– "Семейный психотерапевт" пока не звучит. Такие услуги войдут в моду лет через десять – пятнадцать. А пока займись спекуляцией. Вот у меня приятель – торгует всякой хренью. Он возьмет тебя в продавцы обоев. Или повидла. Начнешь с малого, а потом, глядишь, и свое дельце откроешь. Например, ларек со снедью. Потом сам наймешь продавцов, сделаешь пристройку и там будешь себе на потеху психотерапевтировать. Но первым делом – знаешь что? Начальный капитал!
Каспар до поры до времени потешался над такими речами. Над многогранностью друзей Белозерского. Над последствиями идиотской "Асаны". Над пестротой мира вообще. Его первый год в столице прошел на удивление безмятежно, хотя его окружение носилось в поисках утраченного рубля. Даже многие однокурсники суетились, хотя студенту положено быть беспечным прожигателем жизни.
Такие представления о "стьюдентах" стремительно устаревали, но, так как они пришли от Авроры, Каспар не спешил с ними расставаться. Мамины заблуждения – это ведь тоже память о ней, и, выходит, их тоже нужно беречь. Не получив высшего образования, Аврора безапелляционно желала его для сына и приукрашивала студенческую жизнь завлекательными россказнями. Сын твердо решил вкусить все обещанные матушкой радости. Вначале это получалось легко: после армии он ценил каждый миг свободы. Но вот беда: постармейский синдром давал и обратный эффект. Каспар панически боялся потерять время и торопился, торопился… Избегнувшие этого недуга развлекались без задней мысли, Каспар же наутро после приключений мучился от потерянного времени. Над ним висело Сашенькино "и так потерял два года, а мог бы…".
А Белозерский вдруг заболел. Стал хвататься за левый бок. Потерял интерес к проказам. Каспар не верил! Как можно поверить в то, что, например, самого Бахуса одолел цирроз?! Аналогично несовместимыми были учитель и рак. Первый приступ случился с ним как раз в тот момент, когда к Каспару вошел господин, клюнувший на объявление об отсутствии в семье. Концепции "злой – добрый" не суждено было сбыться! "Терапевт" извелся в ожидании своего компаньона и успел предать того анафеме: "Нажрался опять, гад, со своими бандюками!" Оставаться наедине с новым клиентом на сей раз совсем не хотелось.
Что Каспар ему предложит?! Он был абсолютным дилетантом по части изобретательного вранья. К тому же был движим противоположным посылом: он желал правдоподобно объяснить не отсутствие, а присутствие в семье…
И тем не менее пришлось встретиться с неизвестностью лицом к лицу. Неизвестность пожаловала в виде ворчливого господина с тростью, напоминавшего разорившегося купца. Его уже было не одурачить, как Классика, и на расслабляющие прозвища он не согласился. Войдя в "туалетную" резиденцию Каспара, он долго с недоверием оглядывал обстановку. Потом разразился ругательной речью в адрес гнусных жуликов, расплодившихся в стране. Потом высказал недовольство по поводу отсутствия приличной вешалки в кабинете: хрупкая рогатая железка, которую предложила посетителю секретарша Му-Му, свалилась под тяжестью "купеческой" шубы.
