- Расскажите, отец К-ма, как моим бойцам, - Флавиан показал на меня и подошедшего Игоря, - на вершину подняться, мне с моими ногами и тушей об этом и мечтать не приходится, а ребятам бы надо.
- Очень хочется! Можно прямо сегодня? - не утерпел я.
- По такой погоде на вершину не ходят, только недавно дождь перестал, а там, на горе, всё в облаках пока. Ваши, если сейчас пойдут, то поднявшись метров на пятьсот в гору, дальше уже в сплошной воде идти будут, да и с дороги сбиться могут в тумане, тем более что в первый раз… А там пропасти! Нет, не стоит им сегодня идти!
- Отец К-ма, - вступил в разговор Игорь, - мне говорили, что здесь можно арендовать машину типа джип, чтобы по монастырям и святым местам поездить, как это можно сделать?
- Машину? В Дафни такси есть, по пятьдесят евро в час, да и монастыри некоторые свои машины сдают в аренду паломникам… - Отец К-ма задумчиво посмотрел во двор.
- Подождите-ка… Кажется, вам "белый рояль в кустах" припасён! Пойдёмте-ка вниз!
Внизу, во дворе, отец К-ма подошёл к какому-то молодому монаху с редкой рыжей бородкой и множеством ярких веснушек на круглом лице, стоящему у неработающего фонтана возле трапезной.
- Сергий, здравствуй! Ты здесь как оказался?
- Здравствуй, отец К-ма! Двух паломников из нашего скита к вам в "Пантелеймон" привёз.
- А ты их обратно когда повезёшь?
- Я их больше не повезу. Они сейчас вещи из машины заберут и на пароме в Уранополь отчалят, у них поездка закончилась.
- Так ты свободен?
- Вроде так. А, что?
- Да вот у меня для тебя пассажиры есть, возьмёшь?
- Как благословят!
- Сейчас решим этот вопрос!
Отец К-ма достал из кармана безрукавки (полурясы - как её называют на Афоне) мобильный телефон, набрал номер.
Мы с Игорем удивлённо переглянулись - и здесь цивилизация!
- Отец А-н, благослови! Это тебя монах К-ма беспокоит из "Пантелеймона"! У тебя сейчас машина с послушником Сергием освободилась, благословишь моих паломников повозить? Цена та же? Спаси тебя Господь!
Он передал трубку Сергию.
- Понял, отче! Благословите! - послушник повернулся к нам - куда поедем?
- Сначала к Иверской, конечно, Хранительнице Афона, - глаза Флавиана засияли, - ну и удружил ты нам, отец К-ма! Спаси тя Христос!
- Это Матерь Божья так распорядилась, отец Флавиан, я здесь ни при чём, тут Она всем управляет. Значит, такова воля Божья о вас! Езжайте с миром! Увидимся!
Пока Флавиан вразвалочку дохромал до стоящего снаружи у монастырского крыльца "Мицубиси L200" (сердце какого реального джипера не дрогнет при произнесении этого легендарного имени!), мы с Игорем уже успели "шустрой мышью" обернуться в архондарик и обратно за своими и флавиановыми вещами, могущими понадобиться в поездке, - штормовками, фотоаппаратами и пластиковыми бутылками с водой.
Когда, запихнув Флавиана на тесноватое для него переднее сиденье, мы залезли на задние, раскорячив наши, отнюдь не короткие коленки на стандартно нешироком пространстве, послушник Сергий подставил Флавиану мозолистые ладони:
- Евлогитё, папас (благословите, отче)!
- О кйриес (Бог благословит)! - ответил Флавиан.
Глава 12 Святая Гора Продолжение
Кто на Афоне не бывал - тот джиперского драйва не видал!
Я, как "реальный джипер" (пусть ещё с небольшим стажем), убедительно заявляю, что "L200" плюс послушник Сергий за рулём на крутых горных дорогах Афона будет покруче любого "Париж-Дакара"! Раллисты с джип-три-альщиками "сидят и курят"!
