* * *
- Эли у меня начались схватки. Где ты был?
- Ходил к Зурефу.
- Почему ты не позвонил? Я беспокоилась.
Он метнул шляпу на диван, но промахнулся - она шлепнулась на пол.
- Где мои зимние костюмы?
- В стенном шкафу, том, что в холле. Эли, май на дворе.
- Мне нужен добротный костюм. - И вышел из комнаты, Мириам потянулась за ним.
- Эли, поговори со мной. Пообедай. Эли, что ты делаешь? Ты засыплешь ковер нафталином.
Он высунулся из шкафа. Снова сунулся туда, послышалось щелканье молний, - к удивлению жены, он вынырнул оттуда с зеленым твидовым костюмом.
- Эли, ты мне очень нравишься в этом костюме. Но сейчас не сезон. Поешь. Я сегодня приготовила обед - сейчас разогрею.
- У тебя есть такая коробка, чтобы в ней поместился костюм?
- Мне принесли вчера коробку из "Бонвита". Эли, но зачем она тебе?
- Мириам, когда ты видишь, что я что-то делаю, не мешай.
- Ты же не поел.
- Я занят. - Он пошел к лестнице в спальню.
- Эли, ну, пожалуйста, скажи мне, что тебе нужно и зачем?
Он обернулся, посмотрел на нее сверху вниз.
- Отчего бы тебе в порядке исключения не разъяснить, зачем я что-то делаю, до того, как я скажу, что делаю. От этого, пожалуй, ничего не изменится.
- Эли, я хочу помочь.
- Тебя это не касается.
- Но я же хочу помочь тебе, - сказала Мириам.
- Раз так, помолчи.
- Я же вижу, ты расстроен, - сказала она и поднялась вслед за ним по лестнице, тяжело ступая, дыша за двоих.
- Эли, а что теперь?
- Рубашку. - Он повыдвигал один за другим ящики нового тикового дерева комода. Вытащил рубашку.
- Эли, батистовую? С твидовым костюмом? - осведомилась она.
А он уже стоял на коленях перед шкафом.
- Где мои коричневые ботинки?
- Эли, что на тебя нашло? Поглядеть на тебя, так можно подумать, ты выполняешь какой-то долг.
- До чего ж ты проницательная.
- Эли, прекрати, поговори со мной. Прекрати, иначе я позвоню доктору Экману.
Эли скинул с ног ботинки.
- Где эта твоя коробка?
- Эли, ты что, хочешь, чтобы я родила прямо сейчас?
Эли сел на кровати. Поверх костюма он накинул зеленый твидовый пиджак и батистовую рубашку, под мышками зажал по ботинку. Он поднял руки, ботинки упали на пол. Затем одной рукой, подсобляя себе зубами, распустил галстук и присовокупил его к прежним трофеям.
- Нижнее белье, - сказал он. - Ему понадобится нижнее белье.
- Кому?
Он тем временем снимал носки.
Мириам опустилась на колени, помогла ему стянуть носок с левой ноги. И с носком в руке осела на пол.
- Эли, приляг. Ну, пожалуйста.
- Плаза 9-3103.
- Что-что?
- Телефон Экмана, - сказал он. - Чтобы тебе не надо было смотреть в справочник.
- Эли.
- У тебя омерзительно умильное - типа "тебе надо помочь" - выражение лица, и не уверяй меня, Мириам, что это не так.
- Не так.
- И я ничуть не перевозбудился, - сказал Эли.
- Эли, я знаю.
- В прошлый раз я засел в стенном шкафу, жевал свои шлепанцы. Вот что я делал.
- Знаю.
- А сейчас я ничего подобного не делаю. И никакой у меня не нервный срыв, так что, Мириам, не надо ничего измышлять.
- Ладно, - сказала Мириам. И поцеловала его ногу - она так и не выпустила ее из рук. Потом - смиренно - спросила: - Что же ты делаешь?
- Собираю одежду для того, в шляпе. И не спрашивай, Мириам, зачем. Не мешай мне.
- Только и всего? - спросила она.
- Только и всего.
- Ты не уходишь?
- Нет.
- Иногда мне кажется, ты не выдержишь, возьмешь и уйдешь.
- Чего не выдержу?
- Не знаю, Эли. Мало ли чего. Так случается всякий раз, когда у нас долгое время все хорошо, все ладится, и мы надеемся, что будем еще счастливее. Вот как сейчас. Похоже, ты думаешь, мы не заслуживаем счастья.
- С меня хватит, Мириам! Я отдам тому, в шляпе, новый костюм, ты не против? Чтобы он ходил по Вудентону, как все, ты не против?
