* * *
Вряд ли бродило что-то подобное в голове рыжеволосого, мрачно-задумчивого человека, курившего свою постоянную трубку в не слишком презентабельном кабинете под стандартным портретом седо-кудлатого Маркса. В этом простенько обставленном кабинете Сталин работал рядом с апартаментами Старика, стараясь ничем не вызывать зависти и гнева наглых и почти в открытую презиравших его, "неуча и азиата", и будто бы донельзя просвещенных ближних. Фанфароны, дорвавшиеся до немыслимой, чудовищной власти, преклонения и поклонения, они теперь совсем распоясались и заявляли претензии на главенство. Особенно не сомневался в том, что верховная власть Старика достанется ему, дьяволоподобный человек с пронзительным взглядом. Троцкий. Недаром же имя его упоминалось всегда вслед за именем Ленина, рядом с его именем. Кто занимал самый грозный и престижный пост - наркомвоенмор?! Кто катался по стране в личном бронепоезде? Кого охраняла вооруженная до зубов бригада китайцев-телохранителей? Чьим именем были уже названы улицы всех крупных городов?
Кто мог сравниться с ним, победителем в Гражданской войне? Женоподобный сластолюбец Зиновьев? Игравший в вельможу Рыков? "Аристократ духа" Каменев? Или этот проныра, хитрец Бухарин, буквально дежуривший в Горках у ложа уже полоумного Ильича в надежде на тщетное "благословение"?
И был еще этот инородец Сталин. "Гениальная посредственность", по презрительному отзыву самого Льва Давидовича..
Инородец же с неподозреваемым у него коварством и расчетливостью еще до физической смерти Старика вполне точно и здраво рассчитал, как обхитрить чванных новых сановников, упивающихся своей революционной славой и считавших себя неприкосновенными и непогрешимыми. Сталин знал: идти на них в лобовую атаку - быть раздавленным. Военным сапогом или интеллигентским штиблетом ему беспощадно встанут на горло. Столкнут без раздумий. И еще знал семинарист Сталин, в отличие от всех этих "вождей" имевший почти полное высшее духовное образование, что в борьбе лучше всего рассчитывать на людские пороки, и в первую очередь лень, самодовольство, тщеславие, зависть и блуд..
Он нашел совсем простое, отнюдь не гениальное решение: сначала сплотить против главного претендента недалеких и презиравших его гордецов. Он знал историю римских триумвиратов и знал, чем они всегда кончались… Пусть даже в новом его "триумвирате" они мнят себя главными. Пусть… Он останется благодаря этому канцеляристом-делопроизводителем. Делопроизводителем Никто из них: ни Зиновьев, ни Каменев, как, впрочем, и сам Троцкий, не хотят работать, потеть, корпеть, тянуть лямку, киснуть над бумагами, даже просто в срок являться в свои кабинеты… Они любят отдыхать, купаться в теплом море, лечиться, советоваться с врачами, озабочиваться своей гаснущей потенцией, они очень любят любить и наслаждаться овациями в президиумах и еще хорошо, отлично, всласть кушать, кушать, кушать…
Этот кудрявый фат Зиновьев, например, на деньги, выделенные Коминтерну, а он его возглавлял - куда же выше! - привез из-за границы два вагона дорогих французских вин, духов, одежды, обуви, дамских штучек и панталон, чтобы оделять своих ленинградских и московских любовниц-актрис. Сталину доносят, что Зиновьев жадно хватает золото, брильянты, украшения, и тем же заняты остальные приспешники Ильича. Троцкий давно, как и сам Старик, перевел миллионы золотых рублей в швейцарские и американские банки. И была затеяна реформа, когда появился золотой советский червонец и звонкий серебряный рубль, - эти деньги нужны были для обмана доверчивых глупцов, поверивших нэпу, но главное, для перекачки из России золота, золота, золота… Золотой червонец был только для внешних расчетов. Все это Сталин знает - и не только через Дзержинского, самого опасного из соратников, но пока не лезущего в князья. С ним, с Дзержинским, Сталин обнимается, встречаясь, внимательно слушает его и еще знает, что чахоточный палач вряд ли долго протянет. Врачи кремлевских вельмож давно поставлены под стальную руку генсека, и он то и дело вызывает их, справляется о здоровье пациентов. Он обязан заботиться об их здоровье. А о самом "железном" Феликсе он получает информацию от Реденса. Реденс - муж Надеждиной сестры Анны. Есть и еще один приближенный к Дзержинскому осведомитель - плут и пройдоха Генрих Ягода, которому Сталин благоволит. Генсек должен знать все..