– Борис Митрофанович, – представился гость. – А вы, молодой человек, давайте показывайте свой каталог девочек. Надеюсь, там найдутся достойные персонажи…
Неласковая речь гостя сочеталась с насмешливо-суровым взглядом. Каспар сперва не понял, о каких девочках идет речь… Потом стало ясно, что Борис Митрофанович принял "Асану" за публичный дом, который столь эвфемистически маскировался под интригующим намеком… Пока привередливый гость уяснил, что никакого иносказания в предлагаемых услугах нет, Каспар прослушал целую сагу:
– Я был женат девять раз. А все из-за моей патологической честности. Не хотел никому врать. Я, видите ли, романтик, стремился найти родную душу. И как будто всякий раз находил, но… не два кусочка сахара! Знаете эту притчу? Мне рассказал ее один попутчик в поезде. Послушайте: Бог лепил людей из хлеба. Мужчин – только из мякиша, а в каждую женщину клал по кусочку сахара. Но когда он делал последнюю, на ее долю выпало два кусочка. И с тех пор мужчины ходят налево, потому что хотят найти именно ее…
Каспар про себя прозвал искателя коротко – Фаныч. Внутренние клички никто запретить не в силах. А они полезны, ибо имеют магическую силу. Когда называешь персонажа именем, не им предложенным, а изобретенным тобой, получаешь над ним неуловимую власть. Без власти Фанычи идут вразнос. Таких надо утихомиривать исподволь, незаметно. Так же и в супружестве: для непокорного спутника жизни обязательно надо выдумать тайное прозвище, которым называть его только про себя. Эту мысль Каспар накануне развил в новой главе своей монографии "Инстинкт и необходимость" и даже остался собой доволен. Часов на двенадцать…
Правда про Фаныча приоткрывала свой лукавый лик постепенно. Чванливый господин устал жениться, но остановиться не мог. Он считал, что корень вредной привычки в его патологической честности. Мол, только наметится между супругами отчуждение – неумолимый Борис разрывает один брак и ищет новую жертву. Вместо того чтобы, как все солидные люди, укрепить немного треснувший союз "здоровым леваком". Но как можно-с! Эти грязные шашни с сомнительными доступными женщинами…
– Зачем тогда вообще жениться, если путаться с другими бабами?! – негодовал Борис Митрофанович. – Мне-то хочется слиться с единственной родственной душой, слиться духовно и физически. Но у меня не выходит. Приходится искать следующую…
Столь настойчиво декларируемая моральная чистоплотность всегда имеет под собой скрытый мотив. В лучшем случае – чистоплотность более примитивного, физиологического свойства. Тот, кто испытывает истинное отвращение к "левым" связям, скорей всего, имеет серьезные проблемы и в самом что ни на есть моногамном интиме. Но разнообразие этих проблем неисчерпаемо, и каждый случай уникален. Конечно, честность вечного мужа была на самом деле неврозом. И небольшим личным открытием для Каспара. Его клиент искал "два кусочка сахара", потому что… боялся крови. И, как следствие, подсознательно брезговал женщинами, не отдавая себе в том отчета. Противоположный пол и кровотечение слились у него в неделимую ассоциативную пару. Мужчине с гемофобией сложно поддерживать стабильные гетеросексуальные супружеские отношения, – этим тезисом Каспар заболел надолго. Говорить ни о чем другом не мог.
– Ваши два кусочка сахара, Борис Митрофанович, – это символ женщины без женской физиологии. Без детородной функции, понимаете? – захлебывался он на психотерапевтических сеансах. – Иными словами… символ мужчины! Ну это же так просто! Из женщины вытекает красное, а из мужчины – белое… кровь, сахар… Улавливаете? Вы, как сами сказали, досадуете из-за пустячной царапины. А основная биологическая суть женщины – это роды. Которые без крови не бывают, заметьте… много крови!
Фаныч инстинктивно съежился, но тут же и опомнился.
– Это к чему же вы клоните?! Предупреждаю, я не гомосексуалист, вы мне это не пришьете! – затрясся он в ужасе.
– Конечно нет! Нельзя понимать человеческую природу однозначно. Вам просто не надо жениться. Любите женщин на здоровье, но не связывайте себя брачными узами! Вы можете даже иметь отношения с постоянной подругой, но пусть она с вами не живет…
Каспару казалось, что он объясняет все очень понятно и доступно. Он воспарял на крыльях исследовательской эйфории! Зато Фаныч категорически не приветствовал такой исход дела. И в конце концов топнул ногой. Потребовал вернуть деньги за все десять сеансов! Такая работа коту под хвост… Каспар, как мог, боролся с отчаянием, зная, что, как дилетант, не имеет права на обиды. Деньги он, разумеется, вернуть не смог – их уже след простыл. Скорбно возвратил злюке только свежеполученную сумму за последнюю перебранку – сеансом это действо было никак не назвать.
