Эти очерки писались в самом конце минувшего века, в 90-х. Все они, льщу себя надеждой, очерки писательские, хоть и деланы были для газет и тонких журналов: для почившего в бозе "Русского телеграфа", для "Огонька", для "Общей газеты" и по иным адресам. Они - разные, это и очерки путевые, и этнографические, и очерки нравов не без психологии. Сегодня, в следующем тысячелетии, будучи извлечены из памяти компьютера, мне они показались не безынтересными. А ведь автору бывает куда как лень перечитывать некогда написанное. И я льщу себя надеждой, что покажутся они забавными и для читателя, с которым мы вместе переживали совсем недавнее наше прошлое, хоть и отделенное уже от нас теперешних не только календарной межой, но и многими изменениями в нашем житье.
Содержание:
Бульвар 1
Вокруг одного пруда 3
Громкая обитель 5
Перейдем через Альпы 8
Его зовут батей, - или Сказ про то, как отец Александр арапа крестил 9
Многоженец 11
Хочу быть в цирке дрессировщицей 11
Город у озера 14
Были… 17
Николай Климонтович
Хочу быть в цирке дрессировщицей
очерки рубежа тысячелетий
Бульвар
Это единственная улица в столице, две стороны которой лежат на разных берегах реки.
Прогулку начнем, исправив предварительно ошибку городской топографии, - точные дисциплины, когда речь о живой жизни, мы знаем, ненадежны. Согласно карте Цветной бульвар начинается, если смотреть вниз по течению его тайной подземной реки, - под эстакадой, между Садово-Сухаревской и Садово-Самотечной. На самом деле его начало, и это скрывает сухой план местности, в более возвышенном месте, на холме, где стоит подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры: звон колоколов именно этой церкви беспрепятственно рассыпается по всему бульвару - вниз, к Центру. И именно прихожанами этого храма является оседлый бульварный, надо думать весьма немногочисленный ныне, православный люд.
Обрывается же бульвар - рестораном "Эрмитаж", бывшим, конечно. Здесь некогда пел для подгулявших славных друзей Федор Шаляпин, Петр Ильич Чайковский справлял здесь свою незадачливую свадьбу, здесь каждые 12-ого января (по старому стилю) скатывались дорогие ковры, запирались в шкафы сервизы, а полы посыпали опилками, - в Татьянин день тут резвились студенты Московского университета. Перед рестораном на Трубной площади гуляк поджидали рысаки, чтобы катить их на ночь к Яру - слушать цыганский хор. При советской власти кабак кончился, завели нечто просветительское, нынче же здесь Театр современной пьесы, дающий представления в бывшем ресторанном зале, где под потолком сохранилась дореволюционная лепнина. Кому угодно, может взять на заметку эту победу "верха" над "низом".
Но ресторан, строго говоря, стоит уже не на бульваре, лишь лицом к нему. Украшает же бульварное устье примечательный монумент. Это мемориальная стела, посвященная павшим на посту "солдатам сил правопорядка", которую венчает кургузая фигура Георгия-Победоносца, попирающая змея. Должно быть, по замыслу авторов, бронзовая извивающаяся рептилия олицетворяет и "врагов народа", и диссидентов с тунеядцами собирательно. Но даже не это самое замечательное: если вы зайдете со стороны Трубной площади, где нынче упорно роет нечто "Метрострой", то увидите в основании монумента барельеф: мертвый сын-чекист на руках матери на фоне суровых "двенадцати", не иначе как из Блока, крайний из которых держит горящую свечу. Композиция отсылает нас к каноническому сюжету европейского изобразительного искусства "снятие с креста", что в свою очередь заставляет вспомнить о начале бульвара. В конце концов если блоковских "двенадцать" сопровождал Христос "в белом венчике из роз", то отчего бы и чекисту не быть символически распятым в борьбе со всяческой контрреволюцией…
Это - рамка бульварной композиции.
