Однако сейчас автор не станет занимать время пересказом телевизионной программы - может быть, потом когда-нибудь, а теперь нет настроения… да и важные дела впереди. Магистр одевается, одевается Эмма Ивановна, одеваются ребята. Хозяева хотят проводить гостей? Да нет, не похоже: гости в одну сторону, хозяева - в другую, к метро, опять же "Кропоткинская". Куда отправляются Эмма Ивановна и Станислав Леопольдович?
Куда бы там ни было, но часа через четыре Эмма Ивановна вернется одна: Станислав Леопольдович задержится в булочной на углу Гоголевского и Кропоткинской - и всего-то навсего хлеба купить… половинку черного да французский батон за двадцать две копейки. Ах, Станислав Леопольдович, нельзя вам сейчас задерживаться: перепутались уже случайности и никто больше не отвечает за них. Оставьте вы эту очередь, есть ведь дома какой-то хлеб - тем более, что у Аида Александровича… ну да, об этом же пока уговорились молчать.
Но стоит в очереди Станислав Леопольдович. Боже, как много в жизни нашей иногда зависит от половинки-черного-да-французского-батона-за-двадцать-две-копейки! И вот они уже в авоське, а Станислав Леопольдович пересекает булочную, выходит на улицу.
- Магистр Себастьян, берегитесь! - слышит он.
Голубой ворон сидит на карнизе.
- Не может быть! - почти кричит Станислав Леопольдович. - Это же был единственный экземпляр!
А голубой ворон сидит на карнизе.
- Фредерико? - Вот и кольцо с монограммой: тот самый ворон!
- Эвридика, - твердо отвечает птица.
- Was fur Euridika? - по-немецки почему-то спрашивает Станислав Леопольдович.
- Dieselbe, - говорит ворон. И - через паузу: - Sehen Sie sich vor!
- Droht es mir eine Gefahr?
- Sehen Sie sich vor! Magister Sebastian, sehen Sie sich vor!.
Станислав Леопольдович протянул руки: ворон сам перепорхнул с карниза на его ладони. С авоськой и вороном в руках отправился он к телефону через дорогу, за выходом из метро.
- Кло, - сказал он. - Я не приду домой. Меня предупредили об опасности, нужно исчезнуть на время.
- Кто предупредил? Куда исчезнуть?
- Один… приятель. Из давних времен. А исчезнуть… исчезнуть еще не решил куда. Жди моего звонка или… или чего-нибудь. И знай: мы вместе. Но будь осторожна.
Эмма Ивановна не поняла ничего. Трубка уже гудела. Эмма Ивановна прижала ее к груди и упала на колени:
- Господи! Отвечающий за живых и за мертвых! Сохрани мне его!
Потом она положила трубку и сказала:
- Я вся мокрая.
Ее действительно словно только что вынули из воды. Эмма Ивановна села в кресло и просидела с полчаса. "Сейчас зазвонит телефон", - подумала она, и телефон зазвонил.
- Алло. - Не было ничего в ее голосе - вообще никакой интонации.
- Добрый вечер. Это Эмма Ивановна Франк? - молодой голос. Хороший голос. Правда, немножко напряженный.
- Да. Эмма Ивановна Франк.
- Меня зовут Петр. Петр Ставский.
- Здравствуйте.
- Вам… простите, Вам случайно не рассказывали обо мне?
(Рассказывали! Конечно рассказывали! Много рассказывали. Какое счастье, что Вы позвонили. Приезжайте ко мне, иначе я умру сейчас. Вы единственный человек, который нужен мне в данный момент. Но-будь-осторожна. Что он имел в виду?..)
- Кто мог мне рассказывать о Вас?
- Один… один мой хороший знакомый, его зовут Станислав Леопольдович. (Но-будь-осторожна).
- Я не знакома со Станиславом Леопольдовичем.
- Наверное, это неправда, Эмма Ивановна.
- А почему Вы себе позволяете… Петр Ставский…
- Потому что я видел по телевизору вас обоих. Вы пели тирольскую песню… Дол зеленый - йо-хо, дол зеленый, йо-хо! Вы держались за руки. Вы знакомы со Станиславом Леопольдовичем. Молчание. - Эмма Ивановна, прошу Вас, не вешайте трубку! Послушайте меня, Вы слушаете?
