– Так, записывай: слоны есть в зоопарке – там пресс секретарь Татьяна Эрмоса, если надо, я ей позвоню, она тебя примет. Милая женщина.
– А почему у нее такая фамилия? Или это кличка?
Паша забыл, что Серега не воспринимает шуток.
– Она испанка. Ну, так позвонить?
– Позвони.
– Еще есть слоны в цирке и в театре зверей. А тебе зачем?
– Понимаешь, я работу сменил. Работаю теперь на телевидении у Тормошилова.
– Поздравляю, Тормошилов – лучший в стране режиссер. Ты что, в режиссуру подался?
– Какое там! Пока на побегушках. Слона ищу.
– Так я позвоню Эрмосе.
– Сделай милость, пожалуйста.
– Ну, пока.
В дверь просунулась кудрявая голова девушки.
– Вы Чернота?
– А вы Аня?
Пробираясь между коробками и столами, девушка нашла стул.
– Так, давайте перепишу паспорт для пропуска, еще надо принести две фотографии и диплом.
– Паспорт и диплом я взял, а сфотографируюсь по дороге.
Девушка с пулеметной скоростью записала цифры и буквы паспорта и диплома. Отдавая документы, она сказала:
– Запишите мой телефон. Проще найти меня дома, но только после часа ночи.
Паша взял бумажку с телефоном, встал и начал пробираться к выходу из комнаты.
"Зачем я костюм надевал? Опять жена скажет, что я его какой-то трухой засыпал", – подумал он. Коробки оставляли на одежде мелкую белесую грязь. Отряхиваясь на ходу, Паша побрел к лифту. В лифте бородатый мужик, прижимая к животу десятки папок, рассказывал соседу:
– Тормошилов новую передачу снимает. Там такое будет, такое... Будут слоны и стриптиз. Интеллектуальное шоу!
Дорога лежала в зоопарк.
В зоопарк, конечно, Паша и сам ходил, когда был маленький, и недавно еще детей водил. Как туда попасть, объяснять ему было не надо. Найти Татьяну Эрмоса оказалось несложно. Миловидная женщина средних лет сухо поздоровалась с Пашей.
– Вам должны были звонить из газеты "Происшествия".
– Да-да. Пойдем к вашему слону.
И она молча и быстро пошла к слоновнику.
То, что для москвича весна, для слона – смертельный холод. Слон был на зимней квартире. Подходя поближе, Паша услышал грохот, похожий на далекие раскаты грома, рев и глухие удары. То ли рядом ломали старый дом, то ли забивали сваи.
– Что это тут у вас, ремонт?
– Это ваш слон.
Татьяна подвела Пашу к смотровой решетке слоновника. Слон поднимал бивнем огромное дубовое бревно и кидал его, потом, прицелившись правой передней ногой, бил в железную дверь, откуда выходил служитель, – с явным намереньем сделать из того цыпленка табака. Потом с разбегу бухался боком на решетку. Удар в несколько тонн решетка держала из последних сил. При этом слон поднимал вверх голову и страшно трубил.
– Что это с ним?
– А вы не знаете? Вы же из газеты "Происшествия".
– Простите, я не из "Происшествий", это мой друг меня порекомендовал. Я с телевидения.
– А я-то думала, опять желтая пресса за нас взялась.
– Так что со слоном? – Паша в страхе смотрел на то, что происходит за решеткой.
– Со слоном весна. Слониху требует. А где ее взять, у нас она в смете не предусмотрена.
– И скоро он успокоится?
– Пока слониху не приведут. Я-то думала, вы сейчас напишете что-то вроде: "Сексуальное безумие в московском зоопарке. Слон сошел с ума", – и все в таком духе.
– Нет, я с телевидения. Я у Тормошилова работаю.
Эрмоса немного оттаяла.
– Вам повезло. С таким человеком работать! Мы, знаете, ему уже несколько раз помогали зверей доставать. Так что привет передавайте. А зачем ему слон?
– Для нового шоу. Чтобы бумажки вытаскивал.
– Наш бы мог, он умный, только сексуально неудовлетворенный. Все звери из саванны бегут, когда у слона такое начинается. И людей убивает в такие моменты, очень жалеет потом.
