2. Перстень из живого камня
В Париже есть площадь, которая считается местом самых знаменитых ювелирных магазинов Европы. В центре Вандомской площади стоит памятник, история которого столь запутана, что ее почти невозможно запомнить. На ее изломах я насчитал не менее двух десятков различных дат, которые меняли и внешний вид, и судьбу памятника. Вокруг него ожерельем располагаются известные на весь мир магазины, торгующие драгоценностями. Их миниатюрные витрины напоминают бархатные футляры для украшений, в которых днем и вечером сверкают самые дорогие на континенте предметы роскоши, по ночам исчезающие за стальными ставнями и надежными замками.
Если пересечь площадь, двигаясь со стороны Сены, слева от угла увидишь магазин, принадлежащий торговому дому "Cartier". Сначала нужно позвонить в дверь, потом подождать, после чего появится безукоризненно одетый молодой человек, который спросит, что именно вас интересует. Однажды в июньский день в магазин зашла пара туристов. Дама на своем англо-французском языке в дверях сообщила молодому человеку, что хотела бы видеть перстни. Хотя на первом этаже было несколько небольших витрин с ожерельями, браслетами и кольцами, молодой человек не дал покупателям возможности рассмотреть украшения. Он еще у входа окинул их молниеносным взглядом, оценил и провел дальше, на второй этаж, чтобы передать в руки специалистов более высокого ранга. Дама была в черной шелковой шляпе, легчайшей шубке "Alberta Feretti" и туфлях "Salvatore Ferragamo". На этом фоне великолепно смотрелись ее ногти, покрытые ярко-красным лаком оттенка "Ferrari", и губы того же цвета. На шее у нее мерцали жемчужные бусы в четыре ряда. Сопровождавший ее господин был с непокрытой головой, в пальто от "Fendi". Под подбородком у него вместо галстука или шейного платка виднелась булавка, которую молодому человеку, несмотря на глубокие знания в этой области, оценить не удалось. Он не смог определить ни ее стоимость, ни происхождение. Пока все трое поднимались по винтовой лестнице, молодой человек незаметно дал понять тем, кто находился наверху, что идет с посетителями, и этим его функции были исчерпаны.
Так мы, моя супруга Лиза Свифт и я, отправились на поиски каменного перстня, который позже стал знаком не только нашей дальнейшей жизни, но и смерти.
Верхнее помещение оказалось весьма просторным, с закругленными наверху окнами в глядящих на площадь нишах. В каждой нише располагались столик и два кресла для покупателей, поставленные так, чтобы перед ними открывался вид на Вандомскую площадь. Нам предложили сесть и немного подождать. Мадемуазель Анат Асис, эксперт ювелирного магазина "Cartier", вот-вот освободится и полностью посвятит себя нам. Мы уселись в кресла и, вместо того чтобы рассматривать выставленные в зале драгоценности, принялись глазеть на площадь. Похоже, любопытство здесь было не принято. В соседней нише находились двое мужчин. Они тихо разговаривали через стол. Старший из них все время подергивал под столом ногой, словно что-то записывая. Видимо, под его внешним спокойствием скрывалось невероятное напряжение.
Тут Лиза решительно пошла в атаку. Без малейших колебаний она заявила, что здесь и сейчас состоится не мужской, а женский разговор. Это означало, что я доверю ей объяснять причину нашего визита на ее "françanglais", хотя мой французский был безукоризненным. В сущности, в Париже я чаще всего служил Лизе ходячим словарем французского языка.
- У тебя вечный избыток слов. Ты говоришь фразами. Сегодня фразы никому не нужны. Достаточно нескольких слов с паузами между ними для заполнения смыслом. Как эсэмэс. На дворе двадцать первый век, нужно идти напрямую, и у меня это получается лучше, чем у тебя. Кроме того, как мы слышали, по другую сторону стола будет сидеть тоже женщина, и я легче, чем ты, найду с ней общий язык.
В этот момент появилась мадемуазель, полная дама зрелого среднего возраста, темноволосая, с выразительными бровями и глазами, которые чаще, чем наши, видели пирамиды. У нее было полное тело вилендорфской Венеры и дивная голова другой Венеры, Милосской. Она села на стул напротив нас и сложила руки, украшенные двумя неброскими браслетами.
- Чем я могу вам помочь? - спросила она и улыбнулась в первый и последний раз за все время нашего разговора. Ее улыбка была по крайней мере лет на десять младше, чем она сама, и казалась взятой напрокат. Судя по всему, улыбки здесь стоили столь же дорого, как и драгоценности.
- Перстень! - выпалила Лиза и кивнула в мою сторону.
- Простите, - шепнула Лизе мадемуазель Анат. - Месье снимает перстень, когда вы занимаетесь любовью?
- Да.