Так ездить по каменистым впадинам и кручам могут только православные, явно рассчитывающие, что Ангел-хранитель не прикроет в ужасе своих глаз белоснежным крылом при виде несущейся по краю пропасти с фонтаном мелких камешков машины, а крепкой невидимой рукой довернёт в нужный момент рулевое колесо на тот градус, который необходим, чтобы не вылететь с дороги в пропасть или не снести ненароком какую-нибудь скалу, внезапно оказывающуюся в самом неподходящем месте. Увидев в зеркало заднего вида, как я в очередной раз на повороте, зажмурившись, вцепился в дверные поручи, послушник Сергий миролюбиво заявил:
- Да вы не бойтесь! Умереть на Афоне - ещё надо заслужить!
Решив про себя, что умереть на Афоне уж я-то точно не достоин, я несколько успокоился, расслабился и даже начал получать некоторое удовольствие от нашего "ралли".
- Батюшка! - послушник Сергий повернулся к Флавиану, - вы что, кроме "Иверона", хотели бы сегодня посетить?
- Хотелось бы Андреевский скит, там глава моего первого небесного покровителя Апостола Андрея, я ведь в миру Андреем был, Великую Лавру, конечно, ну, и что успеем…
- Понял, батюшка! Тогда благословите, я сам маршрут рассчитаю, чтобы нам побольше успеть захватить?
- Бог благословит, брат Сергий! Вези нас, как сам решишь!
- Тогда, отче, маленький крючок сделаем, в скит Ксилургу заедем, в первое место, где на Афоне русские поселились, тут почти по дороге будет!
Сергий сходу развернул пикап на одной из многочисленных горных развилок, газанул, и вскоре мы увидели справа внизу зелёный купол с крестом на белом восьмиграннике, возвышающийся в гуще леса над кронами деревьев. Ещё через пару минут, спустившись на узкую мощённую камнем дорогу, мы подъехали к воротам явно не блещущего богатством скита.
- Сейчас отца П-а побеспокоим! Он, кстати, уже тридцать лет на Афоне, хороший батюшка, понимающий, очень строгой жизни.
Сергий сунул руку в прорезь ворот, дёрнул какую-то верёвку, внутри прозвенел колокол. Спустя некоторое время раздался голос:
- Кто там?
- Отец П-л, это я, Сергий, с паломниками из России! Благослови вас посетить!
Через пару минут дверь в воротах открылась.
- Заходите! Бог вас благословит!
За дверью нас встретил среднего роста сухощавый монах лет пятидесяти с небольшим в сером с расстёгнутым воротом подряснике, подпоясанном нешироким кожаным поясом, с густой седеющей бородой и внимательным взглядом улыбающихся серо-голубых глаз из-под надвинутой почти на самые брови видавшей виды чёрной вязаной шапочки.
Обменявшись священническим приветствием с Флавианом и благословив нас с Игорем, отец П-л повёл нас к низенькому, приземистому, похожему на хижину храму.
- Это соборный храм Успения Божьей Матери, - пояснил он, - один из древнейших храмов Афона.
Мы вошли. Внутри храма было светло, легко и как-то по-деревенски просто. Что-то очень родное, русское чувствовалось во всём облике церкви, при том, что многое - низкий двухрядный иконостас, стасидии по стенам, епитрахиль, висящая на правом столбе Царских врат, серебряная "перчатка" на иконе великомученика Димитрия Солунского - было исключительно афонским. И ещё что-то, как и в "Пантелеймоне" в кириаконе, ощущение благодатного какого-то присутствия что ли…
Флавиан с отцом П-м вышли из алтаря, где Флавиан, по обычаю, приложился к святому престолу. Мне ужасно захотелось сфотографировать уголок иконостаса с клиросом, где на потёртой стасидии прилажен был какой-то самодельный аналой, на котором стояла то ли Псалтирь, то ли Минея. Рука уже потянулась к фотоаппарату и тут… Я вспомнил, что на территории афонских монастырей без особого благословения фотографировать не разрешают и вздохнул.
Внезапно отец П-л посмотрел на меня, улыбнулся и мягко сказал:
- Да вы фотографируйте, пожалуйста! Я благословляю!
Я слегка оторопел от неожиданности, потом решил не терять времени на размышления и, успокоив себя флавиановским - "Афон!" - начал щёлкать купленной специально перед поездкой цифровой "Сонькой" направо и налево. Игорь быстренько последовал моему примеру.