- Да.
- Станислав Леопольдович… он сейчас где? Вы, может быть, знаете?
- Почему я должна знать?
- У вас телефон 203-38-88… это Сивцев Вражек… вы, стало быть, соседи.
- Соседи?.. А как Вы вообще узнали мой телефон? Кто Вам дал его?
- Я через справочную! По телевизору назвали вашу фамилию - и я… это просто, на самом деле.
- Если знать адрес - просто.
- А я сказал - Сивцев Вражек. Не знаю почему.
Внезапно Эмма Ивановна устала - ужасно, дико… до умопомрачения. У нее не было выхода - оставалось только поверить хорошему этому голосу. И она поверила - от усталости.
- Приезжайте ко мне, Петр. Станислав Леопольдович живет… жил здесь. - Эмма Ивановна назвала адрес.
- Почему Вы так сказали - жил?
- Потому что я не знаю, что с ним… Приезжайте, у меня нет сил - по телефону. До свиданья.
Она села и заплакала. Петр приехал через полчаса. Было девять вечера.
- Почему Вы так сказали - жил? - спросил Петр с порога.
Эмма Ивановна рассказала ему о звонке с бульвара.
- Очень плохой звонок. - В вопросе Петра не было вопроса.
- Очень плохой звонок.
Они смотрели друг на друга. Смотрели долго, без интереса. Но увидели все. Она - обаятельного и сильно взволнованного юношу. Он - обаятельную и доведенную до отчаяния старушку.
- Вы красивая, - сказал он.
- Присядьте… куда хотите, - сказала она.
- Я присяду, спасибо. Нам трудно будет говорить?
- Только сначала. - Эмма Ивановна открыла дверь на балкон. - Очень душно. Вы… как живете?
- Спасибо. Я только что из Тбилиси. Несколько часов назад. Увидел дома передачу - и сразу позвонил. Но Вас долго не было дома.
- А что Вы делали в Тбилиси?
- Банк грабил.
- И что же - успешно?
- Вполне. Статья 206 прим. Штраф в размере двухсот рублей.
- Вы грабитель?
- Нет, филолог. А Вы та самая Прекрасная Дама?
- То есть?
- Ну… с которой Станислав Леопольдович жил… двести лет назад?
- Откуда вам это известно?
- Мне все известно. - Петр честно взглянул в фиалковые глаза.
- Ну и слава Богу, - вздохнула Эмма Ивановна.
- Я от Эвридики знаю, - уточнил Петр.
- А Эвридика это…
- Эвридика - моя невеста. Она тоже смотрела передачу. Она сразу позвонила мне после концерта. Кстати, Эвридика тоже знает эту песню… про дол зеленый, йо-хо. Правда, без слов - только мелодию. Эвридика не изучала немецкий. А мотив помнит с детства.
- М-да… - покачала головой Эмма Ивановна. - Я очень хотела бы поговорить с ней про дол зеленый… Со мной-то все понятно. Когда я была Клотильдой Мауэр…
- Простите? - переспросил Петр. И - привкус мяты: опять мята?
- Ну, раньше, давно, когда меня звали еще Клотильдой Мауэр… Почему Вы так смотрите?
Петр не понимал про Клотильду Мауэр. Он не понимал настолько сильно, что фиалковые глаза Эммы Ивановны сделались совсем темными и она спросила - довольно сухо:
- Что Вас конкретно удивляет?
- Нет-нет, - сказал Петр. - Продолжайте, пожалуйста.
Но-будь-осторожна. Я буду, буду осторожна, магистр!
- А нечего продолжать! - со всевозможной беспечностью внезапно закончила Эмма Ивановна.
Петр не понял исхода. Но Эмма Ивановна уже молчала - и невозможно было представить себе, что она когда-нибудь заговорит. Петр так и спросил:
- Вы когда-нибудь заговорите или… или я сделал что-то не так? Но, поверьте, я не хотел. - От привкуса мяты сводило уже скулы.
- Дело не в этом, - вздохнула Эмма Ивановна. - Просто Вы сказали: "Мне все известно", - и я поверила вам. Но теперь я сомневаюсь в том, что Вам все известно. И не знаю, как быть.
- Значит так. - Петр закрыл глаза, чтобы собраться. - Я имел в виду восьмерки. Мне про восьмерки все известно. Эвридика…
- Восьмерки - это что? - испугалась даже Эмма Ивановна.
