, безоговорочное. Она безумно хочет его.
Энни повернулась и сквозь темноту ночи поспешила домой. Она старалась не думать об этом, хотя знала, что уже решилась и не остановится. Они увидятся завтра. И поедут в Булавайо, как планировали.
Утром он пришел, и она почувствовала то же самое. Они шли вместе к автомобилю, потом ехали, и она чувствовала то же самое.
- Я не спросила, что ты собираешься там делать, - произнесла она. - Можно пообедать в одном месте, которое я знаю. "Орчард". Это на Маторос-роуд. Я бывала там прежде один или два раза.
- Мне бы это подошло, - откликнулся он. - Мне все равно, чем заниматься. Просто хочется выбраться отсюда. К тому же у меня не так уж много денег.
Она засмеялась.
- Я позабочусь об этом. У меня много денег.
- Так надоела школьная кормежка, - посетовал он. - Было бы здорово пообедать где-нибудь в другом месте.
Всю дорогу они болтали не умолкая. Он оказался непринужденным попутчиком, хорошим собеседником, рано возмужавшим юношей. Время от времени она украдкой поглядывала на него и чувствовала неодолимое влечение. Я хочу прикоснуться к нему, мысленно говорила она. Мне не терпится ощутить его. Как он на это ответит? Удивится ли, если я склонюсь к нему и положу ладонь на его руку, плечо? Скажет ли: "Послушайте, мне жаль, но…" Разумеется, он будет потрясен. Ведь она замужняя женщина.
Они пришли в "Орчард", и их провели к тому столику, который она заказала по телефону. Это был большой ресторан, располагавшийся в дальнем крыле отеля; устланный плиткой зал был затенен шпалерами, увитыми виноградной лозой и растениями гренадиллы.
- Как здорово! - воскликнул он. - Хороший выбор.
Появился официант.
- Я буду пить вино, - сказала она. - Ты не хочешь выпить чуть-чуть?
Какое-то мгновение он пристально смотрел на нее.
- Это против всех правил.
- Знаю. Поэтому и предлагаю тебе чуть-чуть.
Он смягчился.
- Конечно же. Пожалуйста, прошу вас.
Она сделал заказ, и на стол в маленьком ведерке со льдом принесли бутылку охлажденного белого вина. Наполнив бокалы, официант удалился.
- Вы очень добры, - заметил он. - Ночью я не мог заснуть, все думал о сегодняшнем дне.
Какое откровение! Ей хотелось ему признаться: "Со мной было то же самое. Я с нетерпением ждала этого дня".
Они встретились глазами и пристально смотрели друг на друга, и она знала, что им обоим уже все понятно. Наблюдая за ним, она поднесла к губам бокал и сделала глоток. Он глянул в сторону, потом снова на нее, и его губы слегка приоткрылись, словно он собирался что-то сказать.
Внезапно она наклонилась и коснулась его руки, лежавшей на столе. Он вздрогнул, будто от удара, но через мгновение его пальцы слегка сжали ее ладонь. Потом он убрал руку и протянул ей меню.
- Закажите что-нибудь для меня, - попросил он, - полагаюсь на ваш выбор.
Она взяла меню.
- Хорошо. Сейчас я что-нибудь выберу.
И тут он вдруг произнес:
- Понимаете, вы ведь замужем… я…
Она отвела глаза от меню.
- В моем браке не все гладко, Джеймс.
Он смотрел на скатерть.
- Я люблю Майкла. Просто иногда люди не подходят друг другу как муж и жена. Знаешь, такое случается.
Он кивнул.
- Понимаю.
- Давай не будем больше говорить об этом.
В конце обеда они очень долго пили кофе. Было почти четыре часа, когда они встали из-за стола. Она предложила немедленно возвращаться, чтобы никто не заметил его отсутствия.
- Мне не хочется уезжать, - сказал он. - Я бы лучше остался здесь.
- Я тоже. Но как бы не накликать беды.
- Все обойдется, - возразил он. - Беда пройдет стороной, верно?
Большую часть пути назад они проехали в тишине, но приятной тишине. На школьной дороге она надеялась миновать встречи с каким-либо другим автомобилем, не хотела, чтобы их видели вместе. Впрочем, вокруг было тихо и пусто.
Она припарковала машину за домом, и он вышел. Наступили сумерки, и кое-где в окнах горел свет.
- Мне надо возвращаться, - сказал он.
Она остановила его, коснувшись руки.
- Еще нет. Заходи.
