- Не может быть, чтобы ты говорил это серьезно. Нет ничего важней нашего отношения к Марксу. У тебя есть знания и время, не то что у нас, подневольных трудяг, которые должны зарабатывать на жизнь…
- С возрастом я понял, что все это не так интересно. Лучше размышлять о себе.
- Ты говоришь так, будто готов отправиться в дом для престарелых.
- Капитализм, Советы - это просто-напросто две формы правления, одинаково неэффективные и грубые, только наша предпочтительней, потому что не тирания. Социализм - это устаревшая иллюзия. Спроси любого в Восточной Европе.
- Люций, ради бога! Как ты голосовал на последних выборах?
- Я не голосовал.
- Ты не голосовал?! Как же ты можешь в чем-то разобраться или надеяться что-то исправить…
- Не могу и не собираюсь.
-.. если не опираться на Маркса? Я не говорю о Марксе Сталина?
- Знаю. Ты говоришь о настоящем Марксе, твоем Марксе. У каждого идеалиста он свой. Это как религия.
- Ты был историком. Но, чувствую, жизнь в деревне…
- Откровенно говоря, я окончательно порвал со всем этим. Думаю, марксизм - ужасная ошибка.
- Ладно, забудем о Марксе, раз ты не желаешь слышать это имя. А что насчет английской традиции, насчет?..
- О, английская традиция - это прекрасно, но это образ жизни, а не псевдонаука.
- Люций. Ты стал консерватором!
- Может, просто наконец-то осознал свою ограниченность. Поговорим о религии? Как Катон?
- Не надо!
- А Колетта… до чего мила стала, как выросла.
- Тоже не голосовала, Господи Иисусе!
- Герда шлет вам наилучшие пожелания, между прочим.
- О, ценю!
- И Генри.
- Как он, этот молодой выскочка?
- Он… изменился к лучшему… очень изменился, я бы сказал…
- Ему бы это не помешало.
- Он очень ответственно относится к своему новому положению.
- Какому положению? А, ты имеешь в виду положению богача.
- Провел ревизию своих владений, намерен ремонтировать дома в Диммерстоуне…
- Когда едет обратно в Америку?
- Обратно он не едет, а хочет…
- Люций, ты не можешь думать о марксизме того, что сказал. Любая рациональная идея, направленная на социальную справедливость…
- Кстати, это правда, что ты собираешься застраивать "Луговой дуб"?
- У меня нет на это денег, если б были, немедля построил бы двадцать домов. Склад в деревне…
- Так ты не собираешься строиться?
- Склад в деревне нужен мне позарез… Беллами говорил…
- Вернемся к Колетте…
- Обеспечение жильем - главная социальная проблема сегодня…
- У нее есть парень?
- Сколько комнат в Холле? Двадцать, тридцать?
- Просто интересно, есть ли у Колетты дружок.
- У Колетты? Откуда мне знать? Я всего-навсего ее отец.
- Не обручена, ничего такого?
- В нынешние времена не обручаются, а сразу беременеют.
- Между прочим, Герда шлет ей сердечный привет и…
- Люций, что все это значит? Герда хочет выкупить обратно "Луговой дуб"?
- Нет-нет…
- Потому что, если…
- Нет, она просто шлет ей сердечный привет и надеется видеть ее в Холле, и тебя, разумеется…
- Должно быть, у Герды размягчение мозгов. Люций, а почему ты не заходишь к нам? Я должен переубедить тебя насчет социализма, или Герда не пускает?
- Ты не понимаешь…
- Обидно видеть тебя домашней собачонкой этой чертовой женщины, любой решительный человек давно бы сбежал.
- Так случилось, что мы любим друг друга!
- Вздор! Это женатые люди любят друг друга, должны, они свыкаются так, что не могут друг без друга. А вы с Гердой столько лет жили у давно погасшего костра старой сентиментальной дружбы, которая и вначале-то была лишь иллюзией.