- И Зуреф переедет?
- Мириам, я даже не знаю, примет ли он костюм! И зачем только ты заговорила о переезде!
- Эли, заговорила об этом не я. А все. Все этого хотят. Почему всем должно быть плохо из-за них. Эли, ведь и закон такой есть.
- Не рассказывай мне, что это за закон.
- Хорошо, миленький. Я принесу коробку.
- Я сам принесу. Где она?
- В подвале.
Поднявшись из подвала, он обнаружил, что на диване аккуратной стопкой сложены рубашка, галстук, ботинки, носки, нижнее белье, ремень и - старый серый фланелевый костюм. Жена, примостившаяся на краю дивана, смахивала на привязанный воздушный шар.
- Где зеленый костюм? - спросил он.
- Эли, это твой лучший костюм. Он тебе больше всего идет. Когда я думаю о тебе, Эли, я всегда представляю тебя в этом костюме.
- Достань его.
- Эли, это же "Брукс Бразерс". Он тебе очень нравится - ты сам говорил.
- Достань его.
- Но серый фланелевый гораздо практичнее.
- Достань его.
- Эли, ты всегда хватаешь через край. И в этом твоя беда. Ты ни в чем не знаешь меры. Вот так люди и губят себя.
- Я знаю меру, причем во всем. Вот в чем моя беда. Ты опять убрала костюм в шкаф?
Она кивнула, на глазах ее показались слезы.
- Но почему это должен быть именно твой костюм? И вправе ли ты брать такое решение на себя? Надо же и других спросить. - Больше не скрывая слез, она схватилась за живот. - Эли, у меня вот-вот начнутся роды. И это нам надо? - Она смахнула одежду на пол.
Эли извлек из шкафа зеленый костюм.
- Это не "Брукс Бразерс", а "Дж. Пресс", - сказал он, отвернув полу.
- Чтоб он подавился этим костюмом! - прорыдала Мириам.
* * *
Полчаса спустя коробка была запакована. Костюм, хоть он и обвязал коробку веревкой, отысканной в кухонном шкафчике, из нее вылезал. Заковыка была в том, что он слишком много туда напихал: и серый костюм, и зеленый костюм, а в придачу к батистовой рубашке еще и оксфордскую. Так пусть у него будут два костюма! Пусть их будет три, четыре, лишь бы положить конец этому идиотизму! И шляпа - как же без нее! Господи, он чуть не забыл про шляпу. Перескакивая через две ступеньки, он взлетел наверх, стащил с верхней полки стенного шкафа шляпную коробку. Роняя на пол шляпы и оберточную бумагу, спустился вниз и там упаковал ту шляпу, в которой ходил сегодня. Затем посмотрел на жену - она распростерлась на полу перед камином. И в третий раз примерно за такое же количество минут сказала:
- Сейчас точно началось.
- Где?
- Прямо под его головкой - ощущение такое, как будто из живота выдавливают апельсин.
На этот раз он остановился и, вслушавшись в ее слова, был ошеломлен.
- Но тебе же еще две недели носить…
Он, Бог весть почему, рассчитывал, что она проносит еще не какие-нибудь две недели, а все девять месяцев. И поэтому заподозрил: жена симулирует схватки, чтобы он забыл про костюм. И тут же осудил себя за такие мысли. Господи, что же с ним творится! С тех самых пор, как началась эта история с Зурефом, он ведет себя с ней просто-таки по-свински - а ведь за всю беременность для нее сейчас самое тяжелое время. Он отдалился от нее, а, вот поди ж ты, все равно уверен - так и надо: иначе он не совладал бы с соблазном послушать ее нехитрые доводы и не осложнять себе жизнь. Ни за что бы не совладал - вот почему он изо всех сил воевал с ней. Но сейчас при мысли о том, как сокращается ее матка, об их ребенке, его затопила любовь. Он, однако, решил не подавать виду. При таком позиционном преимуществе она - как знать - могла выманить у него обещание не принимать близко к сердцу дела школы на горке.
* * *
Упаковав вещи во второй раз за вечер, Эли отвез жену в Вудентонскую больницу. Родить она не родила, но пролежала там всю ночь, и сначала у нее из живота как будто выдавливали апельсин, потом кегельный шар, потом баскетбольный мяч. А Эли сидел в приемном покое под ослепляющим, прямо-таки африканским светом флуоресцентных ламп в двенадцать рядов и сочинял письмо Зурефу.
