"Я стоял перед Отрадой и Утешением всего человечества и чувствовал, что святая икона распахнулась передо мной, словно окно из затхлой комнатки земной жизни в безграничную Вечность Неба, и могучий поток чистого благоухающего неземными ароматами воздуха хлынул на меня из этого "окна"…" - так переживает встречу с великой святыней герой новой повести протоиерея Александра Торика "Флавиан. Жизнь продолжается…".
В этой книге читателей ждет встреча как со старыми знакомцами (отцом Флавианом, Алексеем, Ириной), так и с новыми персонажами. Писатель-священник ищет ответы на важнейшие для православного мирянина вопросы: о непрестанной молитве в миру, о последних временах, о борьбе со страстями, о возрастании веры в душе человеческой.
Содержание:
Александр Торик - Флавиан. Жизнь продолжается 1
Глава 1 Расфуфендер 1
Глава 2 Старый артист 2
Глава 3 Запечатанный сосуд 4
Глава 4 Справедливость 6
Глава 5 Козявочки с хвостиком 8
Глава 6 Профессор 12
Глава 7 Татьянин муж 14
Глава 8 "Победа" 17
Глава 9 Брошенная жена 20
Глава 10 Молитва Иисусова 23
Глава 11 Святая Гора 26
Глава 12 Святая Гора Продолжение 29
Глава 13 Святая гора Продолжение 31
Глава 14 Святая гора Продолжение 33
Глава 15 Возвращение 35
Глава 16 Эпилог 37
Александр Торик
Флавиан. Жизнь продолжается
Глава 1 Расфуфендер
- Лёша! Вытри Кирюше попу и подлей нам горячей водички в ванночку! Маша, не бери в рот шампунь! Лёша, возьми шампунь у Маши! Стёпа, не пугай Леночку лягушкой! Лёша, выпусти лягушку обратно в лужу! Стёпа, вымой руки после лягушки, а то будут бородавки! Лёша, зачерпни ему мыльной пены из Юлечкиной ванны и полей из ковшика во дворе! Леночка! Не плачь, лягушки добрые, они даже царевнами бывают, я вам вечером почитаю! Юля, не нужно кидать в Кирюшу мочалкой, я его уже вымыла! Кирюша, подай мне, пожалуйста, эту мочалку! Не плачь, сейчас папа промоет тебе глазик от пены! Лёша!!!
Всё! Поставлю матери Евлампии памятник высотой с Останкинскую телебашню, когда она вернётся из своего Старого Оскола с похорон двоюродной сестры!
Как она - одна! - "ты, Ирочка, отдохни, иди в гамачке полежи, тебе здоровье беречь надо, я сама сейчас быстренько управлюсь" - умудрялась перемыть в деревенских условиях нашу "зондер-команду", не повысив голоса ни на полтона?!
- Ира! Иду на помощь! Кирилл! Подставь глаз. Не реви, будь мужчиной! Сейчас мама домоет Юлю, и мы с тобой на рыбалку пойдём! И Степана с собой возьмём, если он не будет сестру лягушками пугать! Не будешь, Степан? Проси прощения у сестры!
- Папа, я побежал червяков копать! Ленка, прости меня, Христа ради, окаянного! Папа! А что такое "окаянный"?
- Отверженный, Богом оставленный. Ты не окаянный, ты - просто разбойник!
- Ленка, прости меня, Христа ради, разбойника! Папа! Червяков на "кампосте" копать, или за навозом у тёти Гали?
- Копай на компосте!
- Стёпка! Я тебя, разбойника, за Христа простила! Папа, а меня с собой возьмёте?
- Возьмём, только, чур - лягушек не бояться! И котёнка больше в бочке не топить!
- Папа! Я его плавать учила, а он царапался, и я его уронила не нарочно! Я больше не буду!
За воротами проурчал и заглох мотоцикл, скрипнула калитка.
- Дядя Семён! Дядя Семён! Папа! Дядя Семён пришёл! Дядя Семён, а мы с папой сейчас на рыбалку пойдём! Ты пойдёшь с нами?
