Чёрная смородина - Андрей Ефремов 4 стр.


Прокурор М-кртчан, надо отдать ему должное, был профессионалом своего дела: невзирая на загруженность (как-никак, а бОльшая часть населения северной республики - пока ещё не выявленные враги народа), дотошно изучил все документы, протоколы, показания. Сверял и возвращал на доработку капитану Н-штейн неясные, смазанные документы, требовал предъявления вещественных доказательств: бубен, колотушку, брошюру "Конституция РСФСР", и прочие орудия преступления.

Как и положено, к каждому вещдоку была приклеена бумажка с номером уголовного дела и ФИО следователя: Н-штейн во всём желал проявить себя во всей чрезвычайноуполномоченной красе: дело же получилось необычайно шумное и имевшее радужные перспективы.

Особенное внимание прокурор уделил свидетелям - жителям колхоза "Красная звезда" и их показаниям. Из всех особо выделил молодую вдову, к тому времени уже героя Социалистического труда - почётную доярку Матрёну.

Пройдошливая вдова приложила все усилия и нерастраченную энергию для того, чтобы прокурор, сам того не заметив, начал проявлять прямо в своём кабинете по отношению к ней особые знаки внимания, вплоть до ухаживаний… Но это к делу не относится. В смысле - к уголовно-политическому делу.

На всё про всё ушёл ещё с месяц кропотливой работы.

Напряжённый и плотный график службы не давал простор для работы совести, по этой причине М-кртчан, возвращаясь поздно ночью домой, попросту валился с ног от усталости, и обычно спал, без сновидений. По крайней мере - о таких нематериальных вещах как сновидения прокурора, история пока умалчивает. То же самое касается и капитана Н-штейн: у того совести не было вообще. Разве что мучился от мук ревности: недавно супруга ушла к другому.

Но однажды, молодая супруга прокурора - Элеонора Евстигнеевна Хрящ, вот уже с месяц как забывшая, что есть такое - ласки мужа, в категорической форме отказалась кормить его ужином:

- У тебя совесть есть, или вообще уже не в состоянии?! - собрала чемодан, хлопнула дверью, и, невзирая на поздний час, довольно шумно ушла. Ушла к своему "другу" - подающему определённые надежды молодому райкомовскому ревизору товарищу Токарчук.

В этом месте вновь необходимо сделать небольшое отступление и осветить некоторые "нематериальные" события, предшествовавшие этому вечеру:

Накануне случилось так, что супругу пришлось провести ночь в прокуратуре: немудрено, завал работы - именно так и объяснил М-кртчан жене. Кажется, в трубке послышался сдавленный женский смех, но Элеонора не придала этому значения: вряд ли в таком солидном возрасте человек будет глупостями заниматься.

Элеонора до позднего часа слушала грампластинки с записями Леонида Утёсова на новеньком патефоне, затем долго ворочалась в холодной постели, почти до середины прочла большой любовный роман, и не заметила, как уснула.

Приснился неутомимый ясноглазый горячий жеребец - Токарчук, который после красивого вступления по французки: чашечка кофэ, канапэ, поглаживаний в "секретной" точке за правым ушком, приступил к основному.

- Ах! Ах! Ах!.. Сумасшедший!.. Сумасшедший!.. А-а-а-а-х…

От этого упоительного "а-а-а-а-х…" Элеонора Хрящ проснулась. Через некоторое время пришла в себя. Убедилась в том, что находится в квартире прокурора, и слегка побаливает голова. Пошарила рукой рядом с собой: "Где этот старый хрыч?.. Ах, да, он же на службе". Перевернулась на другой бочок и приступила к просмотру второй серии.

- Ты меня любишь, милый?

- Безумно, дорогая!

- Ах, ты такой большой и сильный! - Что правда - то правда, во всех отношениях Токарчук был силён, а уж в любви - просто гений, - приди ко мне, милый!