- Нельзя так говорить о жизни других людей, ты не знаешь…
- Господи, да я видел, видел, что ты влюблен в Гертруду, это было как дурное кино!
- Ну конечно, ты считал, что идеально женился, а все остальные живут так, что и в страшном сне не приснится…
- Молчал бы о моей женитьбе. Ты поддакивал Герде, когда та смеялась над Рут, ты сказал, что она синий чулок…
- Вовсе нет…
- Я не позволю тебе говорить о Рут, не желаю слышать ее имени ни от тебя, ни от этой чванливой суки, к которой ты присосался.
- Да я ничего не говорил о Рут…
- Говорил, ты намекнул…
Вошла Колетта. Она распустила и расчесала волосы, которые теперь струились по ее спине. Переоделась в сиреневое хлопчатое платье, волной вздымавшееся у лодыжек. Вошла быстро, как гонец с известием. Люций и Джон встали.
- Ты похожа на Афину на нашем гобелене, - сказал Люций.
- На гобелене Герды, это ты имеешь в виду. Колетта, ради бога, держи подол подальше от камина! Ради чего ты переоделась? У нас не званый вечер.
- Герда шлет тебе сердечный привет и надеется…
- Колетта, я запрещаю тебе близко подходить к тем чертовым людям, не то чтобы ты подходила к ним, но все же. Слушай, Люций, ты меня прости, мы должны быть разумными и не ссориться, прошу прощения, заходи поболтать время от времени, но только не выводи меня из себя, не упоминай о ее светлости и этом мерзком Генри, меня тошнит при одной мысли о них.
Позже дома, в безопасности, Люций подвергся допросу:
- Так он не собирается застраивать "Луговой дуб"?
- Нет.
- И она не обручена, ничего такого?
- Нет, свободна, как птица.
- И они настроены дружелюбно?
- Очень.
- Ты передал им все мои добрые пожелания и так далее?
- Ну конечно.
- И им было приятно это слышать?
- Да, конечно.
- Эти квакеры всегда были сообразительные. Джон Форбс молниеносно среагировал, когда учуял, что луг продается.
- Имей в виду, они люди гордые.
- О, я буду действовать осторожно, приглашу девушку на…
- Лучше подожди, поторопишься и все испортишь…
- Возможно, у Генри получится… Во всяком случае, насколько ты понял, они заинтересовались, это хорошо, ты молодец.
- Спасибо на добром слове, - сказал Люций.
Появился Генри в поисках виски. Его присутствие за обедом сделало невозможным дальнейшее обсуждение.
- Генри, дорогой, почему бы тебе не пригласить Колетту Форбс поиграть в теннис?
- Я не умею играть в теннис.
- Я думала, в Америке ты этому научился.
- Нет.
Генри вышел, хлопнув дверью.
Отправляясь спать, Джон Форбс сказал дочери:
- Что, черт возьми, стряслось, что Люций Лэм заявился к нам?
- Не представляю, - ответила Колетта.
- Это выше моего понимания. Уж не решил ли он наконец сбежать. Надо бы мне быть с ним подобрей.
- Я снова видел твоего сокола, - сказал Генри.
- А, ты шел через пустырь.
- Да, он производит сильное впечатление. А что собираются построить, когда все снесут?
- Роскошную гостиницу, - ответил Катон.
- Что ж, людям нужны гостиничные номера.
- Им нужны дешевые номера.
- Не уверен, если ты все еще здесь.
- Мог и не застать. Завтра уезжаю.
- И куда?
- Поживу у священника, отца Крэддока. Я дам тебе адрес.