- Тогда это несложно. - Мадемуазель Анат сделала широкое движение рукой и добавила: - Выберите ему любой! Дома каждый из них покажется вам в десять раз красивее и дороже, чем здесь!
- Но я уже выбрала!
- ?
- Я видела такой у одной нашей знакомой. Она сказала, что он куплен у "Cartier", поэтому мы пришли узнать, можно ли у вас купить такой же. Он сделан из камня, а по краям узкий золотой ободок.
- Вы говорите, куплен у нас? Опишите, пожалуйста, поподробнее.
- Это биоактивный перстень. Такие перстни называются "биоринг", и говорят, что они сделаны из "живого камня", уж не знаю, что под этим подразумевается.
- Биоактивный? Не могли бы вы повторить это по-английски?
Тут дамы перешли на английский, на котором мадемуазель Анат говорила так же хорошо, как и на французском, и с такой же необычной отстраненностью, как бы держа его на некотором расстоянии от себя, словно горячую сковороду.
- Это означает, что перстень может менять свой цвет, - сказала Лиза. - Вы можете нам предложить что-то такое?
- Говорите, может менять свой цвет? А за счет чего?
- Очень просто. В зависимости от биоэнергии, которую излучает человеческий организм, перстень показывает состояние вашего тела и ваше настроение.
- Думаю, вы имеете в виду перстни, которые были в продаже в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году, они называются "mood" и сделаны из жидкого хрусталя.
- Нет. Это кольцо из камня, которое отражает действие ультракоротких волн, излучаемых нашим организмом.
- И это действительно функционирует?
- В совершенстве. Мы его испытали. Хотя он часто преподносит сюрпризы. Если перстень на вашей руке покраснеет, это означает, что вы счастливы. Если посинеет - влюблены. А когда позеленеет - здоровы.
- То есть - эти три цвета?
- Нет. Есть и четвертый. Если перстень становится черным, это значит, что он не показывает ничего. Выключился, не принимает сигналов. Так было с моим мужем. Сколько бы раз он ни надевал его на руку, перстень тут же чернел и ничего не показывал. Точно так же, как и с духами. На теле моего мужа они теряют запах.
- Простите? - переспросила мадемуазель Анат, не уверенная в том, что правильно поняла последнее замечание моей жены, и добавила: - Не понимаю. Вы сказали, что хотите купить такой перстень своему мужу, но при этом утверждаете, что перстень не реагирует на его организм.
- Что же тут удивительного, дорогая мадемуазель? Мы пытаемся найти точно такой же перстень, который будет реагировать.
- Весьма, весьма любопытно, мадам… К сожалению, мне кажется, что у нас такого предмета нет, однако я попросила бы вас подождать совсем немного, пока я схожу кое-что уточнить.
Тут мадемуазель Анат встала и удалилась.
- Невероятно, - прошептала Лиза, пока мы сидели одни. - Судя по всему, мы пришли сюда напрасно. Кто-то ошибся, когда сказал нам, что их делает "Cartier".
Мадемуазель Анат вернулась с новыми вопросами.
- Я могу вам дать окончательный ответ - мы не делаем и никогда не делали подобных перстней. Но, мадам, прошу вас, не могли бы вы уточнить, где именно ваша знакомая купила такой перстень? Я была бы вам весьма признательна. Не могли бы вы ей позвонить? Можете свободно воспользоваться нашими средствами связи, мы к вашим услугам!
Лиза достала из сумочки свой мобильник "Nokia" и набрала сообщение. Несколько минут спустя послышался сигнал, Лиза прочитала ответ и пересказала его нам:
- Моей знакомой его привезли в подарок из Германии.
Этой фразой и закончилась наша встреча. Мадемуазель Анат проводила нас до дверей, повторив, что будет нам чрезвычайно благодарна за дополнительные сведения о "каменном перстне", и мы отправились в находившийся неподалеку отель "Ритц", где на открытой террасе можно заказать кофе из зерен пяти разных сортов. Лиза потребовала себе кофе, выращенный в Индии, я выбрал тот, что привезен из Южной Америки, и остаток дня мы провели, фотографируя мобильным телефоном сад одного из самых знаменитых в мире отелей.
Запивая кофе водой "Перье", Лиза еще здесь, на террасе отеля, продемонстрировала, что неудачи не способны ее остановить. Она снова связалась с той знакомой, чей перстень мы видели, и потребовала адрес того, кто ей его подарил.
Месяц спустя на моем пальце появился каменный перстень. Лиза связалась с лицом из Германии, чей адрес она все-таки получила. Оказалось, что это женщина, что она действительно однажды приобрела тот перстень и что в свое время в университете слушала мои лекции. Теперь она прислала нам с Лизой в подарок второй перстень, такой же, какой мы уже видели и безуспешно пытались разыскать в Париже. Он прибыл к нам в крохотном белом мешочке из рисового полотна. К перстню было приложено и руководство с информацией о том, что какой цвет означает. Все то же самое, что мы уже знали и опробовали. Лиза с большим волнением сама надела перстень на мой палец, но результатом было полнейшее разочарование. И этот перстень остался на моем пальце черным. Он не менял цвет и ничего не показывал.