И Токарчук "приходил", - оба с головой окунались в безумную пучину страсти: выделывали бесподобные гимнастическо-акробатические номера; когда падали с широкой кровати на мохнатый напольный ковёр, смеялись и безмятежно радовались - прямо как детишки малые.

Такие упражнения, как утверждал всезнающий Токарчук, "помогают хорошей работе внутренней секреции желудка и даже поджелудочной железы", - после всего этого Эллочке действительно хотелось съесть чего-нибудь сладкого. На старого прокурора обычно нападал жор, а капитан до того и после обычно хлопал полный стакан водки.

В самый пик Эллочка протискивала свои красивые ножки между бедер податливого любовника и с силой их сжимала, вибрировала мелкой дрожью и натурально кричала:

- Ах! Ах! Ах!.. Сумасше-едший!.. А-а-а-а-х…

Упоительно, умопомрачительно… Хочется взлететь на небо и летать, летать между созвездий Большой Медведицы и Козерога!.. В такие моменты Токарчук обычно сладко стенал: "М-м-м"…

Прокурор, как правило, непроизвольно похрюкивал, а этот неудачник - капитан Н-штейн вообще относился к любовным утехам как к какой-то тяжёлой работе. Нет, Токарчук - во всех отношениях был лучше!

- А у меня для тебя сюрпри-из! - сообщил пока ещё жизнерадостный Токарчук.

- Какой, проказник?

- Я тебе, Эллочка, чёрную смородину привёз, - ревизор, накинув на мускулистые плечи шёлковый халат с красивыми перламутровыми пуговицами, как-то машинально почесал зад - вероятно халат щекотнул ягодицу, и вышел на кухню, - недавно в один колхоз ездил… аж два ведра, представляешь?.. А ну-ка, закрой глазки!..

Элеонора в предвкушении сладкого сюрприза послушно выполнила просьбу тайного возлюбленного.

- Ехал цыган на коне верхом… - красивым тенором запел Токарчук на кухне, после чего на хорошем французском весело воскликнул уже в зале, - C`est la vie (cе ля ви, такова жизнь)!

Элеонора открыла глаза, и…тут же, накрывшись с головой одеялом, в ужасе вновь зажмурилась: перед ней во всей красе стояли хмурые прокурор М-кртчан, за его спиной маячил следователь НКВД капитан Н-штейн, оба в глубокой задумчивости чесали свои ягодицы. В дверях толпились какие-то мрачного вида свидетели супружеской измены, среди них затесалась какая-то старуха с двумя пустыми вёдрами в руках, и все в праведном возмущении тыкали в неё пальцами.

- Не виноватая я! Он сам пришё-ол!..

- Не надо так бояться, женщина, - услышала Элеонора незнакомый и совершенно спокойный голос, никак не соответствовавший сложившейся обстановке, - всё будет учугей (хорошо. Як.)…

Элеонора, приспустив одеяло, приоткрыла один глаз - толпа исчезла, в комнате находился какой-то совершенно незнакомый старик - морщинистый якут со свисающими ниже плеч длинными седыми волосами.

Элеоноре стало совсем дурно. Такое чувство, будто она на райкомовском ГАЗе на полном ходу сорвалась с высокого обрыва Табагинского мыса, где обычно дивными летними вечерами отдыхала со своим тайным возлюбленным. И летела она не в звёздное небо, а прямиком в бездну полноводной и быстрой реки Лены - довольно неприятное ощущение, тем более имея знания что Лена - вторая по величине река в мире после Миссисипи.

Полностью, как бы пытаясь отгородиться от всего этого цветного кошмара, вновь закрылась с головой одеялом и… проснулась.

От пережитых, пусть даже и во сне, волнений голова раскалывалась весь день…

Итак, едем… то есть - читаем далее:

- …У тебя совесть есть, или вообще уже не в состоянии?! - Элеонора, громко хлопнув дверью, ушла к своему "другу". Для тех, кто забыл - ревизору Токарчук.