Теперь настала очередь Петра - замолчать. Теперь он смотрел на Эмму Ивановну темно.
- Кажется, мы говорим о разных вещах, - подытожила она. - Но, по-моему, об одинаково страшных, потому что… Я не знаю почему, у меня просто такое ощущение.
- У меня тоже.
Ситуация сделалась дурацкой: Эмма Ивановна и Петр опасливо поглядывали друг на друга. Не решаясь ни на что. Первым не выдержал Петр.
- Эмма Ивановна, может быть, мы расскажем друг другу все? Кажется, это единственный выход.
Но-будь-осторожна.
- Не знаю… Лучше дождаться его. Он скажет, как себя вести. Если… если вернется! - И - фиалковые слезы. Она вытерла их, эти слезы. Быстро и насухо. Спросила: - А Вы можете открыть мне вашу тайну только в обмен на мою? Дело в том, что я не уверена, разрешил ли бы мне Станислав Леопольдович… Это, в сущности, его тайна - во всяком случае, скорее его, чем моя. А у Вас тайна - чья?
Петр пожал плечами. Он не понимал, чья это тайна. Но едва ли тайна Станислава Леопольдовича.
- Я расскажу Вам все, - решился он.
И начал говорить. И по мере того, как говорил, фиалковые глаза отцветали. Они отцвели полностью, когда Петр закончил. Резко обозначились морщины на лице Эммы Ивановны - и стало понятно, что это очень старая женщина. Что она действительно старше Петра лет на двести.
Впрочем, сейчас он не думал о таких вещах.
- М-да… - сказала Эмма Ивановна. - Более чем двусмысленное положение. И более чем опасное. Никто не знает, что там взбредет в чужую голову. Но Станислав-то Леопольдович ждет опасности с другой стороны. Подозреваю даже, что об этой стороне он вообще не осведомлен.
- Ну уж как раз он… я хочу сказать, он мог бы раньше всех догадаться. Если учитывать некоторую… как бы это выразиться, полуреальность… Скажите, - словно опомнился вдруг Петр, - а Станислав Леопольдович пишет… писал книги?
Эмма Ивановна развела руками.
- Я, знаете ли, Петр, в общем-то недалекая женщина - и у меня короткая память. - Она усмехнулась. - Как, впрочем, почти у всех… у Вас, например. Но я к тому же еще недалекая женщина. Со мной он не говорил о своих книгах.
Петр не то кивнул, не то помотал головой.
- А почему Вас это интересует, - спросила Эмма Ивановна, - просто так или… или есть причина?
- Да неважно уже, - вздохнул Петр. - Было важно… раньше, месяца два тому назад, когда мы познакомились с ним. А Вы бывали в его квартире?
- Разве у него есть квартира?
- Была. Недалеко отсюда. В двух шагах.
- Вот как? Странно… Он никогда не говорил мне.
- Может быть, это не его квартира. Скорее всего не его.
Эмма Ивановна подошла к Петру, положила руку на его плечо.
- Вы простите меня, дорогой мой, если я обманываю Ваши ожидания… Мне и самой тяжело молчать - хотя бы потому, что я не знаю, как поступить. Но пусть уж Станислав Леопольдович сам расскажет Вам о том, о чем собирался, - у него это лучше получится. И потом… он знает, а я только слышала. Впрочем, что-то надо немедленно решать. - Эмма Ивановна размышляла вслух. - Сейчас, стало быть, за ним следит два… следят две… службы. - Она вздрогнула, найдя нужное слово. - И обе хотят с ним покончить. У него начнется мания преследования… две мании преследования. - Эмма Ивановна почти рассмеялась - нервно.
- Я ничего не знаю про ту службу… о которой Вы не решаетесь мне сказать, но эта служба… что ж, ее, по крайней мере, можно обмануть как-нибудь.
- Да, да, Петр! - Казалось, Эмма Ивановна уцепилась за удачную мысль. - Там у Вас все же человек, человека можно обмануть, людей часто обманывают… Но как обмануть, Петр? Что сделать? Я готова, только… Вы должны мне посоветовать.
Теперь рассмеялся Петр.
