- Может быть, и так, - загадочно сказал он. - Испытание нашей дружбы впереди. Ты должна, наконец, постичь, как ничтожно мало значат наши чувства и мысли, мнения и пристрастия, настроение и опыт. И как много значит знание. Во всяком случае, у тебя будет возможность испытать всесилье своей свободной воли: принять Истину или отвернуться от Нее…
- Я готова, - поспешно заверила я его. - Я согласна. Разве у меня есть другой выбор? А что, собственно, в программе? Кроме голубых мальчиков и писающих девушек. Хотелось бы знать, что меня ожидает.
Моя болтовня никогда не могла поколебать его сосредоточенности. Между тем я заметила, что с его глазами, цвета синего пороха, происходило что-то невероятное. Как будто в них вращалась какая-то другая, совершенно новая вселенная. Непомерно расширенные зрачки отсвечивали каким-то потусторонним сиянием. Может быть, именно так должно было отсвечивать сияние Истины.
- Честно говоря, я еще и сам толком не знаю, - спокойно отозвался он. - Своего рода эксперимент. Вот, что в программе. Что-то наподобие психофизического катарсиса. Мне лишь известно, что перед этим мероприятием желательно определенным образом подготовиться, настроиться. Ничего особенного. Просто постараться оставаться самим собой. Впрочем, и это необязательно. Слухи самые фантастические. Не исключено, что это очередное надувательство. Скоро узнаем!
- Сгораю от нетерпения приобщиться. У меня - что в голове, что в душе - свободно и привольно как никогда.
- В любом случае, у нас еще есть немного времени. Дождемся Агнии. А пока еще немного побудем существами темными, непосвященными. В общем, безответственными.
- С удовольствием!
Вокруг нас по-прежнему бурлило веселье. В лице Стивы, представшего передо мной в облике молоденькой женщины, я обрела если не саму себя, то милую и желанную сестру и подругу. Мы выпили еще по бокалу-другому шампанского и, взявшись за руки, бросились в самую гущу веселой кутерьмы. Кажется, из нас получилась прекрасная парочка - две сестрицы или подруги, заглянувшие на бал-маскараде в поисках приключений. Не знаю, в чем дело, но, объединившись, мы, без сомнения, стали излучать эротическую энергию самого высокого накала. Мужчины (и не только) так и вились вокруг нас. Как бы не относился ко мне Стива, какой бы глупой и неприспособленной не считал до этого, я была уверена, что отныне моя дружба и преданность по отношению к нему вообще не имеет границ. К тому же, нет-нет, я бросала на него торжествующие улыбки, смысл которых был ему неведом. И у меня могли быть свои маленькие женские тайны и секретные, далеко идущие планы. Мои маленькие коммерческие "махинации". Неужели я лукавила даже перед самой собой, когда еще совсем недавно воображала себя загнанной на край пропасти, - в то время как в глубине души прятала и лелеяла честолюбивые надежды?
Однако сегодня и впрямь была особенная ночь. Я восхищалась и любила моего наряженного девушкой Стиву так страстно, волшебно и бездумно, как маленькая девочка может любить свою роскошную, только что подаренную ей куклу. Я без умолку болтала с ней о самых сокровенных глупостях, и совсем не понарошку слышала ее воображаемые ответы… Да, да, я любила именно той невозможной любовью, какой любят куклу. В такой любви счастливое взаимное обладание рано или поздно должно обернуться роковой развязкой, крушением иллюзии, - в тот самый момент, когда душа замрет перед непреодолимой гранью между воображаемым и реальным мирами… Но пока этого не произошло, я могла наслаждаться лучшей, величайшей из иллюзий.