Позже Каспар понял, что нежную клиентуру нужно тщательно подготавливать к терапии. Отнюдь не каждый хочет услышать диагноз и получить рецепт, кто-то приходит за успокоительными полумерами. Это еще на примере Классика стало понятно. Но Фаныч выглядел циничным реалистом, с ним-то, казалось, можно без церемоний… Ан нет, вздорные циники на поверку оказываются мнительными нытиками, а болтливые, компанейские весельчаки – сварливыми мелочными ипохондриками. Так бывает.
– Вы фрейдист, а этот подход уже устарел, – выдал "купец" напоследок свой приговор.
И нажаловался Му-Му. А для колдунов нет страшнее заразы, чем психоанализ. Конечно, и Марине Михалне вкупе с вкрадчивой Юлей в плюшевых тапочках не удалось раскрутить на бабло непокорного стареющего невротика. Зато они обратили свое пристальное внимание на деятельность Каспара. С тех пор у "фрейдиста" наступила черная полоса. Его изгнали из маленького рая, что по-евангельски был близок к отхожему месту (ведь последние в конце концов будут первыми!). Конечно, Му-Му просто-напросто заподозрила мифические барыши, которые Каспар будто бы снимал с клиентуры. А он-то ничего не успел: только двоих принял и получил от них сущую безделицу… Юля-секретарша, со свойственной ей мягкостью тапочек и душевных порывов, как могла, смягчила удар.
– Ты не обижайся. К нам тут проверка скоро нагрянет, – объясняла она обескураженному изгнаннику. – Инспекция, короче говоря… Все лишнее убираем, а то знаешь какой штраф снимут… ой! По миру пойдем. Могут даже побить, – мечтательно смаковала Юля перспективы. – А ты приходи через месяц, может, Марина тебя и обратно пустит!
– Вот уж не знал, что у колдунов бывают инспекции, да еще с силовым воздействием! Ты уж скажи честно – крыша! – криво усмехался Каспар.
Но Юле не нравилось это слово. Подобные причуды Каспар принимал: Аврора, например, беспощадно высмеивала того, кто называл поребрик бордюром. Хотя, конечно, это совсем из другой оперы.
За Каспара неожиданно отомстил Белозерский. Будучи уже подточенным метастазами, он пришел к Марине и умудрился чем-то ее припугнуть. Не иначе как мордовской порчей! Каспар услышал об этом эпизоде и о непоправимой болезни учителя одновременно. Естественно, запоздало помирился с заступником своим. Ведь он долго не мог простить старику штрейкбрехерство. Белозерский каялся в том, что из-за него завяла еще одна авантюра. Но… он кое-что шепнул на ушко злой Марине! Каспар, сколько ни пытал взбалмошного выдумщика, что он шепнул Му-Му и почему она испугалась, своего не добился. Тогда он решил, что Белозерский, по обыкновению, брешет, и забыл про этот эпизод. Как же, Марина испугается, жди! Да и не до дрязг стало от жуткой новости.
Бросился в родные края, побежал к маминой могиле просить у нее за непутевого выдумщика. Чтобы она, словно святая, продлила его дни… Когда вернулся, застал этнографа обманчиво взбодрившимся. Ему, видите ли, позвонила некая Фелиция Браун. Крупная рыба, клиентка, которую Му-Му прислала для Каспара во искупление своей вины. Каспар долго не верил в эту буффонаду. Ему было стыдно признаться, но Белозерский теперь его тяготил: старик капризничал и зло язвил в адрес любого, кто попадал в поле его зрения. Всему виной были желчные приливы и сбой поджелудочной, но по молодости начинающий психотерапевт Ярошевский не верил в летальный исход… А тут еще перед глазами мелькала бестолковая любовница наставника, пришедшая по объявлению и обосновавшаяся на белозерской тахте. Она будто бы помогала старику печатать его великие неизданные рукописи, но убытка от нее было куда больше. Однако учитель ловил последние земные радости, и никто не вправе был его осуждать. Фелицию Браун он подарил своему единственному ученику. Ученику по игре в жизнь. Ведь интереса к этнографии подмастерье так и не проявил, тотемы и обряды финно-угров его не увлекли, не говоря уже о том, что коммерческая жилка в нем так и не пробудилась. В качестве компенсации этих двух существенных упущений Каспар легкомысленно взял на себя продажу брошюр…