– Ну что же, рад был познакомиться.
– Приходите к нам в зоопарк, у нас все время что-нибудь интересное.
– Непременно, и по работе, если будет надо, и с детьми в выходные.
Теперь путь лежал в цирк. Понадеявшись на журналистский опыт, Паша не стал через друзей просить протекцию. Цирк он решил взять сходу. Выйдя из метро на Цветном бульваре, он сразу направился к знакомому с детства зданию. Огромная белая тряпка на фасаде колыхалась от ветра: "Цирк уехал на гастроли".
– Со слонами, со слонами, все уехали, – подтвердил старый цирковой сторож.
Оставалась последняя надежда – театр зверей. Туда и двинулся Парамон.
Приняли его там на редкость приветливо. Видимо, дела у театра шли не лучшим образом. После обязательных представлений секретарше и недолгого ожидания Пашу приняла сама внучка великого клоуна Умнова – Любовь Умнова. В ее кабинете все дышало былой славой. В клетке у окна сидел ученый ворон, а на столе стояла старинная лампа. Сама руководитель зверей вышла из-за стола и села рядом с Пашей.
– Я ассистент Тормошилова, – скромно представился Паша, хотя он и знал, что секретарша рассказала, кто он такой.
– Очень приятно, молодой человек. – Представляться самой Любви Умновой не было необходимости. Страна знала своих героев.
– У моего шефа идея – использовать в передаче "Татами – мозгами" животных, точнее – слона, чтобы случайно распределять вопросы, которые задает ведущий.
– О, Тормощилов – большой оригинал. Безусловно, такое решение правильное. Нет ничего лучше на экране, чем животные.
– Так вы поможете нам? Очень нужен слон. Ученый слон.
– Милый вы мой! Я бы, конечно, вам помогла, если бы у нас был слон. Бюджет нам не позволяет иметь слона. Последний слон был у моего дедушки. – Любовь Умнова театрально вздохнула. – Именно про него Михалков написал стихи: "Вот Пунчи, умный слон".
– Боже мой, когда Никита Сергеевич все успевает! – настроение у Паши упало до нуля.
– Это не Никита Сергеевич, юноша, а Сергей Владимирович.
– Простите, это я задумался.
– Не надо грустить. Не только слоны могут бумажки доставать! Да и со слоном столько возни! Вы видели хоть раз слоновьи экскременты?
– Не доводилось. Пока судьба берегла.
– Ну и не спешите это добро увидеть. Потом, перевозка слона – это дорого. А ест он сколько! Я бы вам предложила других животных. Попугаи умеют вытаскивать бумажки, и не только попугаи. Вот наш ворон – говорящий, тоже дрессированный.
Ворон при упоминании о нем раскрыл глаз и посмотрел на Пашу. Паше стало не по себе. Такое было ощущение, что не Паша изучает ворона, а умная птица пренебрежительно оценивает Пашу.
Любовь Умнова встала и подошла к клетке.
– Ну, скажи, хороший, как тебя зовут?
Из клетки донеслись странные звуки, ворон как будто и не раскрывал клюв. Раздалось что-то вроде "каша".
– Правильно, Гоша, умная птица, молодец.
Ворон, наблюдавший за реакцией Паши, понял, что имя Гоша его совершенно не впечатлило. И в доказательство того, кто здесь самый умный, ворон абсолютно четко и даже с выражением, как показалось Паше, сказал: "Молодец", – и снова закрыл свой мудрый глаз.
– Или вот у нас есть совершенно новый номер – дрессированный кенгуру. Вы знаете, таких кенгуру, как у нас, не то что в Европе, даже в Австралии нет. Пойдемте, я вам покажу.
Паша с директрисой прошли узкими коридорами в зверинец. Там стояла какая-то тетя с кенгуру в ошейнике. Паша ничего не понимал в кенгуру. Выглядело животное забавно. Но раз все равно нет слона, хоть застрелись, пусть будет кенгуру.
– А он умеет доставать бумажки?
– Это не он, а она. Конечно, она сумеет.
Подойдя поближе, Паша увидел безразличные глаза этой забитой твари.
