Тем не менее жизнь никогда еще не была столь яркой - так мне тогда представлялось, - столь замечательной и полной смысла. Да и волнения были чудесные. Я чувствовал, что живу насыщенно, по-настоящему, поскольку именно природа и наслаждение позволяют обрести родной очаг и значимость существования.
Я тоже проявил изобретательность, заговорив со старым Фенчелом - не отцом девушек, а их дядей, для которого минеральные воды были бизнесом. Вступить в контакт с миллионером трудно. Но он водил "паккард" той же модели и цвета, как и у Ренлингов; на подъездной аллее я поставил автомобиль вслед за ним, так что он не сразу понял, какой из двух принадлежит ему, - тут-то я его и поймал. Inter pares. Ведь не мог же он предположить, что владелец такой шикарной машины зарабатывает двадцать пять долларов в неделю? Мы разговорились. Я предложил ему сигару "Перфекто Куин". С улыбкой отказавшись, он сказал, что курит изготовленные по индивидуальному заказу гавайские сигары и хранит их в такой большой коробке, что там поместится даже пистолет, однако при его толщине карман даже не топорщится. Глаза на жирном морщинистом лице толстяка были черными, как семена китайской сливы-личи; седые волосы подстрижены кружком. С трудом верилось, что девушки являлись его наследницами, о чем он поспешил мне сказать, догадавшись, видимо, что аромат моего обаяния не для его тяжелого, расплющенного носа в духе натурщиков Рембрандта, с торчащими из ноздрей седыми волосками и легкими следами пороха. И в этом он был прав. Его интересовало, в какой лиге я играю. Я оставил вопрос без ответа. Никогда не пасую перед родственниками мужского пола - будь они лохи или крутые - и не позволяю отцам или опекунам разрушить мои планы.
Познакомиться с тетей Эстер оказалось труднее: она была болезненной, робкой и молчаливой - в такое подавленное настроение впадают богачи, когда у них возникают проблемы со здоровьем. Одежда и драгоценности на ней были отменные, но лицо бедняжки сковывало внутреннее напряжение, от чего она даже плохо слышала. В ее случае мне не пришлось демонстрировать дружественный интерес, у меня он (бог знает почему) возник и так. Инстинктивно я чувствовал, что для нее - немощной, безумно богатой, исключенной из реальной жизни крупным банковским счетом, подаваемым на серебряной тарелочке, - особое очарование представляет обычный здоровый человек. Я беседовал с ней и всегда чувствовал ее расположение.
- Мой дорогой Оги, женщина, с которой ты сидел, была миссис Фенчел? - спросила миссис Ренлинг. - Она целый месяц ничего не делала, только смотрела, как поливают газон; я даже подумала, что у нее не все дома. Ты первый заговорил?
- Просто так получилось - я сидел рядом. _
Меня похвалили - она была довольна. Но потом задумалась, в чем заключалась моя цель, и довольно быстро и грубо это сформулировала:
- Все дело в девушках, не так ли? Что ж, они красивы. Особенно темноволосая. Эффектная. И живая, с огоньком. Но помни, Оги, ты со мной, и я в ответе за твое поведение. Девушка не официантка, и тебе лучше не мечтать - сам знаешь о чем. Дорогой мальчик, ты умный и хороший, и я хочу, чтобы ты многого добился. Постараюсь тебе в этом помочь. Ясно, что с такой девушкой у тебя нет шансов. Конечно, и среди богатых встречаются шлюшки, и у них, как у простых девчонок, возникают определенные желания, иногда они ведут себя даже хуже. Но эти девушки другие. Строгость воспитания в немецких семьях трудно вообразить.
Словом, наследницы Фенчел предназначены для богатеньких. Правда, миссис Ренлинг не была такой уж провидицей: она ошибалась, думая, будто мне нравится Тея, а не Эстер. И понятия не имела, насколько сильна моя влюбленность, а ведь я в романтических грезах допускал мысль о смерти. Я не хотел ей исповедоваться, хотя был бы рад с кем- нибудь поделиться переживаниями. Но, хорошо представляя реакцию миссис Ренлинг, я радовался, что она считает моей героиней кудрявую прелестную Тею, и поддерживал ее заблуждение. Это было не трудно: миссис Ренлинг льстило, что она так легко и безошибочно определила причину моей грусти.