- Намолено здесь! - вздохнул Флавиан, глядя на отца П-а.
- Так ведь сколько веков уже! - улыбаясь, ответил отец П-л, - пройдёмте в костницу, поклонитесь отцам, здесь подвизавшимся.
Мы вышли из храма, отец П-л повёл нас куда-то за алтарь, мы спустились по каким-то ступеням и оказались перед открытой дверью в небольшое помещение со сводчатым потолком, куда и вошли.
Помещение оказалось комнатой метров в десять площадью со стоящим у восточной стены аналоем, увенчанным удобной подставкой под книгу и покрашенным вместе с этой подставкой коричневой масляной краской, какой в наших деревнях обычно красят полы.
Слева от аналоя из стены выступало подобие стола, сложенного из того же материала, что и сама стена, и покрытого деревянной столешницей, выкрашенной всё той же краской.
На этом столе стояла некая этажерка из двух полок, заполненных человеческими черепами, часть которых, не поместившаяся на этажерке, лежала рядом на столешнице.
- Ты смотри, сколько жёлтых! - удивился Флавиан, - не меньше половины!
- А в чём разница? - удивившись удивлению Флавиана, не выдержал я, - черепа, они и есть черепа!
- Разница в том, Алексей, - с улыбкой ответил отец П-л, - что, по афонским преданиям, белый цвет костей усопшего монаха, чьи останки после трёх лет пребывания в земле выкапываются и омываются вином, свидетельствует о спасении его души и пребывании с Господом во Царствии Его.
А вот такой медово-восковой цвет бывает у костей подвижников, сугубо потрудившихся в духовном подвиге и стяжавших у Господа особую милость. Как видите, "Ксилургу" богат такими насельниками!
Мы пропели по "зде лежащим, и по всей Горе Афонстей подвизавшимся, отцем и братиям нашим" заупокойную литию (оказалось, что у Игоря неплохой баритон, плюс знание богослужебного чина). Флавиан возгласил им "вечную память", и мы покинули костницу.
После того, как мы осмотрели ремонтирующиеся храм святого Иоанна Рыльского и верхний храм равноапостольных Кирилла и Мефодия, невысокий черненький послушник подал нам в трапезной традиционные кофе с лукумом и холодную воду. Едва успели мы за разговором допить свои чашечки с ароматным коричневым напитком (в этот раз флавианова чашка досталась Игорю), как отошедший от окна послушник позвал отца П-а:
- Батюшка! Ваши гости пришли!
- Пришли? Ну, надо угостить ребят! - и, обернувшись к нам, добавил: - Пойдёмте, взгляните, кто нас навещает! - и, набрав полную горсть мелко нарезанных сухарей, направился из трапезной к воротам.
Мы последовали за ним.
За воротами, явно поджидая отца П-а, стояли два невысоких коренастых, лохматых кабана, около ног которых прохаживалась парочка симпатичных полосатеньких поросят.
- Дикие?! - вырвалось у меня.
- Дикие, - спокойно ответил отец П-л.
- Лёша, не подходи близко, - тихим ровным голосом проговорил мне, старающийся казаться спокойным, Игорь, - в период, когда у кабанов полосатики, они особенно агрессивны, порвут как грелку, это я тебе как охотник говорю…
Однако "особенно агрессивные" кабаны вели себя совершенно смирно, я бы даже сказал - культурно. Если кто видел, как набрасываются на еду домашние свиньи, визжа и отталкивая друг друга, тот смог бы оценить, что "гости" отца П-а вели себя просто как аристократы. Не торопясь, уступая друг другу, они деликатно подбирали у ног монаха подкладываемые им сухарики, лишь раз один наиболее нетерпеливый поросёнок выхватил сухарик прямо из руки улыбающегося батюшки, задорно хрюкнув и виляя хвостиком.
- Четверо взрослых были недавно, - выпрямившись и потирая поясницу сказал отец П-л, - но сербы-строители, что работают на реставрации соседнего монастыря, неделю назад застрелили двоих и съели.
- Живодёры! - не выдержав, возмутился я.