- Милая вы Эмма Ивановна! Тут нельзя ничего советовать, тут каждый сам решает - и никому не сообщает о своем решении. Потому что эта система подслушиваний действует безотказно. Везде. Кажется, она подслушивает даже мысли. Так что решения следует принимать очень быстро - причем те, которые кажутся самыми дикими, самыми нелепыми: по-другому невозможно нарушить навязываемый ход событий.
Эмма Ивановна сжала голову ладонями и застонала почти:
- Ой, Петр, Петр… никаких диких мыслей не приходит на ум! Что же делать, миленький? Ах да… говорить же нельзя, я забыла. А за ним ведь сейчас уже охотятся - иначе его не предупреждали бы! Может быть, его даже… уби-и-или, - она закачалась в разные стороны, - или прямо теперь убива-а-ают. Убивают? - И Эмма Ивановна закричала в пространство: - Его убили, Петр, или вот-вот убьют!
- Есть у вас бумага и карандаш? Я все дома оставил, - быстро сказал Петр.
- Есть! - Эмма Ивановна спотыкаясь подошла к шкафчику, принялась искать. - Вот. А что Вы решили, Петр? Хотя… да-да, молчите, молчите, умоляю вас!
Петр что-то писал на листке - недолго. На короткое время задумался, встал. Прошелся по комнате. Эмма Ивановна стояла у стола увядшей такой фиалкой. А Петр остановился у двери на балкон.
- Я выйду покурить, можно? У меня привкус мяты во рту…
- Это я корвалолу напилась… Да Вы здесь курите!
- Не от корвалола… так уже было! Раньше… Я выйду все-таки. Он вышел на балкон и достал сигарету. Зажег. Посмотрел на улицу. Слегка повернув голову в сторону Эммы Ивановны, сказал: - Там листок на столе… прочитайте.
Эмма Ивановна потянулась за листком. На листке были цифры и что-то еще. Она взглянула на Петра - и увидела… увидела его в горизонтальном положении над перилами балкона.
- Петр! - крикнула Эмма Ивановна, все уже поняв, но успела сделать лишь один шаг к балкону. Над ним завис дымок и несильно пахло табаком. На улице было тихо.
- Петр выбросился из окна, - произнесла Эмма Ивановна и потрогала рукой сердце, выскочившее наружу и стучащее по платью. - Почему… выбросился… Петр? - Она задыхалась. Сердце грозило упасть на пол. Придерживая его, чтобы не упало, она дотянулась до телефона.
Взглянула на часы: одиннадцать. На улице уже может никого и не быть. Сивцев Вражек пуст вечерами. Набрала ноль-три.
- Человек выбросился с балкона.
- Фамилия?
- Немедленно приезжайте по адресу. - Она продиктовала адрес и уронила трубку. В трубке продолжали говорить. Потом трубка гудела, очень неприятно. Эмма Ивановна громко положила ее на место. Встала. Мир качался весь. Взяла записку Петра, долго читала короткий совсем текст:
"151-02-72. Эвридика Эристави. Позвоните сразу". "151-02-72. Эвридика Эристави. Позвоните сразу". "151-02-72. Эвридика Эристави. Позвоните сразу". 151-02-72…
- Алло. Эвридика Эристави?
- Да. Добрый… Добрая ночь.
- Это Эмма Ивановна Франк.
- Как? - опешила девушка.
- Эмма Ивановна Франк. Вы не могли бы сейчас прямо приехать ко мне?
- Куда?
Эмма Ивановна продиктовала адрес.
- Еду, - откликнулась Эвридика и опустила трубку. Спустя минут двадцать она уже вышла из такси в Сивцевом Бражке.
Дверь долго не открывали. В проеме еле держалась на ногах фиолетовая женщина-из-телепередачи. В облаке больничного запаха. Она почти упала на руки Эвридике. И заплакала - так тихо, что как бы и не заплакала. Эвридика стояла прямо и держала ее за плечи. Потом повела в комнату, усадила в кресло. Эмма Ивановна сидела, как посадили. Не двигаясь вообще. Не глядя на Эвридику. Не говоря ничего. Эвридика подняла листок бумаги около кресла. Прочитала. Почерк Петра. Позвоните сразу. Сразу - это когда? Сразу после чего?
- Там на улице - что, возле дома? - Голоса у Эммы Ивановны почти совсем не было.