О, эта кукла очаровывала не только меня! Как две бесшабашные подружки или сестры, впервые вырвавшиеся на просторы светской разнузданности и готовые к любым подвигам, мы забыли обо всем, чему нас учили строгие учителя и дуэньи, и с восторгом повели счет любовным победам. Как будто не знали, и знать не хотели, что бушующая вокруг вакханалия соблазнов и пороков не воображаемая, а самая что ни на есть настоящая. Здесь мужчины флиртовали с женщинами, женщины с мужчинами, мужчины с мужчинами, женщины с женщинами, - ведать не ведая ни о каких грехах и заповедях. Это было вечное путешествие в запретное, на которое прямо намекали все без исключения поэтические кумиры. Я и Стива охотно давали массу самых фривольных обещаний, назначали кучу свиданий, но и не думали на них идти, а, заманив жертву в свои сети, в самый последний момент исчезали. Перехлестывающее через край ощущение жизни. Странное дело, иногда мне даже чудилось, что в этой девушке есть что-то от Маси, умершей любовницы Агнии. Ни разу в жизни я не испытывала ничего подобного, хотя грезила об этом с тех пор, как заподозрила, что за чистым, рациональным и нравственным мирком, распорядком и правилами которого была обложена, словно ватой, существует безумная, грязная вселенная. Теперь, в огне, в поту, меня носила алчущая толпа, с которой я была единой плотью. Первичной материей. Протоплазмой. Если бы кто-то вдруг шепнул мне, что я когда-то была дочерью, женой, матерью, я бы, наверное, не поверила. Словно после долгих странствий и мытарств отыскав родное пристанище, я была безумной среди безумцев, нищей среди нищих, дебилкой среди дебилов. Да будет так! Зато я ничуть не удивилась, когда какой-то сумасшедший вперемешку с вопиющими пошлостями, пуская слюни, страстно хрипел мне в ухо, что умирает от любви ко мне и заплатит любые деньги, чтобы… Я расхохоталась ему в физиономию. Дорогая победа. Это был тот самый позолоченный козлище, который обругал меня "старой б…" Не прошло и часа! Я запустила руку ему между ног и как следует сжала. Ах ты, козлище! Жалобно и обиженно заблеяв, он пустился наутек. Поделом ему. Мне не терпелось сообщить об этом Стиве.
Увы, в какой-то момент я потеряла из виду мою фантастическую сестрицу и подругу. Я остановилась. Вокруг яростно вертелась карусель масок. Переход от восторга к отчаянию был стремителен, как лопнувшая струна. И тут же в дальнем углу я узрела черного ангела. Он двигался плавно по границе света и мрака, как по лезвию кривого ножа, взмахивая руками в такт музыке, которая вдруг сделалась грустной, как на похоронах. Между светом и мраком. Мое сердце перевернулось, как голубь в воздухе. Черный ангел поманил меня к себе, безошибочно разглядев меня среди других женщин. Покорно и бесчувственно, словно зомби, я прошла, пересекла полосу света и шагнула в полосу мрака. Он подхватил мою ладонь на свою ладонь, другая его рука легла на мою талию, и он повел меня в танце с такой уверенностью, как будто я была его нареченной. Конечно, я узнала и эти руки, и эти плечи, и эту призрачную улыбку. Я всегда знала, что мой внутренний возраст - четырнадцать лет. Закрыв глаза, я приподняла подбородок и подставила ему чуть раскрытые дрожащие губы, которые, казалось, вот-вот лопнут от прилившей к ним крови. Поцелуй начался, как взаимопроникновение двух облаков. Любовь высокая и низкая, как сообщающиеся сосуды. Два ручья слились вместе, два моря. Это было объятие, состоящее из одних губ. Теперь я знала, что вечность - это не аллегория.
- Только для брошенных жен, - раздался рядом с нами проникновенный и грудной женский голос.
Прямо перед нами возник светлый ангел. Продолжая обнимать меня за талию, Стива чуть-чуть отстанился, пристально посмотрел мне в глаза, потом, медленно переведя взгляд на Агнию, наряженную в простое, прямое серебристое платье, промолвил:
- Теперь мы, кажется, достаточно подготовились и настроились для эксперимента.
- О, совершенно, - подтвердила я.
Залы почти опустели. Несколько пьяных масок, засыпанных конфетти, дремало на диванах. Несколько влюбленных парочек, не обращая внимания на музыку, обнимались в закутках.