На похоронах Белозерского случился крайне неприятный эпизод. Слетела с катушек его бывшая супруга, которая приказала выйти вон с поминок всем тем, кто свел ее доверчивого недотепу в могилу. Повелевала она в гробовой тишине, когда весь честной народ уселся за накрытый стол в тесной комнатке покойного. Бывший хозяин этой юдоли, Классик, тихо врос в стул, на котором сидел, и, тщетно стараясь быть незаметным, покорно сутулился. Меж тем все взоры устремились на него… все присутствующие, включая, естественно, соседей, были в курсе давешней адюльтерной истории… Но гнев ораторши был обращен совсем не на него, а на гнусных собутыльников, которые совратили несчастного Белозерского с праведного пути. В числе оных первыми числились… Каспар Ярошевский и отсутствующая в данный момент – к счастью для нее! – последняя муза покойного, бестолковая барышня из библиотечного института! Истинные собутыльники, гангстерские морды, тут же залоснились от праведного гнева. Каспар почуял, что расправа близка, и решил на сей раз не отстаивать справедливость. Ни до, ни после этой вопиющей напраслины он не покидал ни одно сборище с таким позором и изумлением…
Причина эскапады выяснилась позже: Белозерский прописал юную наперсницу в своей комнатенке. Таким образом, она стала завидной невестой. А Каспара причислили к ее любовникам, из тех, что втираются в доверие ради корысти и обитают на чужой жилплощади до конца своих поганых дней! Поганых, – а каких же еще, если "роковая" женушка была уверена, что каморка будет завещана ей, как… "пострадавшей от брачных уз стороне". Она именно так трактовала рождение их общего с Белозерским чада.
В действительности Каспару в наследство остались лишь неприкаянные брошюры и Фелиция Браун. Последняя стала утешением и вечным укором отлетевшей в другой мир души: мол, а ты не верил, что от меня может быть польза…
Встреча с госпожой Браун тихо ошеломила – как случайно опознанный в очереди апостол Павел. Каспар не без опаски быть обруганным зашел проведать больного Белозерского и застал непривычно чистую берлогу. Похоже, легкомысленная библиотекарша взялась за ум: отмыла даже окна и растрескавшиеся подоконники… и удалилась. Дабы не расстроить клиентку своей неакадемической свежестью восприятия.
В центре комнаты стоял непривычно пустой стол, покрытый простенькой клетчатой скатертью. Возвышалась одинокая бутылка шампанского. Белозерский возлежал под новым кашемировым пледом. А на единственном нерасшатанном стуле сидела незнакомая женщина, которая улыбалась миру.
Невиданная картинка в здешних краях! Каспар ощутил себя на миг попавшим в другое измерение, где мир являет свою сильно отредактированную копию. Но Белозерский не дал ему помечтать. Он взял неслыханную от него доселе деловую ноту и тут же представил Каспара как молодого специалиста в области психокоррекции и как человека, просто благотворно влияющего на заблудшие души. Слово "психокоррекция" Каспару совсем не понравилось, но он простил болезному эти фокусы. К тому же Фелиция Браун не настолько хорошо говорила по-русски, чтобы разобраться в нюансах, и продолжала улыбаться. А ведь главное, чтобы клиентке нравилось… Крупной брюнетке в белом берете особенно понравилось, что ей не надо записываться в очередь – "психокорректор" не имел клиентуры на год вперед! Она вообще была либералкой. Ее не шокировало даже, что молодому доктору негде принимать пациентов.
– Вы можьете приходить в мой апартмен? – спросила Фелиция, немного смущаясь.
Белозерский, со значением глядя на Каспара, выразительно кивнул. Каспар вслед за ним послушно кивнул Фелиции. Договоренность состоялась. Гостеприимный хозяин с нажимом, но ненавязчиво предлагал распить шампанское. Но фужеров не предоставил. Госпожу Браун забавляла и эта нелогичность. "Трудная штучка, – подумал "специалист" Ярошевский. – Это сейчас она на все согласна, а потом… кто она такая и из каких краев?! Зачем иностранке пользоваться местными неквалифицированными услугами? Как себя вести с ней?.." Вопросы облепили мозг, как пчелы… Но история загадочной иностранки, рассказанная ею самой, многое объяснила.