Вот что было написано в руководстве о пользовании каменным перстнем на случай, если он почернеет: "Черный цвет - ничего…"
3. Заклинание
Я хорошо помню тот сентябрь на одеяле в перелеске.
Стоит осень, и у лесов месячные. Невидимые мысли летят глубоко во мне подобно облакам, несущимся над водой через непрозрачную ночь. Я сижу на своей тени, как Робинзон на пустом острове. Сижу я на одеяле посреди луга неподалеку от села Бабе у подножия горы Космай. У меня за спиной, на склоне, находится старый, 1943 года, немецкий бункер. Он оброс кустами и невысокими сосенками. Рядом со мной сидят моя жена Лиза Свифт и мой школьный товарищ Теодор Илич Чешляр. Смешно, но его действительно зовут так же, как одного художника XVIII века. Теодор смотрит на Лизу тем мужским взглядом, который ей так хорошо знаком и который она однажды очень точно мне описала. Это что-то среднее между взглядом на пациентку врача-гинеколога и специалиста, оценивающего породистую кобылу.
Когда я в школе познакомился с Теодором, его отцу принадлежала кузница в селе Бабе. Сын кузнеца, Теодор и сам был крепок, как наковальня, и в зависимости от способа, каким заработаны деньги, делил их на "женские" (от продажи птицы, молока, сыра, яиц, овощей) и "мужские" (полученные за счет лошадей, зерна, винограда, свиней и рыбы). Сам он жил ни на те, ни на другие. Говорили, что, пережив несчастную любовь, он уехал к своей тетке в Италию, потом дал знать о себе из Парижа и, наконец, вернулся домой, в село Бабе, где некоторое время занимался кузнечным делом, унаследованным от отца и деда. Мы не виделись с ним целых десять лет и вот сейчас сидели рядом. Я только что познакомил его со своей женой. Из-за того, что у нас так долго не было возможности поговорить друг с другом, ее присутствие нас совершенно не смущало. Ход нашего разговора постоянно приводил ее в недоумение. К тому же она с трудом понимала горячий диалог на языке, который только недавно начала учить.
Сначала я спросил Теодора, как он зарабатывает себе на жизнь, ведь его кузница давно закрыта. Он ответил, что занимается торговлей.
- Чем торгуешь?
- Продаю стихи.
- Ты поэт?
- Да ты что!
- А, значит, издаешь поэтов?
- Опять не угадал. Я торгую устной поэзией.
- Что ты имеешь в виду? Ты поешь стихи под гусли?
- Что значит - петь под гусли? - изумилась Лиза.
- Это трудно объяснить, - ответил я.
Что же касается Теодора, то он нам объяснение дал:
- Одна моя дальняя родственница из Италии оставила мне в наследство несколько стихов, которые сама получила по наследству бог знает от кого.
- Неужели на несколько стихов можно жить?
- Можно, потому что каждый из них на вес золота. В итальянских семьях отцы на смертном одре каждому из сыновей оставляли в наследство по кусочку такого стиха (словно это Библия), а дочерям давали в приданое целый стих.
- Что же это за стихи, которые на вес золота? - включилась в дискуссию и Лиза. - Неопубликованные белые стихи Шекспира?
- Вовсе нет. Эти стихи намного, намного старее. Их передают из уст в уста как народную поэзию.
- А на каком они языке? - спросил я.
- Этого я не знаю. Кроме того, должен признаться, я их вообще не понимаю. Язык всегда старше стихов.
- Подождите, подождите, - перебила нас Лиза. - Я ничего не понимаю из того, что вы рассказываете. Говорите помедленнее.
Хотя мы перешли на английский, я тоже ничего не понимал и спросил:
- Какой прок в стихах, которых не понимаешь?
- Но я и по-английски не понимаю, о чем вы говорите, - снова вмешалась Лиза. - Значит ли это, Теодор, что потенциальный покупатель, допустим я, тоже не понял бы их?
- И зачем покупать стихи, которые не понимаешь? - добавил и я, обращаясь к Теодору.
- Понимать и не надо. Важно, чтобы поняла жена купившего. Например, присутствующая здесь Лиза. Стихи, о которых я говорю, обладают вполне конкретной прикладной ценностью. И между прочим, ночью их ценность гораздо выше, чем днем. Если заплатишь, могу и тебе уступить какой-нибудь из них.
- На что он мне?
- Такое любому мужчине нужно. Да и женщине может пригодиться.
- Для чего же это? - заинтересовалась Лиза.