- Тогда прошу за мной, - полунасмешливо-полусерьезно предложила Агния и решительно шагнула в одну из боковых комнаток. Мы поспешили за ней.
Что-то вроде "комнаты отдыха". А может быть, номера в изысканном борделе: тусклый как жемчужистая взвесь свет, бархатные стены, пушистый ковер, многочисленные зеркала, задрапированная кисеей плюшевая тахта в форме огромного сердца.
На крошечном туалетном столике нас уже дожидалось знакомое мне пузатенькое устройство: "самовар". Но не тот, который принадлежал Агнии, не амстердамский, а наш, отечественный. Конверсионный, что ли. Какой смысл являться сюда со своим самоваром. Устройство, готовое к употреблению, было заряжено каким-то супермодным, особым новым зельем, еще недоступным простым смертным. Куда круче, чем высокой очистки порошок на прошитом бриллиантиком ногте. Это, видимо, входило в число утонченных развлечений на бал-маскараде, обещанных лишь избранным гостям, готовым выложить за него кругленькую сумму.
Наша маленькая компания - Стива, Агния и я - расположилась на тахте-сердце. Агния руководила процедурой. Обнимая ладонями устройство, мы по два раза вдыхали приторный белый дымок из воронки и передавали "самовар" другому. Необычайно уютно. Если бы кто-то сказал мне сейчас, что где-то существует какая-то другая жизнь, я бы, пожалуй, просто не поверила.
- Ну и что? - как бы про себя, пробормотала я. - А что, собственно, должно произойти?
Задрав подбородок, я туповато уставилась в прозрачный стеклянный потолок-крышу. Куда подевались звезды, которые еще недавно, щедро рассыпанные, блистали в черноте ночного осеннего неба? Вдруг я увидела луну. Она висела посреди неба, тяжелая, как гиря, ничего не освещая, лишь чуть-чуть отсвечивая мертвенной синевой.
- Что-нибудь да произойдет, - усмехнулась Агния. - Это вам ни какая-то манная кашка. Новейший рецепт. Реальный наркотик.
- Какой еще реальный наркотик?
Я поежилась: мне показалось, что эта гиря-луна вот-вот сорвется и, проломив хрупкие рамы и разбрызгав зазубренные осколки стекла, обрушится прямо нам на головы.
- Кое-какие слухи о том, что какие-то очень способные студенты-химики, мои коллеги, вопреки всем запретам и репрессивным санкциям, вот-вот синтезируют вещество с небывалыми свойствами, упорно циркулируют в университете, - сказал Стива. - Реальный наркотик - то, о чем мечтали еще шаманы и алхимики. Скорее, объективная магия, чем субъективная психоделика. Расщепляет не только сознание, но реально изменяет человеческое тело и окружающую среду. Поэтому и называется "реальным".
- Супер! - согласилась я.
- Ради моего Стёпушки, - заявила Агния, - я готова еще и не на такое.
Я с изумлением взглянула на нее, а затем на Стиву. Но Стива, кажется, просто пропустил такую странную экзальтированность и панибратство мимо ушей.
- Никто не знает, что может произойти, - повторил он.
Некоторое время, сосредоточенные, подобно ученым-экспериментаторам, которые ставят опыт на самих себе, мы сидели молча, с любопытством следя друг за другом и за своими внутренними ощущениями. Но с особенной подозрительностью и животным суеверием мы косились на окружающие нас зеркала. Как будто ждали, что именно в них появятся первые признаки обещанной "волшебной сказки". Что-то наподобие: "ты мне зеркальце скажи, да всю правду доложи". Но, кажется, ничего не изменилось. Разве прежний хмель от шампанского заметно выдохся.
- Лично я вообще ничего не чувствую, Стёпушка, - сказала Агния. - По-моему, тут что-то не так. Может быть, это розыгрыш?
- Никакого познания Истины, Стёпушка, - пожаловалась я. - Я, конечно, не ожидала, что откроется третий глаз, и все-таки…
- Это даже остроумно! - встрепенулся Стива, весело подмигивая нам. - И притом весьма… Потому что, может быть, настоящая Истина - это и есть то, что есть.