- Пойду, пострелята, пойду, мы сейчас папу, ненадолго, в командировочку отправим, а я вместо него с вами как раз на рыбалку-то и пойду! Помните наше местечко заветное-секретное, где Царь-Карась с карасятами живёт? Вот туда мы и пойдём, а я вам там ещё и про Царевну-Карасевну расскажу, а, может, мы её там и увидим, а?
- Ура! Пойдём, пойдём, дядя Семён, а что такое "командировочка"? Это дочка командира, да?
Ну, вот! Взяли, вот так, и променяли папу на Царя-Карася с Карасевной…
- Всё понял, Семён! Принимай бойцов под командование, я батюшке нужен, да?
- Угадал, Лексей, заводи свой вездеход, надо батюшку на требу срочно свозить, вроде кто-то помирать собрался, а мы только вчера с батюшкиной машины коробку сняли с раздаткой вместе, сынок на переборку увёз.
Ты за мальцов не беспокойся, чай, не впервой с ними рыбачить. А вон уже и Нина на подходе, Иришке по хозяйству подсобит. Езжай с Богом!
- Поехал! Ну, Господь вам в помощь! Всем слушаться дядю Семёна! Лена! В носочках в воду не заходи больше! Ириша, держись!
- Ангела-хранителя, Лёша!
Через пять минут мой "БТР", как называет его отец Флавиан, с утробным рыком затормозил у церковной сторожки.
Про "БТР" (или "пепелац", "крокодил", "динозавр", "расфуфендер" и прочее, и прочее) надо рассказать особо. Появился он у меня недавно, месяца два назад.
После приснопамятного попадания моей многострадальной "Нивы" в канализационный колодец Семёнов сын Миша в своём автосервисе в Отрадном героически попытался вернуть ей прежнюю работоспособность. Однако - "пошла геометрия" - и он, с моего согласия, продал "боевого коня" бригадиру "таджикстроя" в дачном кооперативе для перевозки стройматериалов и самих нелегалов-строителей.
Какое-то время я пользовался "баржой" - двадцатьчетвёркой-универсалом, выданной мне тем же Мишей в бессрочное пользование, что оказалось весьма кстати, с учётом резко увеличившегося состава моей семьи. Но и она, в достаточно жёстких условиях эксплуатации при постоянных поездках из Первопрестольной в любимое Покровское, стала проявлять свойственные возрасту болезни - "старушка устала".
Я начал подумывать, чем заменить столь необходимое в семье транспортное средство. Нужно было что-то за приемлемую цену, то есть - недорого, желательно полноприводное, приличное по объёму и количеству посадочных мест, ну и - не сильно ломачее.
Словом, задачка, даже при нынешнем широком выборе на первичном и вторичном автомобильных рынках, не простая. Я, грешник, хоть и не люблю Господа беспокоить бытовыми просьбами, совестно как-то после всех Его ко мне милостей, но даже разок воздохнул молитвенно:
- Господи! Помоги мне найти машинку подходящую, Иришку с детками в Покровское возить!
Воздохнул, и - забыл о своём воздыхании. А Господь не забыл!
Дня через три после того воздыхания звонок:
- Лёха! Ты дома?
- Витька! Ты, что ли?
- Я. Жди. Через полчаса подъеду!
Вот так. Типичная Витькина манера. С детства командует. Мы с ним в одном дворе росли, в одной школе учились, в одном институте. Только на факультетах разных. Он на экономический пошёл, его всякие там финансы, бюджеты, кредиты-депозиты и разная прочая экономическая скукота просто зажигали. Как о поэзии, мог о банковском деле взахлёб часами говорить.
Мы ещё с ребятами над ним посмеивались, "Бухгалтером" прозвали, правда, Витёк на прозвище не обижался. А тут "перестройку" принесло, мы на какое-то время пропали друг у друга из вида. Потом слухи поползли, что наш Бухгалтер "закрутел", сделался банкиром, дом на Рублёвке отгрохал, по "Швейцариям" на лыжах катается, в общем - весь "в шоколаде".
Как-то встретились мы с ним на одной деловой вечеринке, то ли у "лукойловцев", то ли у "осталковцев", я тогда ещё в своей предыдущей конторе растаможкой заведовал. Смотрю - Витюха: костюмчик от какого-нибудь парижского кутюрье, часики по цене "Мерседеса", а сам с тростью и нога в гипсе, похоже, тоже в каком-то "ненашенском".