- Да, их тоже можно понять, бедолаг, питаются они на монастырской кухне, а монахи мяса сами не едят и другим не готовят. Вот рабочие-то и соскучились по мясной пище, ну и сбраконьерничали, прости их, Господи!
Угостившиеся хрюшки не уходили, а продолжали спокойно расхаживать у наших ног по небольшой мощёной площадке перед воротами. Вспомнились мне жития святых, Серафим с медведем, Герасим со львом…
Словно поймав мои мысли, отец П-л улыбнулся:
- К преподобному Серафиму медведь приходил, к Герасиму - лев, а ко мне Господь свиней посылает, чтобы мою свинскую сущность обличить! Вот, видите, они меня за своего принимают - показал он пробующего на вкус край настоятельского подрясника шустряка-поросёнка - "якоже свиния лежит в калу, тако и аз греху служу"…
Мы с Флавианом переглянулись.
- Афон! - вздохнул Флавиан.
Через полчаса мы уже подъезжали к монастырю "Ватопед".
- Только бы нам отца Серафима найти! - Сергий, энергично крутя баранку, входил в очередной поворот, выбрасывая из-под колёс веер мелких камней, - ангел, а не человек! Все монахи отдыхают после ночной службы, а он всегда придёт по первому зову, и святыни для поклонения вынесет, и молитовку над тобой почитает, а какая любовь от него идёт! Даром, что француз!
- Француз?
- Ну да, француз. Бывший католик, безнадёжно болел раком, зачем-то приехал сюда, я уж и не помню причину. Здесь в "Ватопеде" исцелился от рака у чудотворной иконы Богородицы, остался в монастыре, принял православие и стал монахом. Да каким! Любовь от него так и льётся, чисто ангел, а не человек! Даже имя у него - Серафим - "пламенеющий любовью"! Только бы нам его найти!
Нашли мы отца Серафима сразу, он, словно бы ожидая нас, стоял недалеко от ворот, разговаривая со старым, согбенным монахом-греком в белом кухонном переднике. Он оказался худеньким человеком, я бы даже сказал - утончённым, с седеющими черными волосами, негустой бородкой и глубокими, светящимися добротой и любовью, словно иконописными, глазами.
Поскольку греческого мы не знали, а отец Серафим - русского, разговор пошёл на английском, переводил Флавиан.
- Вы подождите немного, - извиняющимся тоном произнёс отец Серафим, сопровождая свои слова поистине ангельской улыбкой, - я сейчас принесу ключ от церкви, где хранится Святой пояс Божьей Матери, и мы пройдём туда вместе!
Мы расположились в тени колоннады напротив входа в трапезную, неторопливо оглядывая внутренний двор Ватопедского монастыря.
- Интересно, - решил я прервать молчание, - а "Ватопед" брал деньги у Евросоюза? Я читал, что Евросоюз, пытаясь получить влияние на Афоне, инвестирует большие суммы денег в реставрацию афонских монастырей.
- "Ватопед" не брал, - потянулся послушник Сергий, - у них своих благотворителей хватает, принц Чарлз, например…
- А принц Чарлз-то с какой стати, - удивился Игорь, - он же, вроде, католик?
- Не католик, а англиканин. Был. А потом стал православным, часто ездит на Афон паломничать, у него здесь келья своя в "Ватопеде" и в "Хиландаре" сербском тоже. Он обоим монастырям мощно деньгами помогает, хиландарцам недавно, после пожара ихнего, громадные какие-то деньги отвалил, спаси его, Господи!
- Ничего себе! - не выдержал я. - А что же об этом в прессе нигде не было, они ведь за каждым его чихом следят!
- Наверное, масоняры сверху разрешения не дали, королевскому дому не выгодно, поди, чтоб весь мир узнал, что наследник престола - православный, - откликнулся Сергий, - "белая ворона" в их масонском гадюшнике!
- Бывает же такое! - подивился Игорь.
- Афон! - подытожил Флавиан.
- А я не понял, брат Сергий, что такое мутят со своими деньгами на Афоне евросоюзовцы, - поинтересовался Игорь, - в чём суть интриги-то?