Катон отложил встречу с Бренданом до тех пор, пока не обдумает свое положение. Теперь же вдруг, что показалось милосердным приступом слабости, он решил поразмыслить после того, как увидится с Бренданом. Не скрывалось ли за этим желание, чтобы Брендан внушил ему, скажем, остаться с Богом, продолжать любить Красавчика Джо? Для Катона это означало бы возможность достичь вершины блаженства: если бы только он мог не порывать с верой и найти в ней ответ, как удержать возле себя мальчишку и обоим при этом не погибнуть. Он собрал чемодан. Вызвал Джо, чтобы попрощаться. Он все еще не был уверен, как будет лучше: попрощаться коротко, небрежно или же со значительным видом? Катон чувствовал: есть нечто трудное и ясное, что он должен бы сказать Джо, сумей он найти нужные слова. Теперь ему казалось, между ними всегда происходил один и тот же разговор, всегда своего рода волнующий спарринг-матч, в который он позволял Джо незаметно вовлекать себя. Если бы он только мог прорваться к под линной откровенности, к правдивости с мальчишкой! Катон не мог не заметить, что перспектива подобного "прорыва" наполняет его еще и чувством снисхождения к себе, и сомневался, насколько ему следует или хочется открыться Брендану. Однако он испытывал облегчение оттого, что пока решение можно отложить и нет опасности, что прощание с Красавчиком Джо будет окончательным. Мысль, что вечером он увидится с Джо, вновь отозвалась настоящей физической слабостью и сумасшедшим счастьем, которого он и не пытался подавить в себе.
Может, надо больше расслабиться, смириться со всем этим, спрашивал себя Катон; а затем: не потому ли он так подумал, что завтра будет с Бренданом, в безопасности? Он также заметил, что в этом серьезнейшем метафизическом кризисе его жизни он теперь больше думает о Красавчике Джо, чем о Боге. И не потому ли это еще, что он чувствует: скоро Брендан скажет ему о Боге, Брендан бережет для него его Бога, не искаженного опасными мыслями? Или же, если брать глубже, не потому ли, что во всех своих метаниях он по-прежнему неизменно, доверчиво и в конце концов без сомнений верит в Бога, знает Его как основу своего бытия и обратился к Нему за ответом на самые мысли, которые угрожают Его существованию? Кто я такой, чтобы думать о Боге, вопрошал Катон. "Верую, Господи! помоги моему неверию".
Генри появился неожиданно, когда Катон собирал вещи. Он был рад видеть друга, но устал, был занят и не готов выслушивать Генри, явно намеревавшегося поговорить о своих проблемах. Он заметил, что Генри относится к нему с наивным и трогательным доверием, как к священнику, то есть к тому, у кого не бывает собственных трудностей и кто всегда готов уделить все свое внимание другим.
- Жаль, что это место закрывается, - сказал Генри. - Мне нравилось здесь. Предупреждаю, скоро за тобой повсюду будет следовать атеист помощник.
- Ты имеешь в виду себя? Не говори глупостей. В любом случае я не знаю, где буду. Я даже не знаю, останусь ли по-прежнему священником.
- Слушай, Катон, нельзя тебе терять веру как раз тогда, когда ты нужен мне. Я не могу верить в Бога, но ты можешь верить за меня, для этого священники и предназначены.
Генри явно не намеревался обсуждать трудности Катона, не хотел даже думать, что таковые существуют.
- Неплохая трактовка роли священника, - сказал Катон, - но я могу перестать быть им.
- Что с тем смазливым парнишкой в очках и с волосами как у девчонки?
- Катится в ад на свой собственный манер. Он разглядел в тебе джентльмена.
- Проницательный малый. Катон, ты обязан помочь ему. Вот такого рода работой я хотел бы заняться: спасать малолетних преступников.
- Это нелегко. Он сказал, что ты из тех джентльменов, которые неравнодушны к злодеям.
- Ишь, психолог. Во всяком случае, я рад, что Америка не окончательно деклассировала меня. Но ты же не собираешься оставить подобного рода работу и уйти в монастырь, не собираешься? Откроешь другую такую же Миссию?
- Возможно. Ну аты как? Что поделывал, как вернулся домой?
- Это я и хочу тебе рассказать, - ответил Генри и добавил: - Да, я видел Колетту.
- Правда? Заходил к моим в Пеннвуд?