Дорогой мистер Зуреф, вещи в этой коробке предназначены для джентльмена в шляпе. Что такое еще одна утрата в жизни, полной утрат? Но в жизни, не ведающей утрат, даже одна утрата - немыслима. Понимаете ли Вы, что я имею в виду? Я не какой-нибудь нацист и не смог бы лишить дома восемнадцать детей, которых, судя по всему, пугает и светлячок. Но если Вы хотите, чтобы у Вас был дом здесь, Вам следует принять наши предложения. Мир таков, каков он есть. Как сказали бы Вы: как есть, так оно и есть. Мы просим этого джентльмена одеться иначе - только и всего. Прилагаю два костюма, две рубашки, а также все, что понадобится сверх того, включая и новую шляпу. Когда ему понадобится заменить одежду, дайте мне знать.
Мы надеемся увидеть его в Вудентоне, равно как и надеемся на добрососедские отношения с Вудентонской ешивой.
Подписался, подсунул записку под оттопыривающуюся крышку коробки. Прошел к телефону в углу приемного покоя и набрал номер Теда Геллера.
- Алло.
- Шерли, это Эли.
- Эли, мы тебе всю ночь звонили. В окнах свет, а никто не отвечает. Мы подумали: уж не грабители ли.
- Мириам рожает.
- Дома? - сказала Шерли. - Ой, Эли, вот это блеск!
- Шерли, позови Теда, я хочу с ним поговорить.
Телефонная трубка трахнулась, чуть не оглушив его, на пол, послышались шаги, сопение, кашель, затем голос Теда:
- Мальчик или девочка?
- Пока ничего.
- Эли, ты сбил Шерли с панталыку. Она решила рожать нашего очередного дома.
- Отлично.
- Ничего лучше, чтобы сплотить семью, ты не мог придумать.
- Послушай, Тед, я договорился с Зурефом.
- Когда они уедут?
- Они не то чтобы уедут, Тедди. Но я договорился, и ты и знать не будешь, что они здесь.
- Этот тип одевается как за тысячу лет до наших дней, и я не буду знать? Приятель, о чем ты только думаешь?
- Он оденется иначе.
- Да, и как? В другие траурные одежки?
- Тед, Зуреф дал обещание. Когда он в следующий раз придет в город, он будет одет все равно как ты или я.
- Что? Эли, тут кто-то кого-то дурит.
Голос Эли взмыл.
- Раз он сказал, что переоденется, значит, переоденется.
- Эли, он так сказал? - спросил Тед.
- Сказал. - За эту выдумку он тут же поплатился головной болью.
- Эли, ну а вдруг он не переоденется? А вдруг? Может же такое быть, а, Эли? Вдруг это какая-то увертка или еще что?
- Нет, - заверил его Эли.
На другом конце провода помолчали.
- Послушай, Эли. - Тед наконец собрался с мыслями. - Ну переменит он костюм. Так. Хорошо. Но они все равно останутся здесь, это же не переменится?
- Но ты-то об этом знать не будешь - вот в чем суть.
Тед - само терпение - сказал:
- Эли, разве мы тебя об этом просили? Когда мы облекли тебя доверием, об этом ли мы тебя просили? Сделать этого типа пижоном в наши планы, уж поверь, не входило. Мы считаем, что наша община им не подходит - только и всего. И дело, Эли, не во мне. Еврейские члены общины поручили мне, Арти и Гарри раскинуть мозгами, что тут можно предпринять. Мы поручили это дело тебе. И что из этого вышло?
Эли услышал, как он говорит:
- Что вышло, то и вышло.
- Эли, ты говоришь загадками.
- Моя жена рожает, - оборонялся Эли.
- Это я понимаю. Но постановление о зонировании нам на руку, верно? Мы до этого докопались, верно? Не соблюдаешь муниципальных постановлений, уезжай. Я что хочу сказать: если мне взбредет в голову держать на заднем дворе горных коз, никто мне этого не позволит.
- Не так все просто, Тед. Речь идет о людях…
- Людях? Эли, об этом уже говорено-переговорено. И добро б они были люди как люди, а то - религиозные изуверы. Одеваются, как Бог знает что. А что мне страх как хочется узнать, так это, что у них там творится. Меня, Эли, все больше одолевают сомнения, и я не боюсь это признать. По-моему, все это собачья чушь и надувательство. Парни вроде Гарри они, знаешь, думают-думают, а признаться, что они надумали, - боятся. А я тебе скажу. Послушай, с этими воскресными школами тоже надо бы разобраться. По воскресеньям я вожу мою старшенькую аж в Скарсдейл учиться разным историям из Библии… и знаешь, что она оттуда принесла? Так вот, слушай: этот Авраам, ну там, в Библии, он собирался убить своего собственного сына, в жертву его принести. Так ее после этого стали мучить кошмары, вот оно как. И это называется вера? Сегодня такого типа упрятали бы под замок. Сейчас век науки. Я снимаю мерку с ноги, рентгеновским аппаратом, вот оно как. Доказано, что эти старые байки - ерунда, и я не стану сидеть сложа руки и ждать, когда в моем палисаднике случится такое.