Увидев людей, кенгуру оживилась, вспомнив, наверное, представления и лакомства после них. Дрессировщица натянула ошейник. Животное уперлось еще сильней. Глаза у него ожили. Неожиданно кенгуру ловко извернулась и тяпнула хозяйку за руку, как собака. В ответ непослушная кенгуру получила удар хлыстом по спине. Лицо дрессировщицы стало зверским и выдало ее настоящий характер. Таких женщин называют стервами. Укротительница расстегнула длинный рукав, чтобы посмотреть следы укуса. Паша сразу обратил внимание: вся рука была в шрамах. Глаза кенгуру снова погасли, а выражение морды стало безразличным.
– Это издержки нашей профессии, – изрекла Умнова. – Вы расскажите Тормошилову, что у нас есть кенгуру, или, на худой конец, мартышка Дуся. Мы рады будем помочь. Зверей привезут в сопровождении дрессировщика. Все будет чудесно.
Паша, поблагодарив продолжательницу династии укротителей за душевный прием, поехал докладывать о результатах.
В первой, самой большой студии "Останкино" кипела работа. Из строительных лесов на глазах вырастали трибуны, на которых скоро разместятся тысячи зрителей. Все это называлось "съемочная площадка". Гознов ходил по этой стройке века в сопровождении директора программы.
– Вадим, это наш новый сотрудник – Парамон Чернота, можно просто Паша. Паша – это Вадим, наш директор. С ним вы будете решать, как привезти зверей, как рассчитаться с цирком и его сотрудниками.
– Слонов в Москве нет, – выдавил из себя Паша.
На лице директора проступила нескрываемая радость:
– Плохо, конечно, что слонов нет, ну что делать!
– Предлагают взять кенгуру или мартышку.
– Леша, это хорошо, что слонов не будет. Ты видел хоть раз слоновьи какашки? Они же вот такие. – Вадим развел руки так, как будто держал шар от боулинга.
– Ну что там говорить, слонов уже не будет. Нет слонов! Вы договоритесь, а я пошел на встречу с Тормошиловым.
– Парамон, как тебя называть?
– Просто Паша.
– Так вот, Паша, давай я тебе покажу комнату для зверей и дрессировщиков, а ты будешь за ними присматривать.
По кабелям и доскам, мимо висящих занавесей огромного размера, называемых задниками, они пролезли к выходу из студии, который вел в технологический коридор. Выход был через гигантскую дыру, которую не назовешь ни дверью, ни воротами. Это такая раздвижная стена. Проектировщики, наверное, взяли за образец бомбоубежища. Через эти ворота из технологического коридора в студию могли заезжать грузовики. Со слоном, к примеру. Пройдя по этому самому коридору, через лесенки и закоулки, они попали в комнату.
– Вот здесь места много, тут и располагайтесь со зверьми и их надсмотрщиками. Кроме вас тут еще редакторы будут, но они никому не мешают. Готовят свои бумажки и убегают на площадку. Все, я побежал. Вызванивай своих животных, чтобы завтра к четырнадцати ноль-ноль они были в полной готовности. В два у нас прогон. Может, сам Тормошилов придет. Он на площадке просто зверь. Будь готов ко всему!
– Всегда готов, – по привычке ответил Паша и сел за телефон звонить в театр зверей.
Первую половину дня Паша выписывал пропуск для кенгуру. Кенгуру не была домашним животным, не имела российского или заграничного паспорта и вида на жительство. Но все это требовали останкинские менты. Паша ходил, звонил, подписывал и поднимался выше к милицейским начальникам, которые требовали еще какую-нибудь бумажку. Каждый следующий начальник был толще и неповоротливей нижестоящего. Наконец Паша добрался до кабинета самого Охапкина, легендарного главного телевизионного мента. Охапкин сидел за столом, как гора, с трудом помещаясь в кресло. Сама мысль о том, что он способен встать из-за стола, казалась абсурдной. Стол Охапкина был совершенно пуст и чист. Охапкин смотрел в технический монитор. Там показывали рабочие картинки из студий. На экране известная ведущая новостей пудрила нос и старательно разминала губы. Все это происходило на фоне привычной заставки новостей. Было забавно, как в немом кино.
