* * *
Все понимали уже, что вот-вот вода поднимется еще немного, и Ковчег тронется с отмели и поплывет. Но все еще на что-то надеялись, и поэтому на нижнем этаже, у дверей Ковчега даже ночью горела лампа и рядом с ней сидел кто-нибудь из семьи.
А днем все то и дело спускались вниз, будто бы проверить, как спят животные, на самом же деле - прислушиваясь: не постучит ли кто в двери Ковчега?
И вот наступил последний день, а за ним и последний вечер. Ковчег уже заметно подрагивал и покачивался под ударами волн. Уже открылись подземные источники вод и в море закручивались буруны, а вода прибывала прямо на глазах, и вросший в тяжелый песок Ковчег понемногу готовился сняться с отмели.
- Уже пора задраивать двери, иначе через порог может набраться вода, - сказал Ной.
Иафет сидел возле клетки со спящими львами на чурбаке, опустив голову на руки. Молчал как всегда.
Хам рыдал, прислонившись к стене. Женщины плакали, хотя ни сил, ни слез у них, казалось бы, уже не осталось.
- Господи, если уж суждено Дине погибнуть, сделай так, чтобы смерть ее была быстрой и легкой! - тихо, так что слышала только Лия, молился стоявший рядом с нею Сим.
- Все, дорогие мои, пора! - громко сказал Ной. - Паклю и смолу приготовили?
- Да, все готово, - сдавленным голосом сказал Сим.
Иафет еще раз проверил все засовы, взял длинный жгут пакли, обмакнул его в смолу, приставил к боковой дверной щели над петлями и стал ловко и умело заталкивать паклю ножом.
И тут в дверь раздался чей-то робкий и быстрый стук. Иафет замер, не веря своим ушам.
- Отче! Там кто-то стучится! - закричал Иафет и отодвинул подальше от двери ведерко со смолой.
Лица у всех просветлели, глаза засияли надеждой.
- Это Дина, это наверняка наша Диночка! - воскликнула Ноэма, сжимая руки под подбородком.
Сим бросился к двери и приоткрыл ее на шири ну в локоть.
На самом краю сходней перед дверью стоял на задних лапах совершенно мокрый дрожащий заяц. Передние его лапы беспомощно свисали перед грудью, с них капала вода, окрашенная кровью. Уши он опустил вниз и умоляюще глядел на всех большими косыми глазами.
- Ну, входи же скорей, милый! - сказала Ноэма и сняла с плеч покрывало, готовясь обсушить беднягу. - Ну-ну, не дрожи так! Ты ведь успел, теперь тебе уже нечего бояться, малыш…
- Интересно, и куда мы потом будем девать лишних зайцев? - растроганно проворчал Ной, утирая глаза.
Иафет подошел к дверям Ковчега, снова затворил их и заложил засов.
* * *
"Ковчег" сиял. В ресторане бесновалась музыка, а клиенты выскочили из-под навеса и неистово дергались под проливным дождем: это было так непривычно, так весело - танцевать под льющимися с неба струями холодной воды! Женщины визжали, мужчины громко и бесстрашно хохотали - они чувствовали себя крутыми храбрецами.
Дина, в вечернем платье и нарядном плаще поверх него, с одной длинной черной перчаткой на правой руке, тоже вышла из ресторана, подошла к самому краю крыши, облокотилась на тонкую железную ограду и глядела вниз, на берег. Любопытно, а что сейчас творится там у них? Но Ковчег стоял недвижный, темный и молчаливый. Если в нем и горел свет, так ведь единственное окно его выходило в сторону моря!
Потом Дина увидела полоску света внизу, в том месте, где были сходни и двери над ними. Полоска мелькнула на миг и исчезла, но в ее свете Дина успела заметить, как дрогнул массивный темный борт Ковчега и сходни тяжело упали в воду.
А еще Дина заметила, что вокруг стало светлее. Подняв голову, она увидела, что темная, почти черная сейчас водяная небесная твердь местами рвется и расползается темными клочьями, а между ними появляются провалы в темно-синее глубокое пространство, и в нем, в глубине, появляются далекие-далекие огни. Множество огоньков, крупных как жуки-светлячки и совсем мелких, будто крупинки жемчужной пыли. А в самом большом разрыве между черных клочьев тверди сиял огромный белый диск. "Неужели это те самые Луна и Звезды, о которых говорил Сим?" - восхищенно подумала Динка. И это была ее последняя спокойная мысль, потому что в ту же секунду за ее спиной погас свет и перила под ее рукой тряхнуло. Темное теперь здание "Ковчега" пошатнулось вместе со скалой и стало рушиться вниз… Последнее, что она еще успела увидеть в лунном свете, была высокая длинная волна с пенистым гребнем, обрушившаяся на берег. Отступая, она подхватила Ковчег, развернула его светящимся квадратом окна к берегу и понесла в открытое море.
- Плывите! - успела прошептать Дина, теряя сознание и одновременно падая вниз через ограду. Еще какое-то мгновение ее закрытые глаза видели сияющий квадратик окна, потом и он померк. Музыка еще продолжала грохотать за спиной, но для нее все уже было кончено.
Конец и Богу слава!