- А по-моему, если ничего, а то, что есть, это просто глупо, - продолжала Агния. - Это свинство и жлобство. Уж лучше бы мы обошлись своим зельем.
- Давайте еще немного подождем.
- Ну, давайте подождем.
Мы подождали еще чуть-чуть. Как и было предписано, старалась погрузиться в себя. Больше всего я опасалась, чтобы снова не почувствовать себя третьей лишней. Жаль, все-таки, что они исключили из нашей компании моего трогательного, страстного Николяшу. Рядом с ним я бы чувствовала себя куда уютнее. По крайней мере я могла влиять на него, он был страстным, но, одновременно, простым и податливым существом. Я могла бы сделать с ним, что захочу. К тому же, мне казалось, что, несмотря на свои железнодорожные иллюзии, он жил именно той жизнью, для которой был создан. За него я могла быть спокойна. Совсем другое дело Стива. Он, словно пришелец из другого мира, искал каких-то особых путей и оболочек. В его руках я сама превращалась в податливый и пластичный материал. Между тем, я испытывала за него серьезное беспокойство. Во-первых, эта его связь с Агнией. Конечно, Агния милая женщина и всё такое, но разве она могла его понять, сделаться ему настоящим другом, парой. К тому же, кажется, в ее отношении к нему проскальзывало какое-то повелительное наклонение, словно он был ее собственностью. Хозяйка сомнительного заведения, бизнесменша, лесбиянка. Явно странные, темные, настораживающие закоулки души. Если в двух словах, разве она не была содержательницей притона, своего рода мужского публичного дома для состоятельных дам? Но ведь и она заслуживала любви, была готова любить. Я даже испытывала к ней определенное влечение. Но я была в здравом уме, и с самого начала считала, что путь, который избрал для себя Стива - поиск женщин-спонсоров - чересчур двусмысленный и опасный. Выпрашивать у любовниц деньги на некие гипотетические научные изыскания? Где гарантия, что, вместо продолжения научной карьеры, он не скатится до положения дешевого альфонса или шлюхи мужского пола?.. Во-вторых, баловство с наркотиками. Мы же взрослые люди, это не шутки. Кто поручится, что через некоторое время, не успев глазом моргнуть, Стива не превратится в заурядного грязного наркомана?.. В определенном смысле я ощущала себя ответственной за его судьбу. Благие намерения. К тому имеющие некоторую материальную базу. Я могла бы предостеречь его, наставить на путь истинный, удалить от наркотиков, от безнравственного образа жизни и так далее. В конце концов, даже при моих относительно скромных финансовых возможностях я уже сейчас могла бы поддержать деньгами молодого ученого, светлую голову…
"Ты хочешь осчастливить его своими жалкими подачками - вроде того чтобы всучить ему свой старый ноутбук?.."
Я вздрогнула и испуганно оглянулась: мне показалось, что я только что говорила об этом вслух. Я встревожено посмотрела на Стиву, потом на Агнию. Но оба сидели, словно статуи, ничего не слышащие и не видящие. Надеюсь, в минутном забытье я не разболталась, как сомнамбула.
- Вот тебе хваленый реальный наркотик, Стёпушка, - повторила Агния. - Абсолютно никакого эффекта.
- А мне даже нравится, - снова усмехнулся Стива. - На редкость ясная, рассудительная голова.
- Совершенно верно, - радостно поддакнула я. - Это гораздо лучше. Я как раз только что подумала об этом. Наркотики это совсем не шутки. Вот только что-то душновато становится. Вы не находите?..
Действительно, сделалось как-то ощутимо душно. Кажется, даже зеркала слегка помутнели. Или все-таки, наконец, начало слегка мутиться сознание? Я усмехнулась своей же шутке.
- Давай лучше сыграем, Александра, - предложила мне Агния.
- Во что? - удивилась я.
- Да вот в это.
- Это же рулетка!
- Естественно.
- Тогда нужно купить фишки, - спохватилась я и оглянулась в поисках сумочки.
- Не на деньги, - сказала Агния.