- Здравствуйте, Виктор Анатольевич!
- Лёха! А в глаз не хочешь за "Анатольевича"? Я тебе что, друган, дорогу перешёл? Ну, чего ты выпендриваешься?
- Прости, Витюха, это я так, от зависти, наверное. Ты же теперь "типа крутой"!
- Не, Лёха, я не "крутой", так - "подкрученный".
- Ты, говорят, банкир?
- Вроде того. Председатель правления и сорокапроцентный собственник "Интертранс-банка". И главная рабочая лошадь, кстати. Без моей по двенадцать часов в день работы этот банк уже раз пятьдесят, наверное, лопнул бы, а точнее - взорвался бы, завалив очень многих своими обломками. Правда, мне пока не "в напряг", я люблю эту работу, Лёха, да и сил и мозгов пока тоже хватает.
- Как Ленка-то всё это терпит? Ты же, наверное, дома не бываешь?
- Терпит пока. Правда, я и честь знаю: делу время - потехе час. С семейным отдыхом у меня всё железно организовано. Регулярно своих домашних вожу на курорты, в путешествия и на соревнования. Ленка меня на них одного, правда, и не пускает, как Матросов на амбразуру ложится.
- Какие такие соревнования?
- Да, разные! Я, Лёха, всякий экстрим люблю, чтобы "проадреналинило" по самые уши. По скалам полазить, с парашютом попрыгать, понырять с аквалангом и без него, на "машинках" или "мотиках" погоняться. Между прочим, неплохие призовые места брал. Без такой разрядки в банковском кресле от инфаркта с инсультом помрёшь.
- А с ногой у тебя что? Тоже на соревнованиях?
- Угадал. С мотоцикла слегка сверзился, в отбойник на повороте улетел.
- Ленка видела?
- Видела, конечно, она же первая меня из этой кучи покрышек и вытаскивать начала. Прежде всех подбежала.
- Ругалась?
- Конечно. Она всегда ругается, когда я что-нибудь ломаю. Грозит детей забрать и к маме в Калугу уехать. Но, однако же, сама со мной и на яхте гоняет, и по пещерам лазает, и на трофи-рейдах штурманит. GPRS-навигацию лучше меня освоила. Боевая подруга! Только за травмы мои сильно переживает, плачет каждый раз, сперва ругается, а потом плачет. А я эти слёзы её видеть не могу, проще спорт бросить!
Вот, такой он, этот Витька Бухгалтер!
Положил я трубку, не успел главу Аввы Дорофея дочитать, опять звонок:
- Лёха! Спускайся, жду тебя у подъезда!
- Витёк! Давай, ты ко мне поднимайся! У меня кофе, только вчера из Италии!
- Кофе потом. Ты мне здесь нужен. Спускайся, сам всё поймёшь.
Спустился. Выхожу из подъезда и - прямо против дверей на газоне вижу НЕЧТО! И из этого НЕЧТО вылезает мой детский друг Витюха, с загипсованной левой рукой и в каком-то ортопедическом "ошейнике".
- Лёха, здравствуй! Принимай подарок!
- Здорово, Витёк! А что, подарок - вот ЭТО?
- Это, Лёха, это.
- Витя, а что это за монстр?
Это не монстр, Лёха, "монстрами" или "котлетами" прототипы называют, специально под "трофи" или "триал" построенные. А это просто внедорожник "Лендровер Дефендер", правда, как сам видишь, слегка "тюнингованный".
- Это называется "слегка тюнингованный"? А я подумал, что это луноход. С чего, вдруг, ты мне его подарить решил?
- Видишь? - он показал на гипс и ошейник, - это, Лёха, была последняя капля терпения моей многострадальной жены! Я тут на своей "котлетке" слегка в карьер сверзился. Готовился к этапу первенства России по джип-триалу, хотел Юрику Самодурову с его "Кадаброй" нос натянуть, и… не повезло чуть-чуть. Надо было ещё на пару единиц колёса подспустить! Сперва на "свечку" встал, а потом "уши сделал", метров с шести…
В общем, сейчас сдаю тебе последний боевой аппарат. "Котлету" уже на разборку ребятам из "Автовентури" подарил, в ней железа ценного ещё много, "купешку" форсированную Виталику отдал, "мотик" БМВ-шный Парику, помнишь, из третьего подъезда? "Квадрика" Серёге презентовал, а эту машинку - для тебя приберёг.