Кстати, Тея была очень мила со мной и однажды утром, когда я пытался разговорить ее дядю, пребывавшего в плохом настроении, спросила, не играю ли я в теннис. Сгорая от стыда, я с улыбкой сказал, что предпочитаю конный спорт, про себя же в отчаянии решил немедленно купить ракетку и записаться на курсы в Бентон-Харбор. Что до конного спорта, я, конечно, не родился в седле, однако такое хобби скрашивало мое происхождение и звучало достаточно достоверно.
- Мой партнер не пришел, - пояснила Тея, - а Эстер на пляже.
Не прошло и десяти минут, как я тоже был на пляже, хотя обещал миссис Ренлинг после минеральной ванны поиграть с ней в карты: по ее словам, водные процедуры ее расслабляют и она не может читать. Лежа на животе, возбужденный, взволнованный, я следил за Эстер, томясь различными мыслями - высокими, эротичными и даже болезненными; я надеялся и боялся, что она заметит меня, когда, повернувшись в мою сторону, натирала лоснящиеся ноги кремом от загара; голова моя плыла, я словно опьянел от вида ее грудок, от нежного маленького животика, так элегантно обтянутого купальником, от волос, которые она, сняв белую резиновую шапочку, расчесывала гребнем.
Серовато-коричневые береговые ласточки вылетали из вырытых на крутом обрыве нор, стремительно проносились над прозрачной гладью воды, улетая от песчаных дюн и подтопленных деревьев с обнаженными сплетенными корнями.
Наконец она собралась уходить; вскоре поднялся и я. Из- за опоздания меня ждал холодный прием у миссис Ренлинг. Лежа на полу своей комнаты и задрав ноги на кровать, я походил на упавшего с коня рыцаря в полных доспехах, запутавшегося в стременах и не способного подняться без посторонней помощи; тогда я подумал, что пора что-то делать или хотя бы притворяться занятым, потому что мое невнимание сердит миссис Ренлинг. Я встал, причесался поочередно двумя армейскими расческами, не вкладывая в туалет особого старания. Спустился в медленно тащившемся белом лифте на первый этаж и стал слоняться в холле.
Солнце садилось, приближалось время ужина, темная вода вспыхивала крошечными бриллиантами; в столовой уже разложили меню и салфетки, в вазах с удлиненными горлышками стояли розы и папоротник, за занавесом музыканты настраивали инструменты. В холле я был один, плохое настроение не оставляло меня, и я медленно пошел к музыкальной комнате, откуда доносился голос Карузо: приглушенные, затем чистые рыдания, драматическая тоска по матери - виртуозно приукрашенная, но говорящая о глубокой печали, мольба сына в итальянском вкусе. Опершись локтями на закрытый граммофон, в белом костюме и круглой, вышитой бисером шляпке, похожей на головной убор епископа, стояла и слушала музыку Эстер Фенчел.
- Мисс Фенчел, - сказал я, - не пойдете ли вы как-ни- будь со мной в "Ветвь Давидову"? - Девушка в изумлении подняла на меня глаза. - Там каждый вечер танцы.
С первого слова я понял, что мне откажут, и почувствовал себя раздавленным.
- С вами? Нет. Конечно, нет.
Кровь отхлынула от моего лица, шеи, плеч, и я потерял сознание.
Пришел я в себя без всякой помощи. Собственно, ее и предложить-то было некому; Эстер, видно, и на мгновение не задержалась, чтобы узнать, что со мной приключилось, поскольку музыка уже приближалась к блистательному завершению: сначала прошелестели морские ракушки, потом звуки стали громче - оркестр словно взлетел по лестнице в величественном зале, сердце бешено забилось; тут ожесточились барабаны и под свой стук похоронили все.