Под бульваром течет Неглинка, левый приток Москва-реки, ее заточили в подземную трубу еще в екатерининские времена. Решение было смелое, но не совсем продуманное: в течении века по контрабандным стокам туда сплавляли нечистоты окрестные домовладельцы, а в сезон дождей вода с миазмами перла из сливных колодцев, и пространство от Трубной до Театральной площадей превращалось в зловонное болото, жижа заливала подвалы и даже магазины в первых этажах. Перед Малым театром образовывался внушительный пруд жидкой грязи, что, должно быть, лишь выгодно оттеняло художественные достоинства пьес Островского. Эти неприятности были преодолены, впрочем, еще в конце прошлого века: тогда провели очистные работы и реконструкцию клоаки.
Но сама река никуда не делась. Она так и течет под бульваром от Самотеки к Трубной: переулки на левом берегу уходят круто вверх - к Сретенке, на правом более полого, - к Каретному ряду. По невидимому же подземному руслу проходит естественная граница между двумя районами, а значит - каждый берег имеет своего хозяина.
Те, кто читал Гиляровского, несомненно помнят анекдот о том, как один полицейский околоток подбрасывал другому неопознанные трупы, перетаскивая их через бульвар, с одного берега на другой.
Традиция этого административного деления не пресеклась. Если стоять в начале бульвара спиной к эстакаде, то перед вами будут два неотличимых друг от друга стеклянных павильончика с вывесками "Продукты-вино". Набор товаров в них одинаков - водка, сигареты, сыр "рокфор", ветчина в вакуумной упаковке. И цены одинаковые. Впору предположить, что принадлежат они одному хозяину, но это не так. Левым владеет хозяин-молдаванин, правым - азербайджанец. Любой, кто хоть немного представляет себе нынешние нравы столичной розничной торговли, подивится столь мирному соседству, предположив на худой конец, что по неисповедимости судеб хозяева эти между собой в родстве. И ошибется. Все дело в той же Неглинке. Павильончики эти стоят на разных ее берегах - фарватер как раз между ними, лишь метра на два глубже асфальта, - и по давней традиции находятся в ведении двух разных отделений милиции…
Левый берег респектабелен.
Идя по его отскобленному тротуару, вы увидите и логотип "Литературной газеты" на принадлежащей ей типографии, и вывеску фонда "Юные дарования", дальше, на старинном здании, пережившем "евроремонт", рядом с названиями трех-четырех обитающих здесь фирм вы обнаружите табличку с гравировкой "Палаццо "Цветной бульвар", именно так, поверьте на слово или пойдите взгляните; далее - вывеска "Деликатесы", еще дальше - "Импортная сантехника", а там - безымянный только что отреставрированный дворец, принадлежащий, по некоторым сведениям, компартии, что, по-видимому, последняя не афиширует, и, наконец, огромное бетонное здание, принадлежащее верхней палате Думы.
А вот берег правый.
Кондитерская и кофейная "Александрия" разделены магазином "Техас", перед которым днем гарцует фанерный голубого цвета ковбой - здесь торгуют американскими джинсами, быть может, из Таиланда; продуктовые лавочки, зеркальная мастерская в подворотне, несколько распивочных, в которых подделен даже греческий коньяк, загодя разбавлен шотландский виски, и натурально лишь "белое вино № 21", вывеска нотариальной конторы, которой на самом деле здесь давно нет, "Бинго" в помещении бывшего кинотеатра "Мир", показывающего-таки "эротические драмы" и триллеры, ресторан "38 попугаев" (и интересно, получает ли Григорий Остер с него гонорар за использовании марки), здесь же - контора "Лотто-телефон" с зазывной фразой "Позвони своей удаче", туристическая фирма, закрытый гей-клуб "Три обезьяны" - под вечер у неприметного входа караулит стайка солдат, неловко переминающихся с сапога на сапог; далее скобяная лавка, в которой теперь торгуют чем угодно - от отечественных конверсионных пылесосов до сирийских "французских" духов, но только не гвоздями, гриль-бар "Аннушка", обувные и платяные магазинчики, замызганная государственная почта и элегантный филиал частного "Мост-банка", старое здание Центрального рынка с марлевой то ли фатой, то ли паранджой на фасаде, починочная мастерская часов; у метро - один из последних на свете айсорских киосков чистки обуви и продажи стелек и шнурков, смуглые и золотозубые веселые продавцы роз, застенчивые подмосковные старушки с букетиками мимоз, которые отнюдь не цветут в их огородах, здесь же баба в дохе с пирожками и баба в китайском нейлоновом дутом пальто с "хот-догами", под каковой надписью пояснено - "горячие сосиски", торговцы застарелыми видео-боевиками и последней Александрой Марининой, газетные лотки, сто пунктов обмена американских долларов на рубли, а в самом конце, аккурат напротив парламента, скромный винный подвальчик с гордым названием "Третий Рим".