Ребята сказали, что ты сейчас большей частью в деревне обретаешься, так это для деревни - самый лучший аппарат, к нему хоть плуг с бороной цепляй, куда хочешь пролезет! Я на нём половину Карелии изъездил и четверть Алтая. На "Золотой бочке" и на "Гондурасе" в первой десятке держался.
- Витя? Прости темноту безграмотную. Что такое "Гондурас" и "Бочка" эта "золотая"?
- Это, Лёха, соревнования такие внедорожные, трофи-рейды, подробнее некогда объяснять. Будет время - потом расскажу.
Вот, смотри - объём кузова для твоей оравы подходящий, сзади "откиднушки" дополнительные есть. А, уж груза вози на нём - хоть тонну, подвеска неубиваемая! Сам машинку "упаковывал", от души. Многие ребята, как узнали, что я из гонок ухожу, приличные деньги за неё давали. Но такую машину, как друга, продавать нельзя. Только подарить.
Вот держи ключи, документы, доверенность-"генералку". Владей и радуйся! А я в Калугу за Ленкой покатил, дети уже, наверное, по папе соскучились.
Витька махнул рукой, и стоявший у соседнего подъезда серебристый "Мерседесище" с мягким урчанием подкатился к нам.
- Видишь, Лёха, на чём мне теперь ездить разрешено, и то - с водителем! Кошмар! Счастливо, друган!
Когда я с мощным тракторным рыком осадил нового "коня" у ворот своего Покровского дома, разглядывать диковинное чудище собралось пол-улицы. Мать Евлампия аж охнула:
- Лёшенька! Это что ж за комбайн такой?
- "Лендровер Дефендер", мать Евлампия! Тюнингованный!
- Ишь ты! А ведь и точно - "расфуфендер"! Так первое прозвище и прилепилось.
Зато Стёпку с Леночкой вытащить из "рас-фуфендера" смогли только под вечер.
Спаси, Господи, раба Твоего Виктора со сродники!
Глава 2 Старый артист
Подъехав к церковной сторожке, я увидел отца Флавиана, стоящего у ворот в полном "снаряжении", то есть в дорожной потрёпанной рясе, с большим кейсом-дипломатом, называемым самим Флавианом - "чемоданий", на могучей шее батюшки, вместе с наперсным крестом, висела расшитая бисером бархатная сумочка с дароносицей.
- Отче, здравствуй и благослови!
- Благодать Господа… на водителе бронетехники Алексии… Христос посреди нас!
- И есть, и будет, отче! Осторожней, батюшка, голову не ударь, давай твой "чемоданий", узковата машинка-то для тебя!
- Как и положено боевой технике, Лёша! Я, когда, по благословению владыки, к солдатикам в Чечню ездил, один раз километров тридцать внутри танка прокатился! Так у тебя здесь просто танцзал, по сравнению с танком, меня по приезде из люка всем взводом вытаскивали, ох, и повеселились тогда служивые!
- Представляю себе. Куда едем, отче?
- В Крапивинки, Лёша, к умирающему вызвали, пособоровать и причастить.
- Крапивинки, Крапивинки… это где дачи артистические, что ли? Так туда же только от Т-ка трасса, значит на Т-ск?
- Нет, Лёша, туда от нас другая дорога есть, короткая, по просеке, по которой лесовозы ходят, мне её ещё давно Семён показал. Не "хай-вэй", конечно, но для твоего "БТРа" - почти асфальт. Давай налево и мимо пасеки, а дальше я "проштурманю".
Насчёт асфальта отец Флавиан, конечно, несколько преувеличил, но в целом, двенадцатикилометровый отрезок лесной дороги, точнее колеи, мы проползли на "понижайке" (так у нас - "реальных джиперов" - именуют пониженную скорость) почти без проблем. Разочка четыре с боем прорывались сквозь глинистые "окопы", но грязевая резина не подвела - прорвались. А уж выехав на щебёночный грейдер, остаток пути мы, можно сказать, просто "рассекали".