И повела его в полутемный дом, через гостиную и коридор к спальне. Безмолвно впустив туда своего гостя, она закрыла за собой дверь. Потом повернулась и обняла его, скользнув рукой под воротник.
Мягко, медленно она направила его к кровати, и они упали на постель, не проронив ни слова. У него была такая нежная кожа, такая гладкая, его дыхание участилось от волнения.
- Давай убежим отсюда, - шептал он. - Уедем.
И повернул ее к себе, не убирая рук с теплой спины.
- Уедем отсюда? Куда?
- Куда угодно.
- Мы могли бы поехать на юг. Возможно, в Кейптаун.
Она рассмеялась.
- И что будем там делать?
- Вместе жить, - ответил он. - Когда мне исполнится восемнадцать, я получу деньги по завещанию дедушки. Нам надо продержаться только два месяца.
Она поцеловала его, слегка коснувшись, и убрала ему волосы со лба.
- Какая замечательная идея.
- Так что, поедем? Я позвоню отцу и скажу, что сыт по горло этим местом и уезжаю на некоторое время. В любом случае мне тут осталось пробыть всего несколько месяцев, и ничто меня больше здесь не держит.
- Позволь мне подумать.
Она откинулась назад, держа его в своих объятиях так, что их тела соприкасались. Ему было восемнадцать, почти; ей - двадцать четыре. Шесть лет. К тому же он еще мальчик, а она - женщина. Она подумала о реакции отца, когда тот услышит эту новость; мысленно представила предстоящий скандал. Да и как долго это могло продлиться? Возможно, пару месяцев, покуда не пройдет ощущение новизны, и тогда он задумается о своем будущем. Нет, она не могла на такое решиться. И не собиралась привязывать его к себе, этого красивого мальчика, ее игрушку.
- Уже поздно, - заметила она. - Тебе и правда пора возвращаться.
Когда он встал и начал одеваться, она мельком взглянула на него, последние мгновения драгоценной, уязвимой наготы.
А потом тоже поднялась и подошла к нему.
- Джеймс, - сказала она. - Когда ты вернешься к себе, не сердись на меня. Я собираюсь уехать отсюда, но только одна. Так что мы больше не увидимся. Нам нельзя видеться. Просто нельзя.
Он начал возражать, но она приложила палец к его губам, и он стих. Тогда она вывела его из дома и смотрела вслед до тех пор, пока он не исчез в ночной мгле.
Она возвратилась в дом и достала чемоданы из платяного шкафа. Складывала все без разбора, одежду вперемешку с бумагами, обувью, книгами. Когда чемоданы были уложены, она вытащила их, один за другим, к автомобилю и затолкала в багажник.
Дом она закрыла, но не на замок. Майкл должен вернуться завтра вечером, так что до тех пор ничего не случится. Ему это не понравится, думала она. Ну и пусть. Она освободила его от решения проблемы.
Энни села в машину и поехала вниз по школьной дороге, не спеша, чтобы не попасть в выбоины, которые появлялись внезапно и неожиданно. Медленно продвигаясь вперед, она увидела его вдалеке, он стоял у шоссе. Она сбавила скорость до уровня пешеходной ходьбы, и тут он подбежал к автомобилю.
- Я ждал вас, - выдохнул он. - Моя сумка лежит там, в кустах.
Он указал в темноту.
- Не уезжайте без меня, - умолял он. - Пожалуйста.
Она заглушила двигатель и погасила фары. Он наклонился к окну, чтобы прикоснуться к ней.
- Я люблю вас, - проговорил он. - По-настоящему.
Он не мог видеть, что она улыбается, оттого что в памяти снова возник тот образ, когда он был в ее объятиях, и лунный свет, проникший через окно, посеребрил его тело. Ну, разве это важно, если все продлится только несколько месяцев или даже недель? Она соблазнила его и теперь у него в долгу.
Он открыл дверцу и сел рядом, заключив ее в объятия.
- Вот-вот пойдет дождь, - сказала она. - Ты промокнешь.
- Мне все равно, - откликнулся он.
- Беги за сумкой, - предложила она. - Быстрей.
Он выпустил ее из объятий и умчался в темноту. Вскоре он вернулся, и они отправились в свое путешествие. Разразилась буря, хлынул дождь и засверкала молния, соединяя серебряными вспышками небо с землей. Энни заговорила, стараясь перекричать шум дождя, барабанившего по крыше автомобиля:
- Ты не забудешь, какой шел дождь, когда мы уезжали?