Пришедшего с работы голодного уставшего прокурора, которого по инерции волновало только "delo po rashodam starika", тут и осенило - СОВЕСТЬ (спасибо Элеоноре - навела на мысль)!!! Свобода вероисповедания советского человека! Нет, всё-таки - мудрость товарища Сталина не имеет границ!

Задумчиво почесав промежность, М-кртчан поднял трубку, крутанул вертушку, телефонистка оперативно соединила его с капитаном Н-штейн.

- "Да, капитан Н-штейн на проводе".

- Слющяй, дАрагой, - заметив на тумбочке рядом с телефонным аппаратом какой-то тёмный шарик, щёлкнул по нему средним пальцем, ягодка размазалась по стене, - это М-кртчан говорит.

- "Здравия желаю, товарищ М-кртчан"!

- Я вот что хочу сказать, просмотрел я твои представленные документы: что-то, панимаешь, у нас не клеится: "дело по расходам Старика" белыми нитками шито. Выясни, пожалуйста - кто курирует колхоз "Красная звезда" по политсектору?..

- "Конкретно - село Атамай"?

- Да, то самое село. Там ещё председатель… как его… передовик который…

- "Председатель - Матвеев"?

- Не может быть! Да-а, дела-а… - Прокурор искусно изобразил неосведомлённость, - там председатель - Матвеев?!.. Никогда бы не подумал… - Вообще-то на этого Матвеева прокурору было абсолютно наплевать, точно так же как и на размазанную по стене смородинку. Разве что еле заметный неприятный осадок в душе остался: всё-таки пятно на светлой стенке, - ай-яй-яй, настоящий коммунист, прекрасный человек… Что-то здесь не так, ты не находишь?

- "Следствием проведена колоссальная работа, товарищ М-кртчан"…

- Ты, как коммунист, должен правильно понимать текущий политический момент, - перебил его прокурор, уже забыв про пятнышко, - глубже, глубже надо копать, а не так - на шаманском уровне! Ладно, выяснишь, кто куратор - позвонишь, жду у аппарата…

Надо сказать - М-кртчан прекрасно знал, кто был куратором многострадального колхоза, но до ухода Элеоноры ему и на это тоже было абсолютно наплевать: наивно полагал - перебесится баба, да успокоится. Но вот так, нагло и открыто… Гордость прокурора была ущемлена не на шутку.

То ли шестерёнки у бюрократического аппарата закрутились с бешеной скоростью, то ли их, этих передаточных шестерней стало гораздо меньше, но - прокурор ещё не допил рюмочку коньяку, как раздался жизнерадостный звонок:

- На проводе.

- "Капитан Н-штейн докладывает", - голос капитана показался тоже весьма жизнерадостным, почему-то это тревожило, - "ревизор райкома товарищ Токарчук курирует колхоз"!..

- Спасибо, тебе огромное, дАрагой! Утром зайдёшь: вскрылись новые обстоятельства. - Прокурор на всякий случай решил припугнуть следователя НКВД (всякое в жизни бывает): - Да, кстати, ты не знаешь, кто это эпохальную книгу современности "Конституция РСФСР" в вещдоки по уголовному делу записал?

- "Э-э… ы-ы"… - замялся Н-штейн, жизнеутверждающие интонации исчезли, прокурору стало как-то покойнее.

- Не знаешь?.. Ладно, пока это несущественно… Ты возьми себе на заметку, как-нибудь напомнишь.

- "Э-э"…

- Хорошо, спокойной ночи.

Вконец измотанный прокурор забылся в сладком сне.

Всё-таки история донесла до наших дней смутные отголоски этих грёз. Ему снилась совершенно безобидная и хозяйственная доярка Матрёна: под бодрящие звуки джаз-банды Леонида Утёсова, она, красиво пританцовывая фокстрот, шла к нему из кухни в распахнутом халатике и с миской необыкновенно крупных ягод чёрной смородины в руках: "Всё будет, учугей, мой пегий жеребец!..".