Крапивинки я знал, был там два раза. Один раз ещё в студенческие годы, на старших курсах ездили туда с приятелем на дачу к его родственнику, известному режиссёру. Второй paз с тем же приятелем на ту же дачу, но уже к сыну режиссёра, в разгар "перестройки". Сам режиссёр к тому времени уже жил на ПМЖ в Израиле, работал полотёром. А сын его, как говорится, "крутился по полной" - продавал всё, всем и отовсюду. Мы и ездили-то к нему тогда обмывать какой-то его крупный "гешефт". Обмыли… Прости, Господи!
Дачный посёлок с тех пор заметно изменился. Многие, некогда величавые резные строения, принадлежавшие разным "народным" и "заслуженным" артистам, поблекли, посерели, стушевались. И то тут, то там повыскакивали из садов нахрапистые "новорусские" еврокоттеджи, сплошь облепленные символами достатка - спутниковыми антеннами-"тарелками" и ящиками кондиционеров.
Нужный дом мы нашли достаточно быстро. Им оказался старый изысканный деревянный особняк, вероятно, конца 50-х годов, посеревшие брёвна которого, словно благородная седина, лишь оттеняли изящество постройки в стиле "русский модерн". Калитку нам открыла скромного вида пожилая женщина в брюках и толстом свитере, вероятно, в молодости бывшая красивой, с грустными покрасневшими глазами.
- Здравствуйте, батюшка! Благословите! Простите, что я в брюках и без платка - здесь, на даче у Аристоклия Ивановича, ни юбки, ни платочка не оказалось. Проходите, пожалуйста! Будьте как у себя дома, Аристоклий Иванович задремал, я вам сейчас чайник поставлю, отдохните с дороги! Сегодня ведь не постный день? Вы сыр к чаю будете?
- Благодарю, не беспокойтесь. Вас как по имени - отчеству?
- Ах! Простите, батюшка! Я впопыхах не представилась, меня Анной Сергеевной зовут, я бывшая жена Аристоклия Ивановича, первая его жена… А вас, батюшка?
- Зовите - отец Флавиан, Анна Сергеевна! А это Алексей, мой старый друг и помощник.
- Очень приятно, Алексей! Присаживайтесь, пожалуйста.
Мы с Флавианом сели за большой круглый стол, стоящий на толстенных точёных "купеческих" ножках, покрытый старой плюшевой скатертью с густой, потускневшей от времени бахромой, на котором стояла большая хрустальная миска, окантованная по верхнему краю серебряной прочеканенной полоской, со свежими баранками, фигурная оловянная сахарница с щипчиками, полная настоящего колотого сахара, розетка с вишнёвым вареньем и высокая узкая ваза из тёмно-зелёного стекла с одинокой засушенной бордовой розой.
Анна Сергеевна ловко поставила перед нами изящные старинные чашки на блюдцах, возможно, даже кузнецовского фарфора, принесла на массивном подносе два, тоже старинных, гжельских чайника, поменьше - с заваркой и большой пузатый - с кипятком. Затем подала тонко нарезанный сыр на фаянсовой доске с орнаментом в виде готической надписи по периметру, душистый белый хлеб в изящной корзиночке, застеленной кружевной салфеткой, и, явно деревенское, густо-жёлтое сливочное масло в смешной маслёнке, изображающей спящего поросёнка.
От всей этой архаично-солидной обстановки, включая то, как быстро и деликатно ухаживала за нами Анна Сергеевна, веяло чем-то элитно-советским и даже дореволюционным, явно вымирающим, но уходящим без ропота, с достоинством истинного благородства. За столом было тепло, уютно и немного грустно.
- Анна Сергеевна! Не будет нескромностью спросить, сколько лет Аристоклию Ивановичу?
- Сейчас скажу, батюшка, дай Бог памяти… мы поженились в 1952-м, мне тогда было девятнадцать, а ему - двадцать шесть лет, стало быть, сейчас ему должно быть…
- Семьдесят девять, - подсказал я.