Он кивнул.
- Не забуду. Никогда.
НА ДАЛЬНЕМ СЕВЕРЕ
Друзьям она сказала: "Я ненадолго. Год или около того. Как только что-то прояснится, сразу же вернусь в Сидней".
Они отнеслись с пониманием: "Это радует. А то некоторые уезжали и влюблялись в те места. Мы приедем к тебе в гости. Посмотрим на риф".
Но она знала, что прощается навсегда. Ее ждут невыносимая влажность и тоска по друзьям. Там не будет ни кино (возможно, ни одного кинотеатра), ни итальянских ресторанов, ни книжных магазинов, открытых до десяти вечера. Только мужчины в шортах и белых гольфах, подвернутых ниже колена. Светскую жизнь заполнят барбекю, бифштексы и тишина. Да, это тоже Австралия, но постная, пресная.
Однако все оказалось не совсем так. Кино действительно не было, и ничего - как ни странно, в такой жаре меньше всего о нем вспоминаешь. Зато итальянский ресторан был, да только ей не хотелось туда идти. А что касается мужчин в белых гольфах, то их можно было встретить лишь в баре с высокими табуретами. И конечно же было море с его неправдоподобной, душераздирающей синевой; и прибрежные горы, покрытые непроглядной зеленью; и за горами - огромные равнины, раскинувшиеся под бездонным небом вплоть до залива Карпентария. Так она написала друзьям и добавила: "Знаете, я очень рада, что приехала сюда. Здесь я счастлива. Верите? Вряд ли, но это правда".
Она погрузилась в работу, которая доставляла ей удовольствие. Двух лет подготовки явно не хватало, и многое предстояло еще узнать, хотя новые коллеги старательно ей помогали. Иногда приходилось нелегко, так как присутствие женщины-геодезиста для мужчин было непривычным, но она знала, как все уладить. Как правило, женщины предпочитали агрессивно настаивать на своей точке зрения - она просто хотела во всем разобраться. Обычно это срабатывало.
Жилье она подобрала себе без труда. Ей сразу же приглянулся дом, расположенный почти у самой вершины холма в маленьком пригородном поселке, и вскоре она внесла первый взнос за это жилище, которое смастерили из старого бунгало Квинсленда. Дом был безвкусно перестроен, и грубо срезанные углы не ускользнули от ее профессионального взгляда, но это учли в цене. Чуть позже можно будет поменять дешевую сантехнику и избавиться от желтой ванны. Потом заменить в гостиной светильники из поддельного венецианского стекла на что-нибудь старинное. Это просто.
Два месяца она трудилась над своим домом и чувствовала, как он снова приобретал ту неповторимую особенность, которой его лишили. Теперь она была довольна и решила устроить новоселье. У нее появились новые друзья, не так много, но среди них и коллеги по работе. Иногда устраивали вечеринки.
Во время новоселья напрасно было даже пытаться сосчитать гостей. Приглашенные привели с собой друзей, а те, в свою очередь, тоже. Случись подобное в Сиднее, это, возможно, вызвало бы негодование, но здесь такое приветствовали. Людям, которые пришли к ней впервые, она показывала и желтую ванну, и кухню с отделкой из формайки, гости все прибывали, и уже во дворе, когда они приступили к барбекю, кто-то даже попросил ее познакомить их с хозяйкой дома.
Как оказалось, новоселье положило начало ее светской жизни. Она была приглашена на все вечеринки, которые устраивались на следующей неделе, а затем последовали дальнейшие приглашения. Все происходило очень легко и без церемоний, и ей это нравилось. Однажды в воскресенье вечером позвонил Билл Джеймсон, инженер-строитель, который работал в соседнем отделе. Они были едва знакомы; она звала его - вместе с другими коллегами - на новоселье, но в те выходные он уезжал в Брисбен. Кое-что она слышала о нем. Их профессиональные пути не пересекались, впрочем, не было никакой причины отказываться от его приглашения поехать на побережье в предстоящую субботу.
- Давай пообедаем в Даинтри или где-нибудь поблизости, - предложил он, - а к вечеру вернемся в Кэрнс.
Она согласилась, но приняла меры предосторожности, сказав, что у нее есть планы на вечер, и ей надо вернуться к шести часам, самое позднее. Предлог всегда был наготове, на всякий случай. Если Билл Джеймсон окажется неплохим парнем, то, возможно, они где-нибудь вместе поужинают. Возможно.