- Тедди, ничего такого в твоем палисаднике не случится. У страха глаза велики, никто твоего ребенка в жертву не принесет.
- Ты прав, Эли, еще как прав: я своего ребенка в жертву не принесу. Вот заведешь своих, тогда поймешь, что и как. А их школа - это убежище, они в ней прячутся от жизни. Кому что нужно - вот в чем суть. Они цепляются за свои предрассудки, и как ты думаешь почему? Да потому, что прячутся от мира, не могут занять места в обществе. В таком окружении, Эли, нельзя воспитывать детей.
- Послушай, Тед, посмотри на это с другой точки зрения. Мы можем их обратить, - без особой убежденности сказал Эли.
- Это как же, в католиков, что ли? Эли, приятель, послушай, у нас здоровые добрососедские отношения, потому что здесь живут современно мыслящие евреи и протестанты. И мы на этом стоим, так или не так? Не будем дурить друг друга, я не Гарри. Сейчас у нас все тихо-мирно, по-людски. И погромов в Вудентоне не предвидится. Верно? А всё почему, а потому, что у нас нет изуверов, нет чокнутых… - Эли скривился, сморгнул. - А есть люди, которые уважают друг друга и дают друг другу жить. Эли, здравый смысл, вот чем мы руководствуемся. Я за здравый смысл. За умеренность.
- Вот-вот, Тед. Я с тобой согласен, но здравый смысл он, скорее всего, подсказывает: пусть этот парень переоденется. И тогда, скорее всего…
- И такое тебе подсказывает здравый смысл? А мне, Эли, здравый смысл подсказывает: пусть они подыщут себе что-нибудь подходящее в другом месте. Нью-Йорк - самый большой город в мире, от нас до него какая-нибудь полусотня километров - чего б им туда не поехать?
- Тед, дай им шанс. Дай им урок здравого смысла.
- Эли, ты имеешь дело с изуверами. Где их здравый смысл? Они говорят на мертвом языке, где тут смысл? Носиться со своими страхами, всю жизнь плакаться "ой-ёй-ёй", это что - здравый смысл? Послушай, Эли, обо всем уже говорено-переговорено. Не знаю, знаешь ли ты, но я слыхал, что "Лайф" пришлет к нам корреспондента - хочет напечатать рассказ о ешиве. С фотографиями.
- Послушай, Тед, у тебя разыгралось воображение. Не думаю, чтобы "Лайфу" это было интересно.
- "Лайфу" это может быть и неинтересно, а мне очень даже интересно. И мы думали, что и тебе тоже.
- Интересно, - сказал Эли. - Очень даже интересно, но пусть он переменит костюм, Тед. И подождем, посмотрим.
- Они живут в средневековые века, Эли, это всё какие-то предрассудки, предписания…
- Давай только подождем, - молил Эли.
- Эли, каждый день…
- Еще один день, - сказал Эли. - Если он за этот день не переоденется…
- Что тогда?
- Тогда в понедельник я первым делом наложу судебный запрет. Вот так.
- Послушай, Эли… Тут решаю не я один. Дай я позвоню Гарри.
- Тедди, ты - их представитель. Мне сейчас не до того: Мириам рожает.
- Ладно, Эли, я хочу, чтобы всё было честь честью. Но учти, только до завтра. Завтра - Судный день, Эли, я тебя предупредил.
- Слышу трубный глас. - Эли повесил трубку.
От голоса Тедди его так трясло, что зубы стучали. Не успел он выйти из телефонной будки, как к нему подошла сестра и сообщила, что миссис Пек до утра наверняка не разродится. А раз так, ему бы лучше пойти домой и отдохнуть: посмотреть на него, можно подумать - это он рожает. И, подмигнув ему, сестра удалилась.
Но Эли не пошел домой. Он вынес коробку с одеждой, положил ее в машину. Ночь стояла теплая, звездная, и он принялся объезжать улицы Вудентона, одну за другой. Но за длинными палисадниками перед домами горожан, кроме неприветливых, светящихся желто-оранжевым светом окон, нельзя было ничего различить. Звезды надраивали багажники на крышах фургонов, стоящих на подъездных дорожках. Он, не спеша, катил по городу - туда, сюда, в объезд. Не слышно было ничего, лишь шуршали шины на плавных поворотах.