Не знаю, отчего случился обморок - из-за отказа девушки или от переполнявших меня эмоций, но теперь я плохо ориентировался в пространстве, не мог нащупать и открыть задвижку на окне, а обнаружив, почувствовал, что она шатается, как больной зуб. Я, несомненно, пережил сильное эмоциональное потрясение - меня просто вырубила фальшивость происходящего. Я с жадностью глотал воздух, казавшийся холодным из-за выступившего на лице пота. Опустившись на диван, я почувствовал, что мое унижение по тяжести можно сравнить с обычным состоянием матери и Джорджа, - он, возможно, в эту минуту работал метлой или, оставив ее на время, шаркающей походкой брел на ужин; или с жизнью Бабушки Лош в богадельне - словно в цепких лапах зверя; все трое были из одной компании, в которую, я верил, сам никогда не попаду.
Тем временем в дверях показалась мисс Зиланд, дочь юриста известной корпорации, в облегающем вечернем платье. В позолоченных туфлях и белых перчатках до локтя, с высоко убранными пышными волосами, хорошо сочетавшимися с большим бюстом, она казалась призраком из восточной сказки. Чистое и холодное лицо было под стать погоде; желобок над верхней губой напрягся, словно она собиралась нарушить молчание, сказав что-то важное, долго вынашиваемое - признаться мне в любви например. Но нет, ее мысли остались для меня тайной, хотя она не уходила, пока я не поднялся и не выключил граммофон, - только тогда выпорхнула за дверь.
Я зашел в мужской туалет, сполоснул лицо теплой водой и отправился ужинать. Ничего в горло не лезло, даже peche flambee, что не ускользнуло от внимания миссис Ренлинг, сказавшей:
- Оги, когда кончится этот любовный бред? Так и заболеть можно. Неужели все столь серьезно?
Она обласкала меня, наговорив много приятного и пытаясь шутками поднять настроение, потом постаралась привести в норму мое представление о женщинах, чтобы я не слишком завышал их качества, и неумеренно восхваляла мужчин. Этим она чуть не свела меня с ума. Я еще не совсем оправился от потрясения, мне было тяжело слушать, как она жестко и агрессивно расправляется с женской половиной человечества, и я смотрел на нее с неприязнью. И еще меня трясло от сознания, что скоро в ресторане появится Эстер. Старики Фенчел уже сидели за столом. Потом пришла Тея, а ее сестра, похоже, не собиралась сегодня ужинать.
- А ведь девчонка глаз с тебя не спускает, - сказала через какое-то время миссис Ренлинг. - Между вами что-то есть? Оги! Ты ни в чем не виноват? Не в этом ли причина твоей грусти? Что ты сделал?
- Ничего я не сделал, - ответил я.
- И не делай! - Она говорила со мной резко и напористо, как женщина-полицейский. - Ты слишком нравишься девушкам, это до добра не доведет. А эту малышку тянет к тебе со страшной силой.
Она не спускала с Теи глаз. Официант поджег рыбу Фенче- лам; в полумраке то тут, то там вспыхивали маленькие огоньки.
Ничего не ответив, я покинул ресторан. Пошел прогуляться вдоль берега, желая выбросить эту позорную историю из головы и справиться с неприятностями. Я испытывал ужасные чувства - гнев и раздражение из-за Эстер и неодолимое желание дать чем-то тяжелым миссис Ренлинг по голове. Погуляв у воды, я обошел окрестности, держась в стороне от веранды, где меня наверняка поджидала миссис Ренлинг, чтобы отругать за грубость, а потом побрел на детскую площадку, где сел на деревянные качели.
Я размечтался, что Эстер одумается, выйдет из своей комнаты и отправится на мои поиски, и сам застонал над своей глупостью, а захлестнувшие меня порочные желания стали еще сильнее и грязнее прежних. Вдруг я заметил приближавшуюся ко мне женщину в чем-то белом; она остановилась под деревом возле качелей, в ямке, образовавшейся от детских ног. Это Тея, сестра Эстер, пришла поговорить со мной - о ней меня предупреждала миссис Ренлинг. Она стояла и смотрела на меня - в светлом платье, туфли казались заостренными очертаниями птиц, на плечах кружевная шаль; шелестевшая над головой девушки листва то открывала ее, то погружала в тень.