- Нет, конечно. Твой отец всегда пугал меня до потери сознания, у него такой громовой голос. Я встретил ее… в деревне. Совсем взрослая стала.
- Да, теперь она большая девочка.
- Странное чувство испытываешь, возвратившись спустя столько лет. Все старые ритуалы по-прежнему блюдутся; я не имею в виду, что мы специально одеваемся к обеду, но нечто подобное. Все продолжается, только все мертво, и мертво окончательно.
- Полагаю, твоя мать надеется, что ты вдохнешь жизнь в имение.
- У меня не получится.
- В конце концов, прошло еще не много времени со…
- Я не смогу быть вторым Сэнди…
- Я не о том, чтобы быть вторым Сэнди. Конечно, ты сделаешь это иначе…
- Да? Думаешь, мне удастся?
- Почему нет? Ты ведь не собираешься уезжать обратно в Америку? Ты только что говорил о желании помогать мне. Или ты это не всерьез?
Генри промолчал. Они сидели наверху, в голой комнате: Генри на кровати, Катон на стуле. За окном стемнело, и Катон только что зажег свет, осветив озабоченное лицо Генри. Он явно был в некотором возбуждении, крутил нервными пальцами завитки своих темных волос, бросая беспокойные быстрые взгляды на Катона. Казалось, он был серьезен и вместе с тем готов захихикать.
- Катон, ты часто видел Сэнди, я имею в виду, пока меня здесь не было?
- Да нет, вообще его почти не видел.
- Не видел в Лондоне, не… встречал каких-нибудь его друзей… или еще кого?
- Сталкивался с ним время от времени в Лэкслиндене, в деревне. Раз в Лондоне пригласил пообедать. Но послушай, Генри, мне в голову не приходило, что ты ограничишься тем, что станешь просто помещиком. Ты теперь финансово независим, можешь продолжать писать свою книгу о том художнике, о котором я никогда не слыхал…
- Скорей всего, я ее заброшу.
- Ну так о чем-нибудь еще, ты же ученый…
- Ха-ха!
- Не то мог бы преподавать, а если хочешь заняться преступниками, то их, в конце концов, в наши дни всюду полно. В этом больше смысла, чем следовать за мной, как ты выразился.
- Ты необходим мне, чтобы разобраться во всем, Катон, необходим.
- В чем во всем? Ты очень взвинчен. Тебе, конечно, совершенно не нужно сидеть все время в Холле. Твоя мать способна сама вести дела, думаю, при Сэнди в основном она управляла имением. Ты мог бы жить в Лондоне, в Париже, где угодно. Но хотя бы для того, чтобы доставить удовольствие матери, проявлять и разумный интерес к имению. В конце концов, должно же оно дальше существовать.
- Должно ли?
- Если хочешь изменить ритуал… Что ты сказал?
- Я спросил "должно ли"? Должно ли оно дальше существовать?
- Ну а разве нет?
- Не вижу для чего.
- Что ты имеешь в виду?
- Более того, Катон… оно не существует.
- Но, Генри, что?..
- Собираюсь продавать, - ответил Генри.
- Продавать… что?..
- Все, все, что есть: Холл, парк, дома, фермы. До последней мелочи.
Генри в упор смотрел на Катона, глаза его блестели, губы дрожали в сдерживаемой улыбке.
Катон приподнял полу сутаны и скрестил ноги.
- Генри, ты это не серьезно.
- Почему же? Отчего ты думаешь, что я не серьезен? Посмотри на меня. Разве я кажусь несерьезным?
- Ты кажешься ненормальным.
- Я это сделаю, Катон, и сделаю очень скоро, как только смогу это уладить. Это моя собственность. А собственность может быть продана. Продали же "Луговой дуб", чтобы купить дорогую игрушку, которая позарез понадобилась Сэнди.
- Но… к чему такая крайность… такая поспешность?..
- Ты удивлен!
- Ты этого добивался. Да, я удивлен… если ты именно это имеешь в виду. Но что твоя мать думает об этом?
- Я ей еще не говорил, - ответил Генри.