- Я не понимаю Вас… Там ничего.
- Петр выбросился с балкона.
- Насмерть? - в голове у Эвридики стало пусто.
- Нет! - срочно солгала Эмма Ивановна. - Я уже позвонила в больницу. Его увезли на "скорой".
- Спасибо, - зачем-то сказала Эвридика.
- Вы сядьте, сядьте, - забормотала Эмма Ивановна. - Вы сядьте, девочка.
- Позвонить можно от Вас?
- Конечно.
Эвридика набрала номер. Долго ждала соединения. Когда соединение произошло, ровным голосом сказала:
- Преступник. - И трубку опустила.
- А-а, Вы туда… - догадалась Эмма Ивановна и слабо помотала чуть дрожащей головой. - Там не виноваты. Петр сам.
- Вы, значит, в курсе? - Эвридика присела на подлокотник, поближе к Эмме Ивановне.
- Теперь да. Мне Петр рассказал сегодня. Сейчас… - уточнила она, глядя, как в бинокль, в две фиалковые слезы.
- А СтаниславЛеопольдович… тоже уже?
- Он просто исчез за полчаса до звонка Петра. Я оставила его в очереди в булочной, а сама пошла чайник ставить. Дура.
- И я дура, - сказала Эвридика. - Надо было мне вместе с Петром к Вам идти. - Она долго молчала. - И Марк Теренций Варрон исчез. Это птица такая, синяя. Мы из Тбилиси вернулись, а его нет… Вообще-то, говорят, птицы целенаправленно не летают: зона-миграции и все такое прочее. Мы в самолете с орнитологом разговаривали.
Эвридика обняла Эмму Ивановну. Та пахла фиалками и корвалолом.
- Скоро и мы с вами исчезнем, - начала как бы утешать она старушку. - Исчезнем или погибнем. Во-имя-общего-дела! - усмехнулась Эвридика, и ее передернуло. - Исчезнем-или-погибнем.
- Опять? - спросила Эмма Ивановна.
Эвридика пропустила это "опять" мимо ушей. И сказала:
- Надо куда звонить, чтобы узнать… о Петре?
- Как это называется… справки о несчастных случаях, вроде. У меня где-то есть телефон. Хотя, наверное, можно и в "скорую": они же забирали.
Эвридика взяла телефон на колени..
- Минут пять… или десять - подождите звонить. - Выслушайте меня, я постараюсь очень быстро. Выслушайте меня внимательно. И запомните все, что я скажу. Это, девочка, Вам нужно знать обязательно. Станислав Леопольдович благословил бы меня…
Телефон не зазвонил - он взвыл, взревел, как "скорая помощь", как пожарная машина, как милиция - как все сразу. Эвридика чуть не уронила аппарат с колен. Трубку взяла Эмма Ивановна.
- У Вас - что, не все дома? - почти что зло сказал уже знакомый ей очень низкий мужской голос.
- Не все, - громко ответила она. - У нас не все дома. Нет Станислава Леопольдовича и Петра!
Глава ПЯТНАДЦАТАЯ
А мир УЖЕ шумел
А мир уже шумел. Причиной же шума… Впрочем, разговор это долгий и начинать его придется издалека, сосредоточив внимание на том отрезке времени, который выпал из предшествующей главы. Теперь автору все чаще приходится делать не вполне понятные, наверное, читателю прыжки… события совпадают во времени, накладываются друг на друга, герои не хотят подчиняться, капризничают, м-да.
Сухими буратиньими шагами Аид Александрович возвращался домой, и - по мере того, как сухими буратиньими шагами Аид Александрович возвращался домой, - рассудок возвращался к Аиду Александровичу. Так, вместе с Аидом Александровичем, и рассудок возвращался домой - к маленькой старушке, носившей чай на подносике и любившей Аида Александровича. А маленькая старушка была когда-то давно прехорошенькой девушкой, еще раньше - тоже кем-нибудь была, правда, Аид Александрович никак не мог представить себе, кем именно, - тем более, что при нем никогда она не бредила, слава Богу.
А нянька Персефона и до сих пор - огонь. Деньги у буфетчицы украла - чертову, между прочим, прорву денег… рублей пятьсот, не меньше. Смешная старуха, пламенная. Наверное, Жанна д'Арк в прошлом. Кто-любит-меня-за-мной!