Глава 6
Кофейная чашка как единица доверия
Из утренних Сашенькиных размышлений: "Доброе слово и кошке приятно. А деньги? Про них кошка ничего не говорила".
Фрау Фелиция была немкой с примесью французской крови. Ей достался крепкий немецкий характер со щепоткой галльской романтики. Родившись в маленьком баварском городке, она мечтала о странствиях. Мечта привела ее на факультет славистики. Изучив там русский язык, а с ним понадкусав гранит английского и прочих, она устроилась учительницей, но продолжала грезить о России. Мечтала путешествовать и далее на восток, но на ее пути попался опасный проходимец, красавец Гюнтер. Она скоропалительно вышла замуж, хотя от этого шага ее горячо отговаривала любимая подруга Амалия. Но Фелиция была уверена, что ей уготована пронзительная участь совершать неосмотрительные, но верные шаги. Тем более Гюнтеру тоже не сиделось на месте. Причины непоседливости усатого соблазнителя выяснились достаточно быстро. Он был отчаянный игрок. Молниеносно промотав приданое молодой жены, он принялся искать новую благодетельницу. Фелиция гневно указала ему на дверцу из своего сердца и далее на выход из их небольшой уютной квартирки. Гюнтер не противился. Оставшись в одиночестве, фрау Браун оценила правоту подруги и с тех пор в любом деле, в том числе и сердечном, слушалась только ее. Шли годы. Грустные годы без путешествий и без ласки. Чуть только на горизонте появлялся претендент на внимание солнечной Фелиции, – а она была женщиной аппетитной и жизнерадостной вопреки неудачам, – Амалия сигналила "SOS". Амалия была старше. У нее был богатый личный опыт, удачный брак, двое детей, карьера… А у Фелиции – ничего из названного. Как она могла ослушаться Амалию?! И все же фрау Браун хотелось, чтобы подруга хоть раз дала послабление. Однако та была непреклонна.
И вот однажды Фелиции представилась дивная возможность совершить еще один "неосмотрительный, но верный" поступок. Фрау Браун предложили гуманитарную миссию в таинственной и милой России. Она была уже на той грани отчаяния, свойственной эмоциональным натурам, когда махнешь не глядя и миссионером к африканским людоедам. А тут авантюра по профилю! – как можно упустить такой момент.
Каспар хвалил пациентку за импульсивность: не столько за порыв осчастливить русиш нищету, сколько за освобождение от гнета Амалии. Точнее, это была попытка освобождения: наперсница влияла и на расстоянии. У Фелиции появился жених, но разве могла она без резюме своей приватной Фемиды заключить брак?..
Каспар слушал очень внимательно, не пропуская ни одной детали. Ведь он прекрасно понимал, что ему надо правильно сыграть свою роль. Фелиция, хоть и с азартом руководила своим благотворительным обществом имени Святой Моники, все же оставалась в чужой стране одинокой. Она раздавала малоимущим сиротам одежду и пищу, чувствуя удовлетворение от каждого рабочего дня. Она наконец-то ощутила свою значимость! Спасибо малоимущим за это… Но у нее не было ни одной близкой души вокруг. Одни подчиненные, которых она ошибочно принимала за единомышленников и даже друзей… какое коварное заблуждение! Порасспросив подробнее о Фелициных методах руководства, Каспар предположил, что подчиненные, скорее всего, терпеть не могут прижимистую немку. Для этого не надо было иметь семи пядей во лбу: романтическая галльская составляющая не мешала доброй фрау учительнице быть капиталисткой до кончиков ногтей. А как иначе – это в крови. Что же касается тех, кто у нее работал… Эти девушки тоже верили в благородство миссии. А значит, им можно было платить очень мало.
– Но это жье правильно! Это не бизнес! Они трудятса не ради деньег! – искренне восклицала Фелиция.