– Ну, что у тебя там?
Паша протянул бумажку.
– Кенгуру надо провести.
– А ты откуда?
– Я от Тормошилова. "Татами – мозгами".
– Вечно с Тормошиловым все не так. Все у него фантазии. Господи, кого вы только не водили на мою голову. Давай пропуск.
Начальник поставил свое добро. Паша был счастлив.
– Слышь, как тебя?
– Я Чернота.
– Я к тебе отправлю племянника на "Татами – мозгами". Парень не пойми в кого пошел – наукой интересуется. Очень хотел на это ваше "Татами" попасть. Ты уж его получше посади.
– Обязательно сделаем, – сказал Паша, хотя пока понятия не имел, как проводить гостей.
– Да уж куда ты денешься, – вместо "до свидания" сказал милицейский начальник.
Кенгуру с дрессировщицей пришли вовремя. Паша со смешно подпрыгивавшей кенгуру гордо проходил останкинскими коридорами, где все встречные и поперечные сюсюкали и говорили: "Хорошенький какой!"
Как и было обещано, кенгуру с Пашей, дрессировщицей и редакторами поместили в задней комнате. Тут только Паша понял, что ни разу не видел, что умеет кенгуру. В комнате стоял стеклянный журнальный столик и стулья, ровесники самого "Останкино".
– Давайте порепетируем. Как вам удобно?
– Разложим бумаги на журнальном столике, пусть она вытащит одну.
– Может, лучше отдохнуть с дороги?
– Нет, я думаю, мы готовы. Да, Даша? – дрессировщица обратилась к кенгуру, которая тихо и безразлично жевала подачку за хорошее поведение.
Редакторы-женщины, которым повезло работать вместе с настоящей кенгуру, тоже не могли не сказать что-то вроде "милая моя, лапочка".
На столике разложили ненужные бумаги.
– Ну, достань нам какой-нибудь вопрос, Даша.
Кенгуру ткнула лапкой в случайную бумажку. Получилось красиво, смешно. Редакторы разразились бурей восторгов, даже Паша слегка поаплодировал.
От шума Даша очнулась, как вчера. Что-то сверкнуло в глазах, дикое, звериное. Никто и ахнуть не успел – кенгуру развернулась, ударила хвостом по стеклянному столику с такой силой, что он разлетелся вдребезги, и прыгнула к двери, по дороге сломав еще пару стульев и уронив вазу с цветами. Комната напоминала картину после великого цунами. Бумаги, стекло, вода и цветы вместе с обломками старых стульев.
Первым пришел в себя Паша – его подняло и вытолкнуло чувство ответственности. За ним к двери бросилась дрессировщица, а потом и все, кто был в комнате. Если кто не знает, кенгуру бегает в несколько раз быстрее человека. Точнее, прыгает. Паша ничего не соображал – он несся за кенгуру. За ним, сильно отстав, бежали дрессировщица и редакторы, к ним присоединились курившие в коридоре.
Проскакав по темному коридору, кенгуру свернула в одну из студий. Там шла какая-то съемка. Освещение в студии несчастное животное приняло за свет яркого дня – свет свободы. Паша вслед за ней влетел в студию, где вовсю снимали "Лес чудес". Публика пришла в восторг, увидев скачущую кенгуру. Янукович сделал паузу. Подбегая к нему, Паша просто автоматически спросил ведущего:
– Леонард Апполинарьевич, у вас кенгуру не пробегала?
– Пробегала – вон туда, – невозмутимо ответил ведущий "Леса чудес".
– Спасибо, – на бегу поблагодарил Паша.
– Да не за что, – ответил знаменитый Янукович и как ни в чем не бывало продолжил: – Есть такая буква!
Кенгуру оказалась зажатой в угол, дальше было дело дрессировщицы справляться с беглянкой. Паша обнаружил, что в студии находится не один, а четыре Януковича.
– Что это у вас столько Януковичей? – поинтересовался Паша у какого-то без дела стоявшего сотрудника "Леса чудес".
– А это шоу близнецов. Набрали похожих на Януковича, одели в смокинги и вот к первому апрелю выпустим передачку. Шутка это, – добавил сотрудник, видя, что Паша ничего не соображает.