Он пронзительно засмеялся, на мгновение откинулся спиной на кровать, потом вновь сел, подавшись вперед и выжидательно глядя на Катона блестящими глазами.
Катон посмотрел на его оживленное, озорное лицо:
- Послушай, Генри, остынь. Ты не можешь этого сделать.
- Ты хочешь сказать, на законных основаниях? Разумеется, могу. У меня нет наследника, которого я обделяю. Я уже все обсудил с Меррименом. Заставил его поклясться, что он будет держать это в тайне. Думаю, у него будет нервное расстройство.
- Я имел в виду не законные основания, а соображения морали. Это убьет твою мать.
- Я ждал, что ты это скажешь. Знаешь, ничего не случится.
- Но ты же хочешь… продать все… чем вы владеете… где твоя мать станет жить?
- Это я обдумал. Тебе известно, что Диммерстоун тоже наш. Так вот, там есть два пустующих домика, из которых после ремонта получится прелестная усадебка, при них есть даже приличный сад.
- Нечего надеяться, что твоя мать оставит Холл и переедет жить в домик в Диммерстоуне.
- В два. Почему нет? Почему нет?
- Ну… она будет несчастна, умрет от стыда.
- От стыда? А не должно бы ей быть стыдно жить в огромном пустом доме, когда кругом полно бездомных? Ведь это несуразица, то, что ты сейчас сказал, а?
- Я говорю не о том, что она должна чувствовать, а о том, что она будет чувствовать. И потом, есть же Люций…
- Что Люций?
- Куда ему деваться? Ему тоже жить с ней в маленьком домике?
- Слушай, Катон, мне плевать, куда денется Люций. Когда я все скажу матери, то откровенно намекну Люцию, чтобы валил на все четыре стороны. Он достаточно долго жил за ее счет, и она сыта им по горло. Он пьет, кричит на нее, а она на него в ответ. Я слышал, как они вопили друг на друга.
- Люди могут ссориться и все же любить друг друга.
- Ты же не предлагаешь моей матери заботиться об этом старом шарлатане? Давай не будем говорить о Люции, а то меня злость возьмет. Она испытает огромное облегчение, когда я вышвырну его.
- Но на что она будет жить?
- У нее есть совершенно прекрасная собственная рента, вполне достаточная, чтобы жить в Диммерстоуне с комфортом. В конце концов, она уже старая, прожила жизнь. Тратит последние силы, стараясь поддерживать это дурацкое имение, она всю жизнь работала, следя за домом или садом. Пора кончать с этим, уйти на покой.
- Она, возможно, смотрит на это иначе. Но, Генри, нельзя же вот так… то есть как ты собираешься поступить… просто продать как попало, кому попало?
- Не совсем. Поначалу я думал самостоятельно застроить имение и превратить в образцовый поселок…
- Образцовый поселок?
- Но это было бы слишком трудно, и я не вижу себя меценатом; что я хочу, так это сделать нечто противоположное. Не желаю быть целиком погруженным в дела имения, все решать и отвечать за все и так далее, лишь бы тешить свое чувство хозяина. Я намерен бесповоротно избавиться от всего и быть свободным. Я разделю все на несколько частей. Земля вокруг озера пойдет вместе с Холлом, и Холл может стать чем-то вроде общественного учреждения: школы там или педагогического колледжа. Фермы продам фермерам, которые их арендуют, а домики в Диммерстоуне - местным рабочим. Затем верхний парк со стороны Лэкслиндена можно отдать деревне под застройку. Тот молодой архитектор, Гослинг, который построил муниципальные дома около автострады, отлично с этим справится…
- Подожди, остановись… вижу, ты хочешь помочь деревне, больше того, ты обязан помочь ей, потом задешево продать дома людям, которые жаждут этого, и тому подобное… но зачем бросаться продавать все? Кроме того, а что дальше? Ты окажешься с кучей денег вместо земель, что будешь делать с деньгами?
- Раздам.
- Кому?