- Разочарованы, что пришла не Эстер? Да, мистер Марч? Представляю, как вам плохо. В ресторане на вас было страшно смотреть.
Не зная, что ей известно, я молчал.
- Вы оправились?
- Оправился? От чего?
- От обморока. Эстер решила, что у вас эпилепсия.
- Не исключено, - ответил я, чувствуя себя скучным, угрюмым инвалидом.
- Я так не думаю. Просто вы страдаете и не хотите, чтобы вас беспокоили.
Она ошиблась - я как раз хотел, чтобы она осталась. Поэтому сказал:
- Вы мне не мешаете.
И она села у моих ног, касаясь их бедром. Я отодвинулся, но она дотронулась до моих лодыжек и сказала:
- Не беспокойтесь. Вы не должны меня стесняться. Что все-таки произошло?
- Я пригласил вашу сестру на свидание.
- И когда она отказалась, рухнули в обморок?
Казалось, ею движет симпатия ко мне, а не простое любопытство.
- Я на вашей стороне, мистер Марч, - продолжила Тея, - поэтому скажу, что думает Эстер. Она считает вас прислужником дамы, с которой вы приехали.
- Что?! - вскричал я и, соскочив с качелей, сильно ударился головой о перекладину.
- Что вы жиголо и спите с ней. Да садитесь же! Я подумала, что вам надо это объяснить.
Я словно выронил сосуд со священным содержимым и, расплескав его, обжегся - вот что я почувствовал. И одновременно подумал: самое худшее, что может прийти в головы девушек, - невинные мысли по стандартам бильярдной Эйнхорна.
- Кто это выдумал, вы или ваша сестра?
- Не хочу во всем винить Эстер. Хотя она первая об этом заговорила, но я тоже такого не исключаю. Нам известно, что вы не родственник миссис Ренлинг: мы слышали, как в разговоре с миссис Зиланд она назвала вас протеже своего мужа. Вы только с ней танцуете, держитесь за руки, а она для своего возраста весьма привлекательна. Знали бы вы, как смотритесь вместе! К тому же она европейская женщина, а там не считается чем-то ужасным, если любовник гораздо моложе дамы. Я тоже не вижу в этом ничего страшного. Только тупицы вроде моей сестры в ужасе от такого.
- Но я не европеец. И родом из Чикаго. Работаю у ее мужа в Эванстоне. Я служащий в его магазине, и других обязанностей у меня нет. -
- Только не волнуйтесь, мистер Марч. Пожалуйста, не надо. Мы много ездим и много видим. Как выдумаете, почему я пришла поговорить с вами? Чтобы сыпать соль на рану? Спали вы с ней или нет - ваше дело.
- Вы не понимаете, что говорите. Нехорошо так думать о нас с миссис Ренлинг, она всегда добра ко мне.
Я был зол и говорил резко; Тея же отмалчивалась, хотя была явно взволнована. Я тоже занервничал, увидев, как серьезно она на меня смотрит. Если раньше она изредка улыбалась, то теперь на ее лице не было и тени улыбки. Это была, несомненно, особенная девушка: смотрела страстно, требовательно, вопрошающе, почти умоляюще. В этом утонченном создании ощущалась необычайная крепость духа и отвага, которая не может не восхищать в юном существе; такое чувство испытываешь, увидев отчаянную борьбу птичек - они и сами не сознают эфемерности собственной жизни. Впрочем, возможно, это одно из простодушных мужских заблуждений.
- Надеюсь, вы не верите, что я жиголо миссис Ренлинг?
- Я уже сказала, что мне все равно.
- Конечно, вам-то что!
- Нет, вы не правы. Влюбившись в мою сестру, вы постоянно следили за ней и не замечали, что я делала то же самое по отношению к вам.
- Вы… что?
- Я влюбилась в вас. Я вас люблю.
- Уходите. Вам это только кажется. Просто фантазия. А может, всего лишь прихоть. Что вы хотите сказать мне?