Ласковые лучи утреннего солнца, пробиваясь сквозь раскрытые настежь окна, играли весёлыми бликами на перламутровых пуговицах и сногсшибательном пупке, лёгкий шаловливый сквознячок трепал её распущенные волосы.

Прокурор простёр к ней руки: "Мы вместе будем строить наше светлое будущее - ты, и я, да только ты и я, да мы-ы с тобо-ой!". Матрёна играючись прижала свой тугой пупок к его колючим небритым устам, и повторила: "Ах, ты мой пегий жеребец!"… Засмущавшийся М-кртчан взял с рядом стоящей тумбочки круглую печать городской прокуратуры, дыхнул на неё, и нежно поставил синий оттиск рядом с пупком: "Ты моя навеки"!

"Се-ердце, тебе не хочется поко-оя!" - скрипел патефон модным голосом Утёсова…

* * *

Ещё раз внимательно прочитав документ, прокурор дыхнул на печать и аккуратно прижал к листу. Встал из-за стола, открыл створки окна, - помещение тут же наполнилось свежим ядрёным воздухом.

- Эх, хорошо-то как!

…"Прекратить дело за отсутствием состава преступления" - прокурор мотивировал свое решение тем, что после принятия Конституции, райкомовским куратором в селе Атамай злонамеренно не было проведено по ней ни одного официального разъяснения. По этой причине неграмотные, но, надо признать - политически подкованные и преданные делу и идеалам революции, колхозники неверно истолковали пункт N128 "о свободе вероисповедания".

Настоящим врагом народа оказался матёрый французский шпион Токарчук, который преследовал коварные цели - подорвать ничем незапятнанный авторитет председателя колхоза, нанести ощутимый финансовый урон советской власти, сорвать планы пятилетки, пошатнуть устои мироздания. Опытного вражеского агента было трудно изобличить и призвать к ответу, профессионалам пришлось немало потрудиться.

За отличие в службе и рвение (и т. д.)… в раскрытии этого сложного и необычайно запутанного дела, за своевременное выявление вражьего резидента, а также за то, что настоящему, кристально чистому большевику - коммунисту Матвееву, в лице которого партия и правительство (и т. д.)… - было возвращено непорочное имя; колхозники - честные строители коммунизма (и т., п.,)… вновь встали в стройные ряды строителей коммунизма; капитану Н-штейн было присвоено высокое звание майор. И к нему вернулась его бывшая, глубоко раскаявшаяся супруга - Элеонора Евстигнеевна Хрящ.

Прокурор М-кртчан Элеонору Хрящ обратно в лоно своей семьи принимать категорически отказался: в качестве доброй хозяйки его вполне устраивала неприхотливая во всём почётная доярка колхоза "Красная звезда" - Матрёна.

* * *

На этом удивительные события, связанные с именем ойуна Монньогона, имевшие место быть в годы изуверских репрессий 1937 года, действительно, закончились. Настали другие времена. Людей, пытавшихся потревожить его покой в 70-х, 80-х, и 90-х годах, шаман либо предупреждал, либо, как бы это сказать… мягко "шлёпал".

Прокурор с председателем Матвеевым с Победой дойдут до Берлина. И вернутся они на родину только пережив необычайные приключения в Японии, как и предсказывал когда-то шаман - "с красивыми блестящими железками на груди". Майор НКВД Н-штейн, после успешных зачисток послевоенных прибалтийских болот, геройски погибнет в глухой тайге от пули якутских бандитов. Роковая пуля была выпущена из винчестера бывшего колхозного агронома Ёндёрюськи. Заслуженная доярка Матрёна в 1971-ом станет членом Правительства. Бааска Фёдоров с двумя почтенными старцами, приняв потустороннее благословение ойуна Монньогона, в 1963 году эмигрируют в США, на Аляску. Старая доярка Варвара с Элеонорой Хрящ, освободившись в 1953-ем…

Но это уже другая история…

Андрей Ефремов - Чёрная смородина

Назад