– Да, хорошо, – пробормотал Паша и пошел расхлебывать свое горе.
В комнате его уже ждал Гознов, нервно курящий сигарету в эпицентре жуткого разгрома. Дрессировщица бинтовала хвост кенгуру, редакторы подметали осколки, молодые администраторы выкидывали обломки стульев.
– Нет, кенгуру не подходит, – сказал Гознов. – Завтра попробуем мартышку.
Развернулся и ушел. Паша сел в угол на оставшийся стул и попытался сдержать себя и не расплакаться. Старшая редакторша, чтобы утешить Пашу, а может быть, чтобы успокоиться самой, стала вспоминать историю из личного телевизионного опыта.
Рассказ редактора
Если кто-то думает, что он хоть что-то понимает в телевидении, то пусть скажет, проводил ли он хоть раз прямой эфир. Это высший пилотаж. Во времена застоя, если кто застал такие, прямого эфира не было совсем. Даже хоккей транслировали с пятиминутной задержкой, так что лучших хоккейных драк мы не видели. До сих пор такие трансляции называются хоккейным форматом.
Мы начали работать в прямом эфире с начала перестройки. Мы – это знаменитая тогда передача "Ничто, нигде и никогда!" и наш учитель – режиссер Тормошилов. Так вот, прямой эфир – это как танец. Нельзя остановиться и присесть отдохнуть, нельзя даже споткнуться.
В московском бизнес-центре готовился новогодний выпуск передачи. Заканчивался 1990 год. На дворе 31 декабря. В японском ресторане центра в самом разгаре была подготовка передачи. Часа в четыре дня официанты разошлись, метрдотель сдал помещения телевизионной группе, и началось превращение ресторана в телевизионную студию. Ужасно люблю этот момент! На глазах один мир превращается совсем в другой, сказочный и нереальный. Постановщики носят и прибивают какие-то детали декораций, мебель, стулья, скамейки для публики. Световики ставят бебики. Звукорежиссер говорит: "Раз, раз, Юра ответь, если меня слышишь". Операторы молча ставят камеры. Словом, волшебные превращения, которым позавидовали бы сказки "Тысяча и одной ночи". Поэтому я и пошла работать на телевидение. Из-за этого чуда превращений.
К тому времени я уже была старшим редактором. А старший редактор на советском телевидении – это все. Ничего нельзя, а отвечаешь за все. Смешно сказать теперь, но самой приходилось мыть сортир. Нанять кого-то денег не давали, а чистоту требовали. Наш любимый монстр орал, что у нас важные гости сходить в туалет не могут! И я брала тряпку – и вперед. За важных гостей отвечала тоже я.
Есть тогда было нечего – в магазинах очереди и на прилавках пусто. В голове одна мысль: а детям что поесть будет? Приехали мы из "Останкино", не евши с утра, и с моей подругой художницей Татьяной начали рыться по ящичкам официантов, в надежде найти что-то съедобное из украденного ими за день. Да, поесть нормально в бизнес-центре было невозможно: все за доллары, а мы тогда еще и не знали, как они, эти доллары, выглядят. Нашли мы массу интересных вещей, которые хранили у себя на рабочем месте официанты: украденную посуду, вилки, ложки, какие-то часы, запонки и кольца, наверное, забытые клиентами, но все несъедобное. Наконец в одной из тумбочек мы находим целую вазу свежей черешни. Это в конце декабря! Мы и в июле-то этой черешни тогда не видели! Ресторан был устроен так, что отдельные кабинеты отгораживались полупрозрачным зеркалом. Как в американских фильмах про опознание преступников. Кто сидит в кабинете – видит зал, а кто в зале – не видит, что делается в кабинетах. И вот мы сидим с Татьяной в кабинете и, как голодные вороны, со страшной скоростью едим эту черешню. Только косточки летят. И на наших глазах зал ресторана трансформируется. Через несколько секунд черешни кончились, и надо было приниматься за работу, тем более что на съемочной площадке появился Сам. Небрежно кинув пальто референтам, бросив дипломат со сценарием на пульт режиссера, он сел в режиссерское кресло.