Итак, Зиновьев, Каменев, а также Рыков с Бухариным помогут ему не допустить к власти Троцкого. Просто? Просто… Потом придет очередь Зиновьева с Каменевым и Рыкова с Бухариным. Кто му времени и сам он создаст свою сталинскую партийную гвардию беспрекословных и послушных. Ну, а тогда будет ясно, кого и куда… А пока надо работать, работать, работать на свой авторитет. И он работает. И всю жизнь будет работать. И ничего не брать в свой карман. О счетах Сталина никогда не было известно. Скорей всего, по крайней мере в этот особенно воровской период, их действительно не было. Сталин с семьей жил на зарплату, известны письма, где жена жаловалась Иосифу: "Пришли, пожалуйста, хоть немного денег.."
Именно в двадцатые годы Сталин и становится "трудоголиком", канцелярской машиной, словно не знающей усталости. Он корпит за столом по 17–18 часов, довольствуется простой домашней едой (не терпел только кур и однажды: "Опять сварили!!" - вышвырнул курицу прямо в окно), он ходит в солдатской грубой шинели с крючками, носит самую простейшую одежду: "толстовку" - так называли тогда подобие кителя с отложным воротником, - брюки, заправленные в сапоги, фуражку полувоенного образца, на улице он обычно ее никогда не снимал, и до поры он брал на себя всю работу, какую спихивали ему "вожди". Подпись "Сталин" стояла тогда под множеством самых разнообразных документов. Так он приучил ВСЕХ знать свое имя, и силу свою, и свою осведомленность. А вожди в благое нэповское время объедались икрой, упивались просторной жизнью, дутой славой, бабами, актрисами, кутили в нэповских кабаках, разнежась, кидали деньги цыганам и насиловали своих пригожих русских девок-домработниц. Сатана еще правил бал среди своих приверженцев, высасывавших Россию, - так тли сосут некогда здоровую цветущую розу.
И НЕ ЗНАЛИ… Всех, всех потихоньку берет он на заметку. Обо всех их счетах за рубежом доносят верные ему чекисты, даже тайные счета Старика и Старухи были-стали ему известны, но ни словом, ни делом не выдавал он этой своей осведомленности. Мрачноватый тихий "грузишка". Годы нэпа были для него временем подготовки к наступлению. Главное, он с трудом, но сохранил пост Генсека. Пост, не считавшийся тогда ни престижным, ни важным, - нечто вроде секретаря-делопроизводителя при Ленине, исполнителя чуть ли не на побегушках. Таким до Сталина при Ильиче был один из самых страшных его порученцев - Свердлов. Это его жена Новгородцева хранила на своей квартире казну партии "на всякий случай" - брильянты, обобранные с убиенных. Как называется такое преступление?
Главным тогда считался пост предсовнаркома (занял Рыков), председателя Коминтерна - Зиновьев, идеолога партии - Бухарин, а вообще вождя пока вроде бы не существовало, но претендовали на это звание сразу двое: Троцкий и Каменев, после исхода Ильича буквально игравший в него. И наряжался точно так же: черное короткое пальто, мятая черная кепка, черный костюм с коротковатыми брючками, галстук в крапинку. И жесты даже те, короткие, указующие. Издали глянь: Ильич, да и только.