- На что же?
- На него.
- На него?
- Пусть игра будет называться: выбери себе мужа. Эксперимент… Ну, крути волчок!
Я вопросительно взглянула на Стиву. Но там, где только что сидел Стива, теперь сидел какой-то незнакомый человек. Странное лицо. Мне сделалось немного не по себе. Сначала я подумала, что человек, может быть, натянул на себя какую-то абстрактную маску. Но это, пожалуй, было все-таки лицо, а не маска, - только в этом лице практически отсутствовали какие-либо признаки индивидуальности. Поскольку комнатка была освещена довольно тускло, я даже наклонилась поближе, чтобы рассмотреть получше. Но это, конечно, ничуть не помогло.
А как только я крутанула барабан, по лицу незнакомца вдруг, словно спицы велосипеда, замелькали стремительные тени, побежали волны. Черты лица неуловимо менялись. На несколько мгновений я буквально онемела от ужаса. Едва не лопаясь, сердце заколотилось с невероятной скоростью: синхронно с мелькавшими спицами. Но стоило мне перевести дыхание, хотя бы чуть-чуть успокоиться, как проклятое колесо стало заметно притормаживать. Еще немного, и я уже могла различать мелькавшие, как в страпоскопе, физиономии. Это была какая-то невообразимая картотека лиц-картинок. Несмотря на сумасшедшее мелькание, я как будто стала замечать среди них знакомые. Отец! Дядя! Двоюродные братья! Пожилой историк! Художник! Мой собственный сын! Зигмунд Фрейд, похожий не то на брюзгливого доктора-гинеколога, не то на затюканного оголодавшего интеллигента! Даже пухленький красавчик Илюша Берёзин… Мое сердце тревожно затрепыхалось, и спицы снова замелькали быстрее. Какие-то картинки выпадали. Тут была какая-то связь. Мне хотелось зажмуриться, но я не могла отвести глаз. Наконец мне кое-как удалось побороть волнение, и барабан стал плавно сбавлять ход. Теперь я видела, что осталось всего лишь несколько лиц-картинок последнего времени: Николяша, Стива, господин N., муж… А также некто, отдаленно напоминающий Джона. Весь фокус заключался лишь в том, кого выбрать. Хотя умом я понимала, что это ни что иное, как невинная детская игра, однако никак не могла ни на ком остановиться.
- Выбирай! Скорее! - крикнула мне на ухо Агния. Только что под локоть не толкая. - Не то сейчас выпадет "зеро"!
Почему "зеро" было так страшно? С испугу я ткнула пальцем в какую-то мелькнувшую картинку, и барабан остановился. Неудачница. Только теперь я увидела, какую сделала глупость: я выбрала сама не знаю кого. Если он и был похож на Джона, то не более чем все китайцы друг на друга. С равным успехом его можно было принять за Николяшу, Стиву, господина N. или моего бывшего мужа. В то же время он не был ни одним из них.
- Какая удача, - тем не менее порадовалась за меня Агния, - теперь он твой.
- Но я его не знаю! - жалобно всхлипнула я. - Кто он такой?
У меня было такое чувство, что, даже не успев понять, что произошло, я умудрилась проиграть всё на свете.
- Никто. Вероятно, он будет таким, каким ты сможешь его себе представить.
По-детски всплеснув руками, я пристально взглянула на моего избранника и с замиранием сердца поняла, что он действительно Никто. Мелкие, знакомые черточки, едва наметившись, тут же исчезали. У меня не хватит ни силы, ни воображения представить его иным. Кем-то. Более того, если я отводила глаза в сторону, у меня было такое чувство, что он вообще исчезал. Так - как будто рядом просто пустое место.
- А можно переиграть? - взмолилась я.
Агния презрительно поморщилась:
- Конечно, можно. Сколько хочешь. Только разве от этого что-нибудь изменится?
Меня больно укололи ее слова. Кстати, теперь она удивительно напомнила мне мою детскую подружку из пионерского лагеря - некрасивую и глупую, хотя и чрезвычайно ядовитую, Катьку Шумейкер.