- Знай вы Эстер, никогда бы в нее не влюбились. Вы такой же, как я. Потому и полюбили. Она не способна на чувство. Оги! Почему вы не со мной?
Тея взяла мою руку и притянула к себе, прильнув грациозными бедрами. О, миссис Ренлинг, над которой я посмеивался: ведь ее подозрения были направлены не в ту сторону.
- Миссис Ренлинг ничего не значит, - произнесла она. - Даже если однажды что-то и было.
- Никогда!
- Молодой человек может совершать разные вещи - ведь его переполняют чувства, с которыми он не в силах справиться.
Стоит ли говорить, что мир никогда не был так чудесен? Ненужные мысли покинули меня, убогий здравый смысл отступил, когда впереди замаячили красота и цветы горы Орисаба, но вскоре я вернулся к реальности.
- Вот что, мисс Фенчел, - сказал я, вставая и удерживая ее на месте. - Вы очаровательны, но так нельзя. Ничего не поделаешь - я люблю Эстер.
Тея хотела подняться, но я опередил ее и скрылся в зарослях сада.
- Мистер Марч! Оги! - звала она, но я не собирался продолжать разговор.
В гостиницу я вошел с черного хода. Оказавшись в своей комнате, отключил телефон, чтобы миссис Ренлинг не могла со мной связаться, и, сбрасывая с себя на пол модную одежду, думал, что скорее всего между сестрами существует соперничество, а я просто случайный объект для конкуренции. Потом я засомневался: если дело обстоит иначе, то все мы в проигрыше: каждый из троих хотел своего. Чтобы желания совпали, нужно чудо. И надеяться, что тебе повезет, - недопустимая самоуверенность, оторванность от жизни, непонимание истинного положения вещей.
На следующее утро, явившись завтракать в комнату миссис Ренлинг, я оставил дверь открытой.
- Ты что, родился в цыганском шатре? - удивилась она. - Закрой дверь. Ведь я еще лежу. - А когда я неохотно выполнил ее просьбу, она обратила внимание на мою помятую одежду. - После завтрака сразу же ступай к коридорному - пусть отутюжит брюки. Ты, похоже, спал в них. Тебя оправдывает только влюбленность, хотя вчера вечером ты был не очень-то вежлив со мной. Но выглядеть бродяжкой ты не должен.
После завтрака миссис Ренлинг отправилась принимать минеральную ванну, а я спустился в холл. Семейство Фенчел выехало из гостиницы. Тея оставила мне у портье записку: "Эстер все рассказала дяде, и теперь мы едем на несколько дней в Уокешо, а потом на Восток. Вчера ты вел себя глупо. Подумай об этом. Я правда люблю тебя. Ты еще меня увидишь".
Несколько дней я провел в черной меланхолии. "Откуда, - думал я, - у меня эта постоянная уверенность, будто я заслуживаю всего самого лучшего, красивого и радостного, словно какой-нибудь юный граф, рожденный для утонченной жизни и нежной любви, а кости мои сделаны из сладких карамелек?" Пришлось вспомнить - а это редко со мной случалось - о своих корнях, родственниках и обо всем прочем, о чем я никогда не задумывался и не считал чем-то важным, будучи по характеру демократом, державшимся одинаково со всеми - ведь другие ничем не хуже.
А тем временем на меня все больше давило то, что раньше поддерживало. Например это место - "Мерритт", сливки и золото, - теперь лишало меня самообладания: сервис, музыка за ужином, танцы; цветы невероятного размера; всюду роскошь, а в придачу возня с миссис Ренлинг. Я с трудом переносил ее капризы. Даже с погодой не везло - стало прохладнее, и зачастил дождь; я сбегал оттуда, где меня легко могла разыскать и начать терроризировать миссис Ренлинг, и бродил по парку с аттракционами в Силвер-Бич. Укрытые сиденья "чертова колеса" почернели, а я промок до нитки - не спас даже плащ (оставшийся от старых времен, не соответствующий моей новой элегантной одежде). Я сидел в палатке, торгующей хот-догами, вместе с ведущими разных шоу, концессионерами, наперсточниками и ждал окончания водных процедур.