Все они стерпели клятву, данную Сталиным на прощальном митинге. Сталин ведь клялся ушедшему Ильичу как бы и от их имени. Стерпели, хотя и посматривали на него с недоверием. И все они забыли: достигает власти не тот, кто САМ лезет на подиум, а тот, кто копит силы, собирает сторонников и в нужный момент сталкивает с дороги противников..
* * *
Умный ястреб прячет свои когти.
Восточная пословица, одна из многих, которые любил Сталин
В демократической стране оппозицию, скрипя зубами, терпят. В тоталитарной, скрипя зубами, уничтожают. Но чтобы не скрипеть зубами, даже в демократической стране, нужны сотни лет политической культуры, традиций и высокого гражданского надстоящего сознания, ибо лишь тогда демократия будет настоящей. И возможно, для этого стране надо переболеть революциями.
Демократия в России сейчас переживает еще пещерный период.
Все, что творилось Сталиным и его пособниками, было освящено и даже смоделировано тем временем, которое и родило Антихриста и которое выпадало из поля нормального человеческого сознания. Это было время умственного и физического помрачения, время патологии, шизофрении, охватившей группу наиболее отсталых стран.
Сталин был самым прилежным учеником, а яснее, рабом Антихриста, а позднее рабом собственной системы, рабом догм, парализовавших, как и у Ленина, нормальную работу его мозга.
В России не было никакого социализма, ибо принцип: "От каждого по способности и каждому по его труду" - заменялся насильственной и преступной уравниловкой.
"Равенства" нигде в природе нет и не может быть, иначе бы жизнь давно иссякла.
Суждения о том, что во всем были виноваты "масоны", "евреи" и еще кто-то, близко по своему примитивизму ко всеми слышанному: "Васька-то ни за чо сидит, из-за товар-шшей, товаришши у его плохие были".
* * *
В цивилизованной демократической стране
НЕ МОЖЕТ БЫТЬ НИ РЕВОЛЮЦИЙ,
НИ КОНТРРЕВОЛЮЦИЙ.
Из размышлений автора
ГЛАВА ВТОРАЯ. "И ВОЗЛЮБИ БЛИЖНЕГО СВОЕГО…"
Не теряйте времени на сомнения в себе, потому что это пустейшее занятие из всех, выдуманных человеком.
М. Бакунин (переписано в тетради Сталина)
Сталин проснулся поздно - так просыпался всегда, когда Надя накануне ночью его хорошенько "полюбила". Он так и говорил, когда был в настроении и ждал от жены близости, хотел ее: "Палубы мэня!"
С годами, однако, их жизнь в этом "палубы" становилась все более пресной, прерывистой, перемежаемой полосами взаимного непонимания и тяжелого, тяжелеющего отчуждения. Прежде всего это было (так он считал) из-за самой Надежды. Двадцать два года разницы в возрасте, малозаметные сперва, становились веской причиной их разлада. Надя, восторженная гимназистка с легким, хотя и упрямым и вспыльчивым, характером, сильно тяготилась теперь стареющим и неряшливым, даже в облике, мужем, его некрасивым, густо веснушчатым на плечах, груди и руках, нескладным телом, сохнувшей все более левой рукой, сутулостью, запахом табака и гнилых зубов, которые Сталин уже с двадцатых годов, став генсеком, категорически отказывался лечить. Дантистов более, чем всех других врачей, он боялся, прекрасно зная, что через эту подлую медицину куда как просто разделаться с кем угодно, а с ним особенно. Кто-кто - вождь много знал о медицинских исходах в "кремлевках".