- Пока произносишь этот стих, язык делает такие движения, что при оральном сношении с женщиной вызывает у нее оргазм.
- Постой, постой, - разволновалась Лиза. - Что это он говорит?
- А может ли и женщина удовлетворить мужчину таким способом? - Я наконец-то вник в суть дела.
- Может, это я уже говорил, но сам не пробовал.
- Но женщины у тебя этот стих покупали? - спросила Лиза.
- Покупали, но реже, чем мужчины.
- И сколько ты с них берешь? - спросил я.
- Немного дешевле, как и в случае с тобой, если захочешь.
- Несмотря на то, что я не женщина?
- Не женщина, но зато мой школьный товарищ. И у тебя есть жена.
При этих словах Лиза обняла меня и шепнула мне в ухо:
- Купи мне, ну пожалуйста, купи мне!
- И во что бы мне это обошлось, если со скидкой?
- Обошлось бы в пару тысяч евриков.
- Две тысячи евро за один стих?
- Это вообще недорого, с учетом их действия. И имей в виду, это, как я сказал, специальная цена, только для тебя. Другим - дороже. Ну, по рукам?
- Спасибо, нет. Ты как мой школьный товарищ мог бы мне это чудо уступить и бесплатно. Шепни на ухо - и готово!
- Не может быть и речи, даже не мечтай.
- Признавайся, это розыгрыш.
- Разумеется, розыгрыш. На самом деле все гораздо эффективнее. Если женщина шепнет тебе это заклинание в момент поцелуя, это значит, что она хочет иметь от тебя ребенка и что она его обязательно зачнет. Это заклинание называется "Улыбка Кибелы", а ты - хочешь верь, хочешь не верь.
- Купи! Купи мне "Улыбку Кибелы"! - опять ворвалась в наш разговор Лиза Свифт, но я отвечал на ее мольбы молчанием.
Тут Теодор резко сменил тему.
- А чем ты сейчас занимаешься? По-прежнему пишешь романы? - спросил он меня.
- Разумеется, пишу романы, и ты это прекрасно знаешь.
- Я должен тебе кое-что сказать. Раньше твои книги были лучше.
- Пусть это тебя не волнует. Нечто подобное говорили и Байрону.
- Что говорили Байрону? - пожелала узнать Лиза.
- Венецианцы уже столетиями говорят о своем городе, что раньше он был лучше. В начале девятнадцатого века кто-то из них сказал это Байрону. А он ответил: пусть вас это не волнует, сейчас Венеция прекрасна по-новому.
- В твоих книгах я ничего не понимаю.
- А зачем там что-то понимать? Мои книги как шведский стол. Берешь что хочешь и сколько хочешь, с какой стороны стола ни начнешь. Я предложил тебе свободу выбора, а ты растерялся и от изобилия, и от свободы, как буриданов осел, который издох между двумя охапками сена, оттого что не мог решить, с какой начать.
- Я имею в виду не только тебя. Я говорю о профессии писателя вообще. Сегодня ты и такие, как ты, не нужны. Ты динозавр. Максимум, чего ты в настоящий момент можешь достичь в литературе, это написать роман, который будет похож на пересказ эпизодов реалити-шоу. То, что в восемнадцатом и девятнадцатом веке было любовным романом, сейчас превратилось в передачи на порноканалах, где можно узнать, что находится внизу, под одеждой, когда из всей одежды на мужчине только женщина. Зачем мучиться над книгой, если всё предлагают увидеть живьем? Кроме того, сейчас в моде бездари. И писатели больше не используют свой литературный дар, когда пишут, поэтому нельзя установить, есть он или нет. Это вам, несомненно, удобно, но читателям не нравится, поэтому они вас и бросают. И тебя, и всю вашу писательскую братию…
- Что касается меня, то я люблю книгу, которую можно взять с собой в кровать или на отдых, люблю получить в романе полупансион продолжительностью в пятнадцать дней по умеренной цене, - включилась в обсуждение литературы Лиза Свифт.
Тут я встал, решив, что пора собираться, тем более что от сидения на пледе под деревом у меня разболелись ноги. Прощаясь, я еще раз обратился к Теодору:
- Что касается твоих заклинаний, то должен сказать тебе, что они гроша ломаного не стоят, если их не скомбинировать кое с чем еще.
- С чем? - спросила Лиза, в то время как Теодор загадочно молчал.
- В Турции считается, что такие заклинания нужно сочетать с мудрой водой, только тогда можно добиться полноты действия.
- Той самой водой, которую я привезла тебе в подарок? - удивилась Лиза.
- Вот именно. Но это еще не все. История о мудрой воде и твоем волшебном стихе, дорогой мой Теодор, начинается много веков назад…
При этих словах Теодор резко встал, чрезвычайно учтиво распрощался с нами и удалился, унося свою тайну и свое одеяло…