- Да простенько всё, на самом деле! Хотят масоны ликвидировать такой вселенский оплот православия, как Афон, чтоб прекратилась здесь монашеская молитва, чтоб рухнул ещё один забор на пути антихриста! Хотят превратить монастыри в музейно-гостинничные комплексы, экзотическую такую зону отдыха. Вот и пытаются своими отработанными в веках методами действовать - хитростью и деньгами.
Предложили они Протату - Афонскому "парламенту" - аж двадцать миллиардов евро, не миллионов - миллиардов! Разделите, мол, между всеми двадцатью монастырями на восстановление архитектурных памятников! А условие одно - пустить женщин на Афон, "прекратить дискриминацию по половому признаку", этого они уже давно добиваются…
- А почему же их сюда не пускают, - удивился Игорь, - у нас же в Троице-Сергиевой Лавре пускают, и в других монастырях тоже, причём и верующих, и просто туристок?
- В первые века здесь тоже женщины бывали, молиться приходили. А потом Матерь Божья запретила. Как раз здесь, в "Ватопеде" это было. Тут такая икона Богоматери есть - "Антифонитриа" - "Отвечающая". Так вот, когда дочь императора Феодосия Великого Планида, кстати, очень благочестивая христианка, в очередной раз приехала сюда и хотела войти в храм, икона заговорила и сказала, что здесь живут только монахи и ей нельзя сюда входить, чтоб не давать повода врагам Христа говорить, что к монахам ходят женщины. Вот тогда и вообще всем женщинам запретили вступать на землю Афона. С тех пор по Афону лишь одна Женщина ходит - Пречистая Дева Богородица!
- Батюшка! - обратился я к Флавиану. - А в чем же духовный смысл этого запрета, ведь дело же, наверное, не только в защите монахов от клеветы язычников, всё равно ведь оклевещут?
- Да, как говорит брат Сергий, простенько всё! Ты представь себе, что по этой площади перед нами бродят толпы полуголых туристок, в шортах, мини-юбках, шумят, хохочут, щёлкают фотоаппаратами. Что тогда с молитвенной жизнью монахов станет? Тогда уже не до чистой молитвы будет, а, дай Бог, от блудных помыслов отбиться! Ведь против монашеского молитвенного подвига сатана сильнее всего и восстаёт, против чистой молитвы! Очень уж она его обжигает! Прервётся молитва на Афоне - конец мира недалёк. Такого вселенского центра противостояния дьяволу больше нет во всём мире.
- Именно так, отче, - подтвердил Сергий, - из-за туристов в прошлом году из Великих Метеор последние несколько монахов к нам на Афон перебрались. Нет больше в Метеорах монахов, остался музей…
- Ну, и что Протат, - вспомнил Игорь, - не взял эти двадцать миллиардов?
- Не взял, - ответил Сергий, - представители всех двадцати монастырей отвергли. Только "еврики" не успокоились, они решили штрейкбрехера найти и предложили по миллиарду каждому монастырю отдельно, кто пустит женщин на свою территорию.
- Отказались?
- Да, пока все, даже самые бедные монастыри отказались.
- Слава Богу!
- Yes! Slava Bogu! - подтвердил незаметно подошедший отец Серафим, сверкая своей удивительной счастливой улыбкой, - Slava Bogu!
Он повёл нас под прохладными сводами галереи и ввёл в храм, словно обрушившийся на меня могучим потоком намоленной веками благодати, которая пронизала всю мою затрепетавшую от этого ощущения душу. Мы переглянулись между собой, и я понял, что Флавиан с Игорем испытывают такое же трепетное чувство благоговения перед Божьим присутствием, что и я.
Распахнулись Царские врата алтаря, и в них показался облачённый в епитрахиль поверх монашеской мантии отец Серафим с драгоценным ковчегом в руках. Мы встали на колени перед великой святыней - Святым поясом Той, Которая носила в Себе Спасителя мира.
Отец Серафим бережно возложил, по очереди, начав с Флавиана, на наши склонённые головы ларец с бесценным сокровищем, вполголоса читая с благоговейной интонацией молитву на греческом языке. Затем, совершив земные поклоны, мы приложились к Святому поясу Богоматери, и отец Серафим вынес нам ковчег с главой святителя Иоанна Златоустого.