И жена мало-помалу стала избегать регулярной близости, а он по-прежнему весьма нереально оценивал свои мужские достоинства (главное заблуждение всех, находящихся на высоких постах). Надя, Надежда, Татька - как пренебрежительно-ласкательно звал он ее в обиходе и в письмах к ней - менялась стремительно, и вот уже месяцами жили они, получужие друг другу, не думая, правда, о разводе (в те годы при всей легкости разводов они категорически не рекомендовались "вождям", тем более Сталину). И погруженный в дела, заваленный ими, что называется, по уже лысеющую макушку, Сталин еще на что-то надеялся, жена привлекала его, тянула, хотя бы воспоминаниями о той пышной девочке-гимназистке, какой в свое время она досталась ему, уже битому, умудренному жизнью, пренебрежительно, чтоб не сказать с презреньем, пропустившему через свою постель немалое число разных, а в чем-то весьма одинаковых "баб". Надеялся… Но законно подчас и грубо раздражался на все эти ее уже постоянные: "Нет… Нет… Сегодня не могу… Голова болит.."
Фыркал: "Апят нэ магу… Нэ могу! Когда женьщина говорыт: "Нэ могу!" - это значит она может., но., нэ хочэт! Так? Что малчышь? И - голова… Когда у женьщины нычего нэ болит, у нэе всэгда "болыт голова"!".
И уходил, раздраженный, спать в кабинет или в свою спальню. Спальни в той, второй уже, кремлевской квартире у них были раздельные. Раздельные спальни, раздельные кровати - первый и грозный признак супружеского разобщения.
Но на дачах, особенно на юге, в Сочи, в Гаграх, когда жили-отдыхали вместе, Надя оттаивала, и жизнь с ней словно и будто возвращалась в прежнее, давнее… Может, способствовали тому благодатный кавказский климат, воздух, солнце, природа, фрукты, еще что-то, чем и славен этот юг, куда так стремятся отдыхать, загорать, купаться в этом Ч ер н о м, и не без тайной надежды все, пожалуй, все, кто едет туда любить и., блудить., на то он и юг.
Лежа на спине, Сталин слушал, как равномерно насвистывают в парке, выводят свою минорную, иволговую трель черные дрозды, как урчат многочисленные тут горлицы. Он повернул голову и увидел, что жена тоже не спит. На кавказских дачах, и в Мухалатке, в Ливадии, у них были и общие спальни, но с разными кроватями. Надежда лежала совсем близко и, повернув к нему горбоносое, "луноликое" лицо, в котором он находил много восточного и такого нужного ему, смотрела влажно и призывно. Глаза ее маслянисто мерцали… Надя больше походила на своего отца, Сергея Яковлевича, несомненно происходившего от каких-то выкрестов, о чем говорила и ее искусственно-церковная фамилия - Аллилуева, которую она строптиво не сменила ни на Джугашвили, ни на Сталину! Мать, Ольгу Евгеньевну, женщину непонятной восточной складки, необузданную в желаниях, вздорную и, как гласили тихие семейные предания, ненасытную в любовных ласках, она напоминала лишь темпераментом. Сколько рогов износил кроткий Сергей Яковлевич, не знал он и сам. Но в варианте Надежда - Сталин роль Сергея Яковлевича доставалась частенько Наде. Сталин после победы над Троцким прочно уверовал в себя и уже довольно часто стал нарушать семейные заповеди, хотя постоянных любовниц, на которых Надежда могла бы обрушиться всей силой властной жены, у него вроде бы не усматривалось. Она их не знала. Но через жену Молотова, самую пронырливую из кремлевских жен и все время лезущую к ней в подруги, доходили до нее слухи о гулянках-пирушках мужа с Авелем Енукидзе, куда вход ей был запрещен и где обслуживали (стало известно впоследствии) веселящихся вождей пригожие голые официантки в передничках. Авель Енукидзе был другом их дома, она знала о его ненасытной похотливое - ти и как-то случаем подслушала его рассказ о новой "подруге", о ее необыкновенных грудях и шелковых панталонах… После этого Надежда перестала дарить Авелю свои улыбки. А отчуждение к мужу сделалось еще более острым.