АНТИЧНОЕ СЧАСТЬЕ. Послесловие
Красивее всех - античные статуи. Люди, послужившие им прототипом, красивы невероятно. Окружность бицепса равна окружности голени, на животе и бедрах - ни капли жира. Носы прямые, подбородки волевые, губы чувственные. Они грациозны, как уснувшие львы: кажется, крикни над ухом, и они, очнувшись, медленно начнут двигаться. Я бы хотел быть похожим на античную статую или ее прототип. Вместо этого подхожу к зеркалу в ванной и понимаю, что мы с античными статуями - разных полей ягоды. Оно бы и ладно, но телевизор соблазняет. Все время показывает рекламу различных поясов, кремов, таблеток и тренажеров, купив которые, будешь иметь шанс обрести фигуру Лаокоона, что, грациозно изогнувшись, сопротивляется огромному змею. Делаю вывод: не я один хочу быть похожим на античную статую. Таких чудаков, как я, много.
Античные боги наги. Голы, то есть. Голы, как их прототипы, и в этой наготе прекрасны. Было бы грехом одевать такие тела в пиджаки или кальсоны. Невольно подумаешь, что жизнь в наших северных широтах - благословение. А ну как пришлось бы жить в теплых краях, да плюс - до Рождества Христова? Кальсоны с начесом и твидовый пиджак были бы сущим спасением от позора на всеобщем празднике телесного великолепия. Но наш народ неугомонен. Он разлюбил панталоны и пуловеры. Он хочет обнажаться. Даром, что живот висит, целлюлит очевиден и объем бицепса равен объему запястья. Все равно мы все чаще купаемся совсем нагишом и на специальных пляжах, и на любых других. Надеюсь потому, что в детстве нам привили любовь к античному искусству, потому, что Дискобол и Копьеносец властно зовут к подражанию.
Но голое тело с рельефной фигурой - это еще не все. Стоять, как статуя, бездвижно под ощупывающими взглядами и вспышками фотокамер представляется не счастьем, а наказанием. Хочется, что бы голое тело любило и было любимо. И даже это не все. Любило и было любимо без всяких угрызений совести! Вот! Кажется, мы достали рыбку из глубокой воды, то есть выразили одну из главных мыслей общественного бессознательного. Быть красивым и молодым, а лучше - неотразимо красивым и вечно молодым, и нырять в соленых волнах любви с проворностью дельфина - вот оно, счастье!
Представим, что мы этого достигли. Шиш нам, конечно, но все же представим. Тогда нужно будет как-то обезопасить свои античные наслаждения, чей главный враг - болезни и смерть со своими спутниками, страданием и безобразием. Нужно не просто быть красивым. Нужно быть красивым долго. Я не говорю "вечно", потому что никто из желающих быть красивыми не знает такого слова. Для них "долго" и значит "вечно". Долго (то есть вечно) купающийся в любви и восторженных взглядах красавец (красавица) - это общественный идеал для очень многих граждан и гражданок. Смерть, конечно, существует и для них, но "она так далеко, что думать о ней не стоит. Давайте наслаждаться жизнью". Гораздо страшней болезни. Болезни - это "фи", "бр-р-р", "кака" и так далее. Не прекращая жизнь, болезни прекращают удовольствия, а это едва ли не хуже.
Снимем рыбку с крючка и присмотримся к ней. Что у нас в ладони? Быть красивым и здоровым; жить так долго, что далекая смерть кажется невозможной; наслаждаться словно пчела, не упускающая случая засунуть жадный хоботок в любое рядом оказавшееся соцветие! Перед нами формула счастья. Ставьте быстрее рядом мысленную подпись, или мысленный крестик, или мысленный от печаток пальца, если вы со всем согласны. Это - ваше мировоззрение.
Но я имею хитрую цель и желаю вас огорошить. Такие люди уже однажды реально жили на Земле! Это было перед Потопом.
Грех еще не глубоко пустил в них корни. Грех еще не успел их обессилить и обезобразить. Они были грешны, но очень красивы.
Они жили долго. Очень долго, так, что смерть казалась несбыточной угрозой. Они жили по девятьсот лет и больше, и это значит, что почти за тысячу лет не появилось ни одного кладбища. Смерть не пугала их, не сжимала страхом и тоской разлуки их сердца. Эх, нам бы так, правда?!
Природа тоже была роскошна. Она с изобилием давала им все.
Среди них были мудрецы, подобные Платону, и сладкозвучные певцы, равные Вергилию. Они были сообразительны, выносливы, талантливы, прекрасны. Вот только жаль, что грешны. И не просто грешны, а так неистово грешны, что Бог раскаялся в том, что их создал.
Дорогие дамы и господа! Если нам дать все, что мы хотим, а именно - здоровье, красоту и долголетие, мы точно так же умудримся прогневать Господа. Мы тоже станем гнусны, дамы и господа. Мы и так гнусны, но скорби, и слабости, и болезни выжимают из нас слезу, и приводят нас в храм, и ведут нас к смирению. Нас смиряют посещение больницы и посещение кладбища. Нас пугает смерть и отовсюду кусают житейские невзгоды. Как это хорошо, дамы и господа! Ведь иначе быть нам совсем похожими на умных и бессмертных бесов, вечно носящих в себе собственный ад гордыни и высокомерия.
Трагедии и катастрофы обитают именно там, где, как нам кажется, живут счастье и исполнение заветных желаний. Нам кажется, что мы хотим счастья и только счастья, но может оказаться, что образ наших мыслей губителен, и в нем - корни всех наших проблем. Мы очень несчастные существа, дамы и господа, а самые лучшие наши мечты на поверку оказываются порнографическими грезами, допотопными, несбыточными, но Божьему милосердию.
О чем это я? Ну да, о том, что идеальная картинка с надписью "счастье" кажется нам неоспоримо красивой и правильной. На самом деле это сущий кошмар, которому не дай Бог воплотиться.
Протоиерей Андрей Ткачев