Эти берега, левый молчаливый и суматошный правый, не отрываясь, день и ночь смотрят друг на друга. И коли представить себе, что по волшебству вскрылись трубы, вырвались оттуда подземные струи, потекла посреди чахлого сквера, из которого на зиму убирают скамейки, вольная Неглинка река, то в водах ее одновременно отразились бы эти две стороны нашего Цветного бульвара.
Облако, река, "мельница"
Гиляровский писал, что в окружающих Цветной бульвар трущобных переулках было в конце прошлого века скопление подпольных притонов: публичные дома самого дешевого пошиба и игральные дома, где шулера обдирали как липку разжившихся воров. Эти дома целы и сейчас, и, даже если ехать по более или менее приличному и чистоватому бульварному кольцу от Трубной к Петровским воротам, по правую руку вы можете увидеть край этого квартала, трех-четырех этажные здания с зияющими пустыми окнами, ободранные и крошащиеся.
Все подворотни и лазы в первом этаже углового дома № 1 по бульвару тщательно заделаны коричневым картоном от продуктовых коробок, листами ржавого железа, а одна арка даже перекрыта свежей кирпичной кладкой. Но четвертая от Цветного подворотня по отечественной безалаберности свободна для прохода во двор, а рядом с ней красуется вывеска: "Туристическая фирма "Красная мельница". Как все-таки любит русская жизнь скаламбурить. Дело в том, что "мельницами" на жаргоне прошлого века как раз и назывались подпольные игорные притоны.
Если здесь войти во двор и повернуть обратно к бульвару, то перед вам предстанет городской пейзаж после вражеской бомбардировки. Где кроется "туристическая фирма" - решительно непонятно, ибо здесь царство бродяг и бомжей, которых непривычный глаз никогда не увидит. У этих людей невероятная способность оставаться невидимыми и бесшумными, лишь иногда в солнечный денек кто-то из них рискнет и позволит себе выползти на свет Божий - погреться на бульварной скамейке, и тогда можно во всей красе рассмотреть такого персонажа, как будто он только что дезертировал из массовки, со съемок фильма по мотивам пьесы Максима Горького по оригинальному названию "На дне жизни". Кстати, он смотрит отнюдь не прибито, скорей - не без заносчивости, и гордо носит свои обноски, какую-нибудь рваную овчину и потертые нейлоновые финские зимние сапоги. Это важно - обитатели Цветного выбирают свою судьбу сами.
Вернемся во двор. Конечно, ночью я вам идти туда не посоветую, но днем здесь пусто, разве что истомившийся путник присядет у вонючей стены со скомканным клоком газеты в кулаке. Привлекает внимание стоящий в укромном уголке сарайчик с дочерна закопченной притолокой и кривой дверью, будто он недавно неудачно горел. Если отважиться заглянуть внутрь, то вы поймете в чем дело: на перевернутых ящиках здесь в известном порядке расставлена нехитрая посуда. Тут же и кострище: на этом-то очаге и готовится немудреная, надо полагать, пища, а дымоходом как раз и служит повисшая на соплях дверца. Здесь живут коммуной, и это - коллективная кухня, о каких мечтал когда-то певший в клозете герой Олеши товарищ Бабичев. Спать же отправляются "по домам" - в буквальном смысле, на верхние этажи, и, если пройтись там, вскарабкавшись по рушащимся лестницам, то можно и там и здесь застать не без тяги к своеобразному комфорту устроенные лежбища.
Днем же хозяева - на работе, это они служат санитарами Цветного, подбирая объедки и пустую стеклянную тару.
Прочий люд
Издавна - но уже в послевоенные времена - многие из населявших кромешные здешние коммуналки женщин занимались проституцией. Сейчас представители этой старой гвардии постарели и сошли с круга, а многие рабочие места заступили гастролерши. Днем их можно хорошо рассмотреть, они сидят по здешним кафешкам и чирикают за пластмассовыми чашечками с кофе. Они уже не похожи на недокормленных, с недоразвитыми ручками-ножками девиц из подмосковных рабочих поселков, какими были уличные торговки любовью двадцать лет назад. Теперь на них штаны под "дизель", короткие стрижки, серьга только в левом ухе, и если б не выражения лиц - их можно было принять за студенток-реперш из пищевого института (впрочем, сегодня одно другое отнюдь не исключает). Изредка подъезжают милиционеры и подсаживают всю стайку в "воронок", причем девочки вовсе не гневаются, лишь пожимают плечиками да хихикают: по-видимому, наказание будет не чрезмерно строгим, натурально акцизный сбор.
Бульвар веротерпим, интернационален, толерантен, и бульварная публика очень пестра. Здесь и опасные молодые люди в коже, с обтянутыми черными джинсами крепкими ляжками, с квадратными бритыми затылками и золотыми печатками. И тинейджеры группами и попарно, с непременными рюкзачками, у девочек - рукава всегда длиннее рук, они их подворачивают, смешно сжимая края в кулачках. Если это двенадцати-тринадцати летние влюбленные, то они льнут друг к другу, не стесняясь чужих глаз: девочки выглядят старше, но их партнеры - сущие дети. Но эти лишь мелькнут на тротуаре, спеша по своим юным делам. Постоянный же контингент бульвара - торговцы и милиционеры, находящиеся в отношениях, которые можно назвать симбиозом: как у домушников - один чистит квартиру, другой стоит "на стреме". Собственно, торговым местом Цветной был много лет, во времена знаменитого Центрального рынка, и торговый дух здесь не выветриваем. Торгуют, кажется, все: и бабы, приехавшие с Украины - они забиваются в щели, в узкие проходы, ведущие от бульвара, подальше от милицейских глаз, - и кавказцы, и женщины с внешностью кандидатов наук на пенсии. Набор обычный: сигареты "Пегас", мандарины, книги по оккультизму, майонез отечественный, гвоздики азербайджанские, бульварные газеты пятидесяти наименований, сникерсы, чипсы, перечисление может быть долгим, короче - весь дешевый мусор, которым завалены все крупные демократические мировые столицы.
Подчас на тротуаре можно увидеть хорошенькую даму в дорогой шубе, спешащей к метро без оглядки. Респектабельные же мужчины здесь редки: разве что вылезет из хорошей машины чисто одетый господин, чтобы, торопясь, купить букет роз.
Пьяных немного, и держатся они не буйно, с опаской, потому что бдительные стражи порядка, кроме как караулят свой торговый процент, успевают проявлять бдительность к подгулявшим или подозрительно смуглым личностям. Зато на удивление часто попадаются люди среднего возраста, говорящие сами с собой: мужчины чаще бубнят под нос, женщины апеллируют к городу и миру. И это в плотной толпе. Выглядит это символически: бульвар суетлив, жуликоват, пестр, люден, но налицо эффект отчуждения - люди проходят здесь как бы друг сквозь друга.
И, что важно, здесь, особенно по выходным, много детей, которые якобы перестали рождаться. Потому что здесь к услугам их родителей, чаще всего добропорядочных рабочих и служащих, бедновато одетых, оседланные красавцы-кони в яблоках, мохнатые пони, в гривы которых вплетены красные ленточки, и фанерный шарабан, выкрашенный под золото, с запряженной в него лошадью с громким колокольчиком на хомуте. И дети, вряд ли избалованные в своих вечных детских садах, могут проехаться под бубенцовый звон по скверу - от начала бульвара и до конца. Это цирк использует свои резервы для собственного выживания: лошади и пони, конечно, уже не "рабочие", доживающие в цирковой конюшне свой век на пенсии.