Да, она прекрасно знала и Авеля, и Сталина. Знала все их (а его особенно!) привычки и прихоти. Знала, что вот и сейчас он (даже после вчерашнего!) немедленно захочет ее, стоит ей только как бы невзначай выставить из-под шелкового голубого одеяла свою полную, смугловато-белую и даже с некоторой рыхлостью уже от полноты, но не потерявшую соблазнительности, круглую в колене ногу, охваченную тугой резинкой рейтуз - так он любил, - и он опять потянет ее к себе на полуторную широкую постель и будет ненасытно, как зверь, целовать и колоть лицо грубыми, потерявшими прежнюю шелковистость усами… А справившись, сопя и отдуваясь, шлепнув ее напоследок, скажет обязательно: "Ну., всо… Ти!.. нэнасытная… женьщина.."
Он любил называть ее так: "Ти!.. Женьщина.." И это "жен" - произносил как-то особенно мягко, а "щина" - довольно пренебрежительно. В этом был он весь.
Сталин представил эту сцену прежде, чем она свершилась. И точно все было так. И холеная восточная рука… И томный, зовущий армянский взгляд… И оправленная щелкнувшая резинка..
Все было так, как он любил и хотел… Но… Как редко это теперь было… Как редко. В иные годы они и на отдых ездили порознь.
В этот последний год (оба они не знали, что последний) размолвки следовали одна за другой. Неделями Сталин молчал. Неделями молчала она. Страдали дети. Особенно восприимчивая глазастая Светланка (Сетанка!). Страдал и Василий (Васька), нервный и вздорный, обделенный и отцовой, и материнской лаской. Оба родителя не умели воспитывать детей. Дети росли на попечении чужих людей: нянек, кухарок, охранников, шоферов. Страшная кара, какую несли многие семьи тогдашних революционеров-"большевиков", вечно занятых своими революционными делами, интригами, страхами, службой, мечтами взлететь выше и страхами угодить в подвалы ГПУ. Революция тем и ужасна, что делает жертвами всех - и поверженных, и сановников. Адети революции, вырастая, чванные и неприспособленные к трудовой жизни, спивались, стрелялись, уходили в блуд, болели, становились невротиками-инвалидами. Покончил с собой сын Калинина, стрелялся Яков Джугашвили, сгнивали в лагерях и ссылках отверженные.
Революция всегда несет кару за сотворенное насилие, за кровь, за сломанные жизни, растерзанные семьи. Революция, как черная плесень, губит все радостное, живое и здоровое.
Об этом никогда не думали ее вызывавшие и заклинавшие. "Пусть сильнее грянет буря!" Ее творцы и певцы! Вспомните их судьбу! Робеспьеров… Дантонов… Маратов… Самого Антихриста… Троцкого… А дальше - не перечисляю.
Надежда была послушной женой совсем недолго - пока ходила беременной и кормила дитя. В наркомнаце у мужа она не задержалась, недолго работала и помощником делопроизводителя в секретариате у Ленина, а точнее - у Фотиевой. Донельзя капризный Антихрист бывал вечно недоволен, угодить ему было, кажется, невозможно. Не ужилась в секретариате и Надежда. Довольно скоро она уволилась. Сталин был потрясен. Через нее и Фотиеву он хотел знать как можно больше о закрытой от всех жизни Антихриста. Как давно уже это было! Целое десятилетие прошло..
..А пока Надежда плескалась в ванной. Шумела вода. Пахло какими-то пряными восточными духами. Она любила благоухать, а он любил эту ее прихоть не слишком и всегда раздражался, когда обонял жену чересчур надушенной. Но в ванне., пусть.
Сталин курил, стоя у неширокого окна спальни, и глядел на круто спускающийся к мору лесной склон и парк. Парк был зеленый. Горы - мглисто-синие. Кипарисы почти черные. Их красиво оттеняла серо-голубая хвоя горных елей. За ближними к даче кустами лавров, жасминов и глянцевых магнолий Сталин заметил неподвижную фигуру охранника. Заметил и подумал, что надо сказать: пусть уберут с виду. Противно. Опять внятно ощутил себя охраняемым, несвободным. В сущности, так он и жил чуть не с раннего детства: училище, семинария, тюрьма, ссылки, пересылки, побеги, розыски и